ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
МНЕ СЕРДЦЕ ВЕРНИ!
Дождь моросит в чашку.
Дождь барабанит в блюдо.
Распахнул дверь-рубашку
ветер прилюдно.
Достал кулёк из подмышки,
пережевывает коврижки,
а сердце моё выхватил и вертит.
Как на вертеле.
Будто в книжке.
Как в кошмаре.
Сплетает сети.
Кто в ответе?
А сердцу на улице холодно,
ему, оголенному, страшно.
В центре большого города
оно колышется не ежечасно,
А каждый миг.
Каждый-каждый.
Птичий крик для него важный.
Стук да стук.
Да тик-так,
тик-так.
Поставьте ему стул.
Не запирайте его на чердак.
Там темно, там тускло…
Там дышать нечем.
Без сердца совсем грустно,
а с сердцем — больше увечий.
Верни мне сердце, ветер!
Верни мне спокойное время!
А ветер меня не заметил,
лишь сердце забрал и — в стремя…
И сердце не здесь, а тикает:
Тик-так,
Тик-так,
Тик-так…
А птица летит вдоль берега,
А в высь ей
никак,
никак.
Мне сердце верни! Слышишь, ветер!
Без сердца мне так неуютно.
А ветер вновь не заметил
И скрылся прилюдно.
БАБА В ДОМИКЕ
1.
Баба в домике. Блин печёт
Для детей, для друзей, для мамы,…
Все невхожие здесь – не в счёт.
Не до очереди за оконной рамой.
Баба в домике. Запах явств
привлекает носы прохожих:
кто в коллекцию ждёт,кто пьян —
для неё они все похожи.
Баба в домике. Давит жмых.
Она знает, как сердце вымрет,
если станет любить чужих.
Так что… кто войдёт — тот на вылет!
Баба в домике. Дом на бабе.
Даже если болит душа,
баба вертит, и верит, и варит —
баба в доме своём хороша.
2.
Баба в домике. Баба в домике, —
Повторяет, как «сажа бела».
И затикали в кухне ходики,
Гиря стукнула в голь стола.
Баба в домике. Бог бы с бабою,
Только вымолвить слов невмочь.
Баба в домике. Больно бабе той,
Но знаю, как бабе помочь.
ЧЕРЕПАХА
Черепаха — друг,
Черепаха — враг.
Черепаха тут,
Черепаха так.
Черепаха, пли!
Черепаха, стой!
Черепаха — мир!
Черепаха — вой!
Черепаха ждёт,
Черепаха бдит.
Черепаха — брод,
Череп мозговит.
Черепаха здесь,
Черепаха там —
Черепаший крест…
Черепаху вам?
Черепаха вновь.
Черепаха вдаль.
Черепаха — кровь.
Черепаху жаль…
Черепаха — миг.
Черепаха — смех.
Черепаший крик
На глазах у всех.
Черепаха — дом.
Черепаха — рай.
А потом? Потом —
Черепаший май!
Я ТВОЯ
я твоя, я с тобой, но тобою опять я гонимая
я луною стою над твоею постелью ночами
я на небе горю, словно звёзды, безмолвно качая
твои долгие дни, перепутанные и ранимые
я твоя, я с тобой, но как будто бы это на время лишь
без сумы, без кумы я стою на привычном пороге
и назад не уйти мне туда, где пылают тревоги,
и вперёд не пускаешь меня… и молчишь, и молчишь
я твоя, я тобою дышу, будто утренним воздухом
я, как облако, в зной прикрываю твой лоб от удара
я, как струны ветров, что давно позабыла гитара
и, как лук, что натянут исправно, чтоб не было промаха
я твоя, я забыла, что значит не быть мне твоею
необузданной силой любови к тебе я прикована
ты мой свет полнолунный и радуга зацелованная
я твоя, я с тобой, но сказать тебе это не смею.
***
Ты на том берегу, я — на этом.
Между нами — тяжелый лёд.
Мы с тобой не давали обетов,
зная, впрочем, что всё пройдёт.
Мы с тобой забирались по лестнице,
чтобы небо достать рукой.
Звёзды часто несли околесицу,
что, мол, хватит, пока на покой.
Мы болтали о всяком — разном,
обо всём, окромя любви.
Я не думаю, что напрасно,
но так жаль, что…
Пока! Живи!
***
Скинув с себя оковы,
перегрызая уздечку,
на волю спешили кони,
в поле спешили вечное.
Ветер в пути подбадривал,
дул с гулом в хладные спины,
небо за холм завалено,
дальше — одни равнины.
