Сказки Мокса | Наша Среда online

КУЛЬТУРНЫЙ КОД

Продолжение

Приложения:

43. Человек и сатана

Человек вышел из своего дома, пошел по свету. Сатана принял человеческий облик, пошел навстречу тому человеку, сказал:
— Куда ты собираешься идти? Сказал:
— Собираюсь идти по свету!
Сатана сказал:
— А мне бы нужен попутчик, так пойдем вместе! Встали, пошли. Прошли немного, сатана сказал:
— Как твое имя?
Сказал:
— Не знаю, я себя называю «Я»!
Сказал:
— Как «Я»? Разве есть имя «Я»?
Человек сказал:
— Да, я себя называю «Я»!
Немного прошли, увидели высокий тополь*, сатана посмотрел на верхушку дерева. Человек сказал:
— На что ты смотришь?
Сказал:
— А в самом деле, как это людей вешают?
Развязал веревочку на пояснице (уж была приготовлена — ведь он же был сатана), сказал:
— Давай, повешу тебя, поглазею, потом тебя освобожу, потом ты меня повесь, поглазей!
Сказал:
— Я не видал, как вешают, а ты видал, повесся, чтобы я увидел, научился.
Сатана про себя сказал:
— Он дурак; я повешусь, он меня освободит, потом я его повешу, оставлю, уйду.
Сказал:
— Ну вешай меня, ты поглазей, потом освободи меня, я тебя повешу, поглазею!
Человек повесил сатану, пошел, пустился в путь, ушел, сказал:
— Ну, тут и оставайся!
Сатана заревел, как он заревел — другие сатаны пришли, сказали:
— Кто это с тобой сделал такое?
Сказал:
— «Я» сделал!
Сказали:
— Ты сделал, так тут и оставайся! — и ушли.

44. Мужик, сатана и урожай

Сатана и мужик стали [работать] исполу, засеяли поле луком. Пробились ростки, зазеленели — очень хорошее поле стало. Осенью сказали:
— Теперь будем делить!
Человек сказал сатане:
— Что тебе нравится: то, что на поле, или то, что под ним? Что тебе нравится, то и бери!
Сатана посмотрел — поверхность поля зеленеет, сказал:
— Мне — вершки!
Ведь он же не знал, каковы были корешки; сжал ботву, понес домой, дом его наполнился ботвой. Никто не покупал, начисто все сгнило. Осенью человек выкопал головки, продал — много выгадал.
На следующий год опять засеяли поле, посеяли пшеницу.
Сатана сказал про себя:
— Погоди, я его проучу! Поле поспело, мужик сказал:
— Тебе под или лицо?
Сказал:
— Что ж ты каждый раз будешь меня обманывать? Мне корешки,— сказал.
Человек сжал пшеницу, понес, обмолотил, ссыпал дома зерно, сказал про себя:
— Провел я тебя!
Сатана осенью пошел, поле перекопал мотыгой, а в нем же ничего нет, ничего и не получил. Сказал:
— Увы, ты опять обдул меня и пшеницу снес, ссыпал дома, и лук — дал мне немного ботвы, и та сгнила! Я сатана, а ты еще больше сатана, чем я!

