ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

Из небольшого альбома выпала пожелтевшая фотография – Надежда подхватила ее на лету, изменившись в лице.

– Вот и всё, что у меня осталось от былого наследства, – грустно сказала она, протягивая карточку, на которой была изображена пышная дама, сидевшая на стуле, и молодцеватый господин с бородой, опирающийся на высокую тумбочку. – Это мои прабабушка и прадедушка, крупные домовладельцы Ростова-на-Дону. Расстреляны, все имущество экспроприировано. Моим предкам осталась вот эта комната на последнем этаже нашего дома. – Надя развела руками, охватывая объем небольшой комнаты в коммунальной квартире на последнем этаже большого дома, что напротив горсада. – Так все здесь и живем, поколение за поколением. Сыну перегородочку сделали – всё ж отдельно от родителей…

За красивого армянского юношу Сурена она вышла по большой любви – обходительный терапевт районной больницы за время ее непродолжительной болезни успел свести Надежду с ума, и они поженились, невзирая на десятилетнюю разницу в возрасте не в пользу Нади.

Надя была настолько хороша, что разница была незаметной – миниатюрная от природы, она была под стать невысокому коренастому джигиту из местной армянской диаспоры, обрусевшей за более чем двести лет соседского проживания. Округлым лицом и золотистыми вьющимися волосами, подчеркивающими глубину ее карих глаз, она напоминала пасхальных девочек со старинных открыток с голубком и надписью «Христос воскресе!».

Сказать, что свекровь ее приняла как родную, было нельзя – ни доброго слова, ни поцелуя от нее Надя не дождалась за всю жизнь, и даже внук не изменил отношения.
Но Надя на нее не обижалась, хотя не сразу выучила обиходную армянскую речь, а русский язык свекровь не употребляла, но верный Сурен, всегда находившийся рядом, переводил скупые мамины слова.
Сурен, недавно оставшийся без отца, принял ответственность за дела всей семьи с кавказской решимостью. Кроме того, он серьезно занимался воспитанием младшего брата, который был на много лет
моложе самого Сурена и годился ему скорее в сыновья, чем в братья. Поэтому порядок во дворе их белого дома, сложенного из мелового камня еще дедом, был возложен на плечи младшего братика. Здесь было много похожих домов – в этом армянском селе, основанном еще в екатерининские времена, где, обрабатывая землю, армяне-переселенцы выкорчевывали белые камни и складывали из них сначала ограду, затем целый дом.
Появление в материнском доме молодой жены отношений между братьями не нарушили, скорее, даже укрепили, так как Надежда была по образованию преподавательница русского языка и, легко найдя общий язык с двенадцатилетним деверем, писала с ним диктанты и изложения. Мальчик был горд, что у его брата красивая и умная жена, всегда благоухавшая французскими духами, и он старался как мог соответствовать.

Мечтая о своем доме, Надя и Сурен попытались выращивать картофель на большом огороде свекрови и продавать урожай. Несколько лет кропотливого труда принесли небольшие, но уверенные плоды – они заложили фундамент, в периметре которого уже был размещен гараж для «эмки», принадлежавшей прежде отцу Сурена, а также размечены кладовки и подвал. В этот год решено было взять в аренду больше земли и купить лес – надо будет вывести стены и крышу, а в дальнейшем весь дом обложить кирпичом, утеплив стены изнутри красивой штукатуркой с лепниной и росписью.

Когда Надя рассказывала своему дорогому супругу о когда-то принадлежавших ее семье домах и магазинах старого Ростова, он поначалу сомневался, приписывая эти разговоры романтическим
фантазиям восторженной Надиной натуры, но не показывал виду – она и так ему была дорога, без этих легенд о семейном богатстве. Но при виде множества фотографий из семейных альбомов сомнение у него постепенно исчезло. Надя рассказывала обо всем, как сказку или семейное предание, не особенно вникая в смысл, а сама скромно жила на учительскую зарплату. Перебирая банковские акции на  предъявителя, выданные Ростовским государственным банком в 1900 году на миллион рублей, теперь они мечтали вдвоем, как эти деньги им помогли бы достроить начатый дом, в котором они разместят своих детей, расставят на полках огромную библиотеку, оставшуюся от Надиных предков и занявшую в два ряда целую стену большой Надиной комнаты в коммунальной квартире ее родового дома.

