ДНИ В ИСТОРИИ

«Укомплектовать в Баку «орду жаждущих крови» националистов,
или хотя бы роту не менее трудно, чем сколотить
местную команду по хоккею на льду»

Максуд Ибрагимбеков, азербайджанский писатель,
журнал «Дружба народов», 1989, N 11

«Год назад, в декабре 1988-го, я слышал такие же требования, видел «подкрепляющие»
их лозунги: «Смерть армянам!», «Слава героям Сумгаита!».
Сейчас они сработали. Число убитых на прошлой неделе в Баку армян
уже превысило список сумгаитских жертв.
Эта новая трагедия – прямое следствие того, что попытались,
по сути дела, замолчать первую».

Андрей Пральников,
«Московские новости», 21 января 1990 года

На рубеже 1989-1990 годов в Закавказье была развязана самая настоящая межнациональная война, которая уже со всей очевидностью заставила вспомнить о кровавых событиях 1905-1906 и 1918-1920 гг.
В конце декабря 1989-го в Азербайджанской ССР состоялись массовые беспорядки практически на всем протяжении советско-иранской границы. Многотысячные толпы вышли к пограничной полосе на протяжении многих сотен километров госграницы, разрушая контрольные препятствия, заборы, колючую проволоку, громя инженерно-пограничные сооружения. Пограничные части были парализованы практически на всем протяжении советско-иранской границы, исключая лишь 42-километровый участок госграницы в Мегринском районе Армянской ССР.
Вслед за этим, сразу после новогодних праздников резко обострилась ситуация в Нагорном Карабахе — в Шаумянском и Ханларском районах, ставших после депортации всех армянских сел северной части края последним оплотом карабахских армян вне границ НКАО. Отряды Народного фронта Азербайджана, вооруженные стрелковым, в том числе и автоматическим оружием, совершили нападение на окраинные армянские села этой части Нагорного Карабаха, но были с потерями отбиты. Столкновения с применением ствольной артиллерии и противоградовых ракетных установок «Алазань» произошли и в Араратской долине — на границе Армянской ССР с Нахичеванской АССР. В дело пришлось вмешаться внутренним войскам, и даже армии.
Указом Горбачева было введено чрезвычайное положение в Нагорном Карабахе и ряде прилегающих районов. Но не в Баку, где с 13 января начались массовые погромы и резня еще остававшихся в городе армянских жителей, которые по своей жестокости и продолжительности превзошли резню в Сумгаите. Погромы продолжались целую неделю при полном бездействии внутренних войск и многочисленных частей Бакинского гарнизона Советской армии.
В ночь на 20 января 1990 года в столицу Азербайджанской ССР, захлебнувшуюся в крови погромов и беспределе насильников были введены части Советской армии, встретившие ожесточенное сопротивление вооруженных отрядов НФА и прочей «демократической оппозиции». Войска вошли не для того, чтобы защитить уничтожаемое армянское меньшинство и начавших ощущать на себе последствия безнаказанности погромщиков славянское население Баку. Но для того, чтобы восстановить номинальную власть республиканского коммунистического руководства, которую последнее фактически добровольно сдало.

На границе тучи ходят хмуро

1 декабря 1989 г. Верховный Совет АрмССР и Национальный совет Нагорного Карабаха приняли решение о воссоединении Армянской ССР и НКАО. Сразу началась новая волна шантажа со стороны «плохих парней» из НФА. Возобновилась железнодорожная блокада, которая была прекращена лишь за пару недель до ноябрьской сессии ВС СССР. Но главным объектом шантажа на этот раз стала государственная граница между СССР и Ираном на всей ее протяженности в АзССР.
Судя по всему, объект шантажа был избран не случайно. Чем новеньким можно было напугать Кремль? Конечно же, исламской угрозой. Благо за Араксом находился исламский Иран, чьи руководители объявили СССР «малым сатаной» (в отличие от «большого сатаны» — США). А бакинские пропагандисты уже давно «вешали лапшу» о якобы 12 (или даже 20) миллионах родственников-«азербайджанцев» по ту сторону Аракса. Речь шла о жителях одноименной иранской провинции, то есть исконного Азербайджана, которые-де мечтают в едином порыве объединиться с советскими азербайджанскими братьями…
Сомнительно и то, что планы действия вырабатывались лишь в тиши бакинских кабинетов, хотя и там имелись весьма неглупые люди, которые знали, как напугать недалеких кремлевских идеологов. По ряду косвенных признаков было ясно, что и тогда, и позже не обходилось без разработок турецких спецслужб и согласования планов с Анкарой. Особенно это стало ясно после небезуспешных попыток НФА «разворошить» обстановку в ряде республик Средней Азии, где вряд ли можно было обойтись без помощи турецкой резидентуры.
Вспомним также, что в 1967 году руководство АзССР опосредованно, с помощью Турции шантажировало Кремль вбросом информации о перспективах объединения Татарской и Башкирской АССР в 16-ю союзную республику. На этот раз шантаж вышел на международный уровень: дескать, две разделенные части азербайджанского народа требуют воссоединения союзной республики и иранской провинции. Дескать, если армянам можно объединять свою союзную республику с частью территории другой суверенной республики, то чем мы-то хуже?
4 декабря 1989-го, то есть буквально через два дня после того, как стало известно о решении совместной армяно-карабахской сессии, в Нахичеванской АССР группы местных жителей вышли к границе, разожгли костры и стали митинговать, призывая через громкоговорители к «объединению Южного и Северного Азербайджана». Пикетчиков предупредили, что они действую незаконно. Те вскоре разошлись, но 12 декабря акция повторилась.
Наконец, в конце декабря в адрес пограничников поступил ультиматум от нахичеванского Народного фронта. В ультиматуме содержалось требование: до 31 декабря 1989 года убрать на границе все заграждения. В противном случае все будет уничтожено (1).
Руководство пограничников пошло на некоторые уступки, разрешив на ряде участков границы выход населения для хозяйственной деятельности. Однако это не помогло: НФА активно готовился к погрому границы: шла агитация, к границе свозились техника и горючее.
31 декабря началось: толпы пошли уничтожать и крушить вышки, пограничные знаки, электросигнализацию. Корреспондент «Комсомольской правды» наблюдал, как погромщики «не только валили опоры инженерных сооружений, но и загружали поваленные столбы в свои машины» (2).
То есть разрушение границы «по идеологическим мотивам» (невозможность общения с «родственниками» по ту строну границы) совмещалось с обыкновенным грабежом.
А в районе Джульфы местные жители вышли к находящемуся в приграничной зоне старому армянскому кладбищу, насчитывавшему свыше 6 тысяч уникальных крест-камней (хачкаров) и принялись крушить его. Рядовой местного погранотряда Леонид Кобзаренко писал в объяснительной записке, что «видел, как выкапывали кресты на кладбище и разбивали их». Это было уникальное армянское кладбище Джуги (Джульфы), которое было варварски и окончательно разрушено азербайджанскими властями в 2005 году.
В результате погромов границы весь нахичеванский участок советско-иранской границы, протяженностью в 164 км был парализован; 8-километровый турецкий участок не трогали.
5 января в Нахичевань из Баку прилетели председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР Р. Нишанов и секретарь ЦК КПСС А. Гиренко, ранее направленные М. Горбачевым в Баку. Они на месте ознакомились с результатами разгрома советско-иранской границы. При этом вели себя до странности подобострастно. Рафик Нишанов, советский аппаратчик, прославившийся своим чудовищным утверждением о том, что резня узбеками турок-месхетинцев в Фергане будто бы началась с ссоры на рынке «из-за тарелки клубники», и на этот раз был оригинален. Его жалостливые высказывания о бедных местных жителях, которые-де не могут посетить в пограничной зоне могилы предков, звучали кощунственно на фоне разрушенных пограничных сооружений и сообщений об уничтожении надгробий на христианском кладбище Джульфы.