В спешке летели резвые
в сторону солнца-круга.
Гривою воздух резали,
вскачь обгоняя друг друга.
Тыгдым-тыгдым-тыгдым.
Вдали виднеется дым.
Там, за лесистым холмом,
Должен быть отчий дом.
***
— Туки-туки!
— Кто там?
— Это давний друг…
Старый глас, странный гам,
неуместный стук.
Дзынь-дзынь-дзынь! — звоночки
с пройденных дорог.
— А на что цветочки?
Здесь не твой порог!
— Раз-два-три! Взяли! –
выбил дверь бревном.
В тёмном тесном зале
свет сменился сном.
Ну, и ладненько! Ну, и Боже мой,
как же светел, свеж лик,
что носим тем, кто вхож домой,
и не гож всё ж кулик,
поющий про прошлые
весны пригожие,
что корчит рожи
своим и прохожим,
свистит по ветру
о мертвой бодрости,
кричит «до скорого!»,
все сбавив скорости.
— Туки-туки! Открой!
Я вернулся сюда…
И звонков рьяный рой
Рвёт и рвёт провода.
А в ответ — тишина,
пустота выстраданная.
— Не пиши!
— Да?
— Не ходи быстро и…
— Что?
— Да ладно! Забудь, ну, и это… прости!
И в ответ: «Ну, зачем ты? Давай, впусти!»
И гудки, и гудки…
Холодящий смок…
А внутри — лишь рывки.
Ну, а он от тоски
Позабыть всё не смог…
***
Не верить! Не верить! Не верить!
Не залипнуть на этом снимке.
Он — ветер! Лишь ветер! Да, ветер,
Даже если… если вдруг и с ним ты.
Всё взвесить, всё взвесить, всё взвесить
Двоичной системой: да /нет.
И этот нелепый месяц.
И этот простой портрет.
Повторяю: долой, с глаз долой!
А на сердце открылась рана.
Он — с простуженною головой.
Я его повстречала рано.
Или поздно… Поздно? Так поздно,
Чтоб отречься от жизни навек,
Чтоб вколачивать ржавые гвозди
В свое тело, что есть человек.
В свою душу, тобою выжженную,
Передернувшую затвор.
Не овечку бедную, стриженную
Расстрелял ты словом в упор –
Человека, что целых полвека
Ждал его во вселенском потоке.
А он краем прошёл эти реки
И опять загашал по дороге…
Мой рыбак – не дурак
1.
Жужжит жуком меж строк
Непрожитый урок.
И давнею занозой,
Зажженной папиросой
Зудит последний срок.
Дедлайны и обеты,
Халявные обеды
Становятся бесценны,
И сцены, сцены, сцены,
Фанфары и курки,
Окурки вдоль реки.
И трафарет руки
Распался на куски.
И перелёты в страны,
Где бродят игуаны,
Где прячут черепахи
Свои стихи и страхи
За не свои рубахи.
За пазухой огни
Останутся одни.
И напролет все дни
Горят, горят они.
……………………………..
О, мой Великий Бог!
Я знаю, кто бы мог
Сменить маршрут дорог,
Что Ты пройти помог.
О, мой Небесный Царь!
Где взять мне инвентарь,
Чтобы сковать мосты,
Где я, где мы, где Ты;
Где радугу в цвету
Я в жизнь свою вплету:
Не в мрамора плиту,
А в верную тропу?
По ней к Тебе приду!
2.
Я не одна — я с ним,
Да, не одна — я с ним,
Живым и не больным,
И на душе — не дым,
И на лице — не грим,
А радость.
Малость,
Казалось,
Лишь малость
Осталась
До надлунной свободы,
До утра, чтобы есть бутерброды
Со звёздной крошкой,
Черпая лазурь ложкой,
Запивая дождём истому,
И чувствовать себя, как дома,
И верить прохладе,
Но ждать потепленья.
На майском параде
От нетерпенья
Ловить облака кепкой,
Спящей с зимы в рюкзаке;
Прижимаясь крепко
К следам твоим на песке
Ладошкой,
Лодыжкой,
Стопой горячей,
И становиться зрячей.
И бросить занятье раками
От жизненного безрыбия,
Насквозь пройти зодиаками
И замолчать, будто рыба — Я!
И закричать, будто мой рыбак —
Не злодей, не дурак,
А будто бы мой рыбак
Ты и есть,
И ловишь меня, не чтобы съесть,
А для общей удачи,
А это значит,
Ты будешь средь ночи и дня
Беречь всю вечность меня.
