Проект «Карабахский фронт Москвы» продолжает публикацию материалов, посвящённых событиям в Нагорно-Карабахской Республике и российской интеллигенции, не побоявшейся, в трудные времена глухой информационной блокады вокруг событий в Нагорном Карабахе, поднять свой голос в защиту прав армянского населения древнего Арцаха.
Предлагаем вашему вниманию статью Николая Калинкина, опубликованную в журнале «Новое время» № 23, 1994 года.
В Карабахе больше нет фидаинов.
А есть дисциплинированная боеспособная армия, готовая защищать независимость Карабаха до победного конца…
Я не боюсь быть обвиненным в проармянской, точнее прокарабахской, позиции. Она объясняется вовсе не тем, что армяне мне чем-то милее. Свою позицию я могу обосновать, как мог бы обосновать свое участие к жертве преступления, потому что считаю глубоко аморальным «паритетный» подход в оценке действий насильника и жертвы: «Да, он — злодей, но посмотрите, как эта мерзавка исцарапала его лицо! Всыпать обоим по тридцать розог!»
«Самоопределение» — непопулярное нынче словечко. Хотя мне довольно часто приходится вступать в споры по карабахскому вопросу, более или менее достойные, на мой взгляд, аргументы его противников мне неизвестны. Мои оппоненты, включая и некоторых из тех, кто имеет имидж правозащитников, обращаются к нескольким формулам, которые я намерен раскритиковать.
Формула первая:
— Право народов на самоопределение всего лишь «большевистский лозунг», потому что «эта формулировка была включена в текст Декларации прав человека по настоянию СССР в пропагандистских целях».
Следуя логике приведенной формулы, декларированный СССР пропагандистский лозунг «За мирный атом» также порочен, поскольку автор его все тот же. Во-вторых, «эта формулировка» присутствует также и в Международном пакте о гражданских и политических правах, и в Заключительном акте хельсинкских соглашений СБСЕ — документах, обязательных не только для руководителей государств и правоохранительных органов, но и прежде всего для тех, кто претендует называть себя правозащитниками.
Из формулы первой вытекают вторая и третья:
— Право на самоопределение — «чужеродное включение», поскольку «эта запись» должна гарантировать коллективное право, что само по себе зло. И вообще, «кто в состоянии определить, является ли та или иная этническая группа «нацией» и соответственно имеет ли она право на самоопределение»?
Если отличить армян так невозможно трудно, то по какому принципу происходили погромы в Баку, в Кировабаде, в Сумгаите? Почему в Карабахе в ходе «проверок паспортного режима» и операции «Кольцо» репрессивные меры предпринимались исключительно против тех граждан, в паспорте которых записано «армянин»? Почему вообще возник этот конфликт, перешедший в натуральную войну? А потому, что нарушались именно «коллективные права», которые складываются из совокупности индивидуальных прав, но по определенному — национальному — признаку.
Для того и было принято столь нелюбезное некоторым «правозащитникам» право народа на самоопределение — чтобы защитить «подчиненные» народы от геноцида, депортаций, от ущемления их прав. Здесь же заключен ответ и на еще один популярный риторический вопрос моих оппонентов:
— Где гарантия, что Вологодская или, скажем, Саратовская области не объявят себя завтра нациями и не отделятся от России? Что ждет в таком случае Россию?
Точка зрения вполне понятна, если она исходит из известных политических кругов, но абсолютно неуместна в кругах правозащитных. Ответ тем
и другим элементарно прост: не вынуждайте объявлять себя отдельной нацией, не провоцируйте этого. Если какая-либо группа обнаружит, что при участии или попустительстве государства по некоему коллективному признаку нарушаются их права, то есть де-факто они уже определены как «чужие», ничего другого им не остается, как самоопределиться де-юре, дабы обеспечить защиту собственных прав. Не снимайте с них скальпы, не отрезайте уши, не загоняйте их в угол — дайте им нормально жить и развиваться, — и никто не захочет отделяться.
Просто, как божий день. Всеобщая декларация прав человека начинается со слов: «Признание достоинства, присущего всем членам человеческой семьи, их равных и неотъемлемых прав является основой свободы, справедливости и всеобщего мира».
Непризнание права на самоопределение означает признание культа силы и рано или поздно приводит к насилию.