Днем 7 января в Ильичевском (ранее райцентр назывался Норашен, но армянское название решили заменить, да так, что не придерешься: кто же против «Ильича» возразит?) районе Нахичеванской АССР группа местных жителей предприняла попытку новых разрушений, теперь уже на участке, вплотную примыкающем к границе с Турцией. Пограничники пытались остановить толпу, но лидеры местного отделения НФА заявили, что тогда она перейдет пограничную реку Аракс. В итоге погромщики все же сокрушили 250 метров заграждений на последнем до начала границы СССР с Турцией участке советско-иранской границы (3). Предупреждение было вполне ясное: следующей будет сокрушена граница с близкой по крови, родственной Турцией, страной-членом НАТО.
Забеспокоились иранцы, чьи пограничные подразделения заняли оборону. Иранские пограничные комиссары заявили протест: советская сторона нарушает советско-иранский договор от 14 мая 1957 года. Вспомнив, что сталинский СССР пытался после Второй мировой «прихватить» у Ирана Азербайджан и ряд других территорий, создав там марионеточные «азербайджанское» и «мехабадское» правительства, можно было понять беспокойство Тегерана.
Иранский пограничный комиссар по Джульфинскому участку писал в те дни своему советскому коллеге: «Господин погранкомиссар! С 4 декабря 1989 года ваши жители сосредоточились в районе пограничных знаков… разжигают костры, выступают с помощью громкоговорителей, выкрикивая оскорбительные лозунги в сторону Ирана, что является полнейшим нарушением требований о соблюдении режима границы между правительством СССР и Ирана» (4).
Сразу вслед за Нахичеванью погромы границы начались в Зангеланском, Пушкинском районах, в Ленкорани. Вскоре вся почти 790-километровая граница была разорена. На несколько дней советские пограничники полностью потеряли контроль над госграницей с Ираном.
18 января в Джалилабадском районе АзССР несколько тысяч азербайджанцев вброд перешли мелкую пограничную речку Булгарчай и вышли на иранскую сторону, где митинговали, а до тысячи иранцев перешли на советскую территорию, где многие и оставались до нескольких дней. Пограничники говорили о попытках нелегального ввоза оружия и боеприпасов (5).
Напомним, что формальным предлогом «возмущения людского» была невозможность общения с родственниками по «ту», иранскую сторону Аракса. Так, одно из требований акции, изложенных Нахичеванским отделением НФА, состояло в «установлении культурно-экономических связей на всем протяжении границ… с целью беспрепятственных встреч родственников, проживающих в Северном (Советском) и южном (Иранском) Азербайджане, а также Турции» (6).
Однако было вполне очевидно, что акции погрома границы – ответ на решение совместной сессии ВС АрмССР и Национального Совета НКАО о воссоединении. Главенство карабахской проблематики в погромах на советско-иранской границе полуофициально признавалось и в официальных сообщениях ТАСС.
Последний сообщал 6 января 1990 года, «Все, с кем не доводилось беседовать в Баку, Нахичевани, районах и селах, называют главной причиной происшедшего – затянувшееся решение вопросов, связанных с Нагорным Карабахом… Высказывались пожелания развития культурных, родственных связей и контактов с Ираном, торговли с этой страной… Пожелания, требования, надежды в большей части обоснованы» (7). Очевидна прямая связь событий на советско-иранской границе, прежде всего в Нахичевани, с Карабахом: «Если им можно воссоединяться, то и мы хотим воссоединиться с нашими кровными братьями-турками».
Не случайно именно в Нахичевани, негласно продолжавшей оставаться вотчиной уже опального Гейдара Алиева, развернулись и главные события короткой январской войны. 18 января хорошо вооруженные, — в том числе автоматами, пулеметами и снайперскими винтовками — отряды НФА совершили нападение на приграничный поселок Ерасх Араратского района Армянской ССР. При этом внутренние войска со стороны Нахичеванской АССР не воспрепятствовали проходу этих отрядов к административной границе с АрмССР, где они заняли господствующие высоты и открыли огонь, в том числе и из снайперских винтовок, по армянскому поселку.
Со стороны соседних армянских районов стали подтягиваться ополченцы «отрядов самообороны», и вскоре завязались настоящие бои с применением изъятых у противоградовой метеослужбы 100-мм зенитных орудий и ракет «Алазань». С обеих сторон десятки людей были убиты и ранены. Вскоре армянские ополченцы стали теснить нападавших; от их огня сильно пострадали нахичеванские поселки Садарак и Ильичевск (Норашен), был разнесен и винзавод, служивший базой отрядам НФА.
Это, в свою очередь, дало властям НахАССР повод обратиться к властям Турции с просьбой о помощи в «прекращении армянской агрессии», якобы вытекающей из условий Московского договора от 16 марта 1921 года. Одновременно к советско-турецкому участку границы демонстративно была подтянута строительная техника и началось строительство насыпи для будущего моста на турецкую сторону.
Армянские ополченцы прямо связывали разгром пограничной полосы с неожиданным появлением у противоборствующей стороны значительного количества автоматического оружия. Многие видели, как со стороны Нахичеванской АССР люди спокойно переправлялись на турецкий берег Аракса и возвращались оттуда с какими-то ящиками (8).
Завершающий резкий политический аккорд кровавого января 1990-го также прозвучал именно в Нахичевани. Узнав о вводе войск в Баку, срочно собравшаяся сессия Верховного Совета Нахичеванской АССР объявила себя «независимой суверенной республикой» вне состава СССР. Таким образом, еще до самопровозглашения независимости Литвы, а затем и других республик советской Прибалтики, вотчина Гейдара Алиева приняла решение о выходе из состава СССР.
Политическому балагану последних дней «нахичеванской вольницы» сопутствовало и знаковое ниспровержение в райцентре Джульфа символов коммунистического идолопоклонства. Корреспондент «Известий» передавал 21 января, что в Джульфе «сжигаются произведения Ленина, до основания разрушен памятник Владимиру Ильичу» (9).

Репетиция карабахской войны

11 января в Баку прошел митинг с требованием отставки республиканского правительства, которое-де не в состоянии решить карабахскую проблему. Выступавшие призывали к выселению оставшихся армян из Баку и к массовому вооруженному походу в Карабах.
В самом Нагорном Карабахе обстановка уже была обострена до предела. 2 января направлявшаяся из Агдама в Шушу автоколонна, сопровождаемая вооруженными курсантами Красноярской школы милиции, проследовала через центр Степанакерта, хотя для этого существовала объездная дорога. Как и в ряде прежних случаев, это привело к конфликту с горожанами, которые потребовали проверить, что везут в автобусах и крытых брезентом грузовиках. Завязалась потасовка, и солдаты открыли огонь в упор. Четыре жителя города были ранены, один из них, известный не только в Карабахе, но и за его пределами талантливый скульптор Армен Акопян был убит. Еще одна женщина, ставшая свидетелем происходящего, скончалась от сердечного приступа. В ходе инцидента пострадали и шестеро курсантов, были повреждены автобусы, сожжен армейский грузовик ЗиЛ-131 (10).