…держать Золотую Рыбу
В ладонях горячих…
***
Снова и снова
Кукушка поёт в часах
Свили гнездо совы
В моих волосах
Сто один,
Сто второй —
Пересчитываю наугад
И себе говорю «постой!»
Миг у жизни — простой…
А простой ли тот мир?
Не факт
Не факт
Поступью кошки
Шагает ночь
Протягивая на ладошке
То, чем можно помочь
Схватили — вот счастье!
Не силюсь продлить
В целое части
Белая сплела нить
Март посреди лета
Сентябрь на подходе
По чьим-то приметам
Вроде
Вьётся синицей
Стесняя виски
Всё что мне снится
А вокруг — ни зги
А внутри стрекочет
Залетевший кузнечик
И хохочет
И хочет
Быть вечным
Ах, мечник!
Вечер сменило утро
Вымерило весь путь
Забыться трудно
Забыть всё — не суть
Заверить уверить
Защёлкнуть замок
Закрылись все двери
И ветер промок
Промокод есть изучен
Мимо сердца брось
Чтоб тяжёлые тучи
Шли врозь
Звук первой осени
Цвет янтаря
У осени спросим мы,
Где лежат якоря
Рядом быть должен
Ключик проверенный
Которым говорят можно
Вскрыть нужные двери
Проверим —
Поверим
И вскроем тоже
Ребус бывает точным
Рекам вспять
Не бежать
А впрочем…
Что впрочем?
Солнце встало
Пора хлеба жать
ПТИЧЬЯ ЛЮБОВЬ
(народное название – Усатый голубь)
У голубки новые часы:
Солнечные, лунные, приветные.
Голубь сразу отрастил усы,
Чтобы быть в округе поприметнее.
С веток для голубки вмиг сорвал
Листьев ярких добрую охапку,
К лапкам ей рассыпал карнавал,
Новое лист-шоу по порядку:
Это за маму,
Это за папу,
Это за брата,
А это… За кого ещё надо?
Голубка, смотри на перья-листья!
А у голубки весна немая.
Она уходит тропами лисьими
В сторону раннего мая.
Идёт налево. Идёт направо.
Исчезает потом в дали.
И она — загадочная пава,
«Птица» Сальвадора Дали.
Что с усами?
Не знаем сами.
Зачем усы голубю?
Это не его ни грамма.
Стукает град ему по лбу.
Он умирает, и ему снится мама.
И он рождается заново,
И его пеленают в листву.
Он встаёт и стремится в зарево,
Чтобы встретить голубку, ту,
Что идёт налево. Потом — направо.
Потом исчезает вдали.
И ему встречается птица-пава,
«Птица» Сальвадора Дали.
ОДИНОКИЙ ДОЖДЬ
Рассекает по полю промозглый и одинокий дождь
Завернув себя в плащ, как-то нервно реагирует на свет-
Ты кого-то там ищешь, дождь? Или кого-то всё ждёшь?
Тот оборачивается резко и кивает всем телом в ответ: «Нет»…
Полы плаща его раскрываются и царапают бедную ночь
Пуговицы звёздами разлетаются в стороны, сверкая, как фонари
Ветер кричит ему: «Эй ты, дурак, свой фонарь обесточь!»
А дождь прожженной гортанью рычит ему: «Не ори!»
И снега расползаются, тают и медленно в лужи текут
Стук колес — электричка бубнит о врождённом сердечном пороке
И летит самолёт, и взлетают тревожные птахи и в небе встают
Как застрять умудряется снега кусок по весне в застуженном водостоке
ГУСИ-ЛЕБЕДИ
Они толпой, у самых ног
Глотали с жадностью волчиной
Рассветный радостный пирог,
Их клюв — как ножик перочинный.
Они вскрывали бок у сини,
Урвать пытаясь что получше.
А самый крайний, самый хилый
Прорвать старался путь средь кучи.
Все гоготали, все толпились,
Сбивали с лап стоящих рядом.
И только тот, кто слаб на милость,
Стоял к толпе почти что задом.
Он на горе, почти на взлёте
Схватил большой ломоть светила.
Он и не жадный по природе,
Но недолюбленный средь мира.
И недовыпитое небо,
С звездой, надъеденною всуе,
Туману прошептало: «Мне бы
Стать просто счастьем, что несу я!»
