ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

Далеко от трассы белеют крыши деревни Танзаван, на самом подножье Каралера, а зимой туда и не добраться. Как будто больше негде было селиться, летом воды почти нет, зимой – дороги. Кизячные крепости – амроц высятся по деревне во всех дворах, где живут люди. Если кругом одни камни, значит топливом снабжает скот. Ходят за ним, собирают и сушат лепёшки, складывают пирамидами эти самые крепости. Строки поэта «Отечества и дым нам сладок и приятен», несомненно, написаны про кизячный дым, хотя Державин его в жизни не нюхал. Хотя почему-то находятся люди, которые морщатся при запахе дымящего кизяка. Тогда как тонир – наш вековой очаг, и пекли хлеб в тонире, растапливая только кизяком, ведь он, будучи органикой, почти не оставляет золы.
Старый Енок, кряхтя, выгнал скотину, цепляясь за ворота и забор, чуть пошатываясь, кое-как подмёл посерёдке давно неметёный двор и вышел за ворота. Подул холодный ветер – никак, к снегу. Жухлые листья хризантем густо покрыты мошками, стебли приникли к земле… Грустно старому Еноку, деньги есть, тонир пахнет свежим хлебом, а тоска не оставляет его. Два сына вырастил Енок, а живёт без них, без невесток, без внуков. Жена от такой же тоски расхворалась, поехала к младшему, а там у неё рак нашли. Где только этот мерзкий рак не заводится, спасу от него нет! Старая Ашхен, когда-то хохотушка и певунья, казалось, о своей болезни особо не думала, как только поняла, что уже – всё. Гораздо больше ей хотелось узнать, чем закончится «Санта-Барбара», просила сына порасспросить в Москве, а то так и умрёт, не разобравшись в этой хитрой истории, говорят на три года серий накупили… Вот и остался Енок один в доме, по улице тоже почти мало кто живёт, все разъехались, и родителей с собой забрали. Правда, родственницы есть, хорошие женщины, придут и тюфяки на солнце выложат, и хлеб испекут. Сухой лаваш долго стоит, побрызгаешь, он опять свежий. Посмотришь – двор как двор, да нет никакой жизни там без хозяйки да сыновей. Оба в России живут, приехать далеко и дорого, младший лучше всех учился, теперь вот в Дубаи подался, сроду Енок ни о каких Дубаях да эмиратах не слыхал…
Издали, отчаянно крутя педалями, на него чуть не налетела соседская девчонка и завизжала:
– Енок да-и-и, к вам из райцентра е-едут! – и, продолжая дрыгать ногами, покатила дальше по единственной ровной улочке посёлка.
Енок степенно пристроил грабли, умылся и присел на бетонный бордюр забора. К дому, пыля, подкатил рыжий «Жигуль». А, да это Вардан, сын Марьям, дальней родственницы Еноковой жены, выучился в городе, следователем стал. Говорят, что деньгу зашибает, как и полагается следователю, трёхэтажный дом рядом с райсоветом отстроил, да такой, с колоннами, что пришлые путают с райкомом, двухэтажным, но давно облезлым зданием. Райком тут же, рядом, но никаким райкомом внутри не пахнет, хотели детсад туда переселить, но наверху намекнули, что нечего детей сызмала к роскоши приучать. Так и стоит, а что не растащили, осталось, взяли сторожа, чтоб было с кого спрашивать.
– Добрый день, Енок даи. Зайдём в дом! – как-то напряженно сказал Вардан.
– Ты что со мной так официально разговариваешь? Или как прокурором стал, так и родства не помнишь?
– Ещё не стал, Енок даи, до прокурора мне далеко, шишкины дети в очереди стоят. А вот Валода твоего почему не ругаешь? Столько лет учился, с красным дипломом, мог бы и министром стать, а чем сейчас занимается…
Енок сразу понурил голову и, пропустив гостя вперёд, пошёл в дом. Прав Вардан, столько лет учиться, чтоб сырки да копчености в Москве на оптовом рынке продавать! Звал обратно, работу и здесь можно найти, что правда, то правда – не ругал, деньги всё-таки зарабатывает, хочет скопить на кафе в Дубаи, райская, говорит, страна, что я в деревне потерял?