Стреляли и 9 января. Накануне от экс-председателя КОУ А.Вольского, прибывшего в последний раз в Степанакерт, стало известно о предстоящем визите в НКАО в этот день «товарищей» А. Гиренко и Р. Нишанова вместе с некоторыми руководящими азербайджанскими работниками. Было очевидно, что цель их приезда – выработка мер по практическому осуществлению постановления ВС СССР от 28 ноября 1989 года, отвергнутого армянским большинством автономной области.
С утра 9 января военные взяли под контроль дороги и улицы, ведущие от аэропорта к центру Степанакерта. Узнав о приезде незваных гостей, тысячи жителей города оставили рабочие места и вышли на улицы. Местами за городом дороги были перегорожены тракторами. Возникли перепалки и стычки с военными, которые вновь применили огнестрельное оружие. 3 жителя Степанакерта с ранениями были доставлены в больницы (11). Возмущение достигло критической точки.
В это время в аэропорту, где уже находились сановные гости, с ними вступили в контакт карабахцы, ожидавшие свои рейсы на Ереван, или встречавшие оттуда своих близких. Они высказали в лицо посланникам Кремля все, что думают о Постановлении ВС СССР по НКАО, и предложили им убраться восвояси. А тут последовали звонки из военной комендатуры и из горкома партии с рассказами о происходящем в городе.
На предложение визитеров к членам городского актива встретиться в аэропорту последние, учитывая напряженную обстановку, ответили отказом. Нишанову, Гиренко и их сопровождающим не оставалось ничего иного, как загрузиться в свой Як-40 и вернуться в Баку.
Между тем обстановка все обострялась.
На границах Шаумянского района Нагорного Карабаха и в соседнем Ханларском районе, на подступах к периферийным армянским селам начались обстрелы и вылазки вооруженных азербайджанских отрядов. В самих армянских селах тоже были сформированы отряды самообороны, перебрасывались туда вертолетами и добровольцы из Армянской ССР.
Четыре армянских села в Ханларском районе, — Геташен, Мартунашен, Азад и Камо, остались последним оплотом на севере после насильственной депортации осенью 1988-го остальных населенных армянами пунктов Северного Арцаха. Эти четыре деревни, центром которых был почти 5-тысячный Геташен (по-азербайджански Чайкенд, что также означает «село на реке»), находились практически в полной блокаде еще с лета 1989 года.
В сторону Кировабада проезда не было, там были отряды Народного фронта Азербайджана. А дорога, связывающая эти села с соседним Шаумянским районом Нагорного Карабаха, на 80 процентов населенном армянами, была небезопасной. Еще в 1987 году (в то же время, когда разворачивались события в другом армянском селе Северного Арцаха – Чардахлу) под давлением районных властей жители соседней с Геташеном деревни Кушчи-Армавир решили на сходе продать свои дома районной администрации и уехать восвояси. Теперь из этой бывшей армянской деревни азербайджанские формирования могли контролировать дорогу из Геташена в соседний Шаумянский район.
Именно поэтому все снабжение шло по воздуху. Но в первых числах января близ Геташена потерпел аварию вертолет Ми-8 армянской гражданской авиации; погибли 12 человек из числа пассажиров (12).
9 января 20 человек, включая почти всех руководителей Шаумянского района, были захвачены в заложники по дороге в Геташен, куда они направлялись на похороны. Это произошло близ той самой деревни Кушчи-Армавир, «скупленной на корню» азербайджанской администрацией района еще до февральской сессии Облсовета НКАО.
В ответ местные армяне тут же нагрянули в соседнее азербайджанское село и захватили более 40 заложников. Переговоры об обмене затянулись.
А 12-го последовало массированное нападение азербайджанских формирований на село Манашид Шаумянского района. Небольшое высокогорное село с населением всего в 150 человек имело расположение, позволявшее контролировать почти весь район. Это была первая репетиция грядущей карабахской войны.
В нападении приняли участие до 400 вооруженных ружьями, карабинами, автоматами и гранатами азербайджанцев. Защитники Манашида вступили в бой, вскоре подоспела помощь из других сел района. Нападавшие были отбиты и отошли, оставив на поле боя 4 трупа.
Выяснилось, что один из убитых «народнофронтовцев» был вооружен армейским карабином турецкого производства: это подтверждало версию пограничников о контрабанде оружия через разгромленную госграницу. Среди документов нашли и чековую книжку, также выписанную в Турции. Об этих и других подробностях боя поведал его участник на страницах областной газеты «Советский Карабах» (13).
Лишь спустя три часа к месту боя на вертолете прибыло подразделение спецназа, которое попыталось стать между противоборствующими сторонами. Однако с азербайджанской стороны последовал огонь, и сразу же был ранен командир подразделения капитан В. Спиридонов. Кроме того, у солдат было недостаточно патронов, а бой затягивался, так что им пришлось просить автоматные «рожки» у местных жителей. Наличие в прибывшей группе снайпера решило исход дела. В конце концов, нападавшие бежали, оставив на поле боя еще несколько трупов, а также 32 единицы огнестрельного оружия, в том числе карабины и автоматы Калашникова.
Это был первый настоящий бой на карабахско-азербайджанской линии соприкосновения, своего рода репетиция грядущей кровавой войны.
Нападения последовали и на армянские села Азад и Камо Ханларского района. Здесь отряды НФА использовали захваченные у военных БТРы, противоградовые 100-миллиметровые орудия. Однако и тут армянские ополченцы отбросили нападавших, которые потеряли с десяток убитыми и многих ранеными.
Военные вертолеты, которые перебрасывали внутренние войска в район боев, близ азербайджанского села Аджикенд были обстреляны из градобойных зенитных орудий и пулеметов, одна из машин получила повреждения, был ранен штурман (14). Пилоты вертолетов видели в Ханларском районе виселицы с телами на них (15).
Высланные по тревоге в район села Азад, где шел бой, капитан С. Осетров и рядовые А. Мороз, В. Федоров и А. Прижимкин были атакованы боевиками НФА. Они были убиты и их тела так и не нашли: обнаружили лишь расстрелянный автомобиль, да пятна крови на снегу. Убийц также не нашли, хотя, кажется, искали. На стенде УВД НКАО в период чрезвычайного положения автор сам видел листовку МВД АзССР о розыске «жителя города Ханлар, юриста Надирова Али Байрам оглы за убийство офицера и трех рядовых солдат в январе 1990 года».
Карабахское пограничье превратилось в настоящую зону боевых действий.
15 января М. Горбачев подписал Указ ПВС СССР «Об объявлении чрезвычайного положения в Нагорно-Карабахской автономной области и некоторых других районах». Этим указом чрезвычайное положение объявлялось в НКАО, окружающих ее районах Азербайджанской ССР, а также в Горисском районе Армянской ССР и в приграничной зоне вдоль государственной границы СССР на территории АзССР.
В пункте 7 Указа президиуму ВС АзССР предлагалось «принять все необходимые меры, включая введение комендантского часа в городах Баку, Гяндже и других населенных пунктах». Там же говорилось: «потребовать от Президиума Верховного Совета Армянской ССР предпринять самые решительные шаги по пресечению подстрекательских действий с территории этой республики, разжигающих межнациональные страсти и национальную вражду между двумя народами»
Как видим, логика Кремля оставалась неизменной со времени резни в Сумгаите. Тогда, назвав погромщиков «хулиганами», вину за обострение обстановки в регионе свалили на «экстремистов» из армянского населения НКАО, поднявших правовым путем карабахскую проблему. Точно так же, в Указе об объявлении чрезвычайного положения в Нагорном Карабахе «подстрекателей, разжигающих межнациональные страсти», обнаружили в относительно спокойном Ереване, в то время как потакавшим погромщикам в Баку властям АзССР лишь «предлагалось» принять «необходимые меры», включая комендантский час.
