ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша среда» представляет новую драму дипломанта Международного конкурса «Русская премия» Татьяны Мартиросян «Морфия и Мелисенда». Пьеса основана на историческом факте, когда король Иерусалима Балдуин II в 1123 г. попал в плен к туркам, его жена — армянка Морфия Мелитенская — собрала отряд из армянских воинов и отправила их освобождать мужа.
МОРФИЯ И МЕЛИСЕНДА
ДРАМА В ЧЕТЫРЕХ ДЕЙСТВИЯХ
ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ 1120–1128 гг.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Морфия Мелитенская – королева Иерусалима, около 40 лет
Морфия в молодости – около 20 лет
Балдуин II де Бург – король Иерусалима, около 40 лет
Мелисенда – старшая дочь короля, будущая королева Иерусалима, 19 лет
Гуго де Пюизе – кузен Мелисенды, влюбленный в нее, 14 лет
Алиса – 2-я дочь короля, 10 лет
Годиерна – 3-я дочь короля, 9 лет
Иоветта – 4-я дочь короля, 3 года (действие начинается перед самым ее появлением на свет в 1120 году)
Иоветта в 7 лет
Мариам – любимая служанка Морфии, 45–50 лет
Фульк V– граф Анжуйский, будущий король Иерусалима, 28 лет
Гуго де Пейн – гроссмейстер ордена тамплиеров, 50 лет
Отец Грегориос – монах-отшельник, 45–50 лет
Нерсес – дружинник князя Мелитены Габриела, отца Морфии, 22 года
Фульхерий Шартрский – французский священник, хронист 1-го крестового похода, Автор сочинения «Иерусалимская история», около 60 лет
Жослен де Куртене – граф Эдессы, кузен короля, около 40 лет
1-й дворянин
2-й дворянин
1-я дама
2-я дама
Трубадуры
Жонглеры
Придворные
Слуги
Все, кроме Мариам и Грегориоса, одеты по французской моде; Мариам носит армянскую национальную одежду, Грегориос – черную рясу.
ДЕЙСТВИЕ I
1120 г., дворец иерусалимского короля
Сцена разделена на две части перегородкой.
В правой части – приемная принцессы Мелисенды. Мелисенда и Гуго де Пюизе. Мелисенда сидит в кресле, Гуго – у ее ног. Они беззвучно беседуют.
В левой части – спальня королевы Морфии. Она на последнем месяце беременности, полулежит в постели. На столике у изголовья – пузырьки с лекарственным питьем и большая книга в роскошном переплете. Королева плохо себя чувствует, но держится с гордым достоинством, стараясь скрыть боль и снедающую ее мучительную тревогу. Возле нее – по обе стороны постели – Алиса и Годиерна. Девочки смущены и напуганы состоянием матери. Алиса протягивает ей расшитое полотенце.
Морфия. Моя Алиса, какой прекрасный подарок! Мы завернем в него твоего будущего брата…
Алиса. Я расшила его сама, своими руками! (Годиерна хмыкает. Алиса надменно вскидывет голову.)
Алиса. Ну, почти сама, мадам де Мондидье помогала мне совсем немного…
Морфия. Особенно хорош герб нашего королевства.
Алиса. А цветы в уголках, твои любимые лилии?
Морфия. И цветы великолепны. Точно такие росли в моем саду в Мелитене, я до сих пор помню их аромат. (Подносит полотенце к лицу. Алиса удовлетворенно улыбается.)
Морфия. А ты, Годиерна, чем ты порадуешь свою мать?
Годиерна. Я разучила для тебя песню. Поет:
Промолвил Оливьер: «Идут враги.
Я в жизни не видал такой толпы.
Сто тысяч мавров там: при каждом щит,
Горят их брони, блещут шишаки,
Остры их копья, прочны их мечи.
Бой небывалый нынче предстоит.
Французы, пусть господь вас укрепит.
Встречайте грудью натиск сарацин».
Французы молвят: «Трус, кто побежит!
Умрем, но вас в бою не предадим».
Морфия треплет ее по щеке.
Морфия. Спасибо, доченька! Славный отрывок из «Песни о Роланде»*. Велю наградить твоего учителя пения.
Годиерна. Он тут ни при чем, матушка, это Мелисенда научила меня так петь.
Морфия. Мелисенда? А где она сама, ведь я посылала за ней? (Хлопает в ладоши.)
Входит Мариам, склоняется в низком поклоне.
Морфия. Разыщи принцессу Мелисенду и скажи, что я велю ей явиться немедленно!
Мариам. Слушаюсь, госпожа! (Уходит.)
Королева снова берет в руки рукоделие Алисы, девочки садятся к ней на постель, она что-то объясняет им, все это – беззвучно.
Внимание зрителей переключается на правую часть сцены.
Мелисенда. Вы сегодня не похожи на себя, Гуго, – вздыхаете, молчите, что все это значит?
Гуго. Я… я не смею, принцесса…
Мелисенда (очень ласково). Ну же, обещаю, я не рассержусь.
Гуго (ободренный ее ласковым тоном). Этот рыцарь, с которым вы так приветливо беседовали…
Мелисенда (прерывая его). Вы несносны, Гуго, – ревновать меня к 50-летнему старику! К тому же рыцари-храмовники – почти что монахи, а Гуго де Пейн – глава этого ордена, разве вы не знали?
Гуго. Я вовсе не имел в виду господина гроссмейстера, а того рыцаря, которого он недавно представил королю.
Мелисенда. И чем тебе не угодил Фульк Анжуйский, ведь это так похвально, когда могущественный вельможа вступает в ряды бедных рыцарей Христовых?
Гуго. Он смотрел на вас так… (умолкает, осекшись).
Мелисенда (внезапно посерьезнев). Как?
Гуго (с усилием). Особенным взглядом.
Мелисенда (деланно рассмеявшись). Фульк Анжуйский смотрел на меня особенным взглядом? Вздор!
Раздается стук в дверь.
Мелисенда. Спрячься, Гуго, быстрее! (Гуго прячется за портьеру.)
Мелисенда. Входите!
Входит Мариам, Мелисенда приветливо улыбается ей.
Мариам (поклонившись). Госпожа, королева Морфия приказала… ваша матушка гневается, принцесса, она…
Мелисенда. Да-да, она посылала за мной, я задержалась, потому что… искала книгу, да, «Иерусалимскую историю», там рассказывается о чудесном освобождении Иерусалима… Я хотела показать ее матушке… Куда она задевалась?.. А ты, нянюшка, ее не брала?
Мариам (качая головой). Мне не нужны книги, чтобы знать, как был взят Иерусалим. Я и так все знаю… и помню все (дальше говорит, словно в забытьи, исступленно). Ровно 21 год назад, на рассвете 14 июля франки начали штурм. Отовсюду летели стрелы, дротики, камни, и эти ужасные утыканные гвоздями горящие деревяшки… Казалось, настал Судный день, а мы не знали, за кого молиться – за братьев по вере, пришедших освободить Гроб Господен, или за сарацин, защищавших город, в котором мы жили… Так продолжалось весь день, все были утомлены до крайности, но, когда наступила ночь, никто не сомкнул глаз. К утру 15 июля франкам удалось засыпать ров, они подвели осадные орудия ближе к крепостным стенам и подожгли защищавшие их мешки. И ветер погнал в город густой удушающий дым. Черная туча надвигалась неотвратимо и беспощадно, как Божья кара, и сарацины дрогнули. Осаждавшие ворвались в город и начали убивать всех подряд – мусульман, иудеев и даже христиан. По улицам текли реки крови. В храме Соломона рыцари передвигались на конях, в крови, доходившей им до колен. Они не щадили никого, и к утру 16 июля почти все жители города были истреблены… А за резней последовал грабеж…
В этот момент Гуго, не в силах больше слушать, выскакивает из-за портьеры.
Гуго. Ты лжешь, низкая женщина! Замолчи или я убью тебя! (Выхватывает меч из ножен.)
Мариам в ужасе падает на колени и закрывает лицо руками. Мелисенда, тоже крайне взволнованная, вскакивает с кресла.
Мелисенда. Вы забылись, Гуго, уберите меч!
Гуго. Но эта старая фурия клевещет на славных рыцарей, отвоевавших у неверных Гроб Господен!
Мелисенда. Эта старая фурия вынянчила меня и моих сестер. Одного этого достаточно, чтобы ей оказывали уважение. Кроме того, она не лжет – о том же свидельствовали и другие очевидцы, – а вот вас тогда еще и на свете не было. (Смотрит на него с усмешкой, но, заметив, что юноша в смятении, что его раздирают противоречивые чувства, смягчается.)
Мелисенда. «Тяжела истина, ибо из нее рождается ненависть, эта отрава дружбы; но еще более тяжела угодливость, снисходительная к пороку, ибо она ввергает друзей в пропасть».
Гуго (придя наконец в себя и низко кланяясь принцессе). Вы, как всегда, правы, принцесса, и бесконечно мудры…
Мелисенда (засмеявшись). Это не я, это слова Цицерона.
Гуго, закусив губу, опускает голову. Мелисенда снисходительно усмехается, подходит к Мариам и помогает ей встать.
Мелисенда. Расскажи этому наивному юноше свою историю.
Мариам. Я не всегда была служанкой (спохватившись), хотя служить вам – великая честь, ваше высочество. Мой муж был одним из самых богатых и уважаемых купцов в городе, а отец служил писарем у эмира. Когда перед наступлением франков турки начали изгонять христиан из города, отец тяжело заболел, и эмир позволил нам остаться. Я умоляла мужа забрать детей и покинуть город, но он отказался, и все повторял: «Нам нечего их бояться, ведь мы – такие же христиане, как и они!» Когда франки с громкими криками, размахивая мечами, ворвались в наш дом, мы все молились, собравшись у постели отца. Это видение преследует меня до сих пор. С ног до головы они были покрыты кровью и одним этим вызывали ужас. Мы попадали на колени, отец, не в силах говорить, протянул к ним большой серебряный крест, который он во все время болезни держал в руках. Но франков это не остановило, перед моими глазами засверкали мечи, и я потеряла сознание. Потом я узнала, что всех моих близких убили, а меня сочли мертвой… Меня спас монах-отшельник, отец Грегориос. Он… про него говорят, что он появляется в городе перед значительным событием, и я слышала, что его недавно видели возле дворца. (Пристально смотрит на принцессу.)
Мелисенда. Значительное событие? А, ну да, – дитя, которого все так ждут… (Вздыхает.) А меня ждет моя мать… Оставьте меня, ступайте же! (Гуго и Мариам уходят.)
