СОЦИУМ
Многие из нас, студентов 1970-х, были постоянными читателями журнала “Гарун”[1], а соприкосновение с каждым произведением, рождённым из-под могучего пера публициста, имя которой Марго Гукасян, казалось особым явлением. Причина была в том, что её высокохудожественные публикации, очерки и эссе касались очень духовно близких тем, порой закрытых или полузакрытых… Диапазон их простирался от безутешной боли из-за разрушенной столицы Ани, утерянного Арарата, от беспокойства за памятники армянской культуры, за манускрипты до проблем охраны природы Армении, развития сельского хозяйства, градостроительства…
В 1980-е годы её имя было уже не только именем популярной журналистки, но и любимого учителя и родного человека, поскольку, читая её статьи, воодушевляясь ими, я, молодой инженер, окончивший политехнический институт, движимый необъяснимым стимулом и желанием, стал писать и печататься.
И как тяжело мне сегодня писать в прошедшем времени о дорогом, родном и любимом человеке…
Встреча в редакции журнала “Гарун”
Когда уже был опубликован первый десяток моих статей и очерков, у меня возникла дерзкая мысль: пойти в редакцию журнала “Гарун”, познакомиться с Марго Гукасян, поскольку её мнение обо мне, начинающем журналисте, было весьма важным.
Я уже несколько раз безуспешно звонил в редакцию, и однажды один из моих коллег неожиданно сказал, что сын Марго Гукасян – Ашот Хачатрян, работает в нашем учреждении – Научно-исследовательском институте математических машин, и, как ни удивительно, на том же этаже нашего корпуса. Я сразу нашёл Ашота, познакомился с ним и, узнав номер их домашнего телефона, позвонил. Через два дня, в условленный час, мы встретились в одной из комнат редакции журнала “Гарун”.
Выдающуюся журналистку со звучным именем “Марго Гукасян” я почему-то представлял себе высокой дамой, с пышной фигурой, даже с особой причёской и макияжем. Однако, как ни странно, за письменным столом увидел худенькую женщину со скромной внешностью сельской учительницы с коротко подстриженными волосами серебристого цвета, с бесконечно добрым взглядом.
Позже Марго Гукасян расскажет мне, что в её жизни подобные истории случались нередко. Однажды в одной из отдалённых деревень Армении, где она была в командировке, к ней подошёл председатель колхоза, очень обрадованный тем, что к ним приехала сотрудница журнала “Гарун” и с волнением в голосе сказал:
– В вашем журнале работает очень хорошая журналистка, Марго Гукасян. Вы, конечно, знаете её. Скажите ей, что я всегда читаю её статьи, и передайте ей мой сердечный привет.
После, узнав, что его собеседницей была сама Марго Гукасян, смутился и был приятно удивлён…
Дорогое и заветное мнение
Знакомясь с моими статьями, часть из которых она уже заметила в журнале “Советская Армения”, редактором которого был Ваагн Давтян, она сказала:
– Для начала, конечно, довольно хорошо. Тебе надо больше писать и выбирать наиболее близкие твоему сердцу темы…
Несмотря на то, что спустя годы она будет преподавать мне в Ереванском политехническом институте, в отделе журналистики факультета общественных наук, сказанное ею уже давно передали мне её искренние статьи.
Когда уже поочерёдно стали публиковаться “Вишапасар”, “Моё поверженное сияние”, “Последняя дочь Агулиса” и другие эссе (для первых двух я выбрал эпиграфом известные строки её произведений), после прочтения она всегда звонила мне и воодушевляла меня. А я, порой становясь “нескромным” из-за её бесконечно дорогих для меня телефонных звонков, спрашивал:
– А при прочтении чувствовалось, что это написал ваш ученик?
Обходя прямой ответ, она скромно говорила:
– У тебя уже сформировался собственный стиль письма. Читая, заметила интересный нюанс: лишённые родины люди чаще всего и с наиболее глубокой тоской вспоминают свои горы: Масис и Сипан, Маратук и Цовасар, Арнос и Вараг… В твоём случае Вишапасар – священная гора нахичеванцев, символизирует потерянную Родину…
Несостоявшаяся поездка
Однажды я отнёс в редакцию журнала “Гарун” набор заснятых в Нахичеване фотографий и устройство для их показа. Полуразрушенные соборы Агулиса, хачкары Джуги, пёстрые горы Азнаберда, где родился я, портрет моей бабушки Тебур, вяжущей носки, ею же сплетённые карпеты и ковры произвели очень сильное впечатление на тикин Марго.
– Мне очень хочется увидеть Нахичеван. Одним из самых чувствительных узлов нашей национальной боли является Гохтн-Нахичеван. Если бы хоть этой потери не было у нас…
По присланному моей бабушкой приглашению я предложил летом поехать вместе на мою родину, которая на этой территории стала последней большой деревней, населённой армянами. В годы советского “братства” для поездки в Нахичеван надо было обязательно получить “визу” не только гостям, но и урождённым нахичеванцам.
Подготовили документы, сдали их в милицию, ждали несколько месяцев, получили пропуск (бывало, иногда и отказывали), но тикин Марго помешали какие-то обстоятельства, и наша поездка не осуществилась. А несколько лет спустя, когда началась освободительная борьба в Арцахе, Нахичеван стал мечтой не только для тикин Марго, но и для нас, нахичеванцев.
Тем не менее, всеобъемлющее перо Марго Гукасян впоследствии не обошло волнующую всех армян нахичеванскую тему. В её вышедшем в свет на армянском и русском языках эссе “Потери, живущие в снах” рассказывается о Нахичеване, Агулисе, Цхне, о живущих там людях, даже о знакомой ей по фотоснимкам моей бабушке и связанных ею коврах и карпетах.