Ясное дело, что никакого комендантского часа в Баку власти АзССР вводить не собирались, и погромы там продолжались своим чередом…
Даже «передовик» советской гласности газета «Московские новости» в своем репортаже о событиях в Баку не преминула обвинить в происшедшем армянскую сторону, грубо извращая при этом реальные факты.
«Ситуация в регионе снова взорвалась после того, как Верховный Совет Армянской ССР принял два постановления – о присоединении Нагорного Карабаха к Армении и о включении в Государственный план Армении плана экономического и социального развития НКАО. В Азербайджане это вызвало бурю возмущения: они опять распоряжаются нашей землей… Те люди, которые принимали решение в Ереване, видимо, не очень-то думали о последствиях этого для армян в Баку – за чужие решения и пришлось расплачиваться прежде всего им» (16).
Не говоря уже о циничном геббельсовском тезисе о коллективной ответственности бакинских армян, «рупор гласности» исказил факты, самовольно вычеркнув из числа подписантов упомянутых постановлений Национальный совет Нагорного Карабаха. Так что вместо имевшего 1 декабря 1989 года решения о воссоединении Армянской ССР и Нагорного Карабаха, у автора получилось одностороннее «присоединение». Ложь всегда была в чести у советского режима, даже если он рядился в тогу демократии.
После 15 января все новые части внутренних войск и советской армии устремились в регион. Высаживаясь в Кировабаде на военном аэродроме, они своим ходом устремлялись и в Нагорный Карабах. Перебрасывались войска и тяжелыми вертолетами Ми-26 непосредственно в Степанакерт. В один из дней вертолеты высадили прямо в голое поле у взлетно-посадочной полосы несколько сотен «партизан»-резервистов с Северного Кавказа; через сутки всклокоченных, небритых и не понимающих, где и зачем они находятся, людей вновь погрузили в вертолеты и повезли куда-то дальше…
Между тем, после повсеместного провала вооруженного вторжения отрядов НФА в Нагорный Карабах центр тяжести событий окончательно переместился в Баку.

Баку: когда-то и накануне

Погромы в Баку стали уже третьей волной армянских погромов в АзССР. Три дня, с 27 по 29 февраля 1988-го, продолжалась резня в Сумгаите. В ноябре — декабре того же года по Азербайджану прокатилась вторая волна армянских погромов; наиболее крупные из них произошли в Баку, Кировабаде, Шемахе, Шамхоре, Мингечауре. В этот период были депортированы десятки армянских сел ряда сельских районов АзССР и Нахичеванской АССР. Такая же участь постигла население более 50 армянских населенных пунктов северной части Нагорного Карабаха, — горных и предгорных частей Ханларского, Дашкесанского, Шамхорского и Кедабекского районов, включая 48-тысячное население Гандзака (Кировабад, ныне Гянджа).
После этих событий в бывшей Азербайджанской ССР, — не считая оставшуюся под контролем армян часть Нагорного Карабаха, — осталось лишь незначительное число от более чем полумиллионного (по неофициальным данным, почти что 600-тысячного) армянского населения, — главным образом в Баку. На начало 1988 г. в городе жило около 230 тысяч армян, однако по мере усиления напряженности и учащения нападений и локальных погромов, их число все уменьшалось и к январю 1990-го в Баку их оставалось не более 35 тысяч.
…Бакинские армяне, которые издавна составляли, — наряду с русскими и мусульманами — один из трех устойчивых и наиболее крупных этнических сегментов городского населения, за десятилетия советского периода практически начисто потеряли какие-либо рычаги влияния на ситуацию в городе.
До большевистского переворота октября 1917-го, когда никто и слухом не слыхивал ни о каком Азербайджане, Баку был крупным российским губернским городом со смешанным населением и наиболее развитым в Закавказье промышленным центром — благодаря нефтяной лихорадке, со второй половины XIX века охватившей некогда захолустный городишко у подножья бывшей персидской цитадели.
По данным на 1913 год, в Баку жили 214,7 тысячи человек. Из них русских (в их число включали не только великороссов, как называли тогда собственно русских, но также и малороссов, белороссов, — то есть украинцев и белорусов) – 76,3 тысячи или 35,5%, кавказских татар – 46 тысяч или 21,4%; армян – 42 тысячи или 19,4%, персов – 25 тысяч или 11,7%, евреев – 9,7 тысяч или 4,5%, грузин – 4 тысячи или 1,9%, немцев 3,3 тысячи или 1,5%, казанских татар – 2,3 тысячи или 1,1% (17).
Жившие в Баку армяне были в большинстве своем выходцами из Нагорного Карабаха, в меньшей степени из Зангезура, а также из района Шемахи и соседних с ней предгорий Большого Кавказа. По мере роста нефтедобычи и стремительного развития города, они устремлялись туда из своих горных сел, городов и городков закавказских губерний и даже из вилайетов «Турецкой», Западной Армении. Крестьяне — в поисках работы, чтобы прокормить семьи, средний класс — приложить полученные в училищах и университетах знания, богатые – успеть выгодно вложить капиталы, приумножить растущие, как на дрожжах, нефтяные доходы.
Армяне представляли в Баку самый широкий спектр профессий: от рабочих на нефтяных промыслах, ремесленников, инженеров, городской интеллигенции, до крупных нефтепромышленников. Армянский нефтяной капитал превосходил в Бакинском регионе капиталы всех зарубежных нефтедобытчиков, включая тогда уже всемирно известных Ротшильдов и Нобелей. Достаточно сказать, что первый в России и мире нефтепровод – по маршруту Баку-Батуми, был построен на средства армянского нефтяного магната Манташева.
Армяне Баку имели свои благотворительные общества, попечителями которых не гнушались быть многие богатые промышленники, учебные и культурные заведения. Это позволяло им не только поддерживать на должном уровне национальную жизнь, но давало возможность самоорганизации перед лицом внешних угроз. Как это, например, было во время армянских погромов в 1905-1906 гг., спровоцированных самодержавием.
Однако после турецкой интервенции, захвата Баку 15 сентября 1918 года и последовавшей многодневной резни армян в сентябре 1918 года, роль армянской общины города была сведена к минимуму. Кто не был убит, тот был ограблен или бежал из города. Впрочем, скорее всего, армяне смогли бы восстановить свои былые позиции в Баку, если бы все вернулось на круги своя, как это было после 1905-1906 годов.
Но советизация Закавказья и провозглашение большевиками Советского Азербайджана на базе созданной на турецких штыках марионеточной Азербайджанской Демократической Республики в корне изменили ход истории и судьбу народов в этом регионе.
Разорив и вынудив к эмиграции богатых и просто состоятельных горожан, среди которых армяне всегда составляли значительный процент, альянс большевиков и азербайджано-тюркских националистов затем ликвидировал все формы самоорганизации, на которых, так или иначе, строилась жизнь различных национальных общин города.
В 1920 году, вскоре после возвращения большевиков в Баку, население города по основным национальностям распределялось следующим образом: тюрки азербайджанские – 59,6 тысяч человек; русские (включая украинцев и белорусов) – 52,6 тысяч человек; армяне – 36,1 тыс. человек, персы – 22, 2 тыс. человек, евреи европейские и горские – 13,7 тыс. человек. С учетом остальных национальностей – немцев, грузин, лезгин и прочих – в Баку насчитывалось всего 193,6 тыс. человек, что было значительно меньше, чем в 1917 году (18).
