Володихин Дмитрий Михайлович

В XVI столетии Московское государство постоянно прикладывало колоссальные усилия для поддержания высокой обороноспособности. Процессам мирного государственного строительства с востока и юга угрожали Казанское, Астраханское, Сибирское, Крымское ханства, а также ногайские орды; с севера нависала молодая, но быстро усиливающаяся Швеция; на северо-западе связь со странами Европы «запирал» недружественный Ливонский орден; на западе простирались земли Великого княжества Литовского — одного из крупнейших европейских государств и давнего противника Москвы. Россия воевала постоянно, а если даже выпадал мирный год, всё равно на оборонительный рубеж по течению реки Оки выставлялось крупное полевое соединение, призванное отбивать неожиданные нападения крымцев или ногайцев.
Необходимо учесть, что страна не являлась густонаселенной, крупных городов в ней было совсем немного, значительная ее часть находилась в зоне рискованного земледелия, драгоценные металлы приходилось полностью импортировать, как и целый ряд иных «стратегических товаров», в том числе некоторые виды вооружения и снаряжения. Таким образом, не располагая высокоразвитой экономической основой и мощным демографическим ресурсом, Россия столкнулась с необходимостью создать сплоченные, хорошо организованные, высокомобильные вооруженные силы. Учитывая необходимость время от времени вести боевые действия порой на нескольких фронтах одновременно и, если понадобится, перебрасывать относительно незначительные силы с одного края государства на другой, российское
правительство во главе с монархом принуждено было особое внимание уделить высшему военному командованию. Иными словами, людям, от опыта, расторопности, отваги, а еще, того больше, от слаженности общих действий которых неоднократно зависела судьба важнейших городов и областей, а порой и всей державы.
Таким образом, кадровый состав руководства российскими войсками являлся на протяжении XVI в. одним из главных вопросов государственного администрирования. Особенное значение он приобрел в середине столетия, когда масштаб военных усилий Московского государства значительно вырос. Именно в этот период России покорились Казанское и Астраханское ханства, долгое время не прекращалась напряженная борьба с Крымом, прошла тяжелая Стародубская война с Великим княжеством Литовским и началась одна из крупнейших войн всего европейского Средневековья — Ливонская. Под занавес названного периода была введена опричнина, по многочисленным свидетельствам источников, значительно повлиявшая на состав русского воеводского корпуса.
Однако в специальной исследовательской литературе военному командованию России середины XVI в. уделено совсем немного места. Как ни парадоксально, до настоящего времени не появилось ни одной монографии, где исследовался бы социальный состав воеводского корпуса Московского государства того периода или хотя бы приводился его списочный состав! Это относится как к дореволюционной, так и к советской, а также постсоветской историографии.
Нельзя сказать, чтобы русское военное дело тех времен не становилось предметом исследований. Существует обширная литература, где немало место отдано вопросам вооружения отечественных войск, их тактики, воинским смотрам, отдельным историческим победам русского оружия и биографиям выдающихся полководцев. Досконально изучены вопросы местничества, представительство военно-служилого класса в Боярской думе, генеалогия наиболее влиятельных семейств, борьба придворных партий. Наконец, создан громадный объем статей и монографий, связанных с изучением социально-политической, экономической и культурной сущности опричнины. Но если последние две группы научных трудов имеют между собой отчетливую связь и перекликаются по множеству вопросов, то первая — посвященная военному делу — оказывается как бы в стороне от общей логики развития исторической науки. Столь значительная часть повседневной жизни военно-служилого класса, как участие в военных операциях, изучается в отрыве от магистральных проблем социально-политической истории России. Создалась ситуация, в которой социальный аспект руководства вооруженными силами России военные историки не считают своей исследовательской территорией, отдавая его специалистам, занимающимся историей дворянства, а те, в свою очередь, не берутся за
него, видя в нем часть истории военного дела. Тем более, историю опричнины крайне редко и лишь по частным вопросам связывают с историей русской армии, хотя большинство видных опричников так или иначе служили на воеводских должностях.
Социально-политический феномен опричнины получил разработку в трудах нескольких поколений российских и советских историков. Внутреннее устройство опричнины, социальный состав опричной элиты, а также ее влияние на политический строй Московского государства к настоящему времени изучены досконально. Значительно отстает по уровню изученности вопрос о влиянии, оказанном опричными преобразованиями на военное дело России во второй половине XVI столетия.
Как правило, историки русской армии ограничиваются фразами о том, что опричнина «уничтожила местничество», или о том, что опричнина «истребила цвет отечественных военачальников». И то, и другое до настоящего времени не получило серьезных научных обоснований. Более того, за пределами исследовательского интереса специалистов по военной истории остается целый ряд крупных проблем. Одной из них является динамика социального состава высшего командования русскими вооруженными силами. Ясно, что опричнина должна была оказать серьезное воздействие на то, из каких социальных групп рекрутируется воеводский корпус, в том числе его важнейшая часть — командиры полков и самостоятельных полевых соединений (армий). Речь идет не только о том, каким образом
подбирались воеводские кадры в рамках самого опричного боевого корпуса. Чтобы понять ситуацию во всей ее полноте, следует поставить целый каскад вопросов. Так, «земские» военачальники контролировали значительно больший процент вооруженных сил, в том числе действующих «в поле», нежели опричные; поэтому возникает вопрос: изменился ли, и если да, то как именно, механизм назначения на высшие воеводские должности в «земщине» в период существования опричной военной системы? Другой, не менее важный вопрос: каким был результат опричнины для русского воеводского корпуса, изменился ли его социальный состав в постопричный период по сравнению с предопричным? Решению этих проблем и посвящена данная работа.