Вардан зачем-то постучал указательным пальцем по столу, оглядел бедновато обставленную комнату, в горах люди бедно живут, и чуть помягче спросил:
– Что-то есть новое от ребят?
– Да ничего, месяцами не звонят, иногда на почту, через Епрема привет и несколько копеек передадут, и всё. Вон, крышу доделываю, теперь керосинку из Дубаи жду, Валод обещал, хорошая печка, японская. Говорят, хорошо греет.
– Енок даи, а что Валод в Дубаи делает?
– Что-то покупает, потом в Москве продаёт. Сырки, копчёности, ещё что-то, не упомню.Торговля она и есть торговля. Разве это дело? – уныло заключил старый Енок, надеявшийся видеть сына – отличника преподавателем вуза, солидным человеком. В костюме, галстуке. А тот в джинсах дырявых ходит, разве это дело?
Но его кормит, на ремонт дома деньги посылает, и сам тратит.
– Давай тебе бастурмы нарежу, водка хорошая есть, сам гнал,=предложил Енок, сам водку не пивший. Вино – другое дело, разве водка может сравниться с вином? Хотя сосед Дро каждый раз заходился от такой ереси:
– И не сравнивай! Водка – это как Софи Лорен, а твоё мутное вино как… как тёща Гево! – видно, испугавшись назвать свою, убеждал Дро.
Вардан замахал руками:
– На работе не пью, и хлеб не ставь, мне Валод срочно нужен.
– Позвонит, скажу.
– Говорю, срочно нужен. Давай телефон, сам позвоню.
Енок, водрузив мутноватые очки на нос, стал рыться в ящике серванта «Хельга», раз и навсегда уставленного батареями хрустальных рюмок. Рюмки хором отзванивались при каждом Еноковом движении. Наконец, он вытащил толстый картон и протянул Вардану, и, подождав, пока тот переписал, спрятал обратно, хотя ему и в голову не приходило звонить сыну в Дубаи или даже в Москву.
– Я пошёл, Енок даи, извини, в другой раз посидим, – и, подняв облачко пыли, исчез со своим «Жигулёнком».
Вардан обещание сдержал через три недели. Енок обедал, достав из тонира ароматный танапур, с покрошенным туда хлебом. Увидев следователя, на этот раз старик почему-то обеспокоенно отодвинул миску и спросил:
– Что-то случилось? У тебя глаза блестят!
Ещё бы не блестели! Вардан не знал, как сообщить Еноку новость, которую принёс в этот дом.
– Енок даи, твой Валод знаешь, чем занимается?
– Торговлей, говорю тебе, торговлей занимается.
– А чем торгует, знаешь? – уже голосом следователя громко спросил Вардан, морщась от кизячного запаха.
– Говорил, сыр, копчёности, закуски всякие…
– Хороши закуски! – Вардан заорал ещё громче, – девками твой Валод торгует, девками!
Енок ошалело смотрел то на Вардана, то в окно, где петух бегал за резвыми курами и не мог никого покрыть. Куры отчаянно кудахтали и Енок не понимал, о чём говорит этот дурак Вардан. У него и отец умом не особо отличался, деньги ему дорогу проторили.
– Как это девками торгует? – моргая спросил Енок упавшим голосом.
– Вывозит из Башкирии и везёт в Дубаи.
– Откуда он их там берёт? Сами испорченные, моего сына используют! – с какой-то надеждой в голосе прошептал старик.
– Он им обещает работу в ресторане, за баснословный заработок, привозит в Тифлис через Ереван, а оттуда – в Эмираты. А там продаёт шейхам каким-нибудь, смотря какие девушки.
– Врёшь! Не может такого быть! У меня сын не мог такое придумать! Это… что же это такое? – у Енока как-то неестественно подогнулись ноги, Вардан подскочил и еле успел подхватить старика. Уложил на тахту и обхватил руками голову. Подонок! Пусть теперь отцу в глаза посмотрит! Урод какой, а?
– Неужели больше нечем стало торговать на этом свете? – растерянно спросил слабым голосом Енок.
– Торговля и есть торговля, сам сказал. Какая разница, чем торговать!