То есть, по сравнению с дореволюционным периодом, национальный состав населения Баку существенно изменился: прежде всего, за счет уменьшения доли армян после резни в сентябре 1918-го и последующего бегства, и русских, вследствие их массового выезда. Особенно сильные изменения произошли в промысловом районе, где количество русских и армян, по сравнению с 1913 годом, уменьшилось в семь раз (19).
Скорое провозглашение вчерашних «кавказских татар», получивших при Советах название сначала «азербайджанских тюрок», а позднее — «азербайджанцев», титульной нацией сделало последних сначала на словах, а потом и на деле фактическими хозяевами сначала республики, а потом и ее столицы.
В первые десятилетия советской власти положение Баку как столицы Азербайджанской ССР было весьма двойственным: этот преимущественно русский и однозначно русскоязычный город был чужд в языковом и культурном плане большинству уездов и районов АзССР. Подавляющее большинство жителей столицы республики, выезжая в «провинцию», как будто попадали за границу, не понимая языка сельчан, которые, в свою очередь, в массе своей совершенно не знали русского языка.
Но начавшийся после Второй мировой войны, особенно с конца 1960-х — начала 1970-х гг., процесс «азербайджанизации» столицы привел к изменению ее национального и социального состава: русские, армяне и представители других «некоренных национальностей» покидали город, мигрируя за пределы АзССР. Напротив, объединенные под названием «азербайджанцы» разноплеменные тюркские этнические группы, и перемалываемые официальной национальной политикой в единый азербайджанский народ другие «мусульманские» народности из провинции республики заселялись в Баку. Переселенцы были в основном сельчанами, что меняло не только этнический, но и социальный состав населения города.
С целью создания в Баку «национального большинства» власти АзССР предприняли отработанный ход: к городу Баку были присоединены многочисленные поселки и сельские населенные пункты, не только окружавшие город, но и расположенные достаточно далеко от него, разбросанные по всему Апшеронскому полуострову.
Так, если по переписи 1979 года население собственно города Баку составляло 1,02 миллиона человек, то с другими населенными пунктами, подчиненными Бакинскому горсовету – 1,55 миллиона. А по переписи 1989 г. эти цифры составили 1,15 и 1,76 миллиона человек соответственно (20).
Наконец, продуманной политикой расселения жителей центральной части города – в подавляющем большинстве армян и русских – в выраставшие на прежних окраинах новые микрорайоны постепенно были ликвидированы практически все районы компактного проживания армян. Национальная политика властей АзССР в Баку и была направлена на вытеснение в первую очередь именно их.
…После «сумгаита» перед бакинскими армянами стал вопрос: как быть дальше?
По многочисленным свидетельствам самих армян-бакинцев, они в массе своей ясно осознавали свое положение. Бывшая жительница Баку, ныне ереванский публицист Елена Асланян весьма подробно изложила тогдашние настроения своих бакинских соотечественников в очерке «Заколоченная дверь», опубликованном в издаваемом в Минске армянском журнале «Анив».
«Армяне Баку в большинстве своем понимали: идет разрушение СССР, и армян опять кровью заставят платить за чужие интересы – геополитические интересы держав или интересы тех, кто ищет в погромах и смертях предлог для возврата к прежним временам «ежовых рукавиц». Мы понимали, что из Баку надо уезжать.
…Вовремя уйти, оценив правильно ситуацию, как катаклизм, перед которым бессильно любое оружие. Уйти, не позволив себя убить, изнасиловать и ограбить – это задача национального значения, защиты генофонда, морального достоинства нации. Тем более, если ты прекрасно сознаешь – речь не об отчей земле, дороже которой нет у человека ничего.
После Сумагита мы, бакинские армяне, часто спорили, пытались понять, что нас ждет. В конце концов, во время беспорядков в ноябре-декабре 1988-го мы уже поняли, что идет развал Союза, формирование республик, военное решение вопроса спорных территорий. И перед армянами Баку стоит тактическая задача – быстро и достойно уйти. Что основная масса и сделала» (21).
Они и продолжали уезжать, и те, кто сделал это раньше, имел больше шансов вывезти имущество, поменять свою благоустроенную городскую квартиру в центре Баку хотя бы на сельский дом, но не так далеко от Еревана. Или перебраться в Нагорный Карабах, где у большинства бакинских армян были родственники или даже отчие и дедовские дома в селах. Или на Северный Кавказ, куда десятилетиями вынужденно уезжали армяне из Баку. Но уехать более или менее благополучно и вовремя смогли и успели далеко не все.
Между тем, тучи все более сгущались над еще остававшимися в городе армянами. В течение всего 1989 года в Баку не прекращались периодические нападения на них, избиения и убийства, погромы отдельных квартир, выселения из жилья. Точной статистики не велось, уголовные дела «спускались на тормозах», но известно, что в течение года случаи убийств армян исчислялись десятками. Всплеск уличных нападений на и убийств приходился на август-сентябрь и декабрь 1989 года.
…Советская пресса, естественно, тогда пыталась всячески скрыть и исказить происходящее в Баку. В зарубежной прессе встречались весьма откровенные свидетельства о том, что предшествовало погромам.
Эмигрировавший в Израиль бакинец вспоминал о бакинских буднях конца 1988-го в «Бакинском дневнике», опубликованном 23 июля 1989 года в тель-авивском еженедельнике «Круг»:
«Шестые сутки подряд народ митингует на площади круглосуточно, но если 4 дня все ограничивалось площадью, то вчера все выплеснулось в город. Шлялись толпы народа, кричали «Карабах!», «Сумгаит!» и т. д. С утра в Арменикенде уже швыряли камни, а сейчас, говорят, что уже переворачивают машины… На площади собралась огромная толпа. Доска почета, металлические конструкции для портретов вождей увешаны лозунгами: «Армяне – вон из Азербайджана», «Армяне, убирайтесь», «Свободу Ахмедову» (это сумгаитский убийца, его огромный портрет висел на Доме правительства). Я видел у демонстрантов плакаты с карикатурами: молодцеватый азербайджанец пинком под зад выгоняет из своего дома подлого вида красноносых армян, среди которых – женщина с отвислыми грудями и крестом на шее».
Крайне редкие тогда в советской прессе публикации о событиях в Баку свидетельствовали о том же.
«Огромный стенд с лозунгами: «Вернуть Кировабаду имя Низами Гянджеви!», «Восстановить Советскую власть в НКАО!» Рядом: «Освободить азербайджанскую землю от экстремистов и армян!» На другой стороне площади, над трибуной, красовался потрет Ахмеда Ахмедова, приговоренного к высшей мере наказания за зверства в Сумгаите… В первые дни митинга площадь Ленина видела и зеленые исламские флаги, и портреты аятоллы Хомейни» (22).
К январю 1990-го года в Баку, по различным данным, оставалось около 35-40 тысяч армян. В большинстве своем это были пожилые, одинокие или малообеспеченные люди, которые не желали или просто не могли уехать. Либо те, кто не могли оставить своих старых, больных, «нетранспортабельных» близких. Но были и те, кто не верил до конца в возможность грядущего «извержения вулкана, готового в мгновение ока покрыть пеплом и раскаленной лавой – нет, не весь город, а выборочные тысячи и тысячи квартир» (23).

Погромы в Баку

Как уже говорилось, на протяжении всего 1989 года в Баку участились отдельные случаи нападений на граждан армянской национальности, многие из которых даже не попадали в сводки происшествий. О том, как это происходило, свидетельствовал в своей книге «За державу обидно» генерал Александр Лебедь; его, тогда еще полковника десантная часть участвовала в осуществлении режима особого положения в Баку в 1988-1989 и вводе войск в город в январе 1990-го.
