Пути Господни неисповедимы.
Часть первая
Иван спустился по тропинке к вечернему морю. В эти часы на пляже практически никого не бывает. Вот и сегодня вдалеке, обнявшись, сидит парочка влюблённых, а справа — группа подростков собирается домой. Кругом тишина. Быстро сбросив одежду, юноша вошёл в воду. Небольшие волны нежно ласкали его ноги. Он резко нырнул и поплыл к буйку, затем перевернулся на спину и увидел, как начали появляться на небе звёзды. Его всегда восхищала красота ночного небосвода, он часами мог им любоваться, но вспомнил, что с ним хотела поговорить мама, заторопился. Освежившись, он быстро вышел из воды, оделся и задумчиво направился домой.
Они жили вдвоём с матерью, отца юноша не помнил, он умер, когда ему было три года. Замуж мать так больше и не вышла, всю жизнь посвятила воспитанию сына. После армии Иван работал трактористом, затем стал бригадиром — работу свою он любил. Сам был видным парнем: высокий, ладный, красивые черты лица, тёмно-синие глаза, русые волосы, и девушки не давали ему проходу. Мать хотела женить его на достойной, по её понятиям, избраннице, и слышать не хотела ни о какой любви, ей казалось, что сын может попасть в «сети» какой-нибудь вертихвостке. Вот и сегодня, по-видимому, предстоит разговор о женитьбе.
Дома его ожидал сюрприз. В зале за празднично накрытым столом сидела мать с гостями, скорей с гостьями. Иван прошёл в свою комнату. Вскоре его позвала мать. Когда он вошёл в ярко освещённую комнату, то увидел жену председателя колхоза и его дочку Ксению — они пили чай из сервиза, который ставили в редких случаях, только для дорогих гостей. Всё стало по своим местам. Иван понял, кого сватают ему, девушка давно оказывала ему знаки внимания, но он старался делать вид, что не замечает. Ксения, белокурая красавица, сидела, опустив глаза. Обе матери переглянулись и вышли «подышать» свежим воздухом. Внутри у молодого человека всё кипело, но он сдержался и спокойно сказал: «Ксения, ты очень хорошая девушка, встретишь того, кто будет тебя любить, а этот спектакль был ни к чему. Я не люблю тебя, прости, сердцу не прикажешь». Он быстро вышел из комнаты, оставив взволнованную девушку в слезах.
Где-то играла гармонь, девушки пели модную песню о неразделённой любви. Иван неторопливо направился к клубу, там показывали какой-то интересный фильм: собралось много людей. Неожиданно он услышал звонкий, приятный смех — смеялась незнакомая девушка. В сердце юноши что-то дрогнуло, потом защемило, он и сам не мог понять, что с ним происходит. У ребят, стоявших рядом, он спросил, откуда здесь цыганочка появилась. Это была не цыганочка, а армяночка — дочь нового врача, недавно приехавшей в их посёлок.
В кино он не пошёл, пришёл домой, мать уже спала. Иван долго ворочался, сон бежал от него. В окно заглянула луна, и ему показалось, что она улыбается, а потом засмеялась. Этот смех отозвался эхом в его груди. Так смеялась незнакомка. Ему захотелось обнять её и поцелуем заглушить смех, а потом смеяться в унисон с ней. Сон принёс ему сладкую боль: всю ночь он её догонял, но не мог поймать, затем они плавали в море, плескались, смеялись… Наконец, догнав её, он страстно поцеловал в губы, от счастья закружилась голова, и он проснулся. Каким разочарованием стало для него пробуждение.
Не позавтракав, он ушёл на работу. Друзья заметили его рассеянность и начали подшучивать, напомнив, как с их двора выходила Ксения с матерью, что, по-видимому, законы поменялись, теперь свататься приходят девушки. Иван вспылил и ушёл домой, мать в палисаднике подвязывала розы, увидев сына, хотела что-то сказать, но он грубо прервал её. С ним что-то творилось! Он сам себя не узнавал: всегда спокойный, корректный, а в этот день, будто с цепи сорвался. Выйдя на крыльцо, заметил, что мать краем косынки вытирает слёзы, он извинился, но попросил её, чтобы она больше не занималась сватовством без его ведома.