УТЕШИТЕЛЬНЫЙ ПРИЗОК
Трещит в подъезде чей-то самокат
«Я сам!»- кричит и катится назад
Звенит капели бой об подоконник
Как в прошлый вторник
Ум побывал у сердца на уроке
Бегут к губам несказанные строки
Стрекочет чайник фыркая на взлёте
Он на работе
Разбор полетов принесёт удачу
Когда ты едешь спать к себе на дачу
И вдруг напьешься, скажем, кофе на ночь
А как иначе
Или забудешь где-то ради альфы бету
Потом захочешь подойти к буфету
Забрать как утешительный призок
Её конфету
То ту, то эту
Но лишь конфету
И в качестве ответа
Видишь «ОК»
Иль вовсе ни ответа ни привета
А твой звонок
Прервется где-то
ЛИШЬ ПРО НАС
Ты приедешь как-то из холодной тундры,
Из краев далёких, тех, где долог век.
Ты приедешь ночью или ранним утром,
Чтобы в этих землях завершить свой бег.
Ты поставишь лошадь на откорм в конюшню,
Пересев на резвых озорных коней.
Ты приедешь точно в тот момент, что нужно,
Непременно нужно, в самый лучший день.
Ты влетишь нежданно в мое утро ветром,
Заплетая месяц в прядь моих волос.
Протяну в ладошке тебе снов полметра
И надежду, чтобы колос твой пророс.
Поцелуешь нежно мои лоб и плечи,
Поглядишь в глаза мне, будто в первый раз.
И весь день, весь вечер говорить о вечном
Будешь так, как будто это лишь про нас.
Ты приедешь как-то из холодной тундры,
Из краев далёких, тех, где долог век.
Ты приедешь ночью или ранним утром,
Чтобы в этих землях завершить свой бег.
Я – БЕСПИЛОТНИК
Я лечу по лазури, как первый в пути беспилотник,
и крылами пронзаю в кружок захвативший туман.
Подрезаю. Шлифую пространство, как опытный плотник,
и сбиваю из досок себе по пути барабан.
Я лечу, барабаня, над выжженной солнцем равниной,
призываю подняться и выжить упавших в полях.
Я лечу и взрываю собой запоздалые мины
и, надтреснув, мечтаю о маках и ковылях.
Я лечу лишь вперёд, куда мчит меня ветер упрямый.
Моё солнце давно уж померкло, но Бог мой един.
Я — простой беспилотник, от ран и поджогов багряный.
Я простая машина из серии N1.
Я сползаю по небу за выси лесов и полыни.
Мой мотор заглушили незрячие рыбаки.
Я чуть-чуть полежу в этой мерзкой, прокуренной тине.
И к себе поплыву, ближе к заводи вечной реки.
В УСЛОВИЯХ ВОЙНЫ
Надломленное сознание,
подорванное здоровье —
Всё требовало признания,
стремления в малокровье.
В малодушие и назад…
Или в малосердечие.
Но так не пишут в предгории Вад
и не говорят в Междуречии.
А он натянулся, и снова, и снова
его тетива для работы готова.
И стрелы вставляют в его тетиву.
И новые весла уже на плаву.
Он сам-то и был, как натянутый нерв.
В строю тетивою он был для лука.
Стрела ему редко дарила напев,
Скорее лишь свист, для придания звука.
И нервом в дороге он стал оголённым.
И я не могла видеть броскую голь.
Его обнимала крылом подпаленным,
И каплю за каплей пила его боль…
А он, встрепенувшись, очнувшись, забывшись,
Вспорхнул, будто птица — и в небо, и в даль.
А я прожила с ним за миг сотни жизней.
И лето подходит, а в сердце — февраль.
И стрелы летят на меня и в меня…
Я их узнаю. Это он, его стрелы.
Пробил укрывавшие от огня
Два тонких крыла так легко, так умело…
И он — тетива. И я — в роли мишени.
И он — толстый нерв из надменности стали.
И в этом бою мне из всех прегрешений
Шаги до него столь противными стали.
И новые стрелы. И новый урон.
Не стоит, пожалуй, встревать в битву боле.
Ужасная радость — оксюморон.
Любовь в одну сторону — синоним боли.
Ну вот, получила себе я урок,
Нежданный, негаданный, архетипичный
И он улетает, подбив меня в срок.
А я провожаю его по привычке…
ОСТАНЬСЯ НА СВЕТЕ НАДОЛГО
Мне сегодня приснилось, мама, что тебя больше нет.
И что небо так пасмурно смотрит и воет так гулко.
И что возле подъезда – окурки от сигарет.
Да и солнце мне видилось в форме того же окурка.
