ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Часть I.
МОНОЛОГ, который не состоялся…
Он был тучен, как, впрочем, и большинство тридцатипятилетних.
— А что вы, собственно, имеете против?
— Я вам дорогу перешел?
— Что за печаль о моем весе? А хоть и сто… Могу и больше потянуть после лета!
Жизнь его проистекала без особых происшествий.
— Если не считать развода с женой!
— Впрочем, шума особенного не было.
— Как мужчина я ее не устраивал!
— Так она заявила в суде…
— И, между прочим, поверили!
— У меня, возможно, действительно не очень мужественный вид…
— Но зачем так грубо!
— Я ведь все-таки интеллигент…
Некогда получил он высшее образование…
— Теперь уже поздно жалеть.
— Лжешь!
— Работа не в сладость!
— Да я ведь ничего другого не умею!
— Вкалываю за свои 180. Очень прилично. Для провинции, ра-зумеется, особенно, если учесть, что платить этой стерве (то есть бывшей жене) по алиментам не приходится. Благо, детей завести не успели…
Жил в отдельной картире.
— Двухкомнатную не дали.
— Да и зачем мне, холостяку (в нынешнем моем положении), двух-комнатная квартира?
— Кто ее убирать-то будет?
— А ведь одних книг — тыща! (Конечно, можно сказать и тысяча, но «тыща» мне как-то больше нравится!)
— И не приставайте ко мне со своей «культурой речи».
— Нравится и все!
— Вот только вода протекает, когда из крана, когда из труб…
— И нет на нее никакой управы.
— Все, все проржавело в этом доме!
— Это просто невыносимо!
— Кап, кап… по мозгам.
— Кап, кап… из кармана…
— Только телевизор и выручает. А то бы…
— Нет… на это я не решусь…
Он был нерешителен во многих ситуациях…
— Во-первых, — с водопроводчиками.
— Во-вторых, — с женой.
— В-третьих, — с начальством… и еще, и еще, и еще…
— А ведь можно было бы с ними и поругаться! (Сядут, ей богу, сядут на шею! А, может, уже сели?)
— Но, с другой стороны: 180 плюс премия на квартал, путевка какая достанется. Вроде на все хватает… Чего еще надо?!
— Правда, есть «подстрекатели»: «Друзья твои уже — О! где ворочают делишками — а ты, рохля (это я-то рохля!), все в старших инженерах… Да мы бы на твоем месте…
— Так бога ради, «залазьте» на мое место! Поживите недельку, другую… небось на свое захочется!
К женщинам относился он категорически…
— Это после моей стервы (то есть бывшей жены).
— Ох, и стервозная баба! Как она помыкала мною!
— Вспомнить тошно!
— И сейчас пытается! Только на — выкуси! Не выйдет!
— Нет, надо же до чего мужика довела, два слова нормальных о ней выдавить из себя не могу… так и тянет сказать что-нибудь крепкое…
— У меня через нее неприятие к женскому полу…
— В голове звон, а виду напустят!
— И все они такие!
— Вертихвостки!
— На данный момент отношусь к ним настороженно.
— Особенно к этим молокососкам: как бы не женили!
— Это они здорово умеют, а характер у меня вы сами знаете какой…
Характер был у него неважнецкий.
— Жена ушла — раз!
— Фигура округла — два!
— Одышка — три!
— И вы хотите, чтобы без комплексов?!
— Нет, вы покажите мне интеллигента без комплексов?!
— А предки у меня какие были, знаете?
— Во какие! В кулаке держали, царство им небесное.
— До сих пор отца с дрожью вспоминаю.
— Лихой на расправу был.
— Лупил и не раз лупил. Боялся я его…
— И сейчас боюсь.
— А особенно, когда ночью приснится! Высокий, статный, злой…
— Вот так ночами и гоняется за мной с топором.
— Порешу! — кричит. — Пришел твой черед!
— Нет, пусть уж эти друзья, что обо мне так заботятся, лезут на мое место. Уж я бы посмотрел, как они взвыли!
Впрочем, друзей у него не было (как и у многих сейчас).
— А если б и были, что толку?
— Разве расскажешь им о себе правду?