Солнце садилось за горизонт, он направился к морю. В этот вечер на пляже было многолюдно. Иван прилёг у одинокого куста, решил привести мысли в порядок, неожиданно раздались крики о помощи. Он быстро вскочил и увидел двух плачущих женщин, бегающих по берегу. Юноша сразу увидел девочку, вцепившуюся обеими руками за буй, и понял: доплыть доплыла, а назад силёнок не хватило. На ходу сбросил одежду и в несколько рывков оказался рядом с испуганным ребёнком. Кричать она уже не могла, только всхлипывала.
Отдав девочку родным, Иван подобрал одежду и направился домой. Неожиданно его окликнули, он остановился как вкопанный. Это была его цыганочка! Девушка из сновидений! Она была красивей его ожиданий: яркая брюнетка, с огромными, бездонными, как омут, глазами, кожа лица казалась нежней спелого персика… Знакомая незнакомка не сводила с него восхищённых глаз, подойдя ближе, она смело попросила научить её плавать. Иван тряхнул головой — не во сне ли он.
Молодые люди познакомились: её звали Астхик, а подруги зовут Асей. Улыбаясь, она разъяснила, что её имя на армянском значит звёздочка. Иван попросил разрешения у девушки называть её Звёздочкой. Она согласно кивнула головой. Через несколько минут они дружно беседовали, как давние знакомые. Он проводил её домой и окрылённый радужными мечтами присел на лавочку около матери, которая ждала его, затем подскочил и, подхватив её на руки, закружил, счастливо смеясь. Сердцем она поняла, что у него появилась девушка. Но кто она, эта девушка?! Женское чутьё подсказывало ей, пока ни о чём не расспрашивать сына, зная его крутой нрав. Это с виду он мягкий и пушистый, на самом деле, всё сделает по-своему — весь в отца! Долго ворочалась она в постели, пока сон не окутал её, словно одеялом, и женщина, наконец, уснула в беспокойном сне.
Иван был счастлив, как никогда! Он вспоминал каждое её слово, движение, смех… Он чувствовал тонкий аромат волос своей Звёздочки. Как ему хотелось окунуться лицом в копну её пушистых кудряшек, заглянуть в глубину искрящихся, волшебных глаз… Только к утру удалось Морфею увести влюблённого юношу в своё царство сна.
Они встречались каждый вечер. Их, как магнитом, тянуло друг к другу. Долгожданная любовь разгоралась всё ярче и ярче. Сколько нежных слов услышала ночь, сколько ласковых прикосновений подсмотрела любопытная луна. Единственное, что омрачало их, и они держали в тайне друг от друга — это то, что их матери были против этих встреч. Мать Ивана сразу заявила, что не допустит, чтобы какая-то цыганка пришла в её дом. А когда Астхик первый раз пришла на рассвете, мать с укором посмотрела на дочь и со вздохом сказала: «Прошу тебя, дочь, не повторяй моих ошибок». Всю ночь дочка слышала доносившиеся из-за стены рыдания матери. Но было уже поздно! Они уже не могли представить себе жизни друг без друга, без их любви.
Но проклятая война вихрем ворвалась в их жизнь, в жизнь всей страны. И перед всем народом встала одна задача — изгнать врага с земли родной, и чем быстрее, тем лучше. И никто не думал о жизни или о смерти — надо было спасать Родину.