Мне причудилось, мама, что осенью дни чуть длинней;
что безмолвные ночи подобны могильной дремоте;
и что иней упал на дороги непрожитых дней;
и что я вдруг одета в морозы не по погоде.
Мне приснилось всё то, что заковывало мир в тиски,
не давало по жизни лететь беззаботною птицей.
Мне приснилось, что время мне тикает болью в виски
и никак не даёт тебе снова сюда возвратиться.
Мне сегодня приснилось, мама, будто годы не в счёт,
что заплачено всё и сполна, и что время не лечит.
А пожухлое небо вело свой незримый учёт.
И на ум приходили слова, но не складывались в речи.
Мне сегодня приснилось так много, что тяжко внутри.
Разбежались горохом по темени мысли до боли.
Мне приснилось… но ты этот сон никогда не смотри
и останься на свете надолго по Божией воле!
ПОСЛЕДНЯЯ ЯРМАРКА
Вылетели птенцы
Попарно, поштучно, сворой.
Сосульки — их леденцы.
А у неба весь край вспорот.
Капает полуснег
Из раны лазурной голи,
И замедляется бег,
Сердца разогнав до боли…
Кап-кап, кап-кап, кап-кап –
Как ходики в кухне старой –
Ударяются капли в такт
О площади и тротуары…
Бом-бом, ля-ля, трали-вали —
Доносится с улиц напев.
На нас здесь весну надевали,
К устам прикоснуться успев.
Здесь мерили нами шапки.
Здесь толпы снуют и снуют.
Здесь тонкие белые тапки
Для всех про запас продают.
Здесь шумно, тоскливо и грязно.
Здесь, точно в ночном бреду,
Забыв про табличку «Опасно!»,
За давней любовью бреду…
Кап-кап, кап-кап, кап-кап —
Прыгает в самое темечко,
В себя небеса вобрав,
Посеребрённое семечко.
Втемяшилось рыбой в лед
В мою непослушную голову,
Что время спешит не вперёд,
Превращая былое в олово:
Оловянный скованный мальчик.
Оловянная девочка с ним.
Оловянный у них чемоданчик.
Оловянные снятся им сны.
Оловянные все, негибкие,
Замирают они где-то там,
Где на нерест не ходят рыбками
И никто не идёт по пятам. …
А на ярмарке, а на ярмарке
Шум да гам, и полно воронья.
— Покупайте румяны яблоки! —
Мне кричат. — Словно мёд! Без вранья!
А на мне — одубевшие варежки,
шапку я подарила врагу.
Не по мне та весна, что отважилась
жить на том — на другом берегу.
Та весна, что челночными плясками
Разрумянена допьяна.
Мне другая нужна, ласковая.
Мне другая нужна весна.
Я ЖДУ
Я жду общения с тобой,
а ты молчишь и долго куришь.
Я понимаю, долог бой.
Ты просишь ждать, я жду и жду лишь.
Снимаю трубку, ты молчишь,
смеёшься, кашляешь и куришь.
А я глотаю эту тишь.
Ты просишь ждать, я жду и жду лишь.
Бегут по небу облака.
Ты в них глядишь и нервно куришь.
Ты пишешь: «встреча нелегка» —
и просишь ждать, я жду и жду лишь.
Я совершаю все шаги.
Ты просишь ждать, я жду и жду лишь.
И ты вновь просишь: «не беги».
А сам бежишь, а после куришь.
ЗАМЕЛО ТВОИ СЛЕДЫ ВОЗЛЕ ДОМА
А у нас сегодня снег идёт, идёт снег
Замело давно следы твои возле дома
У тебя вчера, сегодня, завтра — бег
У меня ж тоска-печаль в горле комом
И весна вдруг завершилась, лишь начавшись
Наследила в моем сердце, не убрать
Ты сидишь и ищешь смысл в бездонной чаше
Чаще стали думы звать в кровать
Спать и спать, и может, не проснуться
Заблудиться окончательно во сне
Ни звонка, ни телеграммы. Ветви гнутся
От дождя со снегом в скованной весне
И у нас сегодня снег идёт, идёт снег
А в домах уютнее становится и тише
Поверни к моим дорогам вечный бег,
Если ты меня, конечно же, услышишь
Поверни скорей коней ко мне навстречу
И плевать на города, пути и годы
Ведь неправду говорят, что время лечит
Правда то — что нет плохой погоды
ДАВНЯЯ МЫСЛЬ
Когда мне кукушка сказала
на сером перроне вокзала
чуть слышное курекуку,
решила я вдруг, что смогу…
и долгие годы разлуки
прожить без тоски и тревог;
и греть твои стылые руки,
готовя на праздник пирог;
и вёсны проплыть на калоше
с веслом, или без, или вспять,
не задевая прохожих.