45. Жена кадия, попадья и жена старосты

Однажды жена кадия, жена попа и старостова встают, идут гулять. Среди дороги они находят жемчужину (вариант — драгоценный камень. — Я. О.). Эти три женщины ссорятся там из-за этой жемчужины.
Жена кадия говорит:
— Первая увидела я.
Попадья говорит:
— Ей-ей, я прежде увидала.
Старостова говорит.:
— Нет, ей-ей, прежде я увидала.
Долго они там шумят, не приходят к согласию. Жена кадия говорит:
— Пойдем в суд рассудимся, посмотрим, — кому достанется наш драгоценный камень.
Встали, пошли в суд, кадию рассказали свое дело. Кадий, что ни делал, не смог их рассудить. Кадий сказал женщинам:
— Даю вам срок, идите домой, от вас, трех жен, я требую: кто лучше обманет своего мужа, той я и отдам эту жемчужину.
Однажды пошел староста в поле, перепахивал [пашню] под паром. Жена встала, позвала одного человека, сказала:
— Вот тебе один чарек*, ступай принеси мне двух живых рыб.
Человек пошел, принес. Женщина налила в сосуд воды, пустила туда рыбу, взяла с собой еду и эту рыбу, взяла, пошла в поле к старосте. Стала у края поля, вынула рыб, положила их себе в карман, позвала мужа, сказала:
— Иди, поешь!
Муж пошел, сел, стал есть. Жена пошла на пашню, втихомолку вынула этих двух рыб, бросила в сухую пашню, а муж не видел. Она позвала мужа, сказала:
— Иди скорее, вот тут две живые рыбы в этом пару убегают.
Муж сказал:
— Черт подери, что делать живой рыбе в [сухом] летнем пару?
Сказала:
— Вставай, иди, посмотри.
Муж подошел, увидел: две рыбы бьются на пашне. Сказал:
— Жена, это удивительно!
— Муж, что тут удивительного? Рыбы много бывает в napy!
Муж крепко призадумался, жена сказала:
— Что ты раздумываешь, снесу я их, сварю, поедим.
Жена сварила, принесла, поели. Муж, вправду, поверил, что эти рыбы вылезли из черного пара.
Вечером староста пошел к паперти, сельчане собрались там. Староста сказал им:
— Я сегодня что-то [замечательное] видел!
Люди спросили:
— Что же ты видел?
Сказал:
— В сухом пару я видел живую рыбу.
Люди сказали:
— Черт подери, не ври! Что делать живой рыбе в сухом пару?
Тот побожился, сказал:
— Я их поймал, моя жена сварила, я их съел.
Люди опять сказали:
— Ей-ей, ты соврал!
Он побожился, опять сказал:
— Эта рыба — не вранье, я своими глазами видел и своим ртом съел.
Ведь он же взаправду поверил, что это правда. Наутро жена встала, пошла, кадию рассказала — все как было сказала кадню.
Кадий сказал:
— Значит, ты так обманула своего мужа?
Говорит:
— Да, вся деревня знает, я обманула!
Кадий взял жемчужину, отдал жене старосты, сказал:
— Если те лучше тебя проведут мужей, я отдам им жемчужину, если же не смогут обмануть, жемчужина останется тебе.
Однажды пошли поп и его жена под грушевое дерево. Жена попа тайком повидала какого-то человека и сказала ему:
— Спрячься там, под откосом; когда поп взберется на дерево, приходи ко мне, справь свое дело, а как поп сойдет вниз, ты спрячься.
Жена сказала попу:
— Батюшка, груши поспели, полезай на дерево, немного принеси, поедим.
Поп влез на дерево, тот человек пришел к его жене, спра¬вил свое дело. Поп сверху посмотрел, сказал:
— Жена, бесстыдница, что ты там делаешь?
Сказала:
— Батюшка, ничего я не делаю.
— А это кто же там?
— Батюшка, никого тут нет, я одна.
Поп быстро спустился вниз, тот человек убежал, спрятался. Поп говорит жене:
— Зачем ты это сделала? Жена побожилась, сказала:
— Батюшка, когда человек взберется на дерево и посмотрит под дерево, у него в глазах двоится.
Поп сказал:
— Жена, да ведь я же своими глазами видел!
Сказала:
— Батюшка, ты оставайся здесь, теперь я полезу на дерево. Жена влезла на дерево, посмотрела на землю, сказала:
— Батюшка, ну не стыдно ли тебе, что это за женщина там?
Сказал:
— Жена, никого тут нет!
Сказала:
— Чтоб тебя черт побрал, ведь ты же священник, не стыдно разве, что ты такие вещи делаешь?
Жена спустилась вниз, говорит:
— Ой, батюшка, ты ведь это сделал, я спустилась, а тут никого нет!
Сказал:
— А что, разве подле меня была женщина?
Сказала:
— Батюшка, зачем же ты мне не верил? Ведь с дерева то, что под деревом, кажется вдвойне!
Поп сказал:
— Подожди, ну-ка, я еще раз подымусь, посмотрю.
Как влез поп на дерево, жена дала знак рукой, позвала того человека:
— Иди сюда.
Человек пришел, снова справил свое дело, а поп опять выругался, спустился вниз. Пока поп слезал, человек убежал. Поп стал ссориться с женой.
Жена сказала:
— Батюшка, да не будь ты дураком, не будь ты безмозглым: с дерева то, что под деревом, глазам человека кажется вдвойне.
Поп говорит:
— Жена, а я этого не знал!
Жена сказала:
— Ну вот, учись хорошим вещам. Крепко поверил поп, что это была правда. Поп пришел в деревню, всем сказал:
— Я только теперь узнал, что с дерева то, что под деревом, кажется вдвойне.
Люди не поверили, говорят:
— Батюшка, это неправда!
Сказал:
— Как же, сегодня я своими глазами видел и на примере своей жены.
Все как было — все рассказал. Люди много смеялись над ним и сказали:
— Батюшка, ты уже другой раз этого не рассказывай, стыдно.
Сказал:
— Я же знаю, что это правда!
Наутро жена встала, пошла к кадию; как все было, рассказала кадию. Кадий сказал:
— Ты правду говоришь?
Сказала:
— Да вот все сельчане знают!
Кадий сказал:
— Ступайте, возьмите ту жемчужину у жены старосты, дайте попадье, жена попа провела мужа лучше, чем Старостина.
Однажды кадий пошел на рынок, купил гуся, принес, сказал жене:
— Жена, вечером свари, поедим.
Вечером жена развела огонь, наладила очаг, положила гуся в котел, поставила на очаг. А сама взяла чулок, стала выводить на нем узоры. Кадий облокотился на свою подушку, сказал:
— Жена, что же гусь еще не сварился, чтобы нам поесть?
Жена сказала:
— Подожди немного, еще не сварился.
Кадий спустя короткое время заснул. Жена встала, сняла котел с очага, поставила в стенной шкафчик, спрятала и чулок свой положила сверху, спрятала. Встала, вложила сонную бусину в ухо кадия. Кадий глубоко заснул. Жена кадия протянула руку к полке, взяла бритву, сбрила начисто кадию бороду, взвалила кадия себе на плечи, понесла, выкинула его наружу. Заперла дверь, вернулась, уселась к себе в постель.
Настала полночь. Кадий проснулся, открыл глаза — звезды видны, сказал:
— Ой, я же был дома, а теперь вот я на дворе! Смотрит — он наполовину раздет. Сказал:
— Надо встать, поспешить, пойти домой, пока никто меня не видел.
Подошел к двери, дотронулся до нее рукой, дверь была за перта. Крикнул:
— Жена, отвори дверь! Жена спросила:
— Кто там?
Сказал:
— Жена, да я же, кадий!
Сказала:
— Ну, ну, убирайся, черт тебя возьми, мой кадий вот тут! Я не знаю, кто ты такой!
Сказал:
— Жена, да ведь я же твой кадий!
Сказала:
— Уберешься ли ты? А то я позову наших сельчан, чтобы все пришли, опозорю тебя.
Кадий сказал:
— Жена, выходит — я не твой кадий?
Сказала:
— Нет, я тебя не знаю.
Кадий подумал, поднес руку к бороде — бороды нет. Сказал:
— Ой, пожалуй, я [действительно] не кадий?! Долго он размышлял. Сказал:
— Может быть, это не наша дверь!
Постоял на улице, посмотрел туда, сюда, сказал:
— Да нет же, право же, этот дом — наш. Еще раз дотронулся рукой до двери, крикнул:
— Жена, открой дверь!
— Уйдешь ли ты, а то крикну, чтобы заптии * пришли, потащили тебя в суд, посмотрим, по каким ты делам ночью ходишь к нашей двери.
Кадий еще раз подумал, сказал:
— Странно, был я кадием с бородой, а теперь вот у меня нет бороды! Это — удивительная вещь! Может быть, я и не кадий? Встану, уйду из этой деревни, пока не рассвело, а то сельчане придут, увидят меня без бороды — стыдно мне.
Кадий оставил [все], пошел по свету, пошел в Джезире. Прошел год, борода отросла, округлилась как следует. Кадий говорит:
— Пора идти, пойду-ка я в нашу деревню.
Встал, пришел в деревню, которая была неподалеку от его деревни. Жена услыхала, что кадий пришел в эту деревню. Жена встала, пошла в дом к своему родственнику, а имя этого родственника было Дарман. Сказала:
— Дарман, я дам тебе сто гурушей*, чтобы ты, когда под вечер придет кадий, отвел его к вам в дом, не дал бы ему прийти к нам, а я вечером попозже к вам приду.
Под вечер кадий пришел. Дарман вышел ему навстречу, сказал:
— А, кадий, добро пожаловать, ты сегодня — мой гость.
Сказал:
— Нет уж, спасибо большое.
Сказал:
— Хочешь не хочешь, ты должен пойти к нам!
Взял, повел его к себе. Зажег огонь, поужинали, посидели немного. Кадий устал, лег и заснул. Жена кадия тотчас пришла, вложила сонную бусину в ухо кадия, позвала одного человека, сказала ему:
— Человек, вот тебе чарек, взвали калия на плечи, отнеси его к нам домой.
Как было в тот раз, постлала ему постель и положила кадия на постель так же, как было тогда. Котел с гусем еще. стоит в шкафчике — поставила его на очаг, встала и свой чулок принесла, села перед светильником и опять, как в тот день, выводит узоры. Встала, вынула бусину из уха кадия. Кадий проснулся, смотрит: вот он у себя дома; поднялся, сел, смотрит: жена чулок вяжет.
Сказал:
— Жена, ах, будь проклят твой отец, что это ты сделала со мной?
Сказала:
— Черт подери, что же я сделала?
Сказал:
— Ты зачем сбрила мне бороду, пустила меня по свету. Кадий схватил палку, кинулся на жену. Жена сказала:
— Чудак, спятил ты, что это с тобой стало?
Сказал:
— Жена, ну, разве достойно было то, что ты со мной сделала?
Сказала:
— Кадий, да расскажи же, что же с тобой случилось. Все, что произошло, кадий рассказал жене. Жена сказала:
— Ой, чудак, так это ты во сне видел!
Кадий сказал:
— Жена, вот уж год я по свету брожу, как же ты говоришь, что это сон?
Сказала:
— Чудак, сон кадия глубок. Да видишь — вот гусь еще на очаге, еще наш гусь не сварился, я еще не кончила узоры на моем чулке. Ты заснул, я сказала тебе: как гусь сварится, разбужу кадия. А теперь ты проснулся — спятил с ума.
Кадий смотрит, жена права, вот гусь на очаге, чулок в руках жены и сам он вот опять склонился на свою подушку. Кадий ошалел, сказал:
— Жена, пожалуй, это был сон!
Сказала:
— Черт подери, ну, конечно же, сон. Когда же ты уходил на чужбину? Ты говорил: «У меня бороды не было», а вот ты с бородой, вот ты подле меня!
Кадий поверил, что он видел сон. Наступило утро, кадий вышел из дому, его соседи, кто только его видел, говорили:
— А, кадий, добро пожаловать!
Сказал:
— А что, куда же я уходил?
Сказали:
— Да ведь год, как не видать тебя!
Кадий сказал:
— Я вечером пошел домой, теперь рано утром я вышел из дому, а вы мне такое говорите. Никуда я не уходил!
Те сказали:
— Кадий, ты врешь!
Кадий побожился, сказал:
— То, что вы слыхали обо мне,— ложь. Кадий был уверен, что был сон.
Жена кадия пошла в суд, как было, все рассказала кадию. Кадий ошалел, сказал:
— Ну, слава тебе, женщина, что ты так сумела провести своего мужа! Ты самая большая пройдоха, значит, эта жемчужина причитается тебе.
Взяли жемчужину у попадьи, дали жене кадия. Вот такие вещи случаются в нашем краю!