Ненависть как жанр
Для честной дискуссии должно стать правилом заведомо определять отправные точки аргументации — права ли человека, сиюминутная ли целесообразность или просто потому, что именно так очень хочется. В качестве довольно забавного и типичного примера использования последней предпосылки так и просится для цитирования газета «Бакинец» (№ 2794):
«Если бы захват Карабаха можно было бы осуществить, так сказать, конституционно, спекулируя то фактами исторического порядка, то казуистикой и спекуляцией по поводу прав нации на самоопределение, то проституированием на тему «геноцида» армян со стороны азербайджанского народа, то эти люди (правозащитники и правоведы. — Н.К.) были бы не только юристами политических интересов армянских зарубежных дельцов из Армении, но и непосредственными исполнителями… Арсенал их средств весьма широк: КАЗУИСТИКА, ДЕМАГОГИЯ, ПОЛИТИЧЕСКИЙ БЛЕФ, СП¬КУЛЯЦИЯ НА ЛЮБУЮ ТЕМУ, ВВЕДЕНИЕ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ МИРОВОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ, ПРОВОКАЦИЯ, ИНФОРМАЦИОННАЯ ДИВЕРСИЯ, ПОДСТРЕКАТЕЛЬСТВО И ПОДЛОСТЬ, ПОДЛОСТЬ БЕЗ МЕРЫ И СТЫДА, ЦИНИЗМ И ФАРИСЕЙСТВО, ИЕЗУИТСКАЯ НЕРАЗБОРЧИВОСТЬ В СРЕДСТВАХ». (Выделено в оригинале. — Н.К.)
В данном случае можно смеяться или негодовать, но можно и понять государственную азербайджанскую газету. Это воюющая сторона, имеющая большие трудности с аргументацией в свою пользу: кроме вольного толкования принципа хельсинкского Заключительного акта о нерушимости границ да лозунга «Карабах — наш!» имеется лишь политическая необходимость оправдать продолжение войны «до победного конца». Отсюда поиски врагов там, где их нет, подозрительность, шпиономания, пропаганда национальной ненависти, охота за «скрытыми армянами» внутри Азербайджана.
Бакинское радио, март 1992-го:
«…Он армянин, алчущий турецкой крови армянин. Он может сутками не есть, не пить, но и дня не проживет без хотя бы одной капли крови. «Пей турецкую кровь», — раздается каждый раз, когда армянка склоняется над колыбелью своего ребенка. «Вырастешь — убьешь турка», — напевает она. И всю свою последующую жизнь утоляет он эту страсть, только насытившись турецкой кровью… Кровью младенцев наших пытаются они погасить дьявольский огонь в своих душах.
Турок азери, будь начеку, защити себя! Перед тобой твой враг — извечный, извечный, извечный враг! Всю свою жизнь помни, сознавай «эту истину».
Бакинское радио, май 1993-го:
«…Да, и Зангезур (три района Армении), и Геойча (озеро Севан), и Даралагяз (Вайкское ущелье), земли Иравана (Еревана) — исконно азербайджанские территории, и мы всегда будем бороться за возвращение наших земель».
Газета «Бакинец», февраль 1994-го:
«Неблизка, конечно, победа, не все пути к ней проторены. Сотнями, тысячами жертв будут устланы они. Но ни перед чем не остановится азербайджанский народ, в едином порыве поднявшийся против подлых соседей».
Бакинское радио, февраль 1994-го:
«В Грузии осквернено еврейское кладбище. Наверняка здесь опять замешана рука армян».
Я не обременил себя поисками приведенных цитат: ими плотно насыщены все средства массовой информации Азербайджана.
Среди карабахцев самый популярный сейчас фильм, пожалуй, «Стон» азербайджанского производства. Главный герой фильма, офицер азербайджанской армии (положительный персонаж), попадает в плен к армянам (отрицательные персонажи). Там он подвергается издевательствам, оскорблениям его патриотических чувств. Герой отважно плюет в лицо монстроподобному обидчику, и тот мстит ему пыткой. К пленному водят школьные экскурсии. Маленькая девочка спрашивает учительницу, можно ли его покормить. Получив разрешение, она достает из сумочки грязную морковку и протягивает герою.
— Осторожно, — предостерегает школьницу учительница, — враг коварен!..
Кто виноват?
Я абсолютно солидарен с бывшим президентом Азербайджана А.Муталибовым, недавно признавшим, не упомянув, однако, личной роли в развитии конфликта: «Карабахская карта разыгрывается враждующими политическими группировками».
В аппаратной карабахского телецентра мы просматривали только что отснятые на фронте кадры. На экране — ложбина, почти сплошь усеянная телами погибших азербайджанских солдат. Камера делает наплыв, показывая крупным планом лица мертвых — молодые, иногда совсем пацаны. Открытые рты и глаза, теперь уже ничего не выражающие. Отчетливо видно, что на войне они совершенно случайные персонажи. Я наблюдал за лицами сидевших рядом со мной. Ни злорадства, ни торжества. Лишь сочувствие и недоумение: в какую голову могла прийти мысль посылать на фронт растерянных, напуганных и, подозреваю, не умеющих толком стрелять пацанов? Напрашивается вывод, что кому-то на этой войне прежде всего нужны жертвы. Хотелось бы понять: на алтарь чего?