Мелисенда (постояв несколько секунд, как бы собираясь с силами). Что ж, надо идти! Стремительным шагом уходит. Правая часть сцены закрывается занавесом (или затемняется) для смены декораций. В левой части появляется Мелисенда. На лицах матери и дочери при виде друг друга вспыхивает радость, но она тут же уступает место глухому взаимному недовольству. Королева жестом отпускает младших дочерей и незаметно набрасывает подаренное полотенце на книгу, лежащую на столике. Алиса и Годиерна уходят. Мелисенда сдержанно кланяется, целует руку матери.
Морфия. Что тебя так задержало, моя милая?
Мелисенда. Простите, ваше величество!
Морфия. Ты не ответила.
Мелисенда. Я искала книгу, хотела показать ее вам.
Морфия (срывая полотенце с книги). Не эту ли?
Мелисенда удивленно смотрит на нее.
Морфия. Откуда она у тебя? Даже у короля нет такой.
Мелисенда. Подарок гроссмейстера. Он часто дарит мне книги и любит беседовать со мной на разные темы – из истории, философии, даже теологии…
Морфия. И обсуждает государственные дела!
Мелисенда (гордо вздернув подбородок). Да, он считает, что я достаточно умна и образованна для этого.
Морфия. И для того, чтобы наследовать трон?
Мелисенда вздрагивает и невольно бросает взгляд на живот матери. Королева горько усмехается.
Морфия. Ты глупа, Мелисенда! Ты должна молиться, чтобы Господь послал мне сына. И ты, и твои сестры. Иначе ваш отец прогонит меня. И кому вы будете нужны тогда?! Ты ведь не знаешь, я скрыла от вас, что, когда вашего отца избрали королем, ему предлагали расстаться со мной и взять молодую жену, способную родить ему наследника.
Мелисенда (взволнованная). Матушка, но ведь отец не послушал их, он любит вас, вспомните, он даже отложил коронацию до вашего приезда, чтобы вы могли короноваться вместе.
Морфия. Может быть, может быть, но я боюсь… я чувствую… что больше уже не забеременнею, что это (указывает на живот) – моя последняя надежда. Вспомни, что случилось с королевой Ардой – моей предшественницей и соплеменницей.
Мелисенда. Что вы, матушка, там была совсем другая история!
Морфия. Какая разница?! Когда мужчина решает оставить жену, хороши любые аргументы.
Мелисенда. Отец не такой, он никогда не предаст нас… я хотела сказать вас.
Морфия (усмехнувшись оговорке дочери). Все предают. Рано или поздно все предают всех. Дочь предает отца, выходя замуж, потому что ищет опору уже не в нем, а в муже. Сын предает мать, женившись, потому что ищет утешения уже не у нее, а у жены. Жена предает мужа, родив дитя, потому что ту любовь, что она отдает ребенку, она отнимает у мужа. Муж предает жену, заведя молодую любовницу. Братья и сестры предают друг друга, ссорясь из-за наследства… И так весь род человеческий…
Мелисенда. Отец не такой!
Морфия. Ох, знала бы ты… знала бы ты, как он поступил с моим отцом, твим дедом – князем Мелитены… Ах, я, дурная дочь, как я могла?! Закрывает лицо руками, плечи ее трясутся.
Открывается (или освещается) правая часть сцены. 1103 год. Приемная молодой Морфии, в то время графини Эдесской. Морфия и Нерсес. Морфия сидит в кресле, Нерсес стоит перед ней, опустив голову, губы его беззвучно шевелятся, лицо подергивается.
Морфия. Говори же, Нерсес, перед тобой сейчас не графиня Эдессы, а мелитенская княжна, и она измучилась от тревоги…
Нерсес (не поднимая головы). Госпожа, Мелитена пала…
Морфия. А мой отец?
Нерсес. Князь Габриел погиб. Турки казнили его.
Морфия. Как он погиб?
Нерсес. Лучше не спрашивайте, госпожа.
Морфия. Но мой муж! Он должен был помочь моему отцу!..
Нерсес. Князь Габриел очень ждал этой помощи, он был уверен, что франкский сеньор защитит Мелитену от турок, ведь… (замолкает, осекшись).
Морфия (с горькой усмешкой). Ты хотел сказать, что для того он и отдал ему мою руку и… 50000 золотых безантов?.. Да, отец не скрывал горячего желания породниться с франкским вельможей, стать своим среди франкской знати. (раздумчиво, как бы про себя) Он не уставал повторять, что нашей маленькой Мелитене не устоять среди грозных соседей и что помощи нам можно ждать только от франков. Он полностью положился на них и в итоге потерял все. Воистину, имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет… (идет к окну, несколько минут молча смотрит в окно, затем резко поворачивается и уже другим, резким тоном) А вы что делали, вы, дружинники князя Габриела?
Нерсес. Когда стало ясно, что Балдуин де Бург вероломно предал нас…
Морфия (прерывая его). Замолчи! Не смей!
Нерсес (падая на колени). Простите, госпожа!
Морфия (смягчившись). И ты меня прости.
Нерсес. Я? Мне простить вас?! Как я смею?! И за что?
Морфия. За то, что предам память своего отца, за то, что останусь с его вероломным зятем, за то, что забуду свое прошлое ради будущего. Ради дочери. Отец одобрил бы мое решение, я знаю это. (По ее телу проходит судорога, она искоса смотрит на Нерсеса, который молча, понимающе наблюдает за ней. Морфия подходит к нему, помогает встать с колен. Несколько секунд они стоят, полуобнявшись, потом отстраняются друг от друга.)
Морфия. Ты помнишь, как мы вот так же стояли в моем саду, среди цветущих лилий, накануне моей свадьбы? Помнишь, что ты сказал мне?
Нерсес. Если когда-нибудь…
Морфия. …если когда-нибудь…
Нерсес. …вам понадобится преданное сердце, любящее без надежды, без меры и без устали, дайте мне знать, и я примчусь, и сделаю все возможное и невозможное…
Морфия. …возможное и невозможное…
Правая часть сцены закрывается. В левой части Мелисенда, потрясенная рассказом матери, падает на колени у ее постели и прижимается лбом к ее руке. Свободной рукой Морфия гладит ее по голове. Внезапно Мелисенда поднимает к ней лицо, залитое слезами.
Мелисенда. Значит, ты любила того юнощу, мама, а я думала, ты любишь отца… хотя теперь, когда я знаю, что из-за него погиб дед…
Морфия. Не старайся понять, это невозможно понять, я сама не понимаю. Тот юноща, Нерсес, был славным, но простым и понятным. А Балдуин… в нем была тигриная стать, темная коварная сила, и при этом – небрежная элегантность, врожденное, неподражаемое изящество… А как он был красноречив, как остроумен и точен в суждениях!.. Это чаровало, пьянило. Мне так хотелось ему верить!.. Глаза видели ложь, низкий расчет, измену, а сердце хотело верить. Он так действовал на всех. Я столько раз видела, как люди, которых он обманул, вновь и вновь приходили к нему за советом и поддержкой, более того, из кожи вон лезли, чтобы заслужить его одобрение… И князя Габриела, твоего деда, он так же околдовал. Отец прощал Балдуину все – и его ненасытную алчность, и изощренные унижения, которым тот его подвергал, соблюдая при этом внешнюю почтительность.
Мелисенда. Дед считал, что можно стерпеть все ради того, чтобы в решительную минуту франки защитили Мелитену от турок?
Морфия. Да, он так считал. Но это не вся правда. Отец действительно полюбил Балдуина. Хотя и это не вся правда. Еще до знакомства с ним, князь Габриел восхищался франками, хотел сблизиться с ними, стать одним из них, не понимая, что это невозможно, что его будут всего лишь терпеть, да и то, пока им будет чем у него поживиться… Отец, отец… Я словно потеряла половину души, когда узнала о его гибели и падении Мелитены…
Мелисенда (сдерживая слезы). Ах, матушка, довольно, вы мне сердце разрываете! А что же отец, как он объяснил… (с видимым трудом подыскивая формулировку) то, что произошло?
Морфия. Поверишь ли, не помню! Я почти не слушала его, это было уже не важно. Улучив минуту, я попросила оставить меня одну, и мне показалось, что он был мне за это благодарен. Тогда-то я и ощутила в полной мере и нашу близость, и мою отныне совершенную зависимость от него. И я лозой обвилась вокруг него… И у тебя, дочь, будет то же самое.
Мелисенда. Нет. Никогда. Унижаться, чтобы выжить? Любить, презирая? Любить презирающего тебя? Это не для меня. У меня все будет по-другому. Я…
Морфия (прерывая ее). Это Гуго де Пейн, полумонах-полувоин, внушает тебе такие мысли? Надо сказать королю, чтобы он положил конец вашей странной дружбе. Мелисенда умолкает и ошеломленно смотрит на мать.
Левая часть сцены закрывается. В правой части кабинет короля. Письменный стол, заваленный бумагами, книгами, картами, несколько кресел для посетителей. Король Балдуин II Иерусалимский и Гуго де Пейн. Балдуин сидит за своим столом, гроссмейстер в почтительной, но полной достоинства позе стоит перед ним.
Балдуин. Вы просили о срочной аудиенции, гроссмейстер, в чем причина такой спешки?
Гроссмейстер. Забота о будущем королевства, государь. (По лицу Балдуина проходит тень, но в следующую же секунду оно принимает насмешливое выражение.)
Балдуин. Что я слышу, рыцари Храма тоже взялись за предсказания? Вам не дает покоя слава того полубезумного монаха, о котором столько говорят при моем дворе, а легковерные глупцы называют пророком?
Гроссмейстер. О нет, государь, меня беспокоят слухи совсем иного рода. Точнее говоря, до меня дошли сведения о том, что вы, ваше величество, стали благосклонно прислушиваться к голосам, склоняющим вас оставить вашу супругу, венчанную королеву иерусалимскую, в случае если и в этот раз у нее родится дитя женского пола, и взять жену, способную подарить вам наследника.
Балдуин. От кого же вы получили эти недостойные нашего слуха сплетни, не от вашего ли протеже, недавно пополнившего ряды тамплиеров, графа Анжуйского?
Гроссмейстер. Граф Анжуйский – храбрый рыцарь и добрый христианин, и он не стал бы разносить сплетен. Граф всего лишь передал мне письма друзей с нашей далекой родины, обеспокоенных такой перспективой. Им известен даже список кандидаток в невесты вашего величества.
Балдуин. В таком случае, им известно больше, чем мне. Успокойтесь, мой друг, и успокойте своих французских корреспондентов: я в жизни не слышал большего вздора! Ступайте!
Гроссмейстер уходит. Входит слуга.
Слуга. Ее высочество принцесса Мелисенда!
Балдуин. Проси!