46. Мулла и его жена

Мулла взобрался на ореховое дерево, стряхивал орехи, а его жена под деревом собирала орехи. Какой-то (это был дружок его жены) пришел к жене, и вот развлекаются.
Мулла крикнул, сказал:
— Жена, кто это там? Жена муллы сказала:
— Ты спятил? Кто тут, тут никого нет! Может быть, с дерева то, что под деревом, кажется вдвойне?
А мулла слез вниз. Пока он слезал, человек спрятался. Мулла увидел, что никого нет, потом сказал:
— Жена, ну-ка, ты влезай на дерево, будет ли и твоим глазам казаться вдвойне?
Жена поднялась на дерево, позвала муллу, сказала:
— Кто это там подле тебя?
Мулла сказал:
— Жена, ты говорила, что с дерева то, что под деревом, кажется вдвойне, — я не верил. Ей-ей, ты права, с дерева то, что под деревом, кажется вдвойне!
Снова мулла поднялся на дерево, жена спустилась. Она с дружком повеселилась.

47. Два брата

Были два брата. Очень они разбогатели. Старший брат был старостой, а младший земледелием занимался, занимался землепашеством. Очень они разбогатели.
Сатана сказал:
— Плохо будет, если я не пойду и не заставлю их выколоть друг другу глаза.
Сатана пошел, сказал:
— Чудак ты, старший брат напялил абу* на плечи, заважничал. Ведь ты же его брат, а ты занимаешься земледелием, пойди и ты, гуляй себе, как он!
Брат бросил ручку плуга, пошел домой, пришел, сказал:
— Не буду я пахать!
Старший брат сказал ему:
— Возьми себе мою абу, ты будь старостой, я пойду пахать.
Встал старший брат, пошел. Младший брат надел абу, пошел, по крышам расхаживает. Заптий из суда пришел, позвал*:
— Староста, иди.
Стал говорить по-турецки, а тот не понял, ведь он же не знает по-турецки. Два раза повторил заптий, тот не понял. Заптий дал ему пощечину, сказал:
— Собачий сын, если ты не знаешь по-турецки, не будь старостой!
Пошел к своему страшему брату, сказал:
— Давай, я буду пахать, а ты ступай домой.
Старший брат сказал:
— Под вечер пойдем домой.
Под вечер пошли они домой. На рассвете младший брат пошел пахать, опять пришел сатана, сказал:
— Чудак же ты, твой брат наслаждается, а ты опять пашешь.
Бросил он пахать, пришел домой. Пошел он бродить по свету. А один поп объявляет через глашатая:
— Кто, мол, придет, пробудет у меня батраком до прилета кукушки, тому я заплачу [за работу], а если не сможет, так вырежу полосу кожи с его спины.
Наутро брат старосты пошел, стал батраком у попа. Поп сказал:
— Утром я пущу впереди тебя мою гончую; ты ступай, где моя гончая сядет, там и паши.
Гончая побежала, села на скале. Пошел туда батрак — невозможная вещь, нельзя там пахать. Встал, пошел домой. Сказал попу:
— Я не смог пахать, вырежь полосу кожи с моей спины, я пойду.
Поп вырезал полосу кожи со спины батрака, батрак встал, пришел домой. Старший брат встал, пошел к попу. Поп сказал:
— Давай, будь у меня батраком, пока не прилетит кукушка, тогда я тебе заплачу. А если ты не сможешь, вырежу с твоей спины полосу кожи, пойдешь себе домой. Утром я пущу мою гончую впреди тебя, она пойдет, где сядет, там и паши.
Гончая идет, садится на скале, на обрыве. Батрак скидывает собаку вниз, та катится до самого берега реки. Батрак. идет, запрягает волов и там пашет. Поп встает, смотрит, видит: батрак запряг, пашет; идет, говорит попадье:
— Наш батрак пашет.
Дочь попа несет еду батраку, не решается подойти к батраку, зовет батрака, говорит:
— Иди, возьми свою еду.
Тот приходит, опозоривает девушку, уносит свой обед, девушка с плачем возвращается домой. Поп говорит своей жене:
— Плохо дело, вырежет наш батрак полосу кожи с нашей спины. Сегодня вечером мою старуху мать подымем на это абрикосовое дерево, вечером придет домой батрак, скажем: «Кукушка прилетела, заплатим тебе, уходи».
Поп поднимает свою мать на дерево. Вечером приходит батрак, мать попа кричит: «Ку-ку». А поп говорит:
— Батрак, кукушка прилетела, заплатим, уходи. Батрак встает, говорит:
— Влезу-ка я наверх, что это там на дереве?
Встает, кидает палку, сбивает с дерева мать попа, расшибает ее.
Поп говорит:
— Жена, вставай, пеки лепешки, убежим, уйдем — вырежет наш батрак полосу кожи с нашей спины.
Испекли лепешки, положили в корзину. Батрак пришел, влез в корзину, лепешки положил на себя. Жена попа пришла, взвалила корзину на спину — то она, то поп несут на спине. Батрак в корзине мочится, все протекает на спину попу.
Говорит:
— Жена, как много масла ты положила в них — тает, протекает мне на спину.
Жена взваливает на спину, говорит:
— Ой, батюшка, какие тяжелые эти лепешки!
Немного прошли, собаки накинулись на попа и жену попа. Поп сказал:
— Жена, вот если бы наш батрак окззался тут!
Батрак сказал:
— А что, батюшка!
Встал, расшвырял собак в разные стороны. Поп сказал:
— Жена, плохо наше дело, пойдем ляжем на мосту спать, батрака положим в середину, ночью я проснусь, скажу: «Ух» и ты скажи: «Ух», схватим батрака, бросим в реку.
Батрак ночью встал, улегся с краю, жена попа осталась в середине. Поп ночью проснулся, сказал: «Ух», и батрак сказал: «Ух». Поп думал, что это [сказала] его жена. Схватили, бросили ее в реку.
Поп сказал:
— Жена, видела?
Батрак сказал:
— А что, батюшка?
Поп сказал:
— Вот ты и жену мою кинул в реку. Иди, вырежь полосу кожи с моей спины, ступай себе домой.
Батрак пришел, вырезал полосу кожи со спины попа, пошел домой, сказал:
— Брат, я отомстил за тебя!