Вот как он описывает случай убийства, которое официально таковым признано не было: «…При очередной вспышке самопроизвольного заселения я в поисках начальника милиции попал во дворик частного дома и стал невольным свидетелем следующей картины. Посредине дворика – еще не остывший труп мужчины лет 30. Голова развалена мощным ударом, здесь же валялся кусок витой арматуры длиной сантиметров 70 и толщиной 20-22 миллиметра с остатками крови и волос. Во дворике начальник РОВД, полковник милиции, фамилию не помню, врач, майор, сержант.
Я зашел в момент, когда стоящий ко мне спиной полковник диктовал сержанту: «Причина смерти – инфаркт миокарда». Я взбеленился: «Это вы про кого такое пишите? Про этого?» — Так точно! – Какой тут инфаркт миокарда! Вот арматура, его убили. Невозмутимо глядя на меня черными без блеска глазами, полковник заявил: «Товарищ полковник! Вы не понимаете. Его ударили, в результате удара образовался инфаркт, в результате инфаркта он умер. Вот и врач подтверждает». Врач закивал. Страстно захотелось взять автомат и одной очередью положить и скотов-милиционеров, и «знающего» эскулапа. Я повернулся и вышел. И вывод. Через три дня… никакая сила в мире не докажет, что погиб этот цветущий мужик на пороге собственного дома, защищая свою семью, от зверского удара куском арматуры. Благодетельный, спасительный инфаркт…» (24)
В течение декабря 1989-го Народный фронт Азербайджана организовал массовые акции на советско-иранской границе; в городах и районах шли антиармянские митинги, имели место акты захвата власти, повсеместно формировались вооруженные отряды НФА. В декабре в Баку вновь участились нападения на армянские дома и квартиры, убийства, насилия и грабежи.
13 января 1990 года, в «самом интернациональном городе СССР», как любили называть Баку агитпроповцы из ЦК Компартии Азербайджана, начались невиданные по своему размаху армянские погромы. Советская армия, как и ранее в Сумгаите, «опоздала», но уже не на три дня, а на целую неделю.
Начало погромов многие беженцы из Баку тогда связывали с выступлением первого секретаря ЦК КП Азербайджана Абдул-Рахмана Везирова на партийно-хозяйственном активе одного из бакинских заводов, которое транслировалось по республиканскому телевидению. Выступление азербайджанского партийного лидера было истеричным и полным антиармянской риторики.
Однако такой авторитетный и, видимо, единственный исследователь январских событий 1990 года в Баку, как журналист, писатель и публицист Ирина Мосесова (25), родившаяся и прожившая большую часть своей жизни в Баку, полагала иначе.
«Гораздо более симптоматичной представляется нам другая политическая фигура. Это Гасан Гасанов – способный выученик Гейдара Алиева, без него так и закончивший бы политическую карьеру на уровне комсомольских работников 60-х годов, — писала И. Мосесова в одном из своих материалов, посвященных январским погромам. – Ранее, 8 января, еще в статусе секретаря ЦК он произнес на собрании республиканского партийно-хозяйственного актива мобилизующую, вдохновляющую на погромы речь. «Филантропы» и «соглашатели», против которых он выступил, обвиняя их в нерешительности, услышали боевой клич. Более того, известно и его неформальное покровительство реальной политической силе, которой в канун погромов и во время них в Баку оказался Народный фронт Азербайджана» (26).
В приведенной цитате ясно прослеживается связь между Народным фронтом Азербайджана (НФА) и выдвиженцами Гейдара Алиева в руководстве Азербайджанской ССР. И.Мосесова знала эту среду досконально: она на протяжении целого ряда лет была одним из «спичрайтеров» Гейдара Алиева, многократно лично общалась с азербайджанским партийным боссом и бывшим генералом КГБ. Прекрасно знала она и все его окружение: кто есть кто и на что способен.
Между прочим, совершенно не случайно активизация персонального пенсионера Гейдара Алиева, незадолго до 1988-го отправленного в отставку «по состоянию здоровья», произошла именно в январские дни 1990-го. После ввода войск в Баку он выступил в Постпредстве АзССР в Москве в поддержку НФА, а вскоре покинул советскую столицу, перебравшись в Нахичеванскую АССР. Оттуда, из Нахичевани, опираясь на свой разветвленный клан и своих людей в Баку, он медленно, но верно стал продвигаться к заветной цели — посту официального лидера Азербайджанской Республики.
Но это будет позже. А пока, после «усмирения» проалиевского НФА кремлевские власти, не на шутку обеспокоенные активизацией Г.Алиева, начнут антиалиевскую кампанию. В органе ЦК КПСС газете «Правда» появится разгромная статья «Алиевщина», где впервые в официальной советской прессе приводился список близких и дальних родственников Алиева, которые заняли «теплые» места в республике в период его правления и оставались на них и в более поздние годы.
Сам Гейдар Алиев очень тяжело воспринял появление этой и других разоблачительных статей, о чем многократно говорил позже, уже будучи президентом независимой Азербайджанской Республики. Так, на встрече с группой азербайджанских писателей в ноябре 1999 года он утверждал, что в 1988-1990 гг. периодически подвергался травле в советской прессе… из-за своей «борьбы со взяточничеством, коррупцией»: «Алиевщина» была потом, после январских событий. А эта — в 1989 году, понимаете. Евреи, армяне опубликовали в «Литературной газете» одну статью против меня. В Азербайджане распространили ее. Почему? Потому что я вел борьбу со взяточничеством, коррупцией, с использованием служебного положения в корыстных целях» (27).
Возвращаясь к речи алиевского выдвиженца Гасана Гасанова на заседании партактива АзССР 8 января, отметим немаловажный факт. А именно: что на этом мероприятии присутствовали специально направленные в АзССР Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР Р. Нишанов и секретарь ЦК КПСС А. Гиренко То есть высокопоставленные кремлевские посланцы прекрасно знали и понимали к чему идет дело в регионе и, соответственно, должны были информировать об этом М. Горбачева.
Однако, судя по всему, очередное кровопускание было вполне в интересах ЦК КПСС. Ведь не кто иной, как сам Горбачев ранее неоднократно заявлял армянским депутатам и представителям о том, что, поднимая карабахский вопрос, им следовало бы подумать о судьбе армян Баку.
Как уже говорилось выше, самим бакинским армянам, во всяком случае, большинству из них, все это стало ясно сразу же после резни в Сумгаите. Потому они и приняли решение уйти, пока не поздно. Но те, кто не могли, не успели, или не захотели уйти все еще надеялись на защиту Москвы. Как вскоре выяснилось, эти надежды опять не оправдались.
«Началом тотальных погромов нельзя считать 13 января, — писала в цитировавшемся выше материале (28) И. Мосесова. – Подготовка к ним шла давно. Тщательно продуманная акция проводилась в нескольких направлениях». Далее исследователь бакинских погромов перечисляет ряд этих самых направлений, среди которых были следующие.
Составление подробной карты города, разделенной на районы и кварталы, с помеченными местами компактного проживания оставшихся в городе армян.
Широкомасштабная наступательная антиармянская кампания в СМИ, начатая значительной частью азербайджанской интеллигенции. В ходе этой кампании армяне обвинялись во всех мыслимых и немыслимых грехах. Выступавшие по телевидению аксакалы сетовали на то, что «армяне занимают престижные должности и лучшие квартиры в городе». Последняя волна увольнений армян с работы прошла в декабре 1989-го.