Часть вторая
Последнюю ночь перед уходом Ивана на фронт, вопреки запретам, они провели вместе. Он горячо целовал опухшие от слёз глаза, губы… Она нежно льнула к нему, словно хотела стать с любимым единым целым. На рассвете, с трудом оторвав её от груди, он нежно взял её руку и надел перстень с красивым бирюзовым камнем и тихо прошептал ей в ушко, будто кто-то мог подслушать, что это знак его любви и верности. Она прижала колечко к губам, потом зарыдала и, целуя любимого солёными от слёз губами, простонала, что даже смерть не сможет разлучить её с этим дорогим для её сердца подарком. Нежно поцеловав её, он ушёл попрощаться с родными… Через неделю уехала и Астхик с матерью. Их определили в военный госпиталь: мать — врачом, а дочь — медсестрой.
Вскоре девушка поняла, что она беременна, и рассказала матери, та грустно посмотрела на быстро повзрослевшую дочь и резко сказала: «Ну что ж, будем рожать, не позволю убивать, вокруг и так много смертей». В положенный срок родилась прелестная темноволосая девочка с большими васильковыми глазами. Девочку назвали Любовью, так как она плод большой и светлой любви. Молодая мать не могла нарадоваться на свою красавицу дочь и написала матери Ивана, что та стала бабушкой, и попросила переслать адрес полевой почты отца Любушки. Ответа она не дождалась и ходила погрустневшей, но на любви к ребёнку это не отразилось.
Через месяц Астхик демобилизовали, и мать отправила её в город Ессентуки, к своей бабушке, с наказом обязательно продолжить учёбу. На прощание мать и дочь крепко обнялись и разрыдались, забыты были обиды, приняты прощения. Поезд вёз молодую женщину к людям, которые когда-то не приняли её мать с ребёнком, рождённым вне брака. Как примут её? Почему ничего не ответила бабушка её дочери?…
Часть третья
Мария Петровна, мать Ивана, в этот день задержалась на ферме, и почтальон, старый дед Захар, принёс письмо к ней на работу, зная, с каким нетерпением она ждёт письма с фронта. Конверт был подписан незнакомым почерком, руки женщины задрожали от страха, раскрыв его, она сразу поняла, что это объявилась цыганка, и в сердцах, даже не прочитав, порвала письмо на мелкие кусочки, приговаривая: «Не отдам тебе сына, ведьма проклятая!» От её слов такой желчью веяло, что даже старого Захара, повидавшего многое на своём веку, передёрнуло. Ничего не говоря, Мария Петровна пошла к коровам, она давно не получала писем от сына, сердце разрывалось от страха за его жизнь, но с цыганкой примириться не могла, да и не хотела. Женой рядом с сыном она всегда видела только Ксению и знала, что девушка давно и безответно любит Ивана.
А он в это время в санатории проходил реабилитационный курс лечения после тяжёлого ранения. Он был благодарен своим друзьям, которые вытащили его из горевшего танка, тело было нашпиговано осколками. Хирург, который оперировал его, грустно пошутил, что он был похож на свинцовый пирог. После того, как он пришёл в себя, понял, как прекрасно голубое небо, как хочется жить. Но больше всего его мучила безызвестность о его любимой Звёздочке. Где она? Что с ней? В одном из писем к матери он спрашивал, почему не отвечает на его письма девушка, и узнал, что мать и дочь куда-то уехали. Это его немного успокоило. Значит, не забыла, а просто её там нет. Вскоре, пройдя медкомиссию, он был направлен в свою дивизию.
Часть четвёртая
Вот и Ессентуки. Машина остановилась около небольшого дома, утопающего в зелени. Астхик очень волновалась и не решалась постучать, но ребёнок проснулся и начал кряхтеть, набравшись решительности, девушка постучала. К калитке подошла пожилая, худощавая женщина. Она была невысокого роста, лицо, испещрённое морщинками, сохранило черты былой красоты. Старушка внимательно всматривалась в стоявшую перед ней молодую женщину, по-видимому, желая узнать, что привело незнакомку к её дому. Астхик от волнения не знала, как начать разговор. Но тут неожиданно громко о себе заявила Любочка, и молодая мать сбивчиво стала объяснять своей прабабушке, что она её правнучка.