48. Хозяин и батрак

Один хозяин нанял батрака. Поле поспело, он сказал батраку:
— Пойди сожни поле.
Встали, дали батраку похлебку из ячменя и хлеба из ячменя, тот поел. Сказали:
— Пойди сожни поле.
Батрак пошел, сказал:
— Доброе утро тебе, братец-поле!
Опять же сам сказал:
— Здравствуй, братец Саркис!
Сказал:
— А что ты поел, братец Саркис?
Сказал:
— Поел ячменного хлеба с отрубями, похлебки из ячменя.
— Ну, так ложись в сторонке, посматривай, на меня.
И одного снопа он не сжал, вечером встал, пришел домой. Хозяин пошел, посмотрел на поле — поле перестояло, вот-вот станет осыпаться. На другой день хозяин пришел, спрятался в конце поля.
Опять утром батрак поел ячменную похлебку, ячменного хлеба с отрубями, пошел к полю, сказал:
— Доброе утро тебе, братец-поле!
— Здравствуй, братец Саркис! Что ты поел, братец Саркис?
— Поел ячменного хлеба с отрубями, похлебки из ячменя.
— Ну, так ложись в сторонке, посматривай на меня.
Хозяин услыхал, побежал домой, сказал:
— Жена, наше поле ушло из рук! Ради бога, придумаем какой-нибудь способ, чтобы батрак пошел, сжал поле.
Встали, закололи овцу, сварили, приготовили и кашу, и хурис* Утром [батрак] встал, поел кашу, хурис, съел также и мяса рыжей овцы, пошел к полю. Сказал:
— Доброе утро тебе, братец поле! (На этот раз он громко сказал).
Поле сказало:
— Здравствуй, братец Саркис! Что ты поел, братец Саркис?
Сказал:
— Поел кашу и хурис, и мясо рыжей овцы.
Сказало:
— Ну, точи серп, принимайся за меня, к вечеру оставь одну пядь.
Вечером хозяин пришел — батрак поле сжал начисто.

49. Хитрая жена

Один человек ходит себе на охоту (куропаток бил, приносил домой), вернувшись, говорит жене:
— Свари, поедим.
Жена варит, отдает своему дружку. Муж приходит, говорит:
— Неси куропатку, поедим.
Говорит:
— Муж, право же, кошка съела!
Говорит:
— Не осталось ни крошки?
— Право же, не осталось — все съела.
Две недели ежедневно ходил он на охоту, каждый день приносил или куропатку, или гуся, или зайца — ни одного раза не поел.
Муж сказал:
— Жена, почему это, столько я носил, а ничего не съел?
Сказала:
— Муж, что же мне делать; один день кошка съест, другой раз собака унесет, а то — упадет [дичь] в реку, водой унесет.
Муж сказал:
— Жена, я сегодня пойду, опять принесу!
Муж пошел, принес гуся, сказал:
— Жена, свари этого гуся, поедим.
[Решил:] «Я не выйду из дома, пока не сварится, чтоб я поел. Столько я приносил и ни разу не поел». А жена в тот день сказала дружку:
— Не уходи никуда, сегодня принесу гуся, мы с тобой поедим.
Поставила гуся на очаг, варила. Жена видит, муж не уходит из дому. Жена удивилась, сказала:
— Муж, почему ты не уходишь из дому?
Сказал:
— Право же, жена, пока я не поем, не уйду из дому. Жена растерялась, сказала про себя:
— Что же мне делать, обманула я моего дружка. Подумала: «Если я не приложу хитрости, плохо мое дело». Встала, пошла в погреб, вернулась из погреба, сказала:
— Муженек, я сегодня видела сон: на обед у нас был гусь. Ты встал, пошел на паперть, какой-то человек пришел, стал рядом с тобой, ты того человека привел к нам обедать. Муж про себя сказал:
— Я пойду на паперть, и если так будет, я того человека приведу обедать.
Встал, пошел на паперть. Жена побежала к дружку, сказала:
— Как мне быть, этот проклятый муж не уходит, чтобы я принесла гуся и мы с тобой поели?
Сказал:
— Ничего, сегодня пусть он поест.
Сказала:
— А я же поклялась — без тебя не буду есть.
Дружок сказал:
— Ну, а мне-то что делать?
Сказала:
— Я тебе дам один совет. Мой муж пойдет на паперть, ты тоже ступай на паперть, стань плечом к плечу с моим мужем, мой муж приведет тебя к нам, чтобы мы с тобой вместе поели, и мое сердце успокоится.
Жена вернулась домой. Дружок замешкался, не пошел на паперть. Один посторонний человек пришел, стал рядом с ее мужем. Муж про себя сказал:
— Сон моей жены сбылся, приведу я этого человека к нам обедать.
Встали, пошли домой. Жена посмотрела в окошко, видит: это не ее дружок. Пришли домой, [муж] сказал:
— Жена, неси обед, чтобы мы с моим гостем поели.
Жена растерялась, немного помедлила, спустилась в нижний этаж, выпустила теленка, погнала его в соседнее поле, вернулась в комнату, сказала:
— Муж, вставай скорее, наш теленок на поле нашего соседа *, поди, пригони домой, пока я подам еду.
Муж встал, пошел за теленком. Жена схватила кувшин горячей воды, принесла таз, каменный пест от ступы * принесла мыло.
Гость сказал:
— Матушка, чего это ты моешь этот каменный пест?
Сказала:
— Ради тебя мою его.
Сказал:
— Почему же ради меня моешь?
Сказала:
— Мой проклятый муж каждый день приводит к нам кого-нибудь, вгоняет ему этот каменный пест в зад. Я жалею тебя и потому мою, чтоб тебе было не больно.
Гость вскочил, выбежал из дому. Жена встала, взяла гуся, спрятала для своего дружка. Муж пришел, сказал:
— Жена, где же тот человек?
Сказала:
— Черт бы побрал этого человека: набросился, схватил гуся, убежал.
Муж сказал:
— Жена, ну-ка дай мне два хлеба, я пойду за тем человеком.
Встал, пошел за тем человеком. Тот посмотрел — хозяин бежит за ним. Тот человек испугался, сказал:
— Теперь надо удирать, вон он взял каменный пест, идет. Он быстро побежал. Хозяин дома позвал, сказал:
— Не убегай, я приду, только разок обмакну [хлеб]!
А по мнению того —это он каменный пест несет, чтобы вогнать ему. Тот человек сказал:
— Приятель, я у тебя ничего не съел, не беги ты за мной!
А хозяин кричит:
— Постой, один раз окуну и достаточно.
Тот еще быстрее, чем прежде, удирает. Хозяин долго бежал, устал, сказал:
— Бесполезно, так и не поел я гусятины.
Пришел домой. Жена сказала:
— Ну, как же ты поступил?
Сказал:
— Право же, жена, не догнал!
Сказала:
— Твоя вина, тебе не следовало приводить того человека.
Сказал:
— Ну, что же мне делать, привел — не судьба мне была.
Жена унесла гуся, отдала дружку. Муж опять остался не евши.

50. Муж и жена умники

Жили-были муж с женой. Встали, затопили тонир, сварили себе обед, поставили на край тонира, вышли из дому, заперли дверь. Увидали одного человека, а человек тот был продавцом глиняной посуды, что ходит по деревням. Муж с женой сказали:
— Послушай, не ходи к нам в дом, — мы сварили обед, поставили около тонира, и горшок с маслом там рядом с ним, а дверь мы заперли, ключ положили в гнездо засова; мы пойдем гулять, принесем зубочистку, а потом уж пообедаем.
Пошли, погуляли, принесли и зубочистку (а зубочистка-то была соломинка), пришли домой, видят: обед съеден, масло тоже съедено, в масляный горшок нагажено. Вышли, двери заперли, ключ опять же положили в гнездо засова и ушли.
Тут какая-то муха села жене на лоб.
Муж сказал:
— Все, что тут сделано, — все наделала эта муха. Крепко держи голову, я ее убью.
Ударил топороы. Как ударил, муха улетела, а женину голову он разрубил пополам. Жена упала, умерла на месте. Встал, нагрузил осла, сказал:
— Раз моя жена умерла, я переселюсь отсюда.
Отправился в путь, осел заревел. Сказал:
— Проклят отец твоего хозяина! Моя жена умерла, а ты в трубы играешь!
Ударил дубиной, убил осла, взял нз вьюка один котел, взвалил себе на плечи, пошел. Прошел немного, стукнулся котел о камень, раздался звон. Сказал:
— Проклят отец твоего хозяина! У меня жена умерла, а ты в барабаны бьешь?!
Пустил котел под гору, сам пошел дальше. А тот покатился, до берега реки докатился.