— Что — на уме, что — на сердце…
Скучал…
— Скучно!
— Друзей у меня нет. Впрочем, их никогда и не было.
— Предки боялись дурного влияния…
— И потому мой почтовый ящик пуст.
— Мне неоткуда ждать писем.
— Газет я не выписываю. Пользуюсь общественными, если придется.
— Ящик пуст. Пуст каждый день.
— И зачем только я привесил его к двери?
Велосипед.
— Я вижу этих детишек, когда возвращаюсь с работы.
— Они беспечно гоняют на своих разномарочных двухколесных чудовищах, грозясь меня задавить!
— Все быстрей и быстрей крутятся их колеса!
— Когда-то и у меня была такая машина!
— Только на улицу выезжать запрещалось. И я «выпиливал» виражи, повороты в нашем небольшом и ухоженном дворике…
— Зачем они купили мне велосипед?!
— Я прохожу мимо этих детей каждый день, и каждый раз они проносятся рядом со мною, через меня и даже насквозь! С таким восторгом, нажимая на педали и крича что-то свое, непонятное, детское!
— Я завидую им?
— Может, и мне?
— Да, вроде, неудобно. Солидный человек. На детском велосипеде?!
— Дурацкая мысль!
— Там за домом — проспект — адское движение в часы пик!
— Туда нельзя! Опасно…
— Зачем же я беру оставленный кем-то велосипед?
— Сиденье маловато для моего зада.
— Давно не колесил я по свету!
— Крути, крути, подлец, педали!
— Но зачем же я еду туда?
— Там ведь смерть!
Он был тучен (как, впрочем, большинство тридцатипятилетних)…
Жизнь его проистекала без особых происшествий…
Некогда получил высшее образование…
Жил в отдельной изолированной квартире…
Был нерешительным во многих ситуациях…
К женщинам относился категорически…
Характер был у него неважнецкий…
Друзей не было вовсе…
Скучал…
Наконец, украл детский велосипед…
По поводу обстоятельств смерти имелось три версии:
— покончил жизнь самоубийством,
— жертва случая,
— погиб, спасая людей от автомобильной катастрофы (версия, которая, впрочем, была очень сомнительной).
Часть II
Грани
Антология документов, слухов, разговоров, показаний, проливающих свет на некоторые обстоятельства…
Из служебной характеристики (за подписью парторга, предпрофкома и начальника учреждения, где покойник проработал последние пятнадцать лет жизни): «…выдержан. В отношениях с коллегами ровен. Политически грамотен, систематически повышает уровень своей квалификации. Дисциплинарных взысканий не имеет. Судимостей и родственников за границей — тоже…»
Показания отца «пострадавшего» (украден велосипед стоимостью 120 рублей) мальчика…
— Смотрю я в окно: где там мой Юрка — ужинать время — и вижу, как этот самый, покойник теперь, подходит к нашему велосипеду (а Юрки-то, балбеса, нет: ушел куда-то), подходит, значит, так боязливо, оглядывается по сторонам, это чтоб, значит, не заметили и, хвать велосипед ( а у самого-то руки дрожат от страха) и покатил… да как! Смех один, а, с другой стороны — на нашем велосипеде да на проспект… Ну, думаю, пропала машина… Ну, думаю, Юрка, всыплю тебе за угробленное добро, а если ничего не случится, все равно всыплю, впрок…
Из анонимки (листок в клетку, вырванный из школьной тетрадки, почерк женский, старческий) «… пьянки устраивает, баб водит, подлец! И вообще, не отвечает моральному кодексу нашего советского человека…»
Из показаний прохожего (интеллигент, сорока шести лет, лысоват, тучен):
— Вылетел прямо передо мною.
— Что-то бормотал.
— Нет, на самоубийцу похож не был.
— Скорее, одержимый. Какой-то идеей.
— На повороте его «зацепил» грузовик (удар был сильный, тело пролетело метров пять, ударилось о стену, шлепнулось об асфальт).
Из письма матери к сыну (10-летней давности): «Почему ты не пишешь, сынок? Знаешь ведь, как жду от тебя каждой весточки. А без тебя трудно. Одиноко. Если б ты был (или стал — неразборчиво) маленьким!»