Моджахеды, ландскнехты, «серые волки»…
Приходится читать в газетах об армянском «экспедиционном корпусе» в Карабахе и разного рода наемниках, воюющих на их стороне. Однако ни подразделений вооруженных сил Армении, ни наемников, ни негров (хотя не вижу, чем их присутствие криминальнее, например, эскимосского) я ни разу в Карабахе не видел, хотя встречал и русских, и украинских, и даже одного чеченского волонтера, которые никоим образом под определение «наемники» не подпадают. Руководство НКР объясняет это двумя причинами: ненадежностью наемников и, если пренебречь первым доводом, невозможностью финансирования такой программы.
В то же время в степанакертском ИВС и шушинской тюрьме содержатся наемники, воевавшие на стороне Азербайджана. Практически все они не отрицают своей «работы по найму», подробно рассказывают о путях, приведших их на эту войну (схема примерно одинакова), о ставках и «дополнительных гонорарах».
Я скрепя сердце пошел навстречу с летчиком, сбитым над Карабахом. Разговаривать с живым человеком, которого — знаешь! — через месяц-другой расстреляют, как и предвидел, оказалось непросто. Мешали и сочувствие, и какой-то тихий ужас: перед тобой хуже чем убийца по найму в московском понимании. Ему инкриминируется 13 убитых, 32 раненых (преимущественно женщины, дети), разрушенные школа, детский сад, девять жилых домов, дом культуры. Моего теста «на вшивость» он не прошел. На вопрос, что он испытывает, когда сверху падают бомбы, выпущенные его вчерашними товарищами, он ответил так: «Вначале страшно было. Теперь уже привык». Мысль о том, что бомбы предназначены в общем-то не для него, что кроме него в этом городе тысячи и тысячи детей, женщин, как-то не пришла в его голову.
Бывший советский кадровый офицер, кажется, всерьез рассчитывает на то, что Украина, гражданином которой он является, похлопочет и рано или поздно его освободят. Похоже, совесть его не мучит*.
_______________
*23 мая Военный трибунал НКР приговорил его к расстрелу.
_______________
В детской больнице, где лечатся раненые или больные пленные, мне довелось «пообщаться» с гражданином Турции. Он не вступал в контакт, жалуясь на боли в сердце и что ничего не видит. Под очень неудобным углом зрения, в полуметре от лица ему поднесли сигарету. Ее он увидел, взял, безошибочно прикурил и, глубоко затягиваясь, вновь приложил руку к сердцу и закатил глаза.
Растерянный, маленький, тщедушный, до смерти напуганный внезапно открывшейся перспективой. История, рассказанная им на допросах, в общих чертах соответствует уже сложившейся схеме: на бакинской улице его схватили неизвестные, отвезли на фронт — и сразу в бой, в котором он не успел сделать ни одного выстрела. Рассказу готовы поверить и отправить его на все четыре стороны, но азербайджанская сторона от него открещивается, а турецкого посольства в Степанакерте нет.
Несколько дней спустя в ту же больницу был доставлен еще один захваченный в бою, на этот раз гражданин Ирана. Он лежал с перебитыми пулями ногами. С ним я не встречался. Не довелось увидеть и моджахедов. Однако несколько кип трофейных документов и «вещдоков», предоставленных мне в Степанакерте для ознакомления, доказывает их участие в этой войне именно в качестве наемников. Согласно трофейным документам (копиями части из них я располагаю), на сентябрь прошлого года их было в Азербайджане около полутора тысяч человек.
Использование Азербайджаном в военных действиях наемников из «третьих стран» не вызывает никаких сомнений.
Бомбежки. Мирные жители
Три года шум летящего вертолета вызывал у меня остро отрицательные эмоции. Где бы я его ни услышал, содержание адреналина тут же резко повышается и требуется секунда или две, чтобы прийти в себя. Со временем эта реакция ослабевает. Но место вертолетов занимают теперь самолеты.
Степанакерт, бывает, несколько дней живет без воздушной тревоги, и город тогда становится почти совсем цивильным. Уходит напряжение, лица горожан расслабляются, больше становится улыбок — как будто и нет войны. Но скоро все возвращается в привычную колею.
2—3 воздушных налета в день у жителей города особых тревог не вызывают. Как правило, бомбы падают в окрестностях города.