51. Царевич и верный слуга

Был один царь, сам — друг с сыном. А царь-то этот был Восточный.
Сын со дня на день все тощал. Ночью, когда он спал, он овладевал во сне дочерью царя Западного. Поэтому юноша очень исхудал.
Отец сказал:
— Сын, почему ты так худеешь? Какая бы девушка тебе ни понравилась, я приведу ее тебе.
Сказал:
— Батюшка, нет, моя доля (мой хлеб) отделилась от твоей, я ухожу.
Сын встал, наполнил один хурдж * золотыми, отправился. Пошел в одну деревню (это еще земля его отца, он еще не вышел из страны отца) — два заптия бьют какого-то человека, требуют денег.
Сказал:
— Сколько с него причитается, что вы его так бьете? Сказали:
— Десять меджиднэ *.
Вынул, дал за него десять меджиднэ, освободил человека и пошел. Человек пришел домой, подумал, сказал:
— Право же, я пойду, в слуги к тому человеку.
Пошел, издали позвал, сказал:
— Остановись, я приду, поговорю с тобой.
Остановился, тот пришел, догнал. Царский сын сказал:
— Сколько душ у тебя в семье?
Сказал:
— Семь.
На семь лет продовольствия дал он этим семи душам. Тот взял, принес домой, вернулся, догнал [царевича]. Этот слуга и царский сын пошли. Пришли на берег моря, под одно чинаровое дерево. А слуга этот очень голосистый человек, ашуг.
Вечером какой-то старик сам с двумя сыновьями, со свечами в руках подъезжают в лодке.
Младший сын сказал:
— Батюшка, что это за человек там под чинаровым деревом?
(А царский сын заснул, слуга бодрствует.)
— Парень, какой ты болтун, кто бы ни был, пусть себе будет!
Старший сын сказал:
— Батюшка, почему же, разве же он плату требует с твоего рта? В самом деле, что это за люди?
Сказал:
— Эй, парень, это сын царя Восточного, он направляется к дочери Западного царя. Если он будет слушаться моих слов, он пойдет, привезет [невесту]. А если нет, то этого он не сможет сделать. (А царский сын спит.) А слова мои вот я сейчас скажу.— Сказал: Поутру они встанут, пойдут по берегу этого моря, есть там один круглый кремень *, пусть повернут его, под ним две конские уздечки. Выйдут оттуда два породистых коня; сами они пусть сядут верхом, въедут в море, выедут на землю Западного царя. Пусть закажет сундук из золота, серебра, а ключ чтобы был с внутренней стороны. Пусть сам влезет в него, запрет, ключ возьмет с собой, слуга пусть станет ашугом, взвалит на себя этот сундук, пойдет странствовать. Тогда, может быть, сможет привести [дочь царя]. Кто мои слова расскажет, обратится в камень.
Слуга услыхал. Поутру рассвело, встали, он сказал царскому сыну:
— Я твой слуга, но нужно, чтобы ты дал мне подписку, что могу поступать так, как я буду поступать.
Сказал:
— Очень хорошо, я тебе дам подписку.—Дал подписку.
Сказал [слуга]:
— Пойдем по берегу моря немного побродим [посмотрим], что тут такое.
Встали, пошли, бродят по берегу моря, немного прошли, там лежал кремень. Сказал [слуга]:
— Ну-ка, перевернем этот кремень!
Перевернули камень, две уздечки были под камнем, схватили их, выскочили два породистых коня. Сели, въехали в море, поехали, вышли на земле Западного царя. Пошли к золотых дел мастеру, сказали:
— Возьми себе пригорошню золота, сделай сундук, а замок изнутри. Так сделай, чтобы, как взглянешь, сразу бы плясалось [от удовольствия].
Сказал:
— Хорошо, четыре дня мне сроку, сделаю.
Четыре дня прошло, пошли, сделал он сундук. Царский сын влез в сундук (а сундук с замком), слуга стал ашугом, взял бубен, взвалил на себя сундук, пошел, запел под окном кадия. Кадий сказал:
— Скажите, чтобы пришли сюда, ну-ка, что это за человек? Пошел, в комнате кадия пел три дня, три ночи. Кадий встал, пошел домой, жена сказала:
— Где ты был, вот уже три дня, как ты не приходил ко мне.
Сказал:
— Жена, замолчи! У нас в комнате был один ашуг. Я ничего подобного не видел!
Сказал:
— А что, разве три дня прошло? Я думал, трех часов еще нет.
— Право, вот уж три дня, черт тебя возьми! Ну-ка, пусть придет и у меня пусть поет. Если ты кадий, то я жена кадия!
Пошел, стал петь в комнате жены кадия. Кадий встал, пошел было в хукумет. Царь сказал:
— Ведь ты же кадий, о вот уже три дня, как ты не приходил в хукумет. Ведь мы же тебя уволим в отставку!
Сказал:
— Царь, живи вовеки, прошу — не взыщи. Один ашуг пришел в мою комнату, — сказал, — вот три дня, как он поет, а я думал, не прошло еше и трех часов. Я еще не видал человека с таким голосом.
Царь сказал:
— Где он теперь?
Сказал:
— Он в комнате моей жены.
Сказал:
— Так скажите, чтобы пришел сюда!
Позвали, привели, запел он в комнате царя. Три дня он бил в бубен —по мнению царя, еще три часа не прошло. Встал, пошел царь, пошел к своей жене. Жена сказала:
— Почему вот уже три дня ты не приходил ко мне?
Сказал:
— Жена, такой ашуг пришел ко мне в комнату. Вот уже три дня он поет, а я думал, еше не прошло и трех часов.
Сказала:
— Если так, пусть придет и ко мне.
Пошел к жене царя, еще три дня пел там. Жена царя встала, пошла к своей дочери. Дочь сказала:
— Матушка, почему это, вот уже три дня, как вы не приходили ко мне, а я — без еды, без питья.
Сказала:
— Ничего, ашуг один у нас в комнате пел, так уже мы не смогли прийти.
Сказала:
— Так скажите, пусть придет у меня поет.
Пошел в комнату царской дочери, два-три раза ударил в бубен, девушка сказала:
— Довольно, поставь свой сундук, отдохни! Слуга поставил там сундук, сказал:
— Я как раз устал.
Встал, ушел слуга-то. Как слуга ушел, дочь царя тотчас ударила рукой по сундуку, сказала:
— Аснык-джаснык *, выходите наружу!
Сын царя тотчас открыл дверцу, вышел из сундука, взяли они друг друга, упали там, пока под вечер пришел слуга. Пришел слуга, дочь царя царскому сыну сказала:
— Я поутру скажу отцу, чтобы он выслал глашатая, чтобы закрывали лавки, запирали двери, чтобы никто не выходил на улицу — царская дочь, мол, и ее сорок подруг пойдут в собственный сад гулять,— чтобы вы меня взяли и убежали, может быть, так ускользнем.
Глашатай возвестил, чтобы двери заперли, лавки закрыли, царская дочь взяла сорок подруг, пошла на прогулку в собственный сад. Царский сын и его слуга пошли, взяли дочь Западного царя, отвели на берег моря, камень перевернули, вынули из-под него те две уздечки, два породистых коня явились туда, [они] сели на них, поскакали в море.
Принесли весть царю:
— Твою дочь увезли!
Царь послал свое войско, пошли на берег моря, а те уже достигли середины моря, вышли из пределов силы пушки [за пределы досягаемости пушечного выстрела]. Войска сказали:
— Бесполезно.
Вернулись, пришли [войска].
Сын царя, его жена и слуга отправились, вышли на берег под чинаровым деревом, сели на берегу моря. Вечером постелил [слуга] постель сыну царя, постель его жене, они заснули.
Старик, и два два сына в лодке, со свечами в руках явились опять.
Младший сын сказал:
— Батюшка, что это за человек под этим чинаровым деревом?
Отец сказал:
— Парень, какой ты болтун, кто бы там ни был, неважно.
Старший сын сказал:
— Батюшка, почему же, разве он требует платы с твоего рта? В самом деле, что это за люди?
Отец сказал:
— Это сын царя Восточного и дочь царя Западного, послушались моих слов, привез он ее. Если моих слов послушаются, может быть, доберутся до дома, если же нет — не смогут целыми добраться до дома, а кто мои слова расскажет, обратится в камень. — Сказал: Они поедут по дороге, понесут весть [об этом] его отцу, отец снарядит убранного золотом и серебром коня, нальет яду вокруг седла, сын сядет верхом, умрет, жена достанется царю. — Сказал: Подъедет он ко дворцу, когда будет входить в свою комнату, какая-то птица сверху кинется на царского сына, убьет его, чтобы жена досталась царю. — Сказал: Пойдет в свою комнату, заснет, придет вишап *, проглотит царского сына, чтобы жена досталась царю.
(Слуга слышит это, царский сын и жена его спят.)
Утром встали, пустились в путь. Царь услышал, что его сын прибыл и привез свою жену, убрал коня, повел навстречу, сын очень обрадовался. Подошли к коню, слуга ударил раз саблей, убил коня. Царский сын очень рассердился.
[Слуга:]
— Чего ты сердишься, вот ты мне подписку дал! Двинулись, дошли до дома, пошли к дверям, птица сверху кинулась на царского сына. Слуга щит подставил, убил птицу. Пошли в комнату, царский сын и жена сказали слуге:
— Хочешь, оставайся здесь, хочешь, иди спи где-нибудь в другом месте!
Сказал:
— Я останусь тут.
Царский сын, его жена заснули. Прошло немного времени пришел вишап. Слуга предал вишапа мечу, убил, а кусочек мяса попал на лицо царской дочери.
Сказал:
— Как мне поступить? Если нагнусь, прикоснусь языком и сниму, скажет: «Он целовал мою жену», — если прикоснусь мечом и возьму, проснется, скажет: «Ты хотел меня убить, взять мою жену». Ей-еЙ, я нагнусь, сниму!
Нагнулся, чтобы взять, царский сын открыл глаза, сказал:
— Ой, и это могло быть между мною и тобою! Ты целовал мою жену!
— Нет,— сказал, — я расскажу тебе мои слова, но [если расскажу], я обращусь в камень. Как тебе угодно?
Жена не позволила, чтобы он рассказал, но он рассказал и обратился в камень. Жена сказала:
— Да буду как жена для тебя запретной, пока не оживишь этого человека.
Царский сын встал, пошел, сел под чинаровым деревом. Вечером опять тот старик явился, сам и его два сына, со свечами в руках.
Младший сын сказал:
— Батюшка, что это за человек под тем чинаровым деревом? Отец сказал:
— Парень, какой ты болтун, кто бы там ни был, неважно! Старший брат сказал:
— Батюшка, почему же, разве он требует платы с твоего рта? В самом деле, что это за человек?
Отец сказал:
— Это сын Восточного царя: тот слуга рассказал мои слова, которые я говорил, и обратился в камень, он потому и пришел. Поутру пусть встанет, пойдет на тот луг, травка есть на том лугу, нарвет, понесет, вскипятит, выльет на того человека — [тот и] оживет!
Утром встал, пошел на этот луг, а ту травку он узнать не может, — вырвал целый мешок правы, и та трава там была, взял, пришел домой. Жена царского сына вскипятила, вылила на слугу, тот чихнул.
Сказал:
— Ой, я спал, зачем вы меня разбудили?
Сказали:
— Ты был мертв!
Семь городов дали тому слуге. Пошел он, сел в своем доме, достиг желанного.