— Ты дочь Ашхен? — донёсся до неё вопрос.
— Да, — еле слышно прошептала она.
— Что же мы стоим на улице? Заходи в дом, ведь не чужие, — прозвучало в ответ. Так Люба быстро и вовремя разрядила напряжённую обстановку.
Бабушка Заруги оказалась доброй и общительной. Она всё удивлялась, какую красивую и хорошую дочку вырастила Ашхен без мужа, без помощи родных. Она говорила и говорила, но между разговором успела накормить правнучку, перепеленать ребёнка и словно нечаянно спросить об отце ребёнка. Астхик сказала, что он на фронте, и увидела, как тень удовлетворения мелькнула на лице старушки, которая с удовольствием играла с её крошкой. Страхи о плохом приёме исчезли, но девушка страдала от неведения о любимом, ей хотелось поделиться с ним успехами дочери и просто прижаться к его сильному и надёжному плечу. Её мучили вопросы: жив ли он, может быть, ранен..? Но свои мысли она держала в тайне от новонайденной родственницы, которая жила одна, дети её выросли, выучились, обзавелись семьями и разъехались. Правда, они её все звали к себе жить, но она не решалась уехать из своего дома. Ждала внучку, которую выгнал на улицу её сын с женой. Они думали, что она скоро вернётся, повинится, но она пропала. Совесть замучила обоих — родители Ашхен рано ушли из жизни, а других детей у них не было. Бедная Ашхен обиделась и уехала, затерялась на двадцать лет. В глазах женщины стояли слёзы, она призналась, что хочет, хотя бы перед смертью, увидеть внучку и за всех просить у неё прощения. Астхик спросила, знает ли она, кто её отец, старушка вздрогнула, словно от удара, и почти шёпотом выдавила из себя, что он подлец, каких не видел свет, и ей лучше ничего не знать. Больше они к этому разговору не возвращались.
Девушка подружилась с прабабушкой, та помогала растить Любушку, затем устроилась работать в госпитале, восстановилась на вечернее отделение в институте и написала подробное письмо матери.
Ашхен порадовалась за дочь, её тронули слова о дружеских отношениях бабушки и Астхик. Она давно простила всех родных, которые поставили перед ней, восемнадцатилетней девушкой, выбор: или аборт, или покинуть родительский дом. Только бабушка Заруги защищала её, но дед запретил совать ей свой нос туда, куда не следует. Она, конечно, выбрала второе. Виновник её позора, как узнал о её беременности, исчез с горизонта. Вначале она надеялась, что он вернётся, но потом поняла, что предавший один раз, предаст и другой раз… С болью она вспоминала трудности, которые легли на её хрупкие плечи. НО она добилась всего: получила диплом врача, вырастила дочь… Только боль, что не уберегла дочь от собственных ошибок, сжимала её сердце. А сейчас ей так хотелось оказаться там, в родном доме, обнять дочь, бабулю, потискать внучку… Но шла война, её руки и знания нужны были здесь.
Этот весенний день Астхик не забудет никогда! Светило ласковое солнышко, война близилась к своему завершению, заветный диплом получен, дочка росла здоровым и красивым ребёнком, прабабушка в свои восемьдесят пять лет выглядела бодро… Но в тот день какое-то чувство надвигающейся беды не давало ей покоя. Вот и дом, с радостной улыбкой встречают её родные, в руках старой женщины солдатский треугольник. Любочка, не выдержав, вырвалась вперёд, радостно объявила, что принесли письмо. Это была похоронка. Астхик не могла поверить, что её матери нет в живых, столько надо было сказать, стольким поделиться… А её нет! Слёзы обильно струились по щекам, глядя на неё, заревела и Люба, а бабуля сидела и причитала о несчастной судьбе ненаглядной внучки и ругала кого-то за бессердечность. С этого дня старушке становилось всё хуже и хуже. Чувствовалась какая-то надломленность. Её не порадовал даже конец войны. Воины с Победой возвращались домой, и Астхик сфотографировала дочку и послала Марии Петровне и написала несколько слов любимому, надеясь, что если Иван дома, то отзовётся, но никакого ответа она не дождалась.