Нахичеванский банджарапур[2]
Наша дружба постепенно переросла в родство, в особенности потому, что моя мама тоже была её постоянной читательницей. Тикин Марго очень нравились приготовленные моей мамой блюда, особенно нахичеванская толма с цитроном[3] и черносливом, а ещё и очень популярный в наших краях суп со спитакабанджаром[4].
После кончины матери я ощущал своего рода двойную привязанность к моей учительнице и приглашал её к нам домой вместе с нашей общей родственницей – тикин Бюракн Чераз (по мужу Ишханян). Как-то мы вспомнили о банджарапуре. Тикин Марго так расхваливала этот уникальный образец кухни моей мамы, что я сразу же принялся за работу, и из присланного моей тётей из Ехегнадзора спитакабанджара приготовил такой же суп, приложив всё своё кулинарное мастерство (тикин Марго и тикин Бюракн давно знали, что в течение многих лет я одновременно с фольклорными образцами записывал также образцы национальной кухни, и готовил это к публикации).
Я часто говорил тикин Марго, что она моя духовная мать, следовательно, в этом мире она заменяла мне мою маму.
– Слушай, Артак, не говори об этом так много, а то твоя мама станет ревновать.
– Не станет, тикин Марго, родная Вы моя, – противился я, – я всегда говорил моей маме, что меня научили писать Вы…
Последняя фотография
Я только что вернулся из Западной Армении. Как и обещал, пришёл к ней в дом на улице Чаренца, с неописуемыми впечатлениями и небольшими сюрпризами. Привезённые с земли Басена маленькие камешки расставил возле цветочных ваз с комнатными растениями, горстку собранного на дороге к собору Аракелоц жёлтого алоча[5] высыпал на стол, а фото Пастушьего моста, уже вставленное в рамку, повесил на стену.
Она работала над книгой “Безымянный… 1915”, материал которой был очень созвучен моим переживаниям после поездки. Среди фотографий для будущей книги, увидев её в цветастом наряде на фотоснимке молодых лет, удивлённо и взволнованно заметил:
– Я же говорил, что Вы моя духовная мать… Вы и моя мама в молодые годы очень похожи друг на друга…
Тикин Марго ничего не сказала, только печально улыбнулась…
В тот день она показала мне реликвии, связанные с Басеном – малой родиной своих родителей, свято хранимых вместе с вещами её свекрови – матушки Алмаст, которая была родом из Себастии. В их числе был невероятно красивый карпет и такой же великолепный ковёр. Я мгновенно сфотографировал мобильным телефоном тикин Марго на фоне карпета и ковра. Откуда мне было знать, что это будет её последней фотографией, сделанной мной…
Последний телефонный звонок
В одном из февральских номеров газеты “Гракан терт”[6] был опубликован отрывок из книги Акрама Айлисли “Каменные сны” в моём переводе. Первой позвонила тикин Марго:
– Очень хорошо перевёл. Меня сильно взволновал твой перевод. Слушай, Артак, словно ты сам написал это. Фактически автор так любит Айлис, где он родился, как ты любишь свой родной Агулис… Какой честный и гуманный писатель!..
И на этот раз, полушутя, полувсерьёз, не дожидаясь моего извечного вопроса, сказала:
– Отмечу, что сразу почувствовала, что автором перевода является мой ученик…
Это, к сожалению, были её последние слова. Когда я позвонил ей спустя несколько дней, она болела тяжёлым вирусным гриппом и почти не в состоянии была разговаривать. Запретила навещать её, советовала поскорее закончить перевод романа.
Потом почти месяц она находилась у сына, лечилась. Однажды тикин Бюракн узнала, что её здоровье, наконец, стало слегка улучшаться, и она уже вернулась к себе домой.
Той же ночью мне приснился сон: будто после продолжительной болезни моя мать должна вернуться из больницы домой. Ощущая неловкость из-за того, что у меня не было времени навестить её, я срочно отправился домой, и пришёл в тот момент, когда она открывала дверь. Заметив меня, мама обернулась и улыбнулась мне, но мне показалось, что она совсем непохожа на себя: коротко подстриженные серебристые волосы – таких у неё никогда не было…
Днём я позвонил Ашоту. Он сказал, что через несколько дней можно будет навестить его маму. Спустя два дня, вернувшись домой после концерта, на автоответчике я увидел, что тикин Бюракн трижды звонила нам. “Наверное, договорилась, и завтра мы пойдём навестить тикин Марго”, – подумал я и, несмотря на поздний час, позвонил ей.
– Знаешь уже? …не знаешь?.. Марго не стало…
Подобно замедленным кадрам кинофильма, перед моими глазами прошли наши встречи в редакции журнала “Гарун”, наше так и несостоявшееся нахичеванское путешествие, эссе об утерянных Ани и Арарате, восхитительные орнаменты карпета и ковра из Басена… И не мог представить себе, что уже и в самом деле нет любимой всеми Сосе Майрик армянской журналистики, у которой многие из нас ещё многому могли научиться…
Пусть святится имя твоё, твоя честная, искренняя и чистая душа, дорогая тикин Марго…
Перевод с армянского Эринэ Бабаханян
______________
[1] “Гарун” – “Весна” (здесь и далее примеч. переводчика).
[2] Банджарапур – овощной суп.
[3] Цитрон – чабёр (трава).
[4] Спитакабанджар – Алаязы : многолетнее растение с узкими длинными листьями; по легенде, Св.Богородица закутывала Иисуса Христа в листья этого растения. Его обязательно подают на стол в праздник Пасхи.
[5] Алоч – плод боярышника.
[6] “Литературная газета”.