Слуга впускает Мелисенду и выходит. Лицо Балдуина расплывается в улыбке, чуть-чуть более лучезарной, чем бывает при искренней, неподдельной радости. Он протягивает к дочери руки. Мелисенда невольно улыбается в ответ, подходит, склоняется перед ним. Король целует ее в лоб, делает вид, что хочет усадить ее к себе на колени, Мелисенда шутливо уворачивается, оба смеются. Балдуин указывает ей на ближайшее к столу кресло. Мелисенда садится. Она смотрит на отца тепло и весело, будто совершенно забыв страшный рассказ матери.
Балдуин. Скажи, что пришла, чтобы отвлечь меня от бремени забот государственных.
Мелисенда с капризной гримаской качает головой.
Балдуин (с комическим ужасом). Неужели, чтобы разделить их?!
Мелисенда (серьезнея). Нет, чтобы добавить к ним своих.
Балдуин. Что же заботит мою любимую дочь?
Мелисенда. Матушкины причуды, государь Я слышала, что у беременных женщин бывают причуды, но матушка превзошла всякое воображение. Третьего дня она потребовала, чтобы ей нарисовали красивого здорового мальчика и повесили картину у нее перед глазами, вчера велела принести ей нож и топор – положить под подушку, а сегодня…
Балдуин. Что же сегодня? Жареное львиное сердце на завтрак? (Смеется.) Да, ты меня позабавила…
Мелисенда (кивая, с напряженной улыбкой, не соответствующей ее словам). Вот-вот, сегодня она замучила меня, рассказывая свой сон. Будто ей приснилось, что она родила дочь (при этих словах король вздрагивает, но не перестает улыбаться), и такую маленькую, что ты уложил дитя в ореховую скорлупу и пустил по морю, а нас – ее и меня с сестрами – слуги усадили в лодку и отправили следом.
Балдуин. Я бы помолился Морфею, чтобы он посылал королеве одни только приятные сны, ведь они почти тезки (принцесса хихикает), но боюсь, что это не понравится Фульхерию Шартрскому, и он ославит меня в своих хрониках как язычника. (Смеются.) А теперь оставь меня, моя умница, ты действительно развеселила меня, но дела не ждут.
Мелисенда выходит. Король сразу мрачнеет. Входит слуга.
Слуга. Государь, умоляю простить меня, но…
Балдуин. В чем дело, говори коротко.
Слуга. К вам рвется этот безумец, утверждает, что у него дело государственной важности…
Балдуин. Какой безумец? Где начальник стражи?
Слуга. Стража попыталась задержать его, но безуспешно. Говорят, этот монах умеет отводить людям глаза и проходить через любые кордоны. Сказать по правде, многие в городе считают его святым и рассказывают о нем всякие чудеса… Например, что он предсказал победу христианского воинства в 1099 году и назвал ее точный день.
Король задумывается и несколько минут молчит, покусывая губы. Из коридора доносится какой-то шум, в кабинет врывается Грегориос, слуга выхватывает меч и бросается ему наперерез. Монах устремляет на него пристальный взгляд. Слуга медленно опускает меч, вкладывает его обратно в ножны и выходит. Монах провожает слугу тем же пристальным взглядом, пока тот не скрывается за дверью, затем целует крест, висящий у него на груди, и поворачивается к королю, который с любопыством разглядывает его.
Балдуин. Так ты и впрямь обладаешь могучей таинственной силой, дарующей необъяснимую власть над людьми?.. Если, конечно, мои глаза мне не солгали. Я ведь не из легковерных (усмехается) – я сам проделывал трюки не хуже этого, чтобы добиться желаемого. К примеру, мне не раз удавалось заставить покойного тестя оплатить мои долги… А что до тебя, то теперь я вижу: все это части дьявольского плана. Сначала твои соумышленники распускают слухи о чудесах, которые ты якобы творишь, потом ты входишь в сговор с моим слугой и появляешься передо мной столь эффектным способом. А если я велю бросить тебя в темницу и пытать, пока ты не сознаешься? (Пристально вглядывается в монаха, который, не дрогнув, выслушивает этот словесный поток. Король хмурится.) Впрочем, я и так знаю, чего ты добиваешься: стать преемником почившего в бозе Жерара де Торна, главы иоаннитов. Свято место пустует, и ты вознамерился занять его! (На лице монаха отражается такое изумление, что король, опешив, умолкает.)
Грегориос. О нет, государь, я не соперник Раймонду де Пюи, который, как ты вскоре услышишь, заменит Блаженного Жерара. И я пришел не для того, чтобы, произведя на тебя впечатление «трюками», употребить затем твое влияние в своекорыстных целях. Я пришел, чтобы удержать тебя от страшной ошибки, грозящей большими бедами тебе и всему королевству. Оставь свои греховные помыслы о разводе с королевой Морфией и новой женитьбе.
Балдуин (ударив кулаком по столу). Да что вы все, сговорились, что ли?! Ну, моей хитроумной дочери, ясное дело, хочется наследовать корону. Ну, Гуго де Пейн желает того же, чтобы посадить рядом с ней на трон консорта, которого он надеется выбрать сам. Но тебе, монах, зачем тебе это нужно?! Постой, а почему ты пришел сейчас, ведь королева еще не родила и неизвестно, кого она родит?
Грегориос. Она родит девочку, которую назовут Иоветтой и которой суждено – ровно через четыре года – спасти тебя от страшной и позорной смерти от рук басурман. Большего я не могу тебе сказать.
Балдуин (потрясенный). Страшная и позорная смерть от рук басурман… (Блуждающий взгляд короля падает на что-то, видное только ему.) Господь Всемогущий! Что это, вон там? Призрак князя Габриела? Он мне грозит! (В глазах короля смертельный ужас, он резко поворачивается к Грегориосу.) Это ты, ты, проклятый чернокнижник, ты вызвал тень моего несчастного тестя из могильного мрака, чтобы… (Увидев, что монах в искреннем изумлении качает головой, останавливается, снова бросает взгляд туда, где ему привиделся призрак, и, ничего не увидев там, поворачивается к Грегориосу и продолжает уже спокойнее.) Хочешь уверить меня, что ты тут ни при чем?
Грегориос. Государь, молва приписывает мне власть над стихиями и духами, но все это глупые небылицы. Находятся, к примеру, люди, утверждающие, что видели в моем жилище птицу феникс, которая под одним крылом держит магический кристалл, а под другим – философский камень. Иные доходят до того, что уверяют, что я нашел чашу Грааля и…
Балдуин. Однако ты сам только что утверждал, что тебе известно будущее.
Грегориос. Это не так, государь, мне открыто совсем немногое, а еще вернее – только то, что нужно для исполнения моей миссии.
Балдуин. И твоя миссия…
Грегориос. Не допустить, чтобы стрела событий уклонилась от своего направления.
Балдуин. Стрела событий? Что ты мелешь, безумный глупец?
Грегориос. Глупцы те, кто думает, что события нашей жизни нанизываются на время, как бусы на нить, и каждое является следствием предыдущего.
Балдуин. А разве это не так?
Грегориос (качая головой). На самом деле каждое событие происходит не ПОТОМУ, что в прошлом произошло нечто, а ДЛЯ ТОГО, чтобы в будущем произошло нечто.
Балдуин. Не понимаю. Разве будущее не предопределено? Оно скрыто от нас, смертных, но в Книге Жизни… (увидев, что монах снова качает головой, останавливается.) Как, ты подвергаешь это сомнению?!
Грегориос. Вспомни, как говорит Господь: «Да исполнится написанное». Это означает, что оно не может исполнится само по себе: нужна добрая воля, чтобы оно исполнилось.
Балдуин. Но, с другой стороны, это означает, что Промыслу Божию можно и воспрепятствовать, а это уже пахнет ересью, старик!
Грегориос. Что же, вели бросить меня в темницу…
Балдуин. Так можно воспрепятствовать или нет?
Грегориос. Можно. Но хочешь ли ты убедиться в этом сам?
Минуту король и отшельник молча смотрят друг на друга. Не выдержав этого поединка взглядов, король опускает глаза.
Балдуин. Что ж, твоя взяла, монах, будь по-твоему. Да исполнится написанное!
Грегориос низко кланяется королю.
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ II
Прошло несколько месяцев после событий, описанных в 1-м действии. За это время королева родила дочь; против всех ожиданий, король благосклонно принял это известие, слухи о его готовящемся разводе с Морфией рассеялись, положение королевы упрочилось.
Сцена открыта полностью. Большой роскошно убранный зал. В глубине сцены – король и королева на тронах, они веселы, беседуют, смеются. Остальные стоят группами. 1-я группа: Мелисенда, Гюго де Пюизе и двое-трое молодых дворян/девиц; 2-я группа: Фульхерий Шартрский, 1-й дворянин, 2-й дворянин; 3-я группа: 1-я дама, 2-я дама, двое-трое придворных. На переднем плане – 2-я группа и, обособленно, – Фульк V и гроссмейстер.
Фульк. Я в восторге от вашей деятельности, мессир, а еще больше – от ваших замыслов. По возвращении домой распоряжусь о регулярных денежных выплатах ордену. И, клянусь честью, моему примеру последуют многие французские вельможи.
Гроссмейстер. Ваша помощь бедному воинству Христову непременно вознаградится, граф. Хотя вы и сейчас щедро взласканы судьбой, будучи одним из самых могущественных французских владетелей, я убежден, что в будущем вам уготовано еще более высокое положение. Как знать, возможно, все это (делает широкий жест рукой) однажды станет вашим.
Фульк машинально следует взглядом за движением руки собеседника, в этот момент Мелисенда поворачивает голову и их взгляды встречаются. Несколько секунд они смотрят друг на друга, испытывая странное, волнующее ощущение некоей сильной связи между ними. Гуго де Пюизе ревниво наблюдает за ними и, желая прервать мучительный для него молчаливый диалог, шепчет что-то на ухо принцессе. Мелисенда недоуменно смотрит на него, чувствуется, что ее мысли витают где-то далеко, наконец она с усилием улыбается и протягивает кузену руку, тот припадает к ней с поцелуем, краем глаза следя за Фульком. Фульк хмурится и отворачивается. Гроссмейстер, не пропустивший ничего из этой пантомимы, удовлетворенно усмехается. Остальные присутствующие, если что-то и замечают, то не подают вида и не прерывают своих бесед.
1-й дворянин (кивком головы указывая на гроссмейстера). Хороши бедные рыцари: на печати у них – два всадника на одной кляче, а сами они скоро будут богаче самого короля!
2-й дворянин. Тише! Тамплиеры становятся большой силой.