52. Дядя и племянник

Дядя был большой вор, много краж учинял. Его племянник был еше мал; вот пошел к дяде, сказал:
— Дядя, возьми и меня с собой на воровство.
Дядя сказал:
— Племянник, не получится у тебя воровства, да ладно, иди, пойдем.
Вот пришли под какое-то дерево, [дядя] сказал:
— Племянник, ты побудь здесь, я влезу на дерево.
Сказал:
— Зачем тебе влезать на дерево — ни фруктов и ничего нет?
Сказал [дядя]:
— Сорока свила там гнездо, влезу, украду у нее яйца, она не заметит.
Пока влезал дядя на дерево и крал яйца сороки, племянник тоже влез, стащил с него и украл штаны, а тот и не заметил. Когда дядя спустился, слез, племянник сказал:
— Принес яйца?
— А как же, я ведь молодец, вот яйца — сорока не заметила!
Племянник сказал:
— Дядя, где же твои штаны?
Смотрит [дядя]: нет на нем штанов. Сказал:
— Племянник, где же мои штаны?
Сказал [племянник]:
— Дядя, может, ты их не взял из дому?
[Дядя] сказал:
— Племянник, право же, когда я пришел сюда, мои штаны были на мне!
Сказал:
— Может, они остались на дереве?
Тогда тот влез на дерево, обыскал все ветви по одной, штанов не нашел. Вернулся, спустился вниз и сказал:
— Племянник, я штанов не нашел, они исчезли.
Сказал:
— Видишь, дядя, ты меня ни в грош не ставил, а ведь штаны твои украл я.
Ну, дядя тотчас же подбежал, похлопал по спине племянника, сказал:
— Право же, ты мне пригодишься.
Вот пошли они, уж не осталось ничего такого, чего бы они не могли украсть.
Дошла весть об этом до царя. Царь издал указ [поймать их но не смог их найти.
Тогда он привел двух заптиев, пустил перед ними верблюда дал им наказ, сказал:
— Вот верблюд, [он] будет идти по рынку, но вы не приближайтесь к верблюду, а издали следите за ним, посмотрите, кто украдет его. Кто украдет и уведет его, того хватайте и приведи те, кто бы он ни был!
Уж отвели стражи глаза от него или не отводили, только племянник украл верблюда, [увел] к себе домой. Заптии смотрят — нет верблюда.
— Что же нам теперь делать, как пойдем к царю? Он нам отрубит головы, что же теперь делать?
С опечаленными лицами встали и пошли. Царь сказал:
— Где верблюд?
Сказали:
— Царь, живи вовеки, право, у нас верблюда украли, а мы не заметили.
Царь созвал совет:
— Как же поступить, чтобы найти этих воров?
Сказали:
— Видно, мы не можем их найти!
Одна старуха пришла, сказала:
— Я пойду, найду этого верблюда.
Сказали:
— Если найдешь, мы тебе дадим изрядно денег.
Старуха знала, где ели мясо верблюда, вот пошла в дом племянника. Племянника дома не было, бабы одни [были]. Старуха подняла плач, слезы так и льются из глаз. Сказали:
— Старуха, чего это ты так плачешь?
Сказала:
— Лучше бы глаза у [меня] старухи, ослепли: один-единственным сын был у старухи, и вот заболел, умирает, просит верблюжьего мяса, а его нет!
Ну, эти бабы встали, дали старухе немного мяса. Старуха вышла за дверь, а племянник ей навстречу. Сказал:
— Старуха, что это за мясо?
— Бог да сохранит этот дом, мой сын болен, пришла, дали мне этот кусочек мяса.
Сказал:
— Возвращайся, старуха, мало же тебе дали, пойдем, я больше дам.
Старуха вошла в дом, ударил он ее раз кинжалом в живот, старуха упала там, умерла. Стащил он ее в погреб, вырыл яму, зарыл старуху. Пришел к бабам и говорит:
— Чтоб вам сдохнуть, бабы! Что ж вы хотели, чтобы меня повесили?
Опять пошли, сказали царю:
— Старуха исчезла.