Им, впрочем-то, наплевать …
Когда мне кукушка сказала
сквозь мутные стекла вокзала,
что дней остаётся по пальцам,
купила я новые пяльцы,
каждый день вышивала крестик,
иногда целых два и вместе,
чтобы новый случился рассвет.
А итога всё нет. Всё нет.
И весна превратилась в осень.
И поникли стволы колосьев.
И кукушка закрыла засов…
Заведите пружину часов!
НЕ НАДО СЛОВ…
Не пиши мне писем из чужой постели
Не пиши мне слов, сложенных не мне
Все стандарты фраз морально устарели
А цепочка дум прервалась во вне
Не пиши мне писем из ненужных строчек
Из того, что было, и не будет вновь
Не пиши мне писем просто так, меж прочим,
Не пиши, описывая не свою любовь
Не пиши мне писем между той и этой
Не пиши мне писем, не звони, забудь
Не пиши того, от чего зависеть
Будет сердца стук, надорвавший грудь
Не пиши мне писем для простой проформы,
Не пиши мне больше, позабудь меня
Я сойду сейчас на чужой платформе
За наивность только себя браня
Не пиши мне писем, если всё как шутка
Не звони мне в ухо шепотом в ночи
Залетела в жизни я не в ту маршрутку
И не надо слов… Просто помолчи
СТАРИК У ОБОЧИНЫ
Старик у обочины ёжится
кутается в пальто-пиджак,
вглядывается в лица прохожих
в надежде на «ржавый пятак».
Да грызает свой чёрствый бублик.
Не чёсан, не мыт и не брит .
И кто-то кидает вдруг рублик
и солнце огнями горит.
Ему бутерброд протяну я,
горячего чая стакан.
Он вспомнит про жизнь молодую,
Замрёт вдруг, как истукан .
А после он тихо заплачет,
скрывая слезу под пальто.
А рядом воробушек скачет,
и он ему крошит батон.
ВОПРОС-ОТВЕТ
1.
Летит вопрос быстрее кометы…
Слова всё те же: «Как ты и где ты?»
Падает ромашка на ладонь желтком,
Солнце обдаёт с головы кипятком…
А небо — белее зимнего снега…
Нырну я в него, пожалуй, с разбега…
И буду по кронам бродить берёз ,
Собирая осколки забытых грёз,
Зажигая их факелом нежно в ночи,
Глотая дым из трубы печи….
2.
Летит ответ, по ветру запущенный:
«В дорогах. В пути. Сильно идущий я…»
И каждый поезд кажется «тем»,
Локомотивом событий и главных тем…
И каждый звук кажется важным…
А самолётик оказывается… бумажным…
3.
Летят километры, летят года,
Тают надежды с пометкой «Да+»…
А вместо дел — холодные прочерки…
А в глазах — роса…
А на бумаге — очерки…
РАССВЕТНЫЙ МИГ
Летают до облака лысые мухи
И трут вместо лапок заоблачный путь.
А ветер медведем всё воет под ухом.
И время так силится себя вернуть.
Быть верным и смелым, быть может, немодно.
И, может быть, страшно иль даже чревато.
Но пчёлы нектар расфасуют вновь в соты,
И в сотый раз мёд слаще сахарной ваты.
Рассвет распускается радужной пылью,
Багряно-малиновою полосой.
В рассвете и мы здесь когда-нибудь были,
Как два колоска из дороги косой.
И нас оборвали на радостях дети,
Случайно нас в разные вплели венки.
Мы были близки на том давнем рассвете,
Чуть ближе, чем на расстояньи руки.
Сейчас тяжело друг до друга добраться.
Меж нами, как горы, событья и дни.
Мы стали, как сёстры. Мы стали, как братья.
Мы стали, как были. Мы стали одни.
Прозрачными крыльями бабочки лета
Над нами воркуют, но мы вплетены.
И нам из венка, из дорог, из букета
Друг к другу не видно простого пути.
Рассвет приближается, тянет прохладой,
На листьях и травах скопилась роса.
Забыться, возможно, навечно бы надо,
Но финишная так далеко полоса.
Хруст веток к утру в тишине слишком ярок.
Стрелу выпускает цветок запоздалый.
Куплю я конверт и набор старых марок —
Отправить тебе в нём рассвет алый-алый.