Опричный боевой корпус был развернут в полную силу относительно недолго. В 1565 г. небольшие отряды опричников осуществили первый боевой выход — под Болхов, против крымцев(1). От 1566 г. не осталось свидетельств о каком‑либо участии опричников в боевых операциях. Осенью 1567 г. опричные силы участвовали в большом походе, прерванном (из‑за боязни измены) до соприкосновения с неприятелем(2). Лишь на исходе 1567‑го и в первые месяцы 1568 г. на поле боя появляются самостоятельные трехполковые, а затем и пятиполковые опричные соединения(3). Воинские разряды дают сведения о существовании подобного рода соединений до майской оборонительной операции под Москвой 1571 г., где участвовал так называемый «опричный разряд». Для более позднего времени нет достоверных свидетельств о существовании опричных боевых соединений. Общие действия опричных ратей и земских встречаются как минимум с 1569 г., когда З. И. Плещеева-Очина отправляют с
опричным отрядом на поддержку земской армии воеводы М. Я. Морозова, идущей отбивать Изборск. Но до середины 1571 г. разряды четко отделяли участвующие в крупной операции соединения опричников от соединений земцев. А с зимы 1571–1572 гг. начинается расписывание опричных и земских воевод в один и тот же полк без обозначения их принадлежности к опричнине и земщине.
Разрядная запись выхода опричников под Тарусу, относящаяся к 7080 (1571/1572) г. вроде бы говорит о самой поздней крупной самостоятельной операции опричного воинства. Однако свидетельство тарусской разрядной записи 7080 г. выглядит сомнительно. Вот что она сообщает:
«Того же году в Торусе из опришнины воеводы были по полком: В большом полку воеводы князь Михайло Темрюкович Черкасский да князь Иван Васильевич Темкин. В правой руке воеводы князь Микита Романович Одоевский да князь Ондрей Петрович Хованской. В передовом полку воеводы князь Василей Иванович Борбашин да окольничей Микита Васильевич Борисов. В сторожевом полку воеводы князь Василей Иванович Телятевский да князь Иван Охлябинин. В левой руке князь Иван да князь Дмитрий Щербатые»(4).
Она присутствует только в сокращенной редакции разрядной книги. Информация, содержащаяся в ней, использовалась исследователями, в частности В. Б. Кобрин учел ее при составлении списка опричников(5).
Однако очень сомнительно, что этот выход опричного корпуса в действительности состоялся. Во всяком случае, он не мог пройти при том составе воевод, который приведен в разрядной книге.
Прежде всего, кн. М. Т. Черкасский был казнен после прорыва хана Девлет-Гирея к Москве. Казнь состоялась в конце мая — начале июня 1571 г.(6)
Возможно, его имя попало в заготовку разряда, предназначенного для выхода полков осенью 1571 г. Когда эта заготовка составлялась, приказные люди еще не знали о смерти Черкасского. В этом случае возможны два варианта: либо поход к Тарусе все‑таки состоялся, но без участия покойного князя (это могло произойти только осенью 1571 г., поскольку названные в записи воеводы — князья Д. Щербатый, Н. Одоевский, И. Охлябинин и А. Хованский — участвовали зимой, весной и летом 1572 г. в других походах: к Новгороду Великому, «на берег», а также в оборонительной операции против очередного набега Девлет-Гирея), либо похода не было, хотя заготовка и вошла в состав разрядной книги.
За второй вариант говорит почти полная идентичность этой записи и другой, составленной за год до того, для похода опричного корпуса туда же, к Тарусе. На всех воеводских постах стоят те же персоны, лишь последняя строка звучит иначе: «В левой руке князь Иван Черкасской, да князь Дмитрей Щербатой»(7). Но и эта разница может объясняться одной только оплошностью писца: случайно пропустив слово «Черкасской», он мог создать ошибочное впечатление, что в состав разряда введен князь Иван Щербатый.