1-й дворянин. Эти западные сеньоры вообще ведут себя у нас на Востоке, как хозяева. Будто наши земли и богатства принадлежат им по праву.
2-й дворянин. А как красно говорят о своих целях и планах, заслушаешься! Иногда мне кажется, что им удается обмануть и самих себя. (Смеются.)
Фульхерий. Вы, друзья мои, и правы и неправы. Это сейчас мы с вами, бывшие жители Запада, стали жителями Востока, тот, кто был римлянином или франком, превратился здесь в галилеянина или обитателя Палестины. Появилось уже новое молодое поколение, которое считает Святую землю своей родиной. Но не в этом дело, господа, а в том, что и они, и вы – те, кто прибыл сюда в 1099 году освобождать Гроб Господен, – встречаете с неприязнью новоприбывающих. Для вас они – узурпаторы. Но вспомните, что
творилось тут 21 год назад: знатные рыцари, обвинявшие басурман в поругании наших святынь, а на самом деле стремившиеся к одной только наживе, вели себя, как жестокие и бесчестные грабители. Они врывались не только в дома, но и в храмы, убивая всех на своем пути и захватывая себе все ценности, какие только могли найти. Танкред Тарентский вынес из храма Соломона несметное количество золота, серебра и драгоценных камней… Правда, увы, в том, что западные сеньоры идут на Восток, потому что Запад оскудел.
1-й и 2-й дворяне беспокойно переглядываются.
1-й дворянин. Надеюсь, ваше преподобие, никто, кроме нас, не слышал ваших неосторожных слов.
2-й дворянин. Да и мы их не слышали, не правда ли?
1-й дворянин (кивая и беря под руку Фульхерия). Тише! Кажется, мы привлекли к себе внимание храмовников. Отойдем в сторону! (Все трое перемещаются в глубь сцены, а на их место, отделившись от своей группы, передвигаются 1-я и 2-я дамы.)
Фульк (провожая взглядом удаляющуюся 2-ю группу). Кто такие эти господа? Мне показалось, что они злословили на наш счет, и только уважение к их величествам удержало меня от желания воткнуть им их слова обратно в глотку.
Гроссмейстер. Вы чрезвычайно огорчили бы меня, поступив так. Двое дворян – герои штурма Иерусалима, воевали под знаменами Готфрида Бульонского, а священник – преподобный Фульхерий Шартрский, каноник храма Соломона. Светлая голова и блестящее перо. Я подарил его сочинения о взятии Святого города и основании королевства Иерусалимского – прекрасные труды – принцессе Мелисенде.
Фульк. Юная принцесса читает столь серьезные книги?
Гроссмейстер. Ее высочество весьма образованна и любознательна, у нее острый и пытливый ум, способный проникать и в тайны души человеческой, и в тонкости политики.
По лицу Фулька пробегает тень, видно, что эти слова ему неприятны.
Фульк. У короля нет сына и вряд ли уже будет. Принцесса – выгодная невеста. Она уже просватана?
Гроссмейстер. Нет. Их величества не спешат с выбором зятя, которому суждено унаследовать корону.
Фульк. А что это за юнец вьется вокруг принцессы?
Гроссмейстер. Гуго де Пюизе – сын бывшего графа Яффы Гуго I де Пюизе, кузена короля.
Фульк. Кровный родственник? Это исключает его из списка возможных претендентов, хотя мне показалось…
Гроссмейстер (резко). Вам показалось. Впрочем, кровное родство с королевской семьей, права на Яффу, а главное, дрянной характер делают этого мальчишку весьма опасным.
Фульк. Для кого?
Гроссмейстер. Для будущего короля Иерусалима, кто бы им ни стал.
В этот момент 1-я дама роняет платок. Фульк поднимает его и подает ей с изящно-небрежным поклоном.
Фульк. Вот ваш платок, мадам, который вы обронили к моему величайшему удовольствию.
1-я дама. Благодарю, сударь, но как понять ваши слова?
Фульк. Оказать услугу столь прекрасной даме, пусть даже самую ничтожную, – величайшее удовольствие.
1-я дама. Вы сама учтивость, граф. (Фульк еще раз кланяется ей и поворачивается к гроссмейстеру, который с иронической усмешкой наблюдал за этой сценой.)
2-я дама. Берегись, дорогая, ты играешь с огнем!
1-я дама. Знаю. Но очень уж хотелось позлить принцессу Мелисенду.
2-я дама. И еще раз скажу, берегись, – принцесса чересчур высокомерна и горда, это правда, потому и у нее немало недоброжелателей. Но она также чрезвычайно благоразумна и набожна и никогда не позволит…
1-я дама. Святая простота! Все это только на словах. Ты говоришь, у нее немало врагов, но еще больше у нее восторженных поклонников, которые превозносят ее красоту, ум и неприступную добродетель. А все это не более как притворство – она давно крутит шашни со своим кузеном де Пюизе, а теперь на глазах у всех заигрывает с графом Анжуйским.
2-я дама. Ну и язычок у тебя! Впрочем, я понимаю, почему ты так зла на принцессу.
1-я дама. А тут и понимать нечего – не терплю лицемерия, даже увенчанного короной.
2-я дама. Не будь сама лицемеркой, мне-то признайся: все дело в том, что ты прочишь свою младшую дочь за юного Гуго де Пюизе.
1-я дама. Как ты могла подумать такое?! К тому же моя Жанна заслуживает лучшей партии.
2-я дама. Лучшей, чем родственник короля, да еще с таким богатым наследством, как Яффа?!
1-я дама. Яффа не вотчина де Пюизе, ему еще надо доказать свои права на нее.
2-я дама (внимательно оглядев Гуго, который в это время что-то горячо говорит Мелисенде). Он своего добьется!
1-я дама. Этого я и боюсь. (Бросает значительный взгляд на собеседницу, та прячет усмешку.)
В этот момент король бросает недовольно-беспокойный взгляд в сторону Мелисенды и Гуго.
Балдуин (громко, перекрывая все разговоры). О чем это вы так горячо спорите с нашей дочерью, милый племянник, расскажите, мы тоже хотим знать.
Все разговоры смолкают, взгляды всех устремляются сначала на короля, затем на Гуго, тот, захваченный врасплох, бросает беспомощный взгляд на Мелисенду.
Мелисенда. Ах, ваше величество, кузен не решается признаться, что мы говорили о… стихах.
Балдуин. О стихах? Но чего же тут стыдиться? Разве что стихи его собственные, и они плохи!
Все смеются, за исключением Фульхерия Шартрского и гроссмейстера. Гуго вспыхивает, его душат обида и злость, еще секунда, и он скажет какую-то резкость, но принцесса омтанавливает его повелительным взглядом.
Мелисенда. Точнее, ваше величество, мы говорили о песнях: кузен услышал, как я напеваю новую песню Бертрана де Борна**, и возмутился. Я пыталась объяснить ему, что это всего-лишь шутка, но он никак не хочет согласиться: заявил, что, если бы барон осмелился появиться в Святом городе, он вызвал бы его на бой.
Присутствующие переглядываются, не зная, как реагировать.
Балдуин. Спой ее для нас, Мелисенда, и, может, мы разрешим ваш спор.
Мелисенда (поет).
Я сирвентес сложить готов
Для тех, кто слушать бы желал.
Честь умерла. Ее врагов
Я бы нещадно истреблял,
В морях топил без дальних слов ,–
Но выйдут те из берегов.
Огонь бы трупов не сожрал,
Уж разве б Страшный суд настал.
Я не ворчун и не злослов,
А наглецам бы не прощал.
Господь, помимо всех даров,
Рассудок человеку дал,
Чтоб скромным быть. Но не таков
Любой из золотых мешков:
Из грязи в графы прет нахал, –
Уже и замок отмахал!
Короны есть, но нет голов,
Чтоб под короной ум блистал.
О славе дедовских гербов
Маркиз иль князь радеть не стал.
А у баронов при дворах
Я бы от голода зачах:
Хоть богатеет феодал,
Пустеет пиршественный зал.
Где слава рыцарских дворов?
Цвет рыцарства куда пропал?
А замки! Там радушный зов
Всех на недели собирал,
Там друг, солдат или жонглер
Был милым гостем с давних пор.
В тех замках нынче лишь развал,
Я сам во всех перебывал.
Балдуин (как бы про себя). В самом деле тут есть и над чем посмеяться, и от чего прийти в негодование: «Честь умерла. Ее врагов Я бы нещадно истреблял… Цвет рыцарства куда пропал?» Хм!.. (громче) А, гроссмейстер, вот вам задача.
Гроссмейстер. Барон де Борн известен своим воинственным, непримиримым нравом, но тут он явно перешел меру – хула на королей, на все рыцарство…
Морфия (указывая на Фульхерия Шартрского). А что скажет на это наш уважаемый прелат?
1-й дворянин (шепотом). Осторожно, вас провоцируют!
Фульхерий. Скажу, что в этой песне, увы, больше правды, чем шутки (по зале пробегает ропот). Судите сами. Первый правитель Иерусалимского королевства Готфрид Бульонский, когда ему была предложена корона, отказался от нее, не желая называться королем там, где Спаситель принял терновый венец. Он ограничился титулом «Защитник Гроба Господня», и это был величественный, достойнейший поступок, поступок истинного христианина и благородного рыцаря. Но что же мы видим дальше? Проходит год, Готфрид умирает, а его родной брат не столько горюет о смерти брата, сколько радуется наследству. Воспользовавшись отсутствием патриарха Даимберта, мечтавшиего превратить Иерусалим в церковный град, он захватывает власть, а потом и коронуется – без колебаний и сомнений. И все восемь лет его правления святые идеалы попирались, жажда роскоши и удовольствий обуяла всех, распространяясь, как зараза… (Умолкает. Повисает тяжелое молчание.)
Морфия. Что же вы замолчали, каноник?
Фульхерий. Тяжело говорить, государыня… (Король и королева переглядываются и о чем-то шепчутся, король подзывает слугу.)
Фульк (гроссмейстеру, шепотом). Этот человек вырыл себе могилу.
Гроссмейстер (тоже шепотом). Напротив. Его преподобие – светлейшая голова: публично осудить предшественника нынешнего короля – великолепный ход!
Фульк. А мне показалось, господин прелат был искренен…
Балдуин (громко). Внимание, господа! Чтобы развеять печаль, вызванную горькими, хотя и во многом справедливыми словами нашего уважаемого каноника, мы велели позвать трубадуров и жонглеров, недавно прибывших из Прованса. (Хлопает в ладоши.)