Прошёл ещё один год. Бабушка Заруги заболела и слегла, она ни на что не жаловалась, а тихо угасала. Однажды, когда Астхик сделала ей очередной укол, она взяла её за руку и сказала: «Солнышко моё, спасибо тебе, что украсила мою старость, пусть простит всех нас душа Ашхен, но я спокойна, моей вины в её несчастьях нет. Скоро я покину этот мир, тебе завещаю свой дом…» Они обнялись и разрыдались. Через две недели старушки не стало. Тяжело было молодой женщине, они с дочкой остались совсем одни.
Часть пятая
Иван вернулся домой, весь штопаный-перештопанный, но живой. Мать от радости не ходила, а летала. Первый вопрос сына был о любимой девушке, но мать только пожала плечами и, пряча глаза, отрицательно качнула головой. Не могла она смотреть сыну в глаза — совесть была нечиста: пять писем она получила, одно порвала, а четыре и фотографию спрятала в шкатулку. Прошло немного времени, сын пошёл на работу. Сначала Мария Петровна обрадовалась, что сын больше не расспрашивает, но стала замечать, что стал он приходить домой пьяным, а если был трезвым, то ходил угрюмый и никого не замечал. Она уже к знахарке ходила, а та сказала, что срочно надо его женить — не то умрёт.
Через год она добилась своей цели и женила сына на Ксении. В первую брачную ночь Иван ушёл на заветную полянку, где он любил свою Звёздочку. Всю ночь он рыдал и целовал землю, а на рассвете вернулся домой с окаменевшим сердцем. Через десять лет зачахла и умерла Ксения, так и не услышав от любимого ласкового слова, улыбки… Мать винила себя в смерти невестки, не дождалась она и внуков. Недаром же говорят, что на чужом несчастье счастья не построишь. Прошло ещё пять лет. Однажды глубокой осенью, возвращаясь домой из соседней деревни, она попала под проливной дождь и промокла до нитки. Переодевшись, начала хлопотать по дому, вечером поднялась температура, начался озноб. Когда Иван пришёл домой, мать бредила: то извинялась, то говорила о каких-то письмах, он не обратил на это внимания. Пришла соседка посидеть с Марией Петровной, а Иван пошёл за врачом. Матери с каждым днём становилось хуже, она таяла на глазах. Вечером, когда сын вернулся с работы, она позвала его и слабым голосом сказала, что хочет попросить у него прощения. В ответ он пошутил, что, когда она поправится, то тогда будет извиняться. Но женщина настояла на своём. Она рассказала, что цыганка его жива, написала ему пять писем и прислала фотографию незнакомой девочки.
Ивана чуть не хватил удар, он только смог сказать, как она могла так жестоко поступить с ним. «Прости меня, Ваня», — еле слышно сказала мать и закрыла глаза.
После похорон Иван открыл шкатулку и нашёл в ней четыре письма, пятого не было. Он подумал, что, может, мать ошиблась. Да, это писала его Звёздочка, она просила номер его полевой почты и поздравляла с рождением внучки. Он не мог понять, что за внучка, откуда она взялась. Когда он открывал последний конверт, из него выпала фотография, с которой смотрела на него девочка четырёх лет — его копия. В конверте он увидел маленький листочек со словами: «Это твоя дочь Люба — плод нашей любви». Он посмотрел на дату — 1945-й год! Двадцать лет… Прошло двадцать лет! Все мысли у него в голове перепутались: у него взрослая дочь; как жестоко с ним поступила его родная мать; замужем ли его любимая… Он не знал, что ему делать — плакать или смеяться, ехать или не ехать… Конечно, ехать! Хотя бы издали посмотреть на них!
