«Наша Среда online» — Книгу одного из авторов «лейтенантской прозы» я обнаружила на полках буккроссинга. А честнее сказать, списанной вместе с Павкой Корчагиным, сценариями советских кинорежиссеров Братьев Васильевых, из фондов Лобненской Центральной библиотеки.
Конечно, современники Григория Яковлевича Бакланова (Фридмана), читая роман «Друзья», полностью разделяли его размышления. Писатель в этом произведении не говорит, в каком городе или селе происходят события, в каком году. Только уже где-то в середине повествования раскрывает: фронтовики сидят в ресторане и на эстраде исполняют только что созданную песню «Журавли». Значит, речь идет о песне композитора Яна Френкеля на слова поэта Расула Гамзатова. Она впервые зазвучала в 1969 году на Всесоюзном радио в исполнении народного любимца Марка Бернеса. Уже пять лет как генеральным секретарем ЦК КПСС был Леонид Ильич Брежнев, тоже фронтовик.
Историческим фоном повествования становятся последствия II съезда советских архитекторов, который состоялся в конце ноября-начале декабря 1955 года, через восемнадцать лет после первого. В то время произошло очень важное событие, которое кардинально изменило архитектурную политику в стране. 4 ноября 1955 года вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР №1871 «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». Искусствовед Селим Омарович Хан-Магомедов пишет: «…И вот в одночасье всё рухнуло. Были письма в ЦК КПСС (1954 г.) группы мало известных в то время архитекторов (Г. Градов, Н. Щетинин, Прозоровский, Пожарский), которые критиковали творческую направленность советской архитектуры, оценивая её как эклектическую стилизацию… Все рассматривали эти письма как незначительный инцидент. И для подавляющего большинства советских архитекторов было полной неожиданностью, что руководство страны выступило на стороне авторов этих писем. Как гром среди ясного неба прозвучала тогда речь Хрущёва на совещании строителей 7 декабря 1954 года».
В романе «Друзья» про двух архитекторов Григорий Бакланов совсем не показывает специфику архитектурного мышления. У него проектная часть и её согласование с вышестоящими органами, внутриличностные проблемы перевесили образы современных архитекторов, двадцать лет назад вернувшихся с войны.
Опять же Бакланов как фронтовик очень точно создаёт эпизод, когда военные со своими жёнами приходят в ресторан, и тут играет каждая деталь. Он пишет о полковнике с рюмкой в мясистой руке. «Он молод годами, моложе многих за столом, плотный, свежий, с двумя рядами наградных колодок: все послевоенные медали. А из той поры голубенькая «За отвагу». Видно, самый краешек войны застал».
Пожалуй, профессиональную архитектурную сторону дела в позднем СССР лучше оценивать по фильму «Нам не дано предугадать», снятом в 1981 году режиссёром Виталием Кольцовым. Главную роль играет замечательный, как обычно, на нерве Георгий Тараторкин. Его герой Нестеров и олицетворяет тип архитектора, который сам сдает свою карьеру и любимую женщину рвачам в кожаных пальто с импортным дипломатом. Тут уже хорошо раскрыта архитектурная специфика, и в целом фильм выверен и с идеологической точки зрения – проект и судьбу неудачника, которого словно пожирают надвигающиеся сумерки, спасает чуткий партийный работник высокого ранга.
В романе Бакланова, посвящённом любимой жене Эльге, главными героями являются два героя-фронтовика, которые все эти двадцать лет после войны держались вместе, работали, дружили семьями. В номере №1/2011 «Знамени» Эльга Бакланова опубликовала свои воспоминания «Мой муж Григорий Бакланов». В них она пишет, как любил её муж вместе с Александром Трифоновичем Твардовским, гостившим у них на даче, уходить вместе на речку, тогда ещё чистую со стороны деревни. Для героев Бакланова, родившегося в Воронеже в двенадцати километрах от великой русской реки Дон, действительно разговоры на реке имеют какое-то глубокое, сокровенное значение. Будто связывают воды с детством и готовят персонажей к испытаниям и даже к смерти. Одинаково на реке начинаются роман «Друзья» и повесть «Карпухин» о таком же фронтовике, уже в мирное время попавшему из-за трагического случая на трассе, в чем был не виноват, под следствие.. После умиротворённых картин простой правильной жизни героев «Друзей» резко вбрасывает в водоворот испытаний. И дружба старых фронтовиков не выдерживает. Слишком разными оказались тонкий, интеллигентный Андрей и почувствовавший «ветер перемен» Виктор.
Бакланову, конечно, пеняли на то, что он создал сугубо положительного и отрицательного героя. Но сделал он это очень талантливо, описав не только внешние события, но и внутренний мир каждого. Бакланову, хоть и не метафизику в литературе, и не магическому реалисту, оказались подвластны глазом невидимые вибрации душного, спёртого воздуха. А они вползают и в уютные домашние мирки героев, и в высокие кабинеты, где, казалось бы, ещё чувствуется величие замысла, но с каждым эпизодом мельчающее, обмещанивающееся.
Поляризация героев и раньше развивалась в мировой литературе, вспомним хотя бы роман Германа Гессе «Нарцисс и Златоуст», один герой олицетворяет рацио, другой – чувственное начало человека. Но для Бакланова было важно не создавать аллегории, а показать, как дрейфует мышление советского человека-победителя.
«След войны длинен и кровав, из бесконечности в бесконечность. И все летит, летит та пуля, что у матери убила сына, у жены – мужа, у не родившегося на свет сына отняла отца». И вот тут возникает образ вчерашнего врага: а теперь то ли идеологического антагониста, человека из чужой, капиталистической парадигмы, то ли объекта для зависти — иностранца с голубыми глазами в светло-сером костюме, в голубую клетку-продержку.
«Выяснилось, что воевал в России, находился в плену. Тут он достал из внутреннего кармана лоснящийся кожаный бумажник, двумя пальцами вынул из него твердую визитную карточку. На матовой, имитирующей переплетенную ткань стороне сочное чёрное тиснение. Коммерц-директор… Снова не без удовольствия вынут был кожаный бумажник и оттуда – теперь уже с улыбкой – белыми мягкими пальцами достал глянцевую и тоже твёрдую фотографию… Химически красные маки, химически зелёная трава, а перед двухэтажным островерхим, под черепицей домом – четверо….И ещё машина сфотографирована на переднем плане рядом с домом: голубая на зелёной траве, свежевымытая, блестит чистыми фарами. Моя семья, мой дом, моя машина. Тоже визитная карточка».
Он показывает два сценария будущего. Он ставит вопрос: носитель каких ценностей победит?
В центре повествования лежит, кажется, производственный конфликт. Проект двух друзей-архитекторов под угрозой срыва. Но на самом деле мы читаем произведение о деградации советской идеологии, а производственные дела – лишь верхушка айсберга. Символически выведен самый сильный образ романа – крупного партийного работника, слабеющего «льва» Александра Леонидовича Немировского. Его физическая смерть происходит почти сразу же за исключением из президиум. И сразу же рушится весь его, казалось бы, незыблемый, прочный мир. С высот своей государственной ответственности и престижа Немировский в одночасье как будто совершает обратную эволюцию и превращается в слабого маленького мальчика. На свежих крахмальных простынях, на мягкой подушке, он лежит, «загнанный, униженный и слабый», и, «как дитя малое засыпает в слезах» и тут же умирает.