Необыкновенное сходство двух разрядов носит уникальный характер: небывалое дело, чтобы командование полевых соединений, назначенное с хронологической дистанцией в год, при совершенно разных обстоятельствах, тем не менее, во всем или почти во всем повторяло друг друга. Вероятнее всего, переписчик дважды ввел в состав разрядной книги одну и ту же запись: подобного рода дублеты в воинских разрядах XVI в. не редкость. Но тогда сама возможность похода опричной армии к Тарусе выглядит крайне сомнительно. Пользоваться данными тарусского разряда 7080 г. для определения состава опричной военной элиты означает делать источниковедчески неоправданный шаг. В этом случае дата последней крупной операции опричного корпуса как самостоятельного соединения должна быть перенесена на значительно более раннее время. Осенью 1570 г. его вывели к Тарусе, плюс еще два значительных отряда опричников были развернуты под Калугой и у Сенькина перевоза(8). Большая часть этих сил была сконцентрирована в мае 1571 г. для крупной оборонительной операции. Во всяком случае, когда против Девлет-Гирея, рвущегося к Москве, стали собирать полки, то опричные полковые воеводы были назначены в основном из числа тех, кто был выставлен охранять южный рубеж еще осенью(9). Против крымцев опричники и армия «земщины» действовали в условиях раздельного командования, и притом крайне неудачно. Большая часть опричного корпуса покинула поле боя вместе с царем, а оставшиеся полки жестоко пострадали, пытаясь отстоять столицу. Результатом же стал общий разгром вооруженных сил Московского государства и сожжение татарами столицы. Видные опричные военачальники, участвовавшие в походе как полковые воеводы, подверглись смертной казни: кн. М. Т. Черкасский, кн. В. И. Темкин-Ростовский, В. П. Яковлев. После лета 1571 г. опричный корпус как самостоятельная боевая сила не собирался.
Опровергнув достоверность свидетельств из тарусского опричного разряда 7080 года, остается констатировать: в распоряжении историка нет данных, которые доказывали бы участие опричного боевого корпуса даже в обороне южных рубежей Московского государства осенью 1571 г., хотя в 1567–1570 гг. опричные полки регулярно несли «береговую» службу на Оке. Для того, чтобы отменить ежегодный осенний выход опричников на Оку, требовалось особое решение государя, и оно, как видно, было тогда принято. Таким образом, полномасштабное существование опричного воинского корпуса относится к периоду с конца 1567‑го по лето 1571 г.
В истории опричнины различаются два периода, связанных с кадровой политикой в отношении воеводского корпуса. До середины 1570 г. среди военачальников опричнины, в том числе и главнокомандующих опричными соединениями, чрезвычайно высок процент представителей старомосковских боярских семейств. Этот процент намного выше представительства нетитулованной служилой знати в русской армии доопричного периода на хронологическом пространстве в полстолетия — от 1510‑х гг. Особенно велика роль двух влиятельных боярских семейств: Плещеевых и Колычевых-Умных. Из 8 командующих полевыми соединениями опричников, назначавшихся на протяжении всего периода существования опричнины, четыре — представители нетитулованной старомосковской знати: И.Д.Плещеев Колодка, А.И.Плещеев-Очин, З.И.Плещеев-Очин и Ф.А.Плещеев-Басманов; один — из выезжей северокавказской знати (кн. М. Т. Черкасский), и только три — из родов титулованной знати: кн. А.П.Телятевский, кн. В.И.Телятевский и кн. Ф.М.Трубецкой(10); притом лишь последний из них, родовитый Гедиминович, относится к первостепенной, знатнейшей служилой аристократии. Опричная армия с осени 1567 по май 1571 г. совершила 9 боевых выходов в составе трех- и пятиполковых соединений, когда во главе этих соединений стояли представители русской
служилой знати(11). В пяти случаях опричные полевые соединения возглавляли представители нетитулованной знати, в четырех — титулованной (соответственно, 56 % и 44 %)12. За то же время на посты первых воевод отдельных полков 17 раз ставились представители русской служилой знати; из них 12 (71 %) титулованных аристократов и 5 нетитулованных (29 %)13.
Худородные «выдвиженцы»-дворяне были допущены на командные должности опричного воинского корпуса в весьма незначительном количестве, скорее как исключение(14). Зато среди опричных воевод встречается немало выходцев из родов титулованной знати, стоявших в середине XVI столетия на втором плане — по знатности, влиянию и земельным богатствам. Ни одного военачальника, принадлежащего среде высшей титулованной аристократии, «княжат», до 1570 на воеводские должности в опричнину привлечено не было (тот же кн. Ф.М.Трубецкой начал выдвигаться в опричнине на высокие и высшие армейские посты не ранее мая 1570 г.).  В середине 1570 г. кадровая политика резко изменилась: командование опричного боевого корпуса «усилили» целым рядом знатнейших аристократов с княжеским титулом(15). Князь Ф.М.Трубецкой, знатнейший аристократ, дважды возглавляет основные силы опричной армии (16). Зато нетитулованной знати в принципе перестают давать назначения на должности полковых воевод и командующих полевыми соединениями. Социальный состав опричных воевод в 1570–1571 гг. лишь незначительно отличался от социального состава командования вооруженных сил Московского государства в 1550‑х и первой половине 1560‑х гг. Но до какой степени сохранилось доопричное состояние в сфере назначения на высшие командные должности в «земщине», если рассматривать ее за тот же период — 1568–1571 гг.? Чтобы ответить на этот вопрос, надо прежде понять, в чем коренное отличие между опричным и доопричным механизмами комплектования воеводского корпуса. А отличие это весьма велико. Фактически опричнина совершила переворот в кадровой политике относительно русского воеводского корпуса.