Дело двигалось медленно. Заработанные на картофельных латифундиях деньги тратились быстро, а картошка вырастала один раз в год. Врачевание и преподавание в школе доходов не приносило, поэтому
Наде пришлось сначала закладывать, а потом продавать семейные украшения – не просить же у хмурой свекрови взаймы!.. Незаметно пропали в ненасытной утробе Ростовского ломбарда бабушкины серьги с бриллиантовыми слезками-подвесками, за ними остались невыкупленными золотые прадедушкины часы-луковица Буре, что так радовали мелодичной музыкой, следом мамино колечко с изумрудом… Стройка почти завершилась покрытием шифером крыши, как грянул первый гром.

Подросший Надин деверь, взявшийся не на шутку хозяйствовать в материнском доме ввиду частого отсутствия старшего брата, решил починить проводку в подвале, залитом весенней водой… Еще дышащего, его достали из подвала соседи, безуспешно делая попытки привести юношу в чувство.

Сурен приехал, когда все было кончено. Не веря своим глазам, он на руках внес парня в местную больницу, крича и ругаясь, замахиваясь на нерасторопных врачей. Врачи, его коллеги и соседи по поселку,
обступили Сурена и с трудом привели в сознание его самого. Но ненадолго – весь год Сурен провел в психиатрической клинике Ростовского мединститута, ища душевного покоя. Несчастье, постигшее семью, не намного сблизило свекровь с невесткой, часто встречавшихся в больнице.

Еще какое-то время Сурен заговаривался, все на свете забывал, но на картофельных полях, освобожденный от работы с пациентами, он потихоньку восстановился.

Последняя Надина драгоценность – золотые часики, усыпанные бриллиантами, – была заложена и перезаложена, но дело было закончено, и муж был жив и почти здоров. Большой красивый дом на
окраине Ростова уже светился по вечерам окнами, приглашая зайти в его уютное нутро, пройти по крутым входным ступенькам к высокому крыльцу с перильцами.

Уже перевезли из тесной квартиры в дом все книги, расставили их по полкам, пахнущим свежим лесом, туда же положили старинные альбомы с фотографиями Надиных родственников и предков…Поставили в гараж старенькую «эмку»…

Решили отпраздновать новоселье, а затем покрасить весь дом. Хотя лучше не красить, а просто вскрыть лаком доски – решил Сурен и накупил батарею банок с лаком, разместив их между красками в  гараже, рядом с неподвижной красавицей «эмкой». Но как это бывает в историях про неудачников, «беда грянула неожиданно»: пока взрослые готовили праздничный стол – дети играли со спичками.

Дальше даже не хочется рассказывать, как горели краски и взрывались банки с лаками, как вспыхивали и трещали свежевыструганые полки с антикварными книгами, как превращались в пепел под рухнувшей крышей толстые альбомы с фамильными фотографиями, как корежилась в огне кожа кресел, вырезанных итальянским краснодеревщиком еще в конце девятнадцатого века…

Только успели выскочить сами и выхватить из огня детей. Обвинять зачинщиком этих забав племянника, сына единственной сестры, Сурен не стал – он снова слег в клинику Невского.
Надя, спасая мужа, решилась на последний шаг – родила сына.

Так на пятом этаже огромного дома, в котором находится крупнейший в городе магазин духов, появился мальчик Артур – праправнук домовладельца.

Когда он идет из школы по звенящим от холода наружным железным лестницам к своей высокой квартире, где с ними проживают еще три семьи, то в окошках нижних этажей видит силуэты чужих людей, варящих, гладящих и курящих в открытую форточку. Он уже большой и понимает, что не одинок в этом жужжащем городе и живет в самом пахучем доме, а папа приходит и уходит, потому что болеет. Зато когда он выздоровеет, они построят большой дом, в котором у него будет своя комната. Так сказала мама. А бабушка плачет и гладит Артурчика по головке, приговаривая по-русски «бедний малчик». Скоро будет восьмое марта и он купит маме духи «Серебристый ландыш» – как раз такие деньги он и накопил, экономя на проезде… А то мама вздыхала, что у нее закончились все духи, а купить не на что. Он уже мужчина, он все понимает…

Галина Ульшина
Из книги «Точка в сердце»