Человек, который назвался его другом (пожелал остаться неизвестным):
— Он всегда чего-то боялся.
— Как мне кажется — смерти…
Голос в толпе зевак:
— Самоубивец!
— Да я сам видел! Он так и юркнул под колесо.
— Сперва огляделся, это чтоб наверняка, и юркнул…
Полуслепая старушка:
— Молодой касатик-то был, царство ему небесное…
— Кому как не молодым жить, а они мрут, как мухи…
Профессор (руководитель его дипломной работы):
— Мямлей он был.
Семилетний малыш, перебежавший улицу, ничего не мог рассказать следствию: он просто увидел огромную машину о десяти колесах и большие удивленные, а затем — испуганные глаза велосипедиста.
Малыш не мог рассказать, как случилось, что этот взрослый дядя взял да и свернул руль налево, под колеса машины, навстречу смерти. Никто не заметил этого малыша. Только удивленные, а затем испуганные глаза велосипедиста. За секунду до смерти…
Часть III
ДНЕВНИК
24 января 1979 г.
Хмурое утро. И день не из радостных.
Поругался с начальством. По мелочи.
Из-за каких-то водопроводных труб.
Мне бы стерпеть, не поднимать эту треклятую телефонную трубку…
Не было бы и разговора. И неприятностей тоже.
Теперь лишат премии…
3 февраля 1979 г.
Так и есть! С премией прокатили!
Начальство теперь не здоровается. Так-то!
Сиди и не рыпайся.
Впрочем, наплевать.
Обойдусь и без премии, и без этой фальшивой улыбки директорской…
В зеркало бы глянул, когда улыбается — смотреть тошно!
8 марта 1979 г.
!!!
Если всех поздравлять…
18 апреля 1979 г.
Сегодня был в Москве.
Какая капель у «Лермонтовской»!
Чудо! Стоял минут тридцать.
Смотрел, поражался и слушал.
Везде лужи. Промок до нитки.
А обсушиться негде.
Как всегда людно.
И одиноко — даже в этом людовороте…
Май 1979 г.
На днях встретил школьного друга.
Сидели, можно сказать, за одной партой.
Хронический алкоголик. Безнадежен.
Глуповато улыбается. Осознает, что подонок…
Но сил изменить себя нет.
Еще года два-три… и сдохнет в придорожной канаве.
Живем в одном городе (можно сказать — городке), а я только сейчас узнаю об этом…
18 мая 1979 г.
Эта квартира меня довела!
Опять текут краны!
Опять приходили эти алкаши-водопроводчики и вымогали на бутылку.
Не могу смотреть на их противные рожи.
К тому же — от них разит перегаром.
И как!..
26 мая.
Полетела прокладка! Сколько можно ее менять!
27 мая.
К черту!
3 июня 1979 г.
Опять сцепился с начальством (теперь это частая картина).
По поводу пятиминутного опоздания!
А то, что мне три пересадки в пути, так это всем до лампочки!
15 июня.
Опять приходила эта стерва (бывшая жена) и вымогала деньги на новую стиральную машину.
Однако, она подурнела!
4 июля 1979 г.
Сегодня один из малышей в нашем дворе чуть было не наехал на меня на своем двухколесном велосипеде.
И я почему-то испугался.
5 июля 1979 г.
Опять он проехал мимо меня с каким-то воплем.
Этот одиннадцатилетний мальчуган.
И снова я испугался. С чего бы?
6 июля.
Смотрел «Безымянную звезду».
Какая-то чушь собачья.
А всем моим на работе понравилось!
23 июля.
Эх!
24 июля.
Письмо, что ли кто написал?
Стал перебирать по памяти, кто бы мог…
Не вспомнил.
Грустно так жить.
25 июля.
День обещает быть солнечным… а, значит, и радостным…
Дневник (если он когда-либо существовал на самом деле) в тот же день он отослал на главпочтамт, до востребования, но почему-то забыл указать фамилию получателя...
Эпилог
Велосипед не пострадал и после выяснения обстоятельств дела был возвращен владельцу, одиннадцатилетнему школьнику…