С середины 1530‑х по начало 1560‑х гг. социальный состав командования вооруженных сил Московского государства выглядел совершенно не так, как установилось в ранней опричнине. Чтобы сравнить ситуацию, сложившуюся в армии опричнины и «земщины» с системой рекрутирования военачальников в российские вооруженные силы на протяжении всего периода регентства Елены Глинской и царствования Ивана IV до середины 1560‑х гг., автором этих строк были проанализированы сведения воинских разрядов по 124 кратким боевым выходам и значительным кампаниям русских войск с лета 1534 г. по осень 1559 г.(17), а также данные по зимней 1562–1563 гг. наступательной операции под Полоцком.
За период с 1534‑го по 1559 г. первыми воеводами большого полка, т.е. командующими крупным самостоятельным полевым соединением представители нетитулованной знати назначались только 5 раз. А это составляет всего лишь 4 % от числа всех назначений — ничтожная цифра и серьезный показатель падения служилого статуса нетитулованной знати. Первыми воеводами не большого, а других полков представители нетитулованной знати за всё это время назначались 104 раза. За этот же период представители титулованной аристократии побывали на аналогичных воеводских постах 315 раз — в 3 раза больше. Иначе говоря, «княжатам» досталось несколько более 75 % подобного рода назначений, а представителям боярских родов — чуть менее 25 %. Однако если взглянуть на период с 1534
по 1546 г., то соотношение будет другим: 33 назначения к 136. Иначе говоря, 19 % и 81 %. Для сравнения: при Иване III, в период с осени 1478 по лето 1505 г., нетитулованная знать занимала места командующих полевыми соединениями в 14 % случаев, а отдельные полки возглавляла в 37 % случаев; при Василии III, с осени 1505 по лето 1533 г.(18), процент нетитулованной знати в высшем командовании русской армии составил по обоим параметрам соответственно 8 % и 25 %(19). Очень хорошо видно: старомосковские боярские рода имеют при Иване III прочные позиции на армейской лестнице чинов. Проще говоря, перед ними открыты просторы для карьеры в вооруженных силах. Их влияние постепенно снижается, но резкое его падение происходит лишь в 1530–1540‑х гг.
М. М. Кром собрал данные по пожалованиям в боярский чин периода с конца правления Василия III (1533) до кончины Елены Глинской в 1538 г.: преобладание титулованной знати в списке пожалований незначительно, почти незаметно(20). В армии сложилась принципиально иная ситуация. Приведенные выше цифры дают совершенно определенную картину: титулованная знать, особенно та ее часть, которая относится к числу знатнейших родов царства, занимающих верхние позиции в системе местнических счетов, абсолютно преобладает. Положение нетитулованной знати в армии несколько улучшилось с 1547 г., вероятно, в связи с браком Ивана IV на Анастасии Захарьиной-Юрьевой, происходившей из старомосковского боярского рода. М. М. Кром считает, что к концу 1548 г. «в Думе установился своего рода баланс между старинной ростово-суздальской знатью.., потомками литовских княжат… и старомосковским боярством… Так создавалась основа для консолидации придворной
элиты»(21). Но в армии положение старомосковского боярства улучшилось лишь незначительно; вряд ли социальные амбиции его представителей были удовлетворены. Возврата к временам Ивана III не произошло.
Зимой 1562–1563 гг. русская армия проводила стратегически важную операцию: лучшие силы ее были собраны для осады и взятия Полоцка. Во главе полевого соединения встал сам Иван IV. Поскольку данному походу придавалось особое значение(22), в состав командования должны были отрядить наиболее надежных, искусных и опытных воевод.
Воинский разряд полоцкого похода показывает следующее: за вычетом самого царя, кн. В.А.Старицкого и представителей выезжей татарской знати, командные кадры состояли из 22 воевод. Из них три — кн. М.П.Репнин, М.И.Вороной Волынский и Б.И.Сукин — были фактически исключены из местнической системы старшинства, поскольку командовали «нарядом»(23), а служба артиллерийских командиров не сопоставлялась со службой командиров полковых. Командование ертаулом также не могло сопоставляться с командованием полками, поскольку ертаул был явно «честию ниже» всех полков. Во главе ертаула в Полоцком походе стоял кн. А.П.Телятевский, вторым воеводой ему дали И.А.Бутурлина(24).
Что же касается прочих воеводских назначений, то они имели довольно четкую сетку старшинства по службе и по «чести», заданную «Приговором» о полковых воеводах 1550 г. (25)
Первым воеводой большого полка числился кн. И.Д.Бельский, знатнейший Гедиминович (его следовало бы считать командующим полевым соединением, если бы старшинство его должности не становилось формальным в присутствии самого царя), а вторым воеводой ему назначили кн. П.И.Шуйского, знатнейшего Рюриковича(26).