Ночным рейсом он прилетел в Пятигорск и на такси приехал в Ессентуки, устроился в гостиницу. Утром он уже всё разузнал: Звёздочка его не замужем и никогда не была, хотя желающих было много, работает врачом в больнице, а дочь — главврач в санатории «Россия». Ему даже их адрес дома дали. Он понимал, как уважительно к ним относятся люди в этом городе. Иван стремился к встрече с ними и боялся, думал, нужен ли он им, постаревший, израненный, зачем вмешиваться в их налаженную жизнь… Но любовь победила, он решил всё-таки встретиться, увидеть их, а там видно будет: что будет, то будет.
Вечером Иван подошёл к дому, где жили его Звёздочка и его дочка Любушка. Он шёпотом произносил имя дочери, смаковал его на звучание. Чем дольше он произносил, тем дороже оно ему становилось. Сердце громко билось, и мужчина усмехнулся: «Танкист, ты сдрейфил?» Собравшись духом, нажал на кнопку звонка, дверь открылась, и в проёме показалась единственная любовь всей его жизни. Со света в темноту женщина ничего не видела, и, прищурив глаза, она спросила: «Что-то случилось в больнице?» Больше Иван не мог молчать, он тихо произнёс: «Здравствуй, Звёздочка!» Астхик отступила назад, схватилась за грудь. Как долго она ждала эти слова, этого человека! Целых двадцать лет! Её сердце рвалось к нему, руки дрожали, губы шептали его имя… Она сдержала все свои порывы (жизнь научила) и спокойно спросила: «Где ты был столько лет?!» Он понимал, как глубоко ранил её, что она вправе обижаться, не верить ему, но он знал и то, что вины его в этом нет. Нечаянно его взгляд пал на её руку, и он увидел свой прощальный подарок — его помнят, — и это придало ему силы. Иван торопливо, сбиваясь, объяснял ей, что он ничего о ней не знал, мать его обманывала и только перед смертью во всём созналась, отдала ему письма, и он сразу приехал к ним, умолял простить и его, и умершую мать.
Астхик кивком головы пригласила его в комнату (от волнения она не могла выдавить из себя хоть одно слово), за круглым столом сидела красивая девушка, и широко распахнутыми глазами она переводила взгляд с матери на незнакомого мужчину, который пристально смотрел на неё, а по щекам его текли слёзы. Совсем потерявшись, наш отважный танкист восторженно смотрел на своё отражение, только более нежное и красивое, и не мог поверить, что он отец этого прекрасного создания. Наконец, собрав остатки своей воли, он с дрожью в голосе сказал: «Здравствуй, доченька, здравствуй, Любушка моя! Я твой отец». Любу никто так ещё не называл, она вопросительно посмотрела на мать, та, словно онемела, только утвердительно кивнула. Девушка расспрашивала о том, почему его так долго не было с ними. Что мог ответить он новоиспечённому, самому родному «прокурору». Но самое удивительное было то, что в интонации голоса дочки слышались нотки голоса Марии Петровны. Он усмехнулся, правда, никто не заметил, да это и к лучшему.
Это был вечер вопросов и ответов. Когда все нашли ответы на свои вопросы, было далеко за полночь. Иван встал, чтобы попрощаться и уйти, но вдруг произошло непредвиденное! Астхик и сама не ожидала от себя такого. Когда она увидела, что он уходит, ей стало страшно, что она вновь его потеряет, у неё потемнело в глазах, она вскочила, развела руки и тихо, но твёрдо сказала: «Хватит, не пущу! Сколько можно по свету бродить, марш в свою комнату!» Вначале Иван опешил, а потом, забыв обо всём, схватил любимую и закружил по комнате. Она обняла его за шею, и их уста слились в долгом поцелуе. Люба не стала мешать встрече родителей и незаметно ушла в свою комнату.