Звучит веселая музыка, входят трубадуры и жонглеры, гости расступаются, освобождая им место. Начинается представление, жонглеры показывают свое искусство, трубадуры поют:
Все цветет! Вокруг весна!***
—Эйя! —
Королева влюблена
— Эйя! —
И, лишив ревнивца сна,
— Эйя! —
К нам пришла сюда она,
Как сам апрель, сияя.
А ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от нас, прочь от нас!
Мы резвый затеяли пляс.
Ею грамота дана,
— Эйя!—
Чтобы, в круг вовлечена,
— Эйя!—
Заплясала вся страна
— Эйя!—
До границы, где волна
О берег бьет морская.
А ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от нас, прочь от нас!
Мы резвый затеяли пляс!
Сам король тут, вот те на!
— Эйя! —
Поступь старца неверна,
— Эйя! —
Грудь тревогою полна,
— Эйя! —
Что другому суждена
Красавица такая.
А ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от нас, прочь от нас!
Мы резвый затеяли пляс.
Старца ревность ей смешна,
— Эйя! —
И любовь его скучна,
— Эйя!—
В этом юноши вина,
— Эйя!—
У красавца так стройна
Осанка молодая.
А ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от нас, прочь от нас!
Мы резвый затеяли пляс.
Хороша, стройна, видна, —
— Эйя!—
Ни одна ей не равна
Красавица другая.
А ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от нас, прочь от нас!
Мы резвый затеяли пляс.
Все смеются, хлопают.
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ III
1123–1124 гг.
Сцена разделена на две части перегородкой. Правая часть закрыта. В левой части – приемная Морфии в королевском дворце. Королева и все ее четыре дочери, стоя на коленях вполоборота к зрителям, подняв лица к воображаемому распятию и сложив молитвенно руки, молятся.
Морфия. Молитесь, дочери мои, молите Спасителя, чтобы слухи о том, что ваш отец попал в плен к неверным, оказались ложными, чтобы он был цел и невредим и чтобы поскорее вернулся к нам.
За дверью слышится шум. Входит Мариам.
Морфия. Что там такое?
Мариам. Простите, государыня, явился господин де Пейн с вестями о короле.
Королева крестится и спешно поднимается с колен, дочери следуют ее примеру.
Морфия. Мариам, забери Иоветту и скажи гроссмейстеру, пусть войдет.
Мариам берет малышку на руки и выходит. Входит гроссмейстер. Уже по его порывистым движениям и выражению мрачной тревоги на лице королева понимает, что вести плохие. Пошатнувшись, королева садится в кресло, дочери окружают ее. Гуго де Пейн склоняется перед ней и несколько секунд остается в этой позе, не решаясь поднять голову.
Морфия. Говорите же, уважаемый гроссмейстер! Что с королем, где он?
Гроссмейстер. Король жив и здоров, но… он действительно в плену, в Харпуте.
Королева сдерживает горестный крик. Младшие принцессы громко всхлипывают. Королева взглядом останавливает их, девочки умолкают, прижавшись друг к другу.
Мелисенда. Может, мне увести их, матушка?
Морфия. Нет, пусть слышат. (Гроссмейстеру) Как же это произошло?
Гроссмейстер. Позвольте мне начать издалека, ваше величество, чтобы их высочествам было легче понять. (Королева кивает головой.) Итак, в прошлом году эмир Балак, намерившись посетить свое владение Харпут, что в восточной Анатолии, решил отправиться туда через Эдессу, поскольку это кратчайший путь. Графа Эдессы – Жослена де Куртене, кузена и преданнейщего вассала короля – предупредили об этом, и он, охваченный благородным рвением, бросился в погоню за неверными. Однако храбрый граф попал в засаду, был пленен и уведен в Харпут, где его заключили в темницу. В итоге королю пришлось взвалить на свои плечи еще и управление Эдессой. Однако вскоре умер эмир Ильгази, правитель Алеппо, и силы неверных ослабли. Артукидское княжество было поделено на три части, и соответственно раздробилась его военная мощь, ибо, как сказал Господь, не может устоять царство, разделившееся в самом себе. И ваш батюшка, юные принцессы, мудро решил воспользоваться брешью в стане басурман и пошел походом на Алеппо. Христианские воины перерезали все торговые караванные пути (на войне, как на войне!), и, оказавшись перед угрозой голодной смерти, город сдался. Одержав эту победу, король двинулся дальше – чтобы сразиться с Балаком. Он поднялся берегом Евфрата до Самосаты и стал лагерем неподалеку. Вот тут и начинается самая непонятная для меня часть этой истории. Король повел себя с необъяснимой беспечностью. Он будто был уверен в своей совершенной неуязвимости, настолько, что, не проведя должной разведки территории, захотел развлечься соколиной охотой. А между тем неверные устроили для него засаду, они напали на ничего не подозревающих христиан и учинили кровавое побоище. Так король попал в плен. Балак повез его в Харпут и поместил в ту же темницу, где уже год томится Жослен де Куртене.
Гроссмейстер умолкает, сообразив, что сказал лишнее. Младшие принцессы снова начинают всхлипывать. Королева, потрясенная рассказом, наконец спохватывается.
Морфия. Мелисенда, уведи сестер и вели охране, чтобы нас не беспокоили.
Девушки выходят.
Морфия (жестом указывая гроссмейстеру, чтобы тот присел на скамью). Что вы посоветуете предпринять, друг наш?
Между ними начинается беззвучный разговор. В этот же момент открывается правая часть сцены. Приемная принцессы Мелесенды. Она ходит из угла в угол, будто ожидая чего-то. Раздается тихий, но при этом нетерпеливый стук в дверь.
Мелисенда (приглушенно). Войдите!
Входит Гуго де Пюизе, заметно возмужавший. Несколько секунд он смотрит на принцессу, как зачарованный, потом становится на колени. Мелисенда подходит к нему и протягивает обе руки, Гуго припадает к ним с поцелуем.
Мелисенда (тихим растроганным голосом). Встаньте, Гуго, встаньте, нам надо поговорить об очень важном деле, не терпящем промедления.
Гуго с глубоким вздохом поднимается с колен. Молодые люди садятся на скамью, на значительном расстояниит друг от друга. Они напряжены, поскольку оба хотят обуздать всплеск противоречивых чувств – влечения, желания отомстить за когда-то причиненную боль и тут же щемящей жалости, желания вернуть былые отношения и тут же злости на себя за это…
Мелисенда. Вы должны понимать, милый кузен, что, если я призвала вас, значит тому были веские причины.
Гуго (с горечью). О да, принцесса, я понимаю, (с еще большей резкостью) я понимаю, что не желание увидеть меня после долгой разлуки…
Мелисенда (прерывая его). И это вы говорите о разлуке, вы, женившийся, едва достигнув совершеннолетия?! Вы, уехавший в Яффу, едва доказав свои права на нее, вы… (умолкает, увидев язвительно-удовлетворенную улыбку на лице кузена).
Гуго. Ну что же вы замолчали, принцесса? Ваши слова звучали для меня самой сладкой музыкой на свете.
Мелисенда. Гуго, я нуждаюсь в вашей помощи – речь идет о моем отце…
Гуго. Да, я слышал, король попал в плен к эмиру Балаку. Я сожалею…
Мелисенда. И это все?!
Гуго. Я готов остаться подле вас, поддерживать и помогать вам во всем – столько, сколько будет нужно…
Мелисенда. И это все?!
На лице Гуго появляется выражение крайнего недоумения, затем – внезапного озарения.
Гуго. Вы ждали, что я вызовусь отправиться в логово врага, чтобы освободить короля? Вы ждали от меня этого?
Принцесса молча кивает головой, не понимая, как трактовать реакцию кузена. На лице Гуго появляется странное выражение, будто он борется сам с собой: то ли взяться за эту задачу, которая кажется ему невыполнимой, то ли откровенно признаться, что он считает эту затею абсурдной. Не дождавшись ответа, принцесса прерывает молчание.
Мелисенда. Значит, вы не способны на самоотверженный рыцарский подвиг ради меня и ради своего короля?!
Гуго (задетый этими словами). А не вы ли сами, Мелисенда, открыли мне глаза на рыцарские подвиги? Вспомните, ведь это вы убеждали – и убедили – меня, подростка, в том, что за пышными словесами пилигримов скрывались алчность и прочие смертные грехи!..
Мелисенда. То – другое. Надо отделять пшеницу от плевел. Вспомните неистового Роланда, Сида Кампеадора…
Гуго. Вы хитрите, принцесса: один из них жил несколько веков назад, а второй – вдалеке отсюда. Вы назовите мне таких, о ком я мог бы судить с уверенностью.
Мелисенда. Пожалуйста. Все те рыцари, что не колеблясь, не задумываясь, отдали свою жизнь за освобождение Гроба Господня.
Гуго. И снова вы уходите от ответа.
Мелисенда. Не знаю, зачем вы мучаете меня, кузен, затеяв этот странный спор, когда мое сердце сжимается от тревоги за отца…
Гуго. Вы поймете, как только назовете мне хотя бы несколько имен. Или таких и вовсе нет?
Мелисенда. Есть! И первым, разумеется, я назову Готфрида Бульонского, который не захотел носить золотой венец там, где Господь носил терновый, и который, будучи властителем королевства, жил просто и скромно. Затем – рыцари Раймонд де Пюи, Дюдон де Компс, Конон де Монтегю и Гастус, которые вступили в ряды госпитальеров, приняли монашеский обет и ухаживали за больными и раненными паломниками. И, конечно, – Гуго де Пейн, Готфрид де Сен-Омер и другие рыцари-храмовники, которые пожертвовали свое имущество ордену – на богоугодное дело защиты паломников от нападений сарацин…
Гуго. Вы замолчали, принцесса, ваш список иссяк?
Мелисенда. Вовсе нет, я могу его продолжить, но скажите наконец, к чему вы клоните?
Гуго. В этом списке, принцесса, нет имени вашего отца, нет и не будет, сколько бы вы его ни продолжали.
Мелисенда. Замолчите! Мой отец сражался за освобождение Иерусалима.
Гуго. За власть и богатства.
Мелисенда. Мой отец денно и нощно укреплял христианское королевство на Святой земле и прибавлял к нему новые земли, отвоевывая их у неверных.
Гуго. Укреплял свою власть, приумножал свои богатства. Он храбрый и искусный полководец, никто у него этого не отнимет, но все, что он делал, он делал для себя.
Мелисенда. Пусть так, но, делая это для себя, как вы говорите, он в конечном счете служил святому делу.
Гуго. Весьма удобный принцип.
Мелисенда (вскочив). Убирайтесь и не попадайтесь мне больше на глаза!
Гуго (уже раскаиваясь в своих дерзких высказываниях). Кузина!..