Нападения, избиения и убийства отдельных граждан армянской национальности на улицах города, в общественном транспорте.
Координация действий работников жилищно-эксплуатационных контор (ЖЭКов) и управлений с милицией и службой «скорой помощи» в ходе предстоящих погромов. Первые уточняли наличие прописанных армян с помощью списков на продуктовые талоны. Вторые обеспечивали безнаказанность погромщиков. Третьи выдавали фальшивые медицинские свидетельства о смерти жертв, указывая в них естественные причины смерти, вместо реальных насильственных от побоев и т.п. Таким образом, были учтены «уроки» резни в Сумгаите, когда в свидетельствах о смерти жертв погромов значились действительные причины смерти, что вызвало огромный резонанс после их опубликования.
Эти четыре направления, как пишет исследователь бакинских погромов И. Мосесова, «создали прочную, весьма эффективную базу для начала погромов (29).
Между прочим, многие бакинцы свидетельствовали, что точная дата начала погромов была известна заранее. Чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, еле вырвавшийся из города, который он не уставал прославлять в ходе своей спортивной карьеры (за большие деньги он нанял отдельный пассажирский самолет, куда погрузил свою многочисленную армяно-еврейскую родню и знакомых армян), в интервью «Московским новостям» говорил вскоре после погромов: «Еще в Москве я слышал предсказания – с точностью в один-два дня – начала предстоящих погромов» (30).
Были и свидетельства о том, что жилищные конторы и исполкомы заранее уточняли списки жильцов по национальностям и готовили новые ордера на квартиры жертв. Бежавшие из Баку после января 1990 года русские горожане, в частности, свидетельствовали.
«В конце прошлого года жилищные конторы по всему городу потребовали всех заполнить анкеты, якобы для получения талонов на продукты. В анкетах нужно было указать национальность. Когда начались погромы, в руках экстремистов оказались точные адреса: где живут армяне, где русские, где смешанные семьи и т.д.
…Думаю, что ордера нам не понадобятся. Сама видела, как только армянина изгоняли из квартиры, тут же появлялся новый хозяин с официальным ордером. Словно в райисполкоме он был уже давно готов, только даты не хватало» (31).
Как и в случае с Сумгаитом, бакинским погромам предшествовала провокационная информация республиканского агентства «Азеринформ», переданная затем по каналам ТАСС и в программе «Время» Центрального телевидения. В ней сообщалось о том, как два азербайджанца будто бы зашли домой к некоему жителю Баку с армянской фамилией Аванесов, пытаясь уговорить его покинуть город, разговор перешел в ссору, в ходе которой Аванесов схватил-де топор и зарубил обоих. Как видим, фантазия изготовителей фальшивок не выходила слишком далеко за рамки прежних клише.
К 13 января армянские погромы в Баку приобрели организованный и повсеместный характер. 13 января 1990 года после 17 часов толпа около 50 тысяч человек, вышедшая с митинга на площади Ленина, разделившись на группы под руководством активистов НФА, стала методично, дом за домом, «очищать» город от армян. Существуют многочисленные свидетельства о зверствах и убийствах, совершенных с исключительной жестокостью, включая сожжения заживо.
Точное число убитых до сих пор неизвестно — по разным данным, было убито от 150 до 300 человек. Поскольку большинство остававшихся к тому времени в городе армян Баку составляли пожилые или больные люди, многие беженцы погибли вскоре после депортации — не только из-за причиненных увечий, но и от пережитого потрясения.
В те же дни в Кировабаде погромщики пришли в местный Дом престарелых, вывезли из него за город 12 стариков и старух-армян, убили их и закопали в вырытой на берегу Куры яме…
Тех из армян, кого оставляли в живых, отправляли в порт — для посадки на паромы, идущие через Каспий в Туркменскую ССР. Все это происходило под контролем и при непосредственном участии как официальных властей, так и НФА. Согласно показаниям многих сотен беженцев из Баку, схема действий погромщиков была однотипной. Вначале в квартиру врывалась толпа в 10-20 человек; начинались избиения и насилия. Затем появлялись представители НФА, зачастую с оформленным по всем правилам ордером на квартиру, предлагавшие немедленно отправиться в порт. Людям иногда разрешали брать с собой кое-что из вещей, но при этом отбирали деньги, ценности, сберкнижки. В порту находился пикет НФА; беженцев обыскивали, снова избивали, после чего депортировали.
Прибывших на тот берег Каспия, в Красноводск беженцев самолетами отправляли в Ереван.
«В понедельник вечером в Ереван начала прибывать новая волна беженцев из Азербайджана. По трапу самолета, прилетевшего из Красноводска, куда армяне доставлены паромом, спустились в основном старики. Большинство из них избиты и перевязаны… У 37-летнего Семена Григоряна пытались ножовкой отрезать ноги, затем уши. Сходя с трапа, он все время повторял: «Спасся чудом» (32).
Тем, кто попадал на паром до Красноводска, можно сказать повезло. Потому что многие, пытавшиеся вырваться из Баку воздушным путем, в аэропорту попадали в ловушку.
Ирина Мосесова в своей книге «Армяне Баку: бытие и исход» (33) стала свидетелем того, что произошло в бакинском аэропорту 17 января 1990-го.
«Я среди других страждущих находилась в специальном «накопителе»… Нас долго держали там, испытывая на прочность. Подъехал автобус. Из него выбежал некто с воплем: «Армяне, армяне, кто едет в Ереван, садитесь». Люди потянулись к автобусу. Понесли на руках старушку. Женщина с тремя маленькими детьми подняла тяжелую сумку. Поначалу поднялась и я, но остановилась, тупо глядя на зажатый в руке билет на Москву, где уже несколько суток встречал в аэропорту каждый самолет мой младший сын. Решила остаться и ждать самолета в столицу. Так Бог спас меня во второй раз (в первый раз это случилось 13 января, когда что-то увело от моих дверей ломившихся туда молодчиков, какое-то событие на улице Хагани).
Тем временем автобус с людьми развернулся. Я успела только заметить, как из него выпрыгнул водитель – тот некто, который зазывал армян в Ереван. Раздался взрыв, крики – и все. К этому автобусу «скорая помощь» не подъехала. Он факелом освещал летное поле. И желающих оказать помощь горящим внутри людям рядом не оказалось» (34).
Ярким штрихом к поведению бакинской милиции и солдат внутренних войск МВД СССР в дни армянских погромов в Баку служит свидетельство одного из лидеров НФА Этибара Мамедова, сделанное им на пресс-конференции в Москве: «Я лично был свидетелем того, как недалеко от железнодорожного вокзала убили двух армян, собралась толпа, их облили бензином и сожгли, а в двухстах метрах от этого находилось отделение милиции Насиминского района, и там было где-то около 400-500 солдат внутренних войск, которые на машине проезжали в 20 метрах от этих горевших трупов, и никто не предпринял попытки по оцеплению района и разгону толпы» (35).
Свидетельства о соучастии милиции и бездействии внутренних войск приводили и беженцы из Баку. Ясное дело, что, сваливая вину за погромы лишь на коммунистические власти, лидеры НФА пытались таким образом отмыть свои руки и предстать «в белых одеждах» перед столичными демократами.
Между тем, многочисленные беженцы свидетельствовали, что именно НФА был организатором погромов. А в опубликованной в зарубежном «диссидентском» журнале «Страна и мир» статье московский лингвист Андрей Кибрик вопрошал:
«Если НФА – демократическая организация и притом настолько сильная, что к 19 января чуть ли не захватила власть в Баку, почему она 13 января и в последующие дни допустила массовые погромы? Неужели она так усилилась именно за последние шесть дней?