* * *
Одна старуха встала, пришла к царю, сказала:
— Я обещаю тебе найти этого вора.
Царь сказал:
— Если найдешь, что бы ты ни пожелала, я дам! Старуха пошла, пустилась по домам, из дома в дом, куда ни придет, говорит:
— Ради бога, сын мой заболел, ему велели поесть верблюжьего мяса, как лекарство; нет ли у вас в доме [немного] верблюжьего мяса?
Куда она ни ходила, нигде не было, пока не пошла в дом дяди и племянника. Там мужчин не было дома, бабы сказали:
— Благодаренье богу, у наших мужей сколько угодно мяса! Встали, дали старухе кусок, унесла. Старуха выходит за дверь, раздумывает:
— Что мне сделать, чтобы узнать потом этот дом!?
Перед дверью оказалась кадка с известкой, она тотчас же опускает туда руку, прикладывает ее к двери, уходит. Под вечер приходят дядя и племянник домой, смотрят, видят: дверь отмечена; вошли они в дом, говорят:
— Бабы, кто это к нам приходил?
Бабы сказали:
— Никто!
Сказали:
— Уж кто-нибудь да приходил сегодня к нам!
Сказали:
— Право, никто не приходил, — сказали они, — только одна старуха приходила, унесла немного верблюжьего мяса, лекарство для ее сына.
Сказали:
— Будьте вы прокляты, для кого это она лекарство унесла?
Дядя сказал:
— Племянник, вставай, того и гляди, нашу дверь захватят.
Ну, а старуха мясо уже унесла, пошла к царю, сказала:
— Я нашла твоего вора, поутру дай мне солдат, я пойду, поймаю.
Сказал царь:
— Отлично!
Дядя и племянник вышли вечером, племянник взвалил на плечи корзину, положил в нее известки, пустились от двери к двери, к какой двери ни подходили, дядя опускал руку в известку, прикладывал к двери, так что даже и дверь самого царя отметили. Вернулись, спокойно легли спать. Рано, на рассвете, старуха встала, пошла к царю, царь дал ей взвод солдат, старуха взяла их, пошла.
Пошла, но к какой двери ни подойдет, все двери отмечены; где уж тут ей войти в дом дяди и племянника. Старуха оторопела. Ну, а солдаты как следует избили старуху, вернулись, пошли к царю, сказали:
— Царь, живи вовеки, старуха сказала: «Я дверь отметила», но к какой двери мы ни подходили, все отмечены, старуха так и не узнала дверь.

* * *
Царь задумался и сам придумал уловку.
Принесли, рассыпали по дороге к роднику золотые. Поставили там двух заптиев караулить; стали они в стороне и смотрят, как идут люди за водой, кто чуть нагнется поднять — того схватить, но кто ни проходил, никто не нагнулся поднять золотой. Ну, а племянник взял сшил себе войлочные туфли ровно в целых полтора аршина, понес, положил эти туфли в смолу, надел, взял в руки два кувшина, пошел за водой. Где только лежит золотой, он на него ставит ногу, все монеты пристали к подошве, ни одной не осталось.
Завечерело, стражи пришли, сказали:
— Соберем наши золотые, понесем, ведь никто не нагнулся поднять золотой, чтобы мы его схватили. Встали, пришли, посмотрели, видят: нет золота, все унесли.
— Что же теперь нам делать? На этот раз царь нам голову отрубит.
Пошли они, сказали царю:
— Вот золото украли, а мы не заметили, мы не видели, чтобы кто-нибудь нагибался к земле, чтобы мы [могли] его схватить, но червонцев нет. много народу ходило, мы не видели, кто взял.
Царь построил новую сокровищницу вне города, наполнил ее деньгами, вокруг велел вырыть яму, растопил смолу, вылил в эти рвы, наполнил до краев смолою.
* * *
Дядя и племянник два-три раза ограбили царскую сокровищницу. А царь взял и велел вырыть ров вокруг сокровищницы, наполнить [его] смолою.
* * *
Племянник сказал:
— Дядя, вставай, пойдем, возьмем из царской казны * немного денег, принесем, поедим.
Пошли они, дошли до края рва, племянник сказал:
— Дядя, ты больше мастер, проходи вперед, а я за тобою пойду.
Чуть только дядя поставил ногу в смолу, как ушел в нее до поясницы, сказал:
— Племянник, что же мне теперь делать, я завяз в ней.
А тот поставил ногу на плечо дяди, прыгнул, перескочил через ров, наполнил сумку золотом, вернулся, опять ногу поставил на плечо дяди, перескочил обратно. Дядя так ушел в смолу, что только голова видна.
Племянник про себя сказал:
— Придут, увидят моего дядю, его узнают — и меня узнают, спросят: «Кто твой товарищ», а он по беспомощному положению волей-неволей скажет.
Ну, он и ударил кинжалом, отрубил дяде голову [и руку], взял с собою, ушел. Взял, понес домой, пришла тетка, сказала:
— Где твой дядя? Сказал:
— Возьми голову, бей себя.
И вот они совершили плач над головой дяди.
Поутру царь проснулся, смотрит — опять унесли казну, пошел посмотрел, а в смоле труп. Выкопали, вытащили, никто не узнал, кто это такой. Тогда взяли понесли, бросили его на дороге к роднику, приставили стражу и наказали стражам:
— Чуть кто начнет его оплакивать, хватайте!
Пустили глашатая кричать, чтобы никто не оставался дома, чтобы все пошли за водой, как мужчины, так и женщины. Племянник уже знает [в чем дело], взял и он свою посуду, пошел за водой, видит труп дяди находится там, ну и он там же стал. Все идут сюда-туда, никто не смотрит на труп. Как пришла тетка — сердце у нее защемило; тут племянник подоспел, ударил ногой, разбил ее кувшин. Стражи пришли схватить ее, сказали:
— Ты чего плачешь?
Племянник сказал:
— Ведь она свой кувшин разбила, из-за кувшина она плачет.
И женщина сказала:
— Мой кувшин разбился, как приду домой — мой муж меня прибьет, потому и плачу!
Ну, тогда заптий вынул два гуруша, дал, сказал:
— Ступай домой, не плачь.
Затем сообщили царю:
— Нет родни-хозяина у этого трупа.
Дочь царя сказала:
— Разбейте для меня шатер, этот труп бросьте у входа в мой шатер, я — страж этого трупа!
Племянник сказал тетке:
— Пусть понесут туда, я знаю свое дело.
А сам, вот что сделал. За сто гурушей купил осла, привязал к нему веревки, каждый день стал ходить за дровами. Как стемнеет, он и отправлялся, а когда шел, то пел песню. Дочь царя сказала:
— Кто это всегда эту песню поет? Позвала, пришел он в шатер, сказала:
— Ты куда это направляешься?
— Я бедняк, хожу, привожу вязанку дров, зарабатываю кусок хлеба!
Сказала:
— Сколько гурушей стоит твоя вязанка дров?
Сказал:
— Три гуруша.
Сказала:
— Ну так я заплачу тебе за дрова, садись, поговорим немного, чтобы я рассеялась.
Он сел, немного побеседовал с нею, сказал:
— Разреши, я выйду на двор, помочусь, приду.
Сказала:
— Я тебе не доверяю, боюсь, как бы ты не убежал!
Сказал:
— Привяжи эту нитку к моему пальцу, держи конец нитки пока я пойду, приду.
Когда он вышел во двор, он разорвал эту нитку, привязал к ней длинную нитку, пошел к ослу, тотчас поспешно привязал труп к ослу, осел понес свою ношу, пошел домой, а сам он вернулся к девушке.
Сели они там, проговорили до утра, он сказал:
— Ханым *, рассвело, разреши мне уйти.
Сказала:
— Разрешаю тебе, иди.
Встал, взглянул (ведь он же знает, что осел ушел), заплакал, завопил, стал бить себя по голове. Дочь царя сказала:
— Что с тобой случилось?
Сказал:
— Право, ты меня разорила, источником средств моих и моих детишек был один только этот осел!
Дочь царя встала, посмотрела: ни осла нет, ни трупа нет. Сказала:
— Ты чего плачешь, я заплачу тебе за осла!
Дочь царя встала, пошла к своему отцу, сказала:
— Удастся ли нам поймать вора?!
Он сказал:
— Пошли, вышли глашатая, кто этот вор, пусть придет, объявится, я его сделаю тарханом; от стыда перед другими королями, я не могу ни с кем слова сказать.
Ну, тогда племянник пошел смело к царю, сказал:
— Все эти дела я совершил. Если ты отрубишь мне голову, это твое дело, но разреши мне сделать еше одну вещь, и да простится тебе моя смерть!
Сказал:
— Так ведь я же не знаю, что ты сделаешь?
Сказал:
— Я пойду украду такого-то царя и доставлю его сюда.
Сказал:
— Если ты такую вещь сделаешь — ты сразу уже тархан!
Сказал:
— Купи для меня одного козла и сорок колокольчиков. Купил, дал ему, а тот зарезал козла, снял, не разрезая, шкуру, привязал к шерсти колокольчики, свернул, положил в сумку, пошел.