Вот список первых воевод прочих полков: кн. И.Ф.Мстиславский, кн. В.М.Глинский, кн. И.И.Пронский, кн. П.М.Щенятев(27). Все — титулованные служилые аристократы самого высокого уровня знатности. Ни одного представителя старых московских боярских родов. Выходцам из этой среды достались менее значительные места третьих (!) воевод в некоторых полках и лишь в одном случае — второго воеводы (передовой полк, воевода И.В.Шереметев Большой)(28). Казалось бы, эта ситуация хотя бы отчасти компенсируется тем, что первым «дворовым воеводой», т. е. командиром «государева двора», поставлен боярин Иван Петрович Яковля(29). Но «государев двор», или, иначе, «государев полк», не получил в воинской иерархии середины XVI в. четкого статуса ни по служебному старшинству, ни по «старшинству чести». Так что общую картину абсолютного преобладания высшей титулованной знати в армейском командовании это назначение смягчает лишь в очень малой степени. К середине 1560‑х гг., таким образом, положение представителей боярских родов в военной иерархии оставалось стесненным. И поколение выходцев из этой среды, которые начали
делать карьеру в 1520 — 1540‑х гг., условно говоря, «поколение Алексея Даниловича Плещеева-Басманова», видело, сколь резко ухудшился его служилый статус по сравнению с временами Ивана III и Василия III. Быстрое и весьма болезненное сокращение возможностей выйти на главные командные посты в армии должно было вызвать недовольство; по всей видимости, оно стало источником серьезной социальной напряженности внутри военно-служилого класса.
Ранняя опричнина создала условия для «реванша» нетитулованной аристократии на армейской службе.
Но этот поворот в кадровой политике коснулся не только опричнины. Если проследить по разрядам за 7076–7079 (1567–1571) гг., т. е. за период расцвета опричной военной системы, кого ставили на главные воеводские посты в «земщине», то и здесь станут очевидными радикальные изменения в комплектовании армейского командования по сравнению с доопричным временем.
В этот период земская армия осуществила 14 боевых выходов, в рамках которых формировались соединения от трех полков и более(30). В четырех операциях земские воинские соединения действовали под командой представителей нетитулованной знати — В.А.Бутурлина, И.П.Хирона Яковлева, И.В.Меньшого Шереметева и М.Я.Морозова. Особенно велико значение боярина И.П.Хирона Яковлева: за это время его ставят на высокие воеводские посты пять раз. Всё это представители родовитой боярской аристократии.
Выходцы из названной среды, таким образом, назначались на высшие командные должности в 29 % случаев. Что же касается первых воевод в отдельных полках (не считая большого полка, первый воевода которого считался командующим всем соединением), то и по этому параметру боярская знать заняла твердые позиции: 12 назначений из 39, т. е. порядка 30 %. Если же присовокупить к этим цифрам число назначений на пост второго воеводы большого полка (он приравнивался к первым воеводам других полков по служебному старшинству), то представительство нетитулованных боярских родов в высшем командовании «земской» армии возрастет до 35 %.
Такого в русской армии не было весьма долго. Фактически, в «земщине» произошел возврат более чем на 60 лет назад — к порядкам периода правления Ивана III. Следует также обратить внимание на еще один впечатляющий факт: в «земщине» представители нетитулованной знати, т. е. в основном выходцы из старинных московских боярских родов, получили на армейской службе положение, сравнимое с тем, какое занимали представители их среды в опричнине.
В итоге напрашивается вывод: взлет, которого добились Плещеевы, Колычевы-Умные и другие древние боярские семейства в опричнине, сказался также на положении московской нетитулованной знати и в «земщине». Предположительно, титулованная российская аристократия (и в первую очередь ее «сливки» — «княжата») должна была потесниться на своих позициях в армейском командовании. Очевидно, расширяя канал для возвышения старомосковских боярских родов на воинской службе, верхушка титулованной знати добивалась консолидации «земщины» перед лицом того наступления, которое в опричные годы вел на права служилой аристократии Иван IV.
Старинные московские боярские семейства находились в близких отношениях с правящей династией благодаря тому, что служили ей на протяжении многих поколений. В период конфронтации Ивана IV c «княжатами» эта социальная среда могла предоставить монарху важный политический ресурс: возможность заменить своими представителями выходцев из высшей княжеской аристократии на ключевых управленческих постах, в том числе и в армии. Подобные амбиции у старого боярства были, почва для конфликта с «княжатами» (главным образом, оказавшимися на службе у московских государей относительно недавно) также имелась. Таким образом, накануне опричнины и в опричное время на действия Ивана IV оказывал влияние серьезный социальный фактор: наличие мощной опоры в виде значительного сегмента служилой русской аристократии.
Названный фактор действовал до 1570 г. Затем монарх, после Новгородского «изменного дела» разочаровался в самой возможности опираться преимущественно на эту социальную среду. Ключевые фигуры опричнины, в том числе и клан Плещеевых, как минимум, не поддержали план карательной экспедиции на земли Северной Руси, если только не сопротивлялись ему открыто. Это было воспринято как нелояльность. Как уже говорилось, на протяжении последних лет опричнины значение старых боярских семейств в опричнине упало (в том числе и в опричной армии). Гораздо больше надежности обеспечивали командные кадры, назначаемые из числа второстепенных княжеских родов. Это прежде всего князья Телятевские, Хворостинины, Гвоздевы-Приимковы, кн. И.П Охлябинин, кн. В.А.Сицкий. «Выдвиженцы» из числа не столь знатных дворян использовались на крупных воеводских постах относительно редко и не сыграли сколько‑нибудь значительной роли. Часто назначались на воеводские посты лишь царский фаворит К. Д. Поливанов, а также М.А.Безнин-Нащокин и И.Б.Блудов — видимо, в силу выдающихся тактических способностей. С расформированием опричной военной системы в 1571 г. и отменой опричнины в целом в 1572 г. встал вопрос о новой кадровой политике по отношению к воеводскому корпусу. Следует повторить и подчеркнуть: фактор особых надежд монарха на старомосковскую боярскую среду перестал «работать». Она уже не выглядела в его глазах надежным кадровым ресурсом, позволяющим обойтись без «княжат». И лишь опасения высших родов княжеской аристократии насчет того, что в будущем царь вновь может сделать ставку на московскую нетитулованную знать, теоретически могли избавить эту группу в составе правящего класса от новой утраты служебных перспектив — как в 1530–1540‑х гг.