По правде говоря, самого Вардана обуревали сложные чувства. Родственником он себя не очень-то и чувствовал, но даже это «не очень» казалось совсем лишним. Был бы совсем чужой, или хотя бы очень дальний, хорошие бабки можно срубить. А тут – ни взять, ни отпустить… Вардан зачерпнул воды из ведра в прихожей, подал Еноку, а сам уселся в старом, полуразбитом кресле, глянул на часы, видимо, ожидая кого-то.
– Енок даи, а Гево телефон оставлял? Надо его известить.
– Ай Вардан, откуда я русские номера знаю? – уже не веря в честные намерения родственника, простонал Енок. И вдруг встрепенулся.
– А… где мой Валод, звонили?
– Ну, пока задержали, следствие долго будет идти, подельников не могут поймать. Я его случайно в аэропорту увидел, с этими девками. Звонил, звонил, никто не берёт, стали в аэропорту караулить. А подельники там, в Дубаи, эти девушки говорят, тоже чёрные, наверное, армяне. А может, грузины. Валод в городе квартиру снимает.
– Наверное, это они моего сына втянули, он не мог на такое пойти!
Енок давно толком не видел сыновей, любил вспоминать их детские лица, наивные, большеглазые. Как-то сразу уехали в город учиться и так юнцами и остались в памяти. Росли-то не дома. Скучали, приезжали, и пропадали кто где, потом однажды утром уезжали, когда заканчивались каникулы. Как раз самым наивным мальчиком был Валод. Когда ему нашли девушку, поженили, никак не мог взять в толк, что дальше делать, брат жены вразумлял, Еноку самому сказать было стыдно и смешно.
– Нет, ошибка, Вардан джан. Говорю, ошибка! Он сам рассказывал, что окорока копченые, мясо, тоже копченое, везёт из Дубай… – неуверенно продолжил Енок.
– Ну, – насмешливо ввернул Вардан, – чем не окорочка, мяса, правда, мало, худые девчонки, мода сейчас одни кости.
– Башкиры – мусульмане, как же это они, эти девушки… такой позор…
– В Башкирии и русские девчонки есть. Этих по фамилиям не поймёшь, но тёмненькие. Одевал, кормил, отсиживались у знакомого, да на всякий случай запирал, пока увезёт.
– Сами девушки рассказывают? А он?
– Не признался пока. Вот я к тебе и приехал, может уговоришь?
Енок сел на тахте и крякнул.
– А зачем тянешь? Поехали!
– Подождём, другой следователь хотел с тобой поговорить. Может, договоритесь, если сам признается.
Енок не слушал, суетливо набирая одежду на выход. Забрал и вышел в другую комнату. Когда он, пошатываясь, вернулся, уже одетый, на его тахте сидел толстый, мордастый тип и настороженно оглядывался.
– Вот, Аршо, он из города к нам приехал, сам ведёт следствие.
– Отец, у тебя сын давно ездит в Дубаи?
– Не знаю, уехал-то он давно, а про Дубаи года два как слышал.
– Когда к тебе в последний раз приезжал, ничего не заметили такого?
– Э, сынок, что можно заметить? Немного денег дал и тут же уехал, спешил.
– А деньги у тебя есть?
– Есть, – с готовностью откликнулся старик. – Как раз на шифер на крышу хватит, балки уже поменяли.
– Э-э, на шифер, – разочарованно протянул мордастый Аршо с постной ухмылкой.
– У него нету, не спрашивали? – наконец стал соображать Енок.
– Нет, говорит, в первый раз, а подельники кинули и исчезли.
Енок сразу понял, что Валод врёт, следователи ещё раньше сразу подумали, что врёт. Но если нет денег, тогда надо уголовное дело оформлять. Вот почему они приехали за отцом, старший брат на звонки не отвечал, с кем-то надо же договариваться!
Енок тщательно запер ворота, отнёс ключ к Ноэм, соседке, чтобы та смогла впустить скотину, и кряхтя, уселся на заднем сиденье. Прыгая по раздолбанной дороге, «Жигуль» мотал старика из стороны в сторону, наконец, они выехали на асфальт. Енок даже вздремнул.