Мелисенда. Три года назад я открыла вам семейную тайну, поделилась своей болью, ведь я считала вас своим другом. А теперь вы обратили мои слова против меня…
Гуго. Кузина, выслушайте меня. Возможно, это наш последний откровенный разговор. (Мелисенда смотрит на него с вновь проснувшейся надеждой. Ободренный Гуго продолжает.) Отвергнутый влюбленный испытывает такую тоску и боль, что может и убить, и любую подлость сделать, не чувствуя себя ни убийцей, ни подлецом. Он пустит отравленную стрелу в грудь любимого существа, вонзит нож в спину, выкрикнет в лицо смертельно обидные слова, и все это в уверенной надежде, что, если ему позволят, он любую рану вылечит поцелуями, пусть только позволят…
Мелисенда (потрясенная). Это условие? Если я соглащусь, вы отправитесь в Харпут?
Гуго. Вы можете стать моей, не думая ни о каких условиях?
Мелисенда. Вы отправитесь в Харпут – да или нет? (Не дождавшись ответа) Уходите. Прощайте навсегда!
Опустив голову, совершенно раздавленный, потерянный, Гуго медленно идет к двери, у самого порога он оборачивается, бросает на принцессу последний взгляд – без надежды, просто чтобы еще раз посмотреть на нее, и выходит. Мелисенда бросается в кресло, закрыв лицо руками. Правая часть сцены закрывается. В левой части гроссмейстер, закончив говорить, кланяется и выходит. Морфия, оставшись одна, некоторое время сидит без движения, потом вскакивает.
Морфия. Я знаю, что надо делать. (Хлопает в ладоши.)
Входит Мариам. Королева достает из тайника в переплете Библии клочок бумаги и протягивает служанке.
Морфия. Пойди по этому адресу, разыщи человека по имени Нерсес и скажи ему, что Морфия Мелитенская нуждается в его преданном сердце.
Мариам понимающе кивает и выходит. Морфия садится в кресло и застывает в напряженном ожидании. Правая часть сцены открывается. Темница в крепости Харпут – две убогих постели вдоль правой и левой стен, в стене напротив зрителей – дверь. Король и Жослен де Куртене. Они в оковах. Король лежит на постели, закинув руки за голову и насвистывает песенку. Жослен стоит посреди комнаты, скрестив руки на груди, глядя в высокое зарешеченное окно.
Жослен. Чего я не могу понять, сир, так это вашего олимпийского спокойствия. Мы оба – опытные, закаленные в боях воины, да и плен нам не в диковину, но ваше спокойствие – иного рода. Мне чудится в нем нечто большее, чем мужество рыцаря и достоинство короля.
Балдуин. Вы и не подозреваете, дорогой кузен, насколько вы близки к истине. Мое спокойствие действительно зиждется не на надежде, этой подруге узников, а на твердой вере.
Жослен (смешавшись). Сир, ваше благочестие известно всем, но…
Балдуин. Нет-нет, граф, речь не об этом. Господь свидетель, три года я молчал, никому не доверив этой тайны, но вам, кузен, я ее открою. Я уверен: случай не напрасно свел нас здесь, в этой крепости. И потом именно вам я обязан своей короной.
Жослен (еще более смущенный и заинтригованный). А вы, сир, сделали меня графом Эдессы, о большей чести я не мог и мечтать. Но, умоляю вас, продолжайте!
Балдуин. Три года назад, когда королева была на сносях, явился ко мне отшельник Грегориос и предсказал рождение нашей младшей дочери, а также прорек, что ей суждено спасти меня от смертельной опасности – в 1124 году от Рождества Христова. Что означает, что по крайней мере в этом году мне ничего не грозит.
Жослен. Отшельник Грегориос? Но как вы могли, сир, поверить этому безумцу?!
Балдуин. Я тоже считал его безумцем, пока собственными глазами не увидел, как он… Но что это? Что за странный шум?
Слышится шум за дверью, приглушенный крик, затем звук отпираемого замка. Дверь со скрипом открывается, входит Нерсес в костюме турецкого воина, с окровавленным мечом в руке. Король вскакивает на ноги, они с Жосленом становятся плечом к плечу.
Балдуин. Кровь Христова!
Жослен. Будь я трижды проклят, собака эмир подослал убийцу, чтобы зарезать нас, как цыплят!
Балдуин. Нет, вряд ли это Балак. (Нерсесу) Прежде, чем сделать свое черное дело, скажи нам, кто подослал тебя, чтобы подло убить беспомощных пленников?
Нерсес (низко склонившись и тут же выпрямившись). Ваше величество, взгляните на это кольцо. Вы узнаете его?
Балдуин. Да, это кольцо, которое я подарил жене, когда родилась наша младшая дочь. Я и тебя узнаю, хотя прошло полвека и твой облик (иронически оглядывает костюм Нерсеса) сильно изменился. Ты – дружинник князя Габриела. (Жослену) Это один из воинов моего покойного тестя. Но скажи наконец, что все это значит?
Нерсес. По поручению ее величества королевы Морфии я собрал отряд из храбрых и верных воинов – (с нажимом) наших, мелитенских армян. (Лицо короля мрачнеет.) Мы переоделись турками, добрались до Харберда****, с помощью здешних армян подкупили начальника стражи, и нас взяли на службу в гарнизон. Несколько дней мы исправно несли службу, за это время изучили крепость и вошли в полное доверие к охранникам. А сегодня начали действовать. Мы усыпили их, связали, завладели оружием и ключами от всех дверей…
Жослен. Клянусь Небом, вы совершили подвиг, достойный восхищения самых знатных рыцарей, и говорите об этом с такой простотой и скромностью, как о чем-то совершенно обычном! Я всегда благоволил к армянам, моя жена – армянка, дочь киликийского царя Константина. Что я говорю, я – ваш должник навеки! (Замечает странное молчание короля, который помрачнел еще больше, и умолкает.)
Нерсес. Простите меня, государь, но нам надо торопиться. Сейчас мы – хозяева крепости, но горожане скоро заметят неладное, и тогда нам придется туго. Мы должны покинуть крепость и пробраться через враждебный город. Боюсь, вам тоже придется переодеться в одежду басурман, иначе нам не уйти незамеченными, придется сражаться. Мы готовы отдать жизнь за ваше величество, но силы слишком неравны.
Балдуин (садясь на постель). Для начала освободите нас от оков.
Нерсес. О да, конечно! (Освобождает от оков короля и Жослена.)
Балдуин. Негоже помазаннику Божьему бежать, да еще переодевшись басурманином. Вы, кузен, другое дело.
Нерсес. Но, государь, я обещал королеве Морфии спасти вас! Она ждет. Она ждет вас!
Балдуин (помолчав, пристально вглядываясь в Нерсеса). Я уже все сказал. (Жослену) Бегите, кузен, и поторопитесь, – как сказал наш друг, время не терпит.
Жослен. Что вы говорите, сир, как я могу оставить вас здесь?! Уж лучше останемся оба и будем сражаться, пока хватит сил.
Балдуин. Это благородно и глупо. Бегите, кузен, я приказываю вам!
Жослен. Клянусь, сир, я вернусь с армией. Мы захватим город, а если не выйдет, то хотя бы выведем вас отсюда.
Король и Жослен обнимаются. Жослен и Нерсес выходят. Король ложится на постель и снова начинает насвистывать песенку. Правая часть сцены закрывается. В левой части появляется Мариам.
Мариам. Государыня, принцесса Мелисенда просит позволения войти.
Морфия (она держится до странности безучастно, сидя почти неподвижно и глядя в одну точку прямо перед собой). Пусть войдет. (Входит Мелисенда.)
Мелисенда. Матушка, у меня только что был господин де Пейн, неужели это правда: вместо отца бежал дядя Жослен? Граф Эдесский бежал, бросив короля в темнице?!
Морфия. Это гроссмейстер так решил?
Мелисенда. Нет, матушка, он только передал мне, что сообщили ему гонцы. Так это неправда?!
Морфия. Нет, милая, это неправда.
Мелисенда. Так что, отец на свободе, он едет домой, когда он будет здесь?
Морфия (качая головой). Нет, милая, отец все еще в плену.
Мелисенда. Матушка, я не понимаю… Погодите, вы ведь говорили, что отправили отряд мелитенских воинов во главе с… тем человеком, дружинником деда Габриела, (с ноткой сарказма) вы сказали, что он обещал сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти короля…
Морфия. Он и сделал. Мелитенцы пробрались в Харберд, овладели крепостью и освободили пленников, но король отказался бежать. Единственной возможностью не теряя времени покинуть город и спастись было переодеться турками, но твой отец сказал, что не желает этого делать. Что же до графа Жослена, то он хотел остаться и разделить с королем его участь, король приказал ему бежать. Граф подчинился приказу сюзерена.
Мелисенда. О отец, отец! Это был благородный, поистине королевский поступок!
Морфия (качая головой). Он не захотел принять помощь Нерсеса. Он не захотел принять помощь человека, служившего моему отцу.
Мелисенда. А что было потом, матушка, гроссмейстер сказал…
Морфия. Гроссмейстер пользуется искаженными слухами, а я все знаю из первых рук – от нескольких армян, которым удалось ускользнуть из города. Жослен, как и обещал королю, собрал воинов, чтобы идти на Харберд и захватить город, пока крепость находилась в руках христиан, но им не повезло. Эмир Балак узнал о случившемся, вернулся в Харберд и осадил крепость. Он прикзал установить катапульты и начать подкопы. Под угрозой полного разрушения города защитники крепости сдали ее. Балак подверг жестокой, мучительной казни множество пленников… Благодарение Богу, Нерсес был убит в бою…
Мелисенда. А отец?
Морфия. Я же сказала, он жив. Балак велел снова заковать его и заключить в темницу.
Мелисенда. А что же дядя с его войском?
Морфия. Узнав, что Балак снова овладел крепостью, он не решился напасть на город и повернул назад. Он в Эдессе. (Внезапно встает, лицо ее чуть-чуть оживает.) Я должна ехать туда. (Протягивает руки к дочери.) Доченька, подойди, обними меня. Мелисенда подходит к матери, они обнимаются. Левая часть сцены закрывается. Открывается правая часть. Эдесса. Кабинет графа Жослена де Куртене. Морфия и Жослен, склонившись над столом, рассматривают карту. Жослен что-то объясняет королеве, водя пальцем по карте. Королева следит взглядом за движением его пальца, затем, вздохнув, выпрямляется.
Морфия. Даже если они из безопасности выбрали этот, самый длинный путь, они уже должны были вернуться.
Жослен. Это если считать только расстояние, мадам, а есть еще и всевозможные превратности: опасности подстерегают путников на каждом шагу.
Морфия. О чем вы, граф, ведь у послов – охранная грамота эмира!