Разрядные записи за 1571–1584 гг. (до кончины Ивана IV), а также ряд летописных известий позволяют составить четкое представление об этой новой кадровой политике(31). В названный период прошла 101 войсковая операция (походов, осад крепостей, выходов на оборонительные позиции, случаев сосредоточения на границах), совершенная полевыми соединениями в составе от 2 до 7 полков. Из них в двух случаях армию возглавлял сам Иван IV (новгородские походы зимы 1571–1572 гг. и весны 1572 г.) — в разрядной записи нет упоминания воевод большого полка, более того, в месте, где должны быть перечислены воеводы, прямо говорится следующее: «В большом полку — царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии»(32). В остальных 96 походах главное командование должно было
находиться в руках у первого воеводы большого полка.
Представители титулованной знати получали посты «командармов», т. е. первых воевод большого полка, в 80 случаях (80,8 %). Первыми воеводами в остальных полках они бывали в 183 случаях (62,9 % от всех назначений). Иными словами, «княжата» заметно улучшили свои позиции в армии по сравнению с периодом опричнины. Фактически они вновь доминируют на высших командных постах. Но это уже далеко не то абсолютное господство, которым пользовались титулованная служилая аристократия в период «боярского царства» 1530‑х — 1540‑х гг.
Ключевые посты в русской армии 1570‑х — первой половины 1580‑х гг. чаще всего занимают именно «княжата». Среди них выделяются рода Булгаковых-Голицыных (в первую очередь, В.Ю.и И.Ю.Булгаковы-Голицыны), Трубецких (Ф.М.Трубецкой, Т.Р.Трубецкой), Воротынских (М.И.Воротынский до казни в 1573 г. и затем — И.М.Воротынский), Одоевских (Н.Р.Одоевский до казни в 1573 г., а затем М.Н.Одоевский), Мстиславских (И.Ф.Мстиславский и его сын Ф.И.Мстиславский), в какой‑то степени Шуйских (прежде всего, А.М. и И.П.Шуйские); на ключевых воеводских должностях часто оказываются С.Д.Пронский, М.П.Катырев-Ростовский, А.П.Хованский. Поразительно высокое место в армейской иерархии занимают «княжата»- Гедиминовичи. И это еще после того, как извелся род князей Бельских, глава которого, кн. И.Д.Бельский (знатнейший Гедиминович), до своей гибели в 1571 г. занимал лидирующее место в списке полководцев Московского государства! Весьма прочные позиции — у князей Хворостининых. Однако они ходят в полковых воеводах, а командование полевыми соединениями в этот период им не доверяют, хотя прежде «военная звезда» XVI столетия
кн. Д.И.Хворостинин возглавлял небольшие армии(33), — сказывается невысокий уровень знатности этого семейства.
Нетитулованная знать, а именно выходцы из боярских родов, выдвигалась на должности «главнокомандующих» (первых воевод большого полка) 12 раз (12,1 %), а на должности первых воевод других полков — 76 раз (26,1 % от всех назначений). Конечно, по сравнению со второй половиной 1560‑х гг. это значительно более низкий результат. Но он представляет собой результат своего рода социального компромисса и обеспечивает все же для представителей данной социальной группы хорошие возможности для карьерного возвышения в армии. По первой позиции произошел возврат почти что к временам Ивана III, по второй — получен результат несколько более выгодный для старомосковского боярства, чем это было при Василии III. Иными словами, опричные годы хотя и не позволили московскому боярству обойти на поприще военной службы титулованную знать, но все‑таки остановили ослабление его позиций в армейском командовании и стабилизировали возможности карьерного
продвижения для его представителей на приемлемом уровне.
Из старинных боярских родов на протяжении всего постопричного периода наиболее прочные позиции у Бутурлиных. Выходцы из этого семейства постоянно назначаются на должности полковых воевод, а время от времени возглавляют полевые соединения. Высоко стоят также Морозовы и Колычевы. Постоянно назначается полковым воеводой В.В.Головин.
Важно отметить еще один социальный результат опричнины: ключевые посты в войсках гораздо чаще стали занимать персоны, не имеющие отношения к русской служилой аристократии. Это, во‑первых, представители выезжей татарской, ногайской, северо-кавказской знати (Черкасские, Шейдяковы, Тюменские и т. п.). Если прежде во главе войск довольно редко ставили номинального командующего из служилых татарских «царей» или «царевичей», то со времен опричнины это стало обычным делом, а в послеопричные годы выходцы из этой социальной среды стали регулярно получать должности «государевых воевод» (соответственно, 6,1 % и 8,6 % по названным позициям).