Валод сидел на низкой скамье, обхватив голову руками. То ли мысли удерживал в голове, то ли голову с тяжёлыми мыслями поддерживал. Увидев отца, он побледнел ещё больше.
– Отец, приехал? – только и смог он сказать.
– Ну, теперь решай. Или признаёшься добровольно, мы оформим всё как надо, или… сам знаешь, тоже оформим, и тоже как надо, – мрачно пошутил мордастый.
– Вардан, я же тебе сказал – денег у меня нет, брат молчит, я с ним в ссоре, года три не общались, он даже денег отцу не посылает. Нигде нету. Пропал!
– Наверное, тоже сидит, – предположил мордастый.
Валод молчал, незачем отцу знать лишнее. Проклятые девки, видно, давно передумали, за его счёт жрали и пили, а та, пичужка, кинулась к стюардессе, якобы воды и сигарету стрельнуть. Сначала задержали самолёт, потом их с этими сучками. Как назло, все деньги у Гиви, а тот раньше вылетел, чтоб встречать.
– У тебя семья где? – спросил Вардан.
– Давно развёлся, – угрюмо выдавил из себя Валод.
– Что? Что ты мелешь? Развёлся? Когда? – запричитал Енок.
– Отец, уймись, все сейчас разводятся. Еще при матери разводился, но отложили, когда узнали про болезнь.
Мордастому вовсе не хотелось слушать про семейные дрязги Валода. Он ещё раз попробовал вытянуть деньги из этого болвана, даже не подозревая, что этот болван всю жизнь учился на отлично. Но, видно не по специальности стал деньги зарабатывать, сплоховал. У Валода желваки напряглись, когда мордастый рассудительно и мирно предложил:
– Если нету, можем в долг. Только или ты будешь сидеть, отец – доставать, или пусть отец сядет, ты доставай.
Даже Вардан вытаращил глаза от удивления. Вот это метод! Только как оформлять будут? Впрочем, наверняка, мордастый Аршо и это знал.
***
Енок присел на край шконки, потом прилёг, пребывая в полной прострации. Через несколько минут старик спал, как-то жалобно посвистывая вместо храпа. Разбудил его стук и громкий голос соседа.
– Э, отец, уже утро, тебя-то как сюда занесло?
Енок и сам не сразу смог понять, где он находится. Наконец, осознав, сначала вспомнил свою скотину. Кто ж за ней углядит? Потом с ужасом вспомнил весь вчерашний день и тупо посмотрел на соседа, который уже потерял к нему интерес и выковыривал крошки со своей постели.
– Сын пошёл деньги доставать, скоро отпустят.
– А что ты сделал? Старуху свою порешил?
– Боже упаси, нет у меня давно ни старухи, ни молодухи… Сын в историю попал, вот, чтоб не сбежал… деньги надо сунуть…
– А на чём попался?
– Говорят, девок продавал, – стыдливо признался Енок, понимая, что от этого бугая не отвертишься.
– Да ты что, отец, а девки у него откуда? Выкрадывал? Покупал?
– Не знаю, говорят, уговаривал…
– Вот это да-а-а! – захохотал сосед, расчёсывая волосатую грудь. Мне бы несколько штук… А?
– Срам один, разве больше нечем торговать? Вон, соседа сын носками торгует, другой с запчастями носится, никто слова не скажет, что же это такое? – Енок чуть не плакал. Позор, о каком он и не помышлял. Кто же такое видел, пальцем будут тыкать ему вслед, мусульманам девочек подкладывать. И старший исчез, не слышно давно… Особенно его зацепила фраза мордастого «Может, сидит». Вот и он теперь сидит.
Постепенно он освоился и почувствовал голод. Но похлёбку ихнюю даже не смог попробовать, так воняла. Сосед протянул краюху хлеба с сыром и придвинул кружку с водой, а что ещё крестьянина насытит?
День прошёл, никто к нему не пришёл и на второй день. И на третий. Деньги ищет, не может быть, чтоб не достал. Сколько же он продал этих девок? Срам на его старую голову! Вот откуда у него деньги. И на шифер, и на балки… Зубы сделал за полцены… А ещё хлев утеплил. Корову-то он сам купил, если разобраться… Цагик совсем одряхлела, на мясо пустили, Сетрак сына женил, пригодилась соседская корова, не надо было и на рынок везти.