Жослен. Разбойникам, мадам, нет дела до грамоты эмира, и даже самого султана. А ведь есть еще болезни, случайные задержки, да мало ли чего…
Морфия. Благодарю вас, Жослен, вы успокаиваете меня и вселяете надежду.
Жослен (мягко). Мадам, уверяю вас, тревожиться не о чем. Если с послами в пути случится несчастье, нам сообщат, и мы пошлем других. Главное в том, что эмир Балак, наш лютый враг, умер, сатана призвал его к себе, а его племянник Тимурташ, который наследовал ему, ни в чем не походит ни на дядю, ни на своего отца, великого эмира Ильгази. Должен признать, государыня, что оба этих нечестивых пса были храбрыми воинами. (Королева усмехается.) Что же до Тимурташа, то с ним мы вполне можем надеяться на успех переговоров.
Морфия. Потому что он молод и неопытен?
Жослен. Потому что он изнежен и жаден. Он чурается войны и жаждет одних только развлечений.
Морфия. Жаден? Меня это пугает.
Жослен. Но почему? Уверяю вас, нам это на руку.
Морфия (качая головой). Он заломит цену, которую мы не сможем собрать быстро, и тогда этот мальчишка, если он таков, как вы говорите, может прийти в ярость и…
Жослен. Нет-нет, мадам, этот мальчишка – трус, недаром он покинул Сирию, где, по его словам, слишком много воюют, и вернулся на свою родину, в Мардин. Но он не глупец, ведь так он не получит ничего. Наберитесь терпения, государыня, вы столько ждали, послы вернутся со дня на день…
Входит слуга.
Слуга. Послы вашего величества, прибывшие из Мардина!
Морфия. Проси!
Входят 1-й 2-й дворяне – запыленные, тяжело дышащие – и склоняются перед королевой.
Морфия (садясь в кресло и указывая им на скамью). Господа, садитесь – вы устали с дороги – и говорите скорее, какой выкуп потребовал эмир за короля?
1-й дворянин. Сто тысяч динаров. (Лицо королевы каменеет, она молчит, не в силах произнести ни слова.)
2-й дворянин. Выкуп огромен, ваше величество, но этого следовало ожидать…
Жослен. Вы обговаривали альтернативные возможности на случай, если мы не сумеем собрать такую сумму в срок?
2-й дворянин. О да, господин граф, на этот случай условия эмира таковы: он требует отдачи ему трех крепостей близ Халеба и… Ваше величество, я не смею…
Морфия. В чем дело, господа, говорите, я приказываю! (Послы переглядываются, но ни один не решается продолжить.)
Жослен. Да говорите же, черт вас возьми! Простите, мадам!
1-й дворянин. Эмир Тимурташ потребовал в заложники одну из королевских дочерей, сына господина графа и еще пятнадцать знатных сеньоров…
На несколько минут воцаряется гнетущее молчание. Наконец Морфия несколько раз повторяет, будто пытаясь осмыслить ужасные слова.
Морфия. Одну из дочерей. Одну из дочерей. Одну из дочерей…
Остальные в ужасе смотрят на нее, решив, что королева тронулась умом.
Жослен. Мадам, надо решаться, время не терпит!
Морфия опускает голову. Кажется, что она совершенно лишилась воли. Жослен делает знак послам, чтобы они удалились. Те поспешно выходят.
Жослен. Мадам, я понимаю ваше горе, ведь и мне нелегко рисковать жизнью сына, но мы должны. Решайтесь!
Морфия (оцепенело глядя перед собой). Одну из дочерей… Которую? Ужасный выбор для матери…
Жослен (внезапно осененный). Мадам, тут и выбирать нечего – малышку Иоветту!
Морфия (помолчав). Кажется, я понимаю вас. Мелисенду король прочит в наследницы престола, и ею мы никак не можем рисковать. Алиса и Годиерна – невесты на выданьи, для них побывать в заложницах у неверных означает несмываемое пятно. Гнусные подозрения будут преследовать их всю жизнь, как королеву Арду. А четырехлетней крошке ничего подобного не грозит. (Оживляясь) Да-да, вы совершенно правы, дорогой кузен, это воистину Соломоново решение! Зовите послов! И надо начинать собирать деньги!
Правая часть сцены закрывается. Открывается левая часть. Приемная Морфии в иерусалимском дворце. Морфия стоит посреди комнаты неподвижно, как статуя. Входит Мариам.
Мариам. Государыня, пришла принцесса Мелисенда.
Морфия. Пусть войдет.
Входит Мелисенда, она останавливается на пороге, глядя на мать с гневным осуждением, почти с ужасом.
Мелисенда (еле цедя слова). Вы вызывали меня, матушка?
Морфия делает шаг к ней навстречу, засматривая ей в лицо. Мелисенда отшатывается.
Морфия (упавшим голосом). Ты осуждаешь меня?
Мелисенда (все так же отчужденно). Я не смею, матушка, вы поступили, как должны были поступить.
Лицо Морфии, вся ее фигура выражают смертельную боль и отчаяние, она поворачивается, чтобы уйти, хотя впереди нее стена.
Мелисенда (увидя это и испугавшись, кричит – душераздирающе, забыв обо всем, в том числе и о приличиях). Мама!
Морфия нерешительно оборачивается, Мелисенда бросается к ней, падает на колени, целует руки матери.
Мелисенда (шепотом). Прости, прости!
Морфия поднимает ее с колен. Мать и дочь обнимаются.
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ IV
1127–1128 гг., дворец иерусалимского короля
Сцена разделена на две части перегородкой. В правой части дворцовая библиотека. Мелисенда и Гуго де Пейн, сидят за изящным письменным столом. Гроссмейстер просматривает какие-то бумаги, время от времени что-то помечает в них и возвращает – лист за листом – принцессе. В левой части приемная королевы. Морфия, 7-летняя Иоветта и Мариам. Морфия сидит в кресле, в руках у нее искусно сделанная золотая птичка, инкрустированная драгоценными камнями. Иоветта стоит перед матерью, отвернувшись от нее, глядя куда-то вбок. Она держится, как аут. Мариам стоит за спиной девочки, поддерживая ее за плечи.
Морфия (протягивая игрушку дочери). Посмотри, доченька, какая красивая птичка. Ее привезли для тебя венецианские купцы. Она из чистого золота, а глазки из изумрудов, она умеет хлопать крыльями, надо только повернуть вот это перо в хвосте. Возьми, попробуй сама!
Иоветта берет игрушку, но тотчас выпускает из рук. Игрушка со стуком падает на пол. Мариам поднимает ее и возвращает королеве, та раздраженно отмахивается.
Морфия. Иоветта, посмотри мне в глаза, подойди поближе. Что ты разучила сегодня?
Девочка остается без движения и все так же смотрит в сторону.
Морфия. Она не разговаривает со мной, не слушает меня, кажется, вообще меня не слышит!..
Мариам. Да не кручиньтесь вы так, государыня, она ни с кем не разговаривает и никого не слушает.
Морфия (вздыхая). Я думала, со временем она оттает, но прошло уже два года, как она вернулась домой, и никаких изменений. Я в отчаянии!
Мариам. Грех это, государыня, отчаиваться-то, Господь не оставит невинное дитя…
Иоветта замечает на столике Евангелие в красивом переплете, подходит, берет его в руки и внимательно рассматривает.
Морфия. Смотри, Мариам, она сама, сама взяла Священное Писание! Она его крепко держит в руках, не бросает на пол, как все остальное…
Мариам. Господь услышал наши молитвы, государыня!
Морфия. Подойди ко мне, доченька, скажи, что ты хочешь? Я все для тебя сделаю!
Иоветта, будто не слыша, продолжает рассматривать Евангелие.
Морфия. Ну хорошо, хорошо, иди к себе. Мариам, уведи ее.
Мариам уводит девочку. Морфия опускает голову, по ее щекам катятся слезы. Левая часть сцены закрывается. В правой части гроссмейстер передает Мелисенде последний лист.
Гроссмейстер. Ну что же, принцесса, отличная работа, я сделал всего два-три замечания, да и то мелких.
Мелисенда. Вы, как всегда, слишком добры ко мне, мессир!
Гроссмейстер. А вы не похожи на себя сегодня. Откуда такая грусть?
Мелисенда. Ах, мессир, не спрашивайте, причины моей грусти вне вашей компетенции. Вы усмехаетесь, вам не верится, что есть нечто за пределами вашего влияния?
Гроссмейстер. Да уж, принцесса, позвольте мне в этом усомнится.
Мелисенда. И все же тут вы бессильны, мессир, о таких секретах делятся с подругами, а не наставниками. Но у меня, как вы знаете, нет подруг. Я очень одинока во дворце, особенно с тех пор как Алиса вышла замуж и покинула его…
Гроссмейстер (пряча усмешку). Ну вот, ваше высочество, я был прав, когда уверял, что и тут вам пригожусь. Признайтесь, вам кажется, что король, ваш отец не спешит выдать вас замуж?..
Мелисенда (вспыхивая). Вы забываетесь, гроссмейстер! (Сдержав себя) Вы ошибаетесь, мессир, я понимаю заботы его величества, другими словами, я, как вы учили, понимаю необходимость.
Гроссмейстер. Возможно, но внутренне вы протестуете.
Мелисенда. И против чего, по-вашему?
Гроссмейстер. Давайте рассмотрим ситуацию, как мы это делали с разнообразными историческими эпохами. Не смейтесь, это хороший способ разобраться в жизненных коллизиях. Итак, со одной стороны, вы принимаете приоритет государственных интересов, но, с другой стороны, вам тяжело сознавать, что ради них король пренебрегает вашими личными интересами. Так вот, я берусь доказать, что между первыми и вторыми нет никакого противоречия. После освобождения из плена король беспрерывно воюет, захватывая у неверных новые территории. В 1124 году он осадил Алеппо, чтобы вынудить эмира не слишком торговаться в деле выкупа Иоветты. В 1125 году он разгромил сарацин в битве под Азазом и завладел городом. А в прошлом году он вторгся во владения эмира Дамаска и захватил огромную добычу. Все эти действия, направленные на восстановление его пошатнувшейся после пленения репутации и укрепление королевства, в конечном итоге делают вас более выгодной невестой. Теперь вы можете выбирать между самыми знатными и могущественными магнатами Франции.