И, во‑вторых, не прошел даром опыт назначения в годы опричнины на высокие воеводские должности представителей дворянства, т. е. неродовитой части военно-служилого класса. Их по‑прежнему немного, зато воеводские чины они получают не в сравнительно небольшой опричной, а в единой русской армии. Так, пост первого воеводы в походе «по ногайским вестям» на Каму получает дворянин Н. Чепчугов-Клементьев(34), 5 или 7 раз (источники дают противоречивые сведения(35)) в роли полковых воевод оказываются другие дворяне (2,4 %). Чаще всего это даровитый «выдвиженец» государев М. А. Безнин-Нащокин.
Итак, на протяжении периода, превышающего столетие, — с последней четверти XV в. по 1584 год, когда скончался Иван IV, — командование вооруженных сил формировалось почти исключительно из представителей русской служилой аристократии. Ключевые воинские посты занимают, главным образом, представители двух социальных групп — старомосковского боярства, т. е. нетитулованной знати, связанной с московскими государями традициями долгой родовой службы, а также «княжат», — главным образом, пришлого элемента, относительно недавно оказавшегося на московской службе, утратив прежнее независимое или почти независимое положение.
В первой трети XVI в. позиции титулованной аристократии в воинском командовании постепенно укрепляются, а в 1530–1540‑х гг. «княжата» добиваются полного доминирования в русской воинской иерархии. Положение нетитулованной знати резко ухудшается. Уровень, на котором оно стабилизируется в период с конца 1540‑х по середину 1560‑х гг., видимо, не удовлетворяет древнее московское боярство.
Оно выступает в качестве главной опоры Ивана IV при учреждении опричнины и в первые годы ее существования. Вся вторая половина 1560‑х гг. проходит под знаком «боярского реванша» над высшими родами «княжья». Выходцы из нетитулованной знати обретают господствующее положение в опричной армии (главным образом, представители семейства Плещеевых). Кроме того, видимо, под влиянием опричных порядков, княжеская аристократия делает представителям московского боярства значительные уступки и в земской армии: здесь они получают значительно более широкие возможности карьерного продвижения, нежели это было до опричнины.
Однако в 1570 г. происходит падение старых лидеров опричнины, в том числе и доминирующего в опричной военной иерархии семейства Плещеевых. По всей видимости, Иван IV испытывает разочарование в возможностях боярской среды служить ему в качестве неисчерпаемого резерва высококлассных администраторов и воевод, которые были бы покорными исполнителями его воли. В опричнине появляются полководцы из числа высших родов титулованной аристократии.
С самого начала опричнины видно, что значительное количество военачальников рекрутируется в опричнину из второстепенных княжеских семейств.
На протяжении всего периода существования опричнины воеводские посты в ней получают неродовитые выходцы из дворянства, не имеющего отношения к аристократическим родам. Однако их количество невелико, а командование самостоятельными полевыми соединениями опричной армией им не доверили ни разу.
После расформирования опричной системы вчерашние опричные полководцы вливаются в единую русскую армию.
В послеопричный период складывается новый курс кадровой политики в отношении воинского командования. Соперничество между титулованной и нетитулованной знатью заканчивается компромиссом, в рамках которого «княжата» сохраняют преобладающее положение, но старомосковскому боярству открывается более широкий доступ к наиболее важным постам в
армии. Представители второстепенных княжеских родов, игравших важную роль в опричной армии, сохраняют свое положение и в армии общегосударственной. Монарх продолжает назначать на воеводские посты выходцев из «худородного» дворянства, хотя количество подобных назначений остается незначительным. Кроме того, в командовании полевыми соединениями России несколько большее значение начинает играть «выезжая» татарская, ногайская, северокавказская знать.
В результате «передел» армейской иерархии на приемлемые «сферы влияния» создал надлежащие условия для консолидации правящего класса России.

Дмитрий Михайлович Володихин — российский историк, писатель-фантаст, литературный критик, издатель, доктор исторических наук, доцент кафедры источниковедения исторического факультета Московского государственного университета
Фото: «Русский обозреватель»

_______________________________________________

1 Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 45.
2 Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 51–54.
3 Володихин Д. М. Воеводы Ивана Грозного. М., 2009. С. 249–250.
4 Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 86–87.
5 Кобрин В. Б. Состав опричного двора Ивана Грозного // Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избранные труды. М., 2008. С. 96.
6 Р. Г. Скрынников придерживается мнения, согласно которому кн. М. Т. Черкасский «…между 16 и 23 мая 1571 г. был зарублен опричными стрельцами на дороге между Москвой и Серпуховом» (Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 434).
7 Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 69.
8 Разрядная книга 1475–1605 гг. М.,1982. Т. II, Ч. II. С. 271–272.
9 Там же. С. 277–278.
10 Володихин Д. М. Воеводы Ивана Грозного. С. 250.
11 Еще в двух случаях это был кн. М. Т. Черкасский: Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. II. Ч. II. С. 228; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 68–69.