После того как в Карабахе появились средства ПВО и самолеты начали сбивать, летчики изменили тактику. Теперь они, набрав высоту, пикируют на город. Пилот получает сигнал об обнаружении его радаром, выходит из пике, форсированно набирает скорость и одновременно сбрасывает бомбы куда придется. Следует серия звуков. Взрывы бомб, преодоление самолетом звукового барьера, выпущенная вслед ракета, к звуку полета которой прислушиваются с надеждой… В ясный день ватажки мальчишек глазеют в небо как на специально для них разыгрываемое представление. Эффективным такое бомбометание не назовешь — эффект больше акустический. Но городу тоже достается. 500-килограммовая бомба способна разрушить «пятиэтажку» до фундамента. Шариковые бомбы не несут значительных разрушений, но от них гибнут люди. Не все ее элементы взрываются сразу. Дети, нашедшие такую симпатичную «игрушку», становятся ее жертвами: погибли 8 детей, одного изувечило.
Я не любитель собак. Во всяком случае домой бродячую собаку не приведу. Но, наверное, никогда не забуду, как жалась к стене и плакала под бомбежкой дворняжка.
Иногда сирена раздается не менее десятка раз в день, и к концу дня напряжение у всех запредельное. У женщин состояние близкое к истерике. Мужчины подходят к вопросу философски: «Хорошие ракеты надо».
Не менее драматично наблюдать бомбежку Степанакерта с линии фронта. Ничего, впрочем, не видно — только белый след набравшего сверхзвуковую скорость бомбардировщика да вертикальное облачко самоликвидировавшейся ракеты. Звуки доносятся с большой задержкой.
Особенность на этой войне: самолеты, не задерживаясь над линиями обороны, летят дальше, на населенные пункты. Бомбить боевые позиции — себе дороже: промахнувшись, можно угодить по своим, что происходило уже не раз. Азербайджанская пресса в таких случаях сообщает о налете армянской авиации. А однажды и впрямь самолет, взлетевший в Азербайджане, отбомбил «свои» позиции и благополучно приземлился в Армении. Назвать мне имя пилота отказались.
Согласно разным источникам, азербайджанская армия потеряла в Карабахе с декабря прошлого года (с начала самого массированного в истории этой войны азербайджанского наступления) от 6 до 8 тысяч человек.
Потери карабахской армии можно с достаточной точностью определить, разделив число азербайджанских потерь на 17-20. Но и это соотношение карабахцы считают недопустимым: в Карабахе населения сейчас вряд ли больше 100 тысяч, и потеря за последние полгода 400—600 молодых и здоровых мужчин воспринимается почти как национальная катастрофа.
Такое соотношение потерь объясняется не только тем, что дома стены помогают, но во многом сложившейся тактикой и стратегией ведения войны. Нахлынувшие было в Карабах после событий в Приднестровье летом 92-го отряды «казаков» очень скоро вернулись по домам: даже по оценкам бывших «афганцев» эта война слишком непредсказуема и опасна.
Отряды фидаинов теперь уже в прошлом, а с ними ушел романтический период карабахской войны. Но сохранились их мобильность и почерк командос, которые позволяют небольшой армии успешно переигрывать (именно переигрывать!) многочисленную и хорошо вооруженную армию.
Почти вся бронетехника Карабаха была прежде азербайджанской и захвачена в боях, а после взятия Агдама до сих пор используются боеприпасы с его складов.
До декабрьского 1991 года карабахского референдума о независимости существовали довольно разрозненные и разношерстные отряды фидаинов. Затем постепенно стала создаваться регулярная армия. Уже к началу 92-го все отряды были подчинены объединенному штабу, а в течение прошлого года карабахская армия была полностью реформирована, и от отрядов фидаинов остались лишь ностальгические воспоминания. Теперь Карабах имеет самую боеспособную на Кавказе армию — строго дисциплинированную, деполитизированную, со сложившимися со времен фидаинских отрядов традициями.
Карабахцы посмеиваются: «Будем Баку брать!» В воздухе и в самом деле носится идея взятия Евлаха, Гянджи и, разумеется, возвращения Шаумяновского района. В том, что это реально, никто в Карабахе не сомневается. Сомнения лишь стратегического порядка. Примерно такая же атмосфера была накануне взятия Шуши. Отсюда не следует делать слишком поспешные выводы; карабахцы на основании опыта пришли к уверенности, что иначе Баку не усадить за стол переговоров о мире и признании, к чему он, очевидно, не расположен.
Карабах безумно устал от войны. Мир стал их главной мечтой. Но не ценой повторения 1991 года. Предварительное условие Азербайджана о разоружении Карабах считает неприемлемым. Оно и понятно.
Несмотря ни на что, НКР существует, хотят этого политики или нет. Со своими государственными структурами, промышленностью (пусть пока полуразрушенной), с эффективной армией. Непризнание за НКР права, на суверенное существование означает лишь продолжение войны, все более набирающей обороты и интернационализирующейся.
Источник: журнал «Новое время», № 23, 1994