Мелисенда (грустно усмехнувшись). Увы, я вижу ситуацию в ином свете. Знатных и могущественных магнатов Франции предложение моей руки могло заинтересовать именно несколько лет назад, когда положение короля было почти безнадежным. Теперь же, когда он силен и может – и будет – диктовать условия, кто захочет играть столь незавидную роль?! И потом, что значит «теперь»? Кто вам сказал, что король удовольствуется достигнутым? Мне кажется, он никогда не остановится, ему всего будет мало…
Гроссмейстер. Вы удивили меня, принцесса, своими рассуждениями, но сейчас я удивлю вас. Король уже решил, что настало время вплотную заняться вашим будущим.
Мелисенда. Что вы хотите этим сказать?
Гроссмейстер. Я немного опережу события – не сегодня завтра вы все равно были бы оповещены…
Мелисенда. Ну не томите, мессир, что такое?
Гроссмейстер. Король поручил мне отправиться во Францию с переговорами по поводу вашего замужества.
Мелисенда. И кто… жених?
Гроссмейстер. Вы его знаете, это граф Анжуйский, который семь лет назад исполнил долг христианина, совершив паломничество ко Гробу Господню, и был представлен мной королю. И ни от кого не укрылось тогда, что граф был пленен вашей несравненной красотой.
Мелисенда. Но граф Анжуйский женат…
Гроссмейстер. Супруга графа скончалась год назад. Граф свободен и может удовлетворить желание своего сердца, которое, смею сделать предположение, не противоречит вашему…
Мелисенда. Как странно, мессир, что столь деликатный вопрос со мной обсуждаете вы, а не моя мать или отец…
Гроссмейстер. Вашей матушке, принцесса, сейчас, увы, не по силам столь ответственные обязанности, поскольку несчастье с принцессой Иоветтой почти лишило ее рассудка.
Мелисенда. Да, мать совсем плоха, я очень беспокоюсь за нее…
Гроссмейстер. А что касается вашего отца, то он собирался посвятить вас в свои планы в ближайшие дни, он поручил мне лишь прощупать почву. Но этого, как видите, и не понадобилось, поскольку все произошло само собой.
Мелисенда. В самом деле? (Смеется.)
Гроссмейстер (удовлетворенно усмехнувшись). Ну, почти.
Правая часть сцены закрывается. В левой части появляется Мелисенда. Она подходит к матери и осторожно обнимает ее за плечи. Морфия вздрагивает, несколько секунд смотрит на Мелисенду, словно не узнавая ее, потом на лице ее появляется отрешенная улыбка, какая бывает у людей, полностью погруженных в себя.
Морфия. Ты знаешь, моя дочь сегодня порадовала меня, она…
Мелисенда. Ваша дочь? Матушка, у вас четыре дочери, и я – ваша старшая дочь.
Морфия ничего не отвечает, голова ее склоняется набок, сейчас она и позой, и выражением лица напоминает Иоветту. Мелисенда опускается перед ней на колени, берет ее руки в свои.
Мелисенда. Матушка, поговорите со мной, вы так отдалились от меня в последнее время, но почему, чем я провинилась перед вами?
Лицо Морфии проясняется, его выражение становится совершенно осмысленным, она гладит Мелисенду по голове.
Морфия. О чем ты хотела поговорить, доченька?
Мелисенда. О своем замужестве, отец хочет выдать меня за Фулька Анжуйского.
Морфия. Он не говорил мне, как же так?..
Мелисенда (спохватившись). Он собирался поговорить с вами об этом на днях, я просто узнала о его планах раньше, случайно…
Морфия. Значит ты выходишь замуж… Ты выйдешь замуж за графа Анжуйского и унаследуешь трон… Все так, все так, как и должно было быть… Моя жертва не напрасна!..
Мелисенда. Что вы говорите, матушка, какая жертва?
Морфия. Иоветта, мой ягненочек, мое невинное дитя.
Мелисенда. Побойтесь Бога, матушка, к чему вы клоните – вы пожертвовали ею ради меня?!
Морфия (опомнившись). Нет-нет, доченька, не терзай себя, ты ни в чем не виновата. Да и я ни в чем не виновата, а если и виновата, то искупила свою вину страданием, которое кончится только с моей смертью, и ее недолго ждать…
Мелисенда. Мама, скажи мне… когда-то давным давно я спросила тебя, любила ли ты отца, но так и не поняла…
Морфия. Любила, конечно, любила, больше жизни любила…
Мелисенда. Но как это возможно? Я не понимаю, как можно любить презирая!
Морфия. Твоя беда в том, что ты пытаешься все понять, всему придать смысл, найти объяснение, а это невозможно. Всегда остается нечто ускользающее от усилий рассудка. Но это-то и есть самая суть жизни.
Мелисенда (улыбаясь и в то же время качая головой). Тогда, боюсь, я так ничего и не пойму…
Морфия тоже улыбается, но ничего не отвечает, только гладит дочь по голове.
Левая часть сцены закрывается. Открывается правая часть. Франция. Графский дворец в Ле-Мане. Гостиная графа Анжуйского. Фульк и Гуго де Пейн, сидят в креслах.
Фульк. Трудно выразить, дорогой гроссмейстер, как я счастлив принимать вас у себя в доме. Надеюсь, вы хорошо отдохнули с дороги. Всем ли вы довольны, нет ли каких пожеланий?
Гроссмейстер. Мое самое горячее пожелание – это выполнить наиважнейшую и деликатнейшую миссию, возложенную на меня его величеством королем Иерусалима Балдуином II. (Фульк почтительно наклоняет голову.) У его величества грандиозные замыслы, направленные на расширение и укрепление христианских владений на Святой земле, и ему нужен помощник, молодой и сильный вождь, на которого он мог бы опереться в их исполнении и которому он мог бы доверить судьбу своей дочери, принцессы Мелисенды, в настоящем и судьбу королевства Иерусалимского – в будущем.
Фульк. Вы правы, мессир, ваша задача – весьма ответственна и сложна. Ведь претендент на руку ее высочества должен быть достаточно родовит, богат и влиятелен. Также он должен быть человеком достаточно безрассудным, чтобы покинуть Францию, оставить свои владения, где он является полновластным хозяином, и обречь себя на жизнь вдали от родины и положение консорта. И если таковой найдется, ему понадобятся твердые гарантии, что он станет законным наследником престола.
Гроссмейстер. Если таковой найдется, то он получит самые твердые гарантии в законном наследовании трона. Король Балдуин видит в зяте, я имею в виду будущего мужа принцессы Мелисенды, своего преемника. Ведь именно ему предстоит возглавить запланированный королем поход на Дамаск. (Фульк одобрительно кивает.) Что ж, такое понимание с вашей стороны, дорогой граф, преисполняет меня веры в успех моей миссии.
Фульк. В свою очередь, мессир, позвольте мне поделиться своими планами. Я намерен женить своего сына Жоффруа на Матильде, дочери Генриха I Английского, после чего у меня появится возможность вторично посетить Святую землю, о чем я давно мечтал. Надеюсь видеть вас среди желаннейших гостей на этой свадьбе.
Гроссмейстер. Почту за честь, дорогой граф… (задумчиво) Брак вашего сына сулит всем нам великие выгоды… (В ответ на удивленный взгляд Фулька) Я имею полномочия от короля Иерусалима и согласие его святейшества Папы Римского набирать кандидатов на вступление в ряды рыцарей-храмовников, а также собирать средства на нужды ордена и для похода на Дамаск. Я надеюсь на щедрые пожертвования Генриха Английского, вашего будущего свата.
Фульк. Вы можете на них рассчитывать. Как и на дары английских, шотландских и, само собой, французских баронов.
Гроссмейстер. Граф, я понимаю необходимость. Государственные заботы не позволяют владетельным сеньорам покинуть их страны и присоединиться к нам, но взамен они оказывают всемерную поддержку ордену. Мы же рады любому вспоможению – деньгами, лошадьми, оружием. Да будет вам известно, что многие дворяне из не столь знатных продают свои земли или занимают необходимые средства, чтобы отправиться со мной на Святую землю и принять участие в намеченном походе.
Фульк (почувствовав укол). Да поможет им Бог! Да поможет Бог нам всем!
Гроссмейстер. Амен!
Правая часть сцены закрывается. Открывается левая часть. Аббатство Св. Марии в Иосафатской долине. Мелисенда и Мариам, на коленях, у гробницы королевы Морфии.
Мелисенда. Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.***** Я обещаю тебе, мама, позаботиться об Иоветте. Я обещаю тебе, мама, всегда и во всем поддерживать других своих сестер. Я обещаю тебе, мама, не держать более зла на отца, ведь ты его простила!.. Но я не могу обещать и не буду покорной женой. У меня все будет по-другому. В своей жизни я все буду решать сама. Мужчины воюют и разрушают. Я буду строить. Прости меня, мама! (Переходит на шепот) Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.
Появляется Грегориос, знаками подзывает Мариам. Мариам подходит к нему.
Грегориос. Береги свою госпожу, сестра Мариам, ей суждено стать великой королевой. Король Балдуин нарушит обещание, данное Фульку, он объявит наследниками престола троих: Мелисенду, Фулька и их сына. Она будет бороться за свои права с мужем, и он признает их. Она будет бороться за свои права с сыном, и он признает их. Она будет строить храмы и покровительствовать искусствам. Она будет умело управлять делами государства, всемерно поддерживать Святую Церковь, помогать беженцам и другим людям, попавшим в беду и пострадавшим от несправедливости. Дочь франка и армянки, она будет помогать и католикам, и православным грекам, и армянам-халкидонитам, и армянам-григорианам, и сирийцам. При ней королевство Иерусалимское достигнет наивысшего расцвета!..
Мариам. А что будет дальше, отец Грегориос?
Грегориос. Дальше мне знать не дано…
Раздается колокольный звон. Мелисенда поднимается с колен. Все трое поднимают глаза к небу и слушают колокольный звон.
ЗАНАВЕС
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА
* Отрывок из «Песни о Роланде» дан в переводе Ю. Б. Корнеева.
** На самом деле Бертран де Борн жил и творил позже описываемых событий. Песня «Я сирвентес сложить готов» дана в сокращении, перевод В. А. Дынник.
*** Безымянная песня, перевод В. А. Дынник.
**** Армянское произношение топонима Харпут.
***** Это молитва за усопших: «Вечный покой даруй им, Господи, и да сияет им свет вечный. Да почивают в мире. Аминь».
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
- Историко-искусствоведческий портал «Monsalvat»
- Гильом Тирский «История деяний в заморских землях»
- Томас Эсбридж «Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю»
- Матфей Эдесский (Маттеос Урхаеци) «Хронография»
- Фульхерий Шартрский «Иерусалимская история»
- Михаил Сириец «Хроника»
- Клод Мутафян «Армянские прелаты и монархи в Иерусалиме в эпоху крестовых походов: легенды и достоверные свидетельства»
- Жан Ришар «Латино-Иерусалимское королевство»