12 Еще в двух случаях это был кн. М. Т. Черкасский: Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. II, Ч. II. С. 221, 237, 250–251, 261–262; Разрядная книга 1559–1605 гг. С. 55, 58–60, 57, 68–69, 72.
13 Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. II. Ч. II. С. 221, 228, 237, 250–251; Разрядная книга 1559–1605 гг. С. 55, 58–60, 57.
14 За все годы опричнины выходцы из среды «худородных» дворян полками (только полками и никогда — соединениями!) командовали трижды: два раза К. Поливанов и один раз И. Блудов: Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. II. Ч. II. С. 237; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 55, 57.
15 Володихин Д. М. Не за совесть, а за страх: воеводы князя Владимира Андреевича Старицкого на опричной службе // Историческое обозрение. М., 2010. Вып. 11. С. 14–26.
16 Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1977. Т. I. Ч. 2. С. 261–262; Разрядная книга 1559–1605 гг. C. 72.
17 Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. I. Ч. 2. С. 244–246, 249–255, 257, 260–261, 263–266, 273–281, 283–285, 287, 289–291, 294–296, 298–300, 302–305, 307, 310–311, 313–318, 321, 328–335, 342–345, 348–351, 353–363, 365–366, 382–383, 385, 387–388, 392–393, 395, 398, 402–404; М., 1978. Т. I. Ч. 3. С. 410, 412–413, 418–419, 426, 441–444, 448, 452–454, 461, 463, 467–468, 475–476, 491, 495–496, 501–502, 504, 506, 508; Т. II. Ч. 2. С. 4, 6–7, 17–19, 24–28, 32–34, 38, 39–40, 45–47, 56–57, 59–61.
18 Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1977. Т. I. Ч. 1. С. 21–22, 27–31, 33–40, 43, 49, 51, 53–72, 74–75, 79, 87.
19 Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. I. Ч. 1. С. 88–91, 93–101, 104, 107–108, 114–117, 120–145, 147–167, 169–171, 174–175, 186–188; М., 1977.Т. I. Ч. 2. С. 189–190, 196–198, 204–205, 209–210, 213, 215, 218–223,227–230, 238, 239.
20 Кром М. М. «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40‑х годов XVI века. М., 2010. С. 163–164.
21 Кром М. М. «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40‑х годов XVI века. С. 352.
22 Александров Д. Н. Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII–XVI веках. М., 1994. С. 88, 90; Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М., 2003. С. 322.
23 Баранов К. В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 года // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 128.
24 Баранов К. В. Записная книга Полоцкого похода. С. 128.
25 Законодательные акты Русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века. Л., 1986. С. 29–30.
26 Баранов К. В. Записная книга Полоцкого похода. С. 125–126.
27 Там же. С. 126–128.
28 Там же. С. 126.
29 Там же. С. 129.
30 Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. II. Ч. 2. С. 230–231, 234, 235, 238, 239, 240, 247–248, 261, 277, 282–283: Движение «с Невля на Полоцк» в 7076 (1567/1568) г., выход «к Вязьме… для литовских людей» в 7076 (1567/1568) г., операции под Уллой и Изборском зимой 1568–1569 гг., а также 10 выходов на «береговую службу» и против появившихся в южных регионах татарских отрядов в 7076–7079 (1567–1571) гг.
31 Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. II. Ч. 2. С. 291–294, 305, 308, 314–317, 320, 325, 335–337, 339, 342, 345, 347, 357–359, 362, 364–365, 368, 370–372, 377, 379–380, 382, 384, 391, 393, 404–406, 415–416, 422–423, 435–436; Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. II. Ч. 3. С. 444–445; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1984. Т. III. Ч. 1. С. 24–25, 28, 29–30, 32–35, 53–62, 75, 77, 86–87, 90, 119, 121–125, 132–134, 136–137, С. 149–150, 152–154, 168, 176, 179–180, 183, 185, 188–189, 199, 205–209, 212–213, 215–218, 221–222, 224–226, 230; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1987. Т. III. Ч. 2. С. 3–6, 18–20, 25–27; Разрядная книга 1559–1605 гг. С. 184; Московский летописец // ПСРЛ. Т. 34. С. 227.
32 Разрядная книга 1559–1605 гг. С. 81. Фактически старшинство среди воевод в обоих случаях имел кн. Ф. М. Трубецкой — первый «дворовый воевода».
33 Так, вскоре после завоевания Полоцка кн. Д. И. Хворостинин возглавил небольшое самостоятельное соединение — корпус поддержки, отправленный к городу, которому угрожало нападение польско-литовских войск: Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1981. Т. II. Ч. I. С. 163.
34 Володихин Д. М. Казус Чепчугова // Родина. М., 2008. № 6. С. 48–53.
35 Весной 1576 г., во время похода к Калуге, «судовой рати» дворяне И.Р.Писарев и И.Н.Мясной поставлены вроде бы на воеводские посты, но названы «головами», что считалось в русской армии менее высоким чином (Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. II. Ч. 2. С. 405–406).

Цитируется по: Русский Сборник: исследования по истории Росии \ ред.-сост. О. Р. Айрапетов, Мирослав Йованович, М. А. Колеров, Брюс Меннинг, Пол Чейсти.Том XI. М.: Издательский дом «Регнум», 2012. с.7-25

[fblike]