Вариант

Дочь царя сказала:
— Я пойду к казне!
Сама пошла, ночь пробыла у казны, не спала, тот человек опять пришел. Как только он вошел, тотчас девушка подоспела, схватила его. А племянник (такой ловкач был!) поговорил с девушкой, соблазнил ее, овладел ею, затем сказал:
— Мне нужно уйти.
Девушка сказала:
— Я еле тебя поймала, разве я тебя пущу, чтоб ты ушел!
А он сказал;
— Ведь ты уж меня поймала, если так — держи мою руку, я за дверью помочусь, приду, потом посидим до утра, веди меня к царю.
Племянник (та отрезанная у дяди рука была при нем) сам взялся за локоть, а девушке дал кисть руки, девушка обеими руками крепко схватила кисть, а племянник как вышел за дверь,] тотчас оставил отрезанную руку в руках девушки, пустился наутек. Девушка оторопела. Поутру пошла, сказала:
— Право, зря это, невозможно его поймать!
Как все случилось с нею, рассказала отцу. На этом дело кончилось. Затем девушка стала беременной, родился у нее сын, сын подрос, царь сказал:
— Понесите этого мальчика, положите около родника, я пошлю глашатая объявить, пусть все мужчины придут туда. Вот! у мальчика яблоко, пусть просят у него, когда проходят; посмотрим: кому мальчик даст это яблоко, кому он обрадуется, тот-то и есть его отец, кровь почует его — тотчас же и ловите его.
Племянник как услышал, сказал:
— Эге, если не применить какой-нибудь уловки, меня схватят.
Вот пошел, поймал зайца, спрятал его под свой плащ, отправился. Люди, кто ни проходил, просят у ребенка яблоко, а он не дает. Как только племянник подошел к мальчику, мальчик вот-вот обрадуется ему, а племянник вдруг выпустил зайца. Ну и суматоха же поднялась в народе:
— Эй, заяц! Эй, держите зайца!
Племянник тотчас схватил мальчика, спрятал его под свой плащ так, что никто не заметил, взял, ушел. Пришли, сказали царю:
— Царь, живи вовеки, и мальчика украли!
Слух дошел до других царей. Один сильный царь прислал к тому царю сказать: «Какой же ты царь, одного вора не можешь , обнаружить! Если ты его не обнаружишь, я приду, сотру тебя с земли и воды».
Царь растерялся, уж не знает, что ему делать, притом очень боится. Ну, он взял выслал глашатая созывать всех, собрал всех, сколько было, сказал:
— Кто этот вор, пусть он придет, я его буду умолять, пусть пойдет, у того царя что-нибудь украдет, принесет. Чего бы он ни пожелал, я дам.
Никто не осмелился сказать:
— Это я!
Племянник тотчас выскочил туда, сказал:
— Право, это я тот вор!
Сказал [царь]:
— Это ты?!
Сказал [вор]:
— Да!
Сказал [царь]:
— Раз это ты, сможешь ты пойти к тому царю, украсть у него что-нибудь, принести?
[Вор] сказал:
— Посмотрим, бог даст, принесу.
Сказал:
— Ну, иди!
Племянник сказал:
— Ну, приготовь мех из косматого козла, дай мне сорок колокольчиков, хороший сундук — я пойду.
Царь дал. Племянник положил эти веши в сундук, взвалил на плечи, пошел.
* * *
Пошел в город того царя.
Смотрит: его дворец — в семь этажей. Ну, он пошел, купил сорок штук стальных клиньев, понес, вколотил в его стену, поднялся на крышу. Вот царь спит в своей постели. А тот надел шкуру козла, пошел, стал над головой царя, встряхнулся разок. Царь вскочил перед ним, дрожит как ива, сказал:
— Что это было?
Сказал:
— Что же ты не знаешь, что это было? Я — ангел, пришел взять твою душу.
Сказал:
— Ну так, умоляю тебя, ангел, не можешь ли ты найти для меня какую-нибудь уловку?
Сказал:
— Моя уловка для тебя в том, чтобы я тебя во плоти понес в рай.
Сказал [царь]:
— Ну, тебе лучше знать?
Сказал:
— Ну, вставай, лезь в этот сундук, но не шевелись, не произноси ни слова.
Накинул он веревку на сундук, сказал:
— Где я тебя ни поставлю на землю, как только я скажу «кучь-кучь» *, ты делай «гay-гау», скажу «пси-пси» *, ты говори «няу-няу», скажу «тшё-тшё» * — ты ори как осел.
Взял, понес во дворец своего царя. Семь королей там уже присутствуют. А он поставил [сундук], сказал: «кучь-кучь», царь ответил: «гау-гау», сказал: «пси-пси», ответил: «няу-няу», сказал: «тшё-тшё» — тот заорал как осел.
Тогда он открыл крышку сундука, сказал:
— Ну, вылезай.
Встал, посмотрел, видит: все цари находятся там; пристыженный, сел.
Царь сказал:
— Царь, зачем ты смущаешься, вы все меня ставили ни во что, говорили: «Не можешь обнаружить и одного вора», а вот мой вор и тебя украл.

Продолжение

Публикуется по: Орбели И.А. Фольклор и быт Мокса. М., Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1982