Сосед подкармливал Енока хлебом с сыром, заставляя запивать водой.
– Без воды – конец! – авторитетно заявил он. Сколько хочешь, не ешь, а воду надо!
Енок сосредоточенно перебирал свои расходы и припоминал, куда пустил эти деньги. Ел он на свою пенсию, муку, правда, покупал, да сено для скотины. Лекарства покупал для сердца и почек. Да что же это такое! Выходит, на чужом горе сидел! Позор-то какой! Енок прилёг, от обиды на своих детей у него закружилась голова и стало слезить в глазах. Сосед участливо подложил ему свою подушку.
– Врача потребуй. Не имеют права над стариком издеваться!
– Сыновья мои… сыновья…
– Если живы, всё образуется. Кто не сидел? Я уже в третий срок попал…
– Ты-то за что сидишь? – наконец спросил Енок.
– Печати на этот раз. А в прошлый – магазин. Позапрошлый… у соседа всё золото стащил, нечего было на видное место класть… – с ностальгией и почти с удовольствием вспоминал сосед.
– Ты вор, значит… – с некоторой брезгливостью заключил Енок, на минуту позабыв, что собственный сын непонятно что.
– Вор не вор, а вокруг одно ворьё. Этот, что Кош держит, миллионер. Все, кто миллионеры, тоже воры. Только одни воры сидят, а другие сажают – без вдохновения философствовал сосед.
На пятый день к вечеру Енока взяли к следователю.
Мордастый был чисто выбрит, спросил, как здоровье.
– Сбежал твой сын, – трагическим голосом сообщил Аршо. – Придётся отпускать тебя, но в Армению он уже без нас не попадёт. В Интерпол объявим. А тебя отпускаем, начальство так решило. Завтра Вардан приедет, отдашь ему деньги на шифер.
Енок, шатаясь, вышел из ворот и побрёл к недалеко стоящей машине. Уже темнело, сговорились на штоф самогона.
Старик вылез из машины, пошёл в дом, там он долго заворачивал штоф, жалея тару, отнёс водителю и попросил:
– Если в наших краях будешь, занеси штоф, штоф хороший, мне-то пригодится. Вам, городским, бутылки нужнее.
Несколько дней Енок за ворота не выходил, только выгонял скотину, вечером загонял обратно и тут же заходил в дом. Ходил из угла в угол, почти ничего не ел, ложился и снова вскакивал, сон не шёл к старику. Первое время ещё вздрагивал от любого звука на улице, но вскоре и он понял, что сын не приедет…
Корова жалобна промычала, услышав шаги Енока. Он погладил свою Тушик, немного подоил, потом что-то его остановило. Старик, мягко шурша сеном, снова пошёл к дому. Взял топор, медленно поднялся на крышу и стал рубить балки. Изуродовав крышу, он спустился и в изнеможении сел на камень под навесом. Соседка с ужасом смотрела на разбушевавшегося Енока, а тот, взяв топор в руки, простонал:
– Ноэм, умереть хочу, Бог не пускает!
Утром он привёл скотину к дому Ноэм и глухо сказал:
– Возьми, последи пока, я в город по делам поеду.
Неуверенными стариковскими шажками Енок доплёлся до своих дверей. В доме пахло валерьянкой, он закрыл все окна, прикрыл дверь, вытащил из-под тюфяка тряпицу с деньгами, почему-то пересчитал ещё раз, снова завернул и положил на стол. Вытащил из полированного комода две баночки с лекарством от давления, которые он купил на два месяца вперёд, и чайной ложечкой стал вытаскивать оттуда белые таблетки и запивать вином. Руки у него дрожали, еле шевеля губами, он считал таблетки и отправлял их в рот. После первого пузырька его разморило, он как-то обмяк, и подогнув ноги, калачиком свернулся на тахте.
– Ашхен джан, да что это такое… оставила, ушла, а тут такое… – словно в лихорадке бормотал Енок даи. Потом его веки отяжелели, глаза сами закрылись, и он уже не почувствовал, что куда-то проваливается…

Гоар Рштуни