Нет ли подозрительного единства целей в действиях погромщиков и НФА (даже если это не одно и то же)? Одни армян убивают, а другие «эвакуируют», или, лучше сказать, депортируют. Не лучше ли было бы такой могущественной организации, которая может контролировать весь Баку, обратить усилия на защиту своих сограждан без их депортации?» (36)
Горбачев и Кремль не вмешивались в происходящее, хотя в городе находились достаточные по численности военный гарнизон и силы внутренних войск МВД СССР, которые могли бы быстро навести порядок.
Информации также было предостаточно. Наряду с данными КГБ и армейской разведки информация в Кремль поступала от находившихся в Баку председателя Совета Союза Верховного Совета СССР академика Е. Примакова, секретаря ЦК КПСС А. Гиренко, других представителей правящей камарильи.
Буквально накануне ввода войск в Баку, вечером 19 января бакинское телевидение транслировало в прямом эфире беседу (автор лично созерцал ее, находясь в Степанакерте) заместителя заведующего отделом ЦК КПСС В. Михайлова с заведующим идеологическим отделом ЦК КПА А. Дашдамировым. Последний, обильно брызгая слюной, орал о необходимости «строго наказать армянских экстремистов в НКАО», о недопустимости вмешательства войск в Баку, а раболепный московский «цэковец» нес бред о том, что Баку-де «славен своими интернациональными традициями», и войска в город вводить никак нельзя. За окном в тот момент реками лилась человеческая кровь и корчились в агонии заживо сжигаемые люди…
Убийства и разбои продолжались вплоть до 20 января, когда погромщикам стало уже просто не до того, ибо в город вошли части Советской Армии. В ходе погромов Баку был полностью «очищен» от армян — за исключением нескольких сотен человек в смешанных семьях, многих из которых позже буквально «выуживали» по спискам для последующего обмена на плененных в ходе карабахской войны азербайджанцев.
Некоторые армяне были спасены, спрятаны своими соседями, однако такие случаи не были столь многочисленными, как о том позже писала советская пресса. Это было понятно, ибо погромщики осуществляли жесткий контроль, угрожая карами тем азербайджанцам, кто осмелится им противоречить, тем более противодействовать. Атмосфера была далеко не та, что в 1988 году. Да и настроения самих обывателей были уже другими.
«Разрывы по-настоящему крепких дружеских связей на самом деле были крайне редкими – армянам помогали друзья, прежде всего друзья-азербайджанцы. Но только лучшие друзья – один-два человека, — писал главный редактор журнала «Анив», бывший бакинец Карен Агекян. – Старые друзья помогали… Но я не слышал о тех, кто сохранил бы нормальные отношения к армянам в целом. Часто бывало так: человек считал, что всех армян нужно гнать из Баку, но шел на определенный риск, спасая своего личного армянского друга с семьей. Впрочем, это достаточно типично. Старые друзья есть всегда и везде. Не помню кто – то ли Геббельс, то ли Гиммлер – в своей важнейшей речи перед «окончательным решением еврейского вопроса», признавал, что у каждого (!) немца есть хороший друг еврей»(37).
Среди убитых и пострадавших в ходе погромов были также русские и представители других национальностей. Свыше ста тысяч русских жителей Баку, десятки тысяч евреев и представителей других национальностей навсегда покинули город сразу же после армянских погромов и столкновений вооруженных отрядов НФА с войсками. Были среди беженцев и собственно азербайджанцы – члены смешанных семей или дети от смешанных браков, которых в Баку было немало.
В советской прессе погромы в Баку освещались крайне мало, а поначалу и откровенно тенденциозно. Более или менее ясной и полной информации читателю так и не было предоставлено.
Позже, на посвященном событиям в Баку закрытом заседании Верховного Совета СССР ряд высших должностных лиц СССР, включая министров обороны, внутренних дел и председателя КГБ СССР, с полной откровенностью рассказали о бакинской резне и привели жуткие подробности. Эти подробности так никогда и не появились в советской печати. Да и оглашены на закрытом заседании ВС СССР они были в ответ на требование азербайджанской делегации создать комиссию по расследованию действий армии в Баку после 20 января, — аналогичную той, которая расследовала разгон демонстрации 9 апреля 1989 года в Тбилиси.
Тем не менее, шок от событий был столь велик, а география беженства столь широка, что и в советскую прессу просочилось немало сведений и свидетельств беженцев из Баку самых разных национальностей.
«Нас заставили уехать, — голос Е. Р. Суровцевой прерывается от волнения. – Приходили какие-то люди и вначале просили покинуть республику, потом требовали, чтобы мы убирались, угрожали, а затем начались погромы…
— …Начали с армян. А когда те уехали, взялись за русских, — говорит Александра Гузнова» (38).
«…Нас вывозили из военного городка на открытом грузовике, — вступает в разговор жена военнослужащего. – Было много народу – женщины, дети, старики. Как только отъехали от городка, по машине открыли огонь. Пришлось лечь на дно кузова.
Все, с кем довелось беседовать в казармах, резко высказывались в адрес центральных средств массовой информации: сообщения о событиях в Баку даются сглаженно, и создается впечатление, будто не так уж все плохо. Говорили, что боевики будто бы видят в этом проявление слабости властей»(39).
«На многих домах надписи: «Русские – оккупанты!», «Русские – свиньи!». Моя мама приехала по распределению из Курска в глухое горное азербайджанское село учить детишек русскому языку. Я второй год работала в школе… Пришла неделю назад в школу, а в коридоре надпись: «Русские учителя, идите в уборщицы!» Я говорю: «Вы что, ребята?» А они в меня плюют… Я их азбуке учила.
— Но как жить, если дом оцеплен бандитами и они требуют убираться, если приходишь в магазин, а тебе не продают даже хлеба, потому что ты русская. Хотела снять с книжки деньги, кассирша швырнула мне ее обратно: «Для тебя денег нет!»
— Муж у меня военный, но в этот день был в штатском. Я увидела, как он вынул пистолет и положил в карман. Сказал: «В метро идите впереди меня, чтобы я вас видел». В метро русских почти не было. На нас оглядывались, лица у всех напряженные. Только в аэропорту я поняла, что мы улетаем» (40).
«Они установили пулеметы на крыше роддома и неврологической больницы, и, когда выходили женщины с детьми, чтобы перейти и укрыться в военную часть, — по ним стреляли, а когда выходил азербайджанец из своей машины, — прекращали стрелять.
…Последний год тяжело было ходить в магазин. Смотрят косо, подсовывают самое гнилье, кто-то из очереди кричит продавщице: «Русским не отпускай! Пусть к себе едут!» Обзывали оккупантами, фашистами, а ведь мы работали вместе с ними на равных. Мулла призывал: «Изгоняйте русских, но без крови!» И сколько же нашлось желающих изгонять!» (41)
«Я коренная бакинка… Сюда же вырвалась с десятью рублями, в одном платье да в одном пальто. Так же одеты и дети, – рассказывала жена военнослужащего Валентина Павлова. — Да, среди азербайджанцев есть прекрасные люди. Но мало кто их сегодня слушает. В любом случае мы туда не вернемся» (42).
Многие жены офицеров свидетельствовали и о замалчивании событий в Баку официальными советскими СМИ: «Провожая нас, солдаты просили передать всю правду о происходящем. Убеждены: боевики распоясались до предела еще и потому, что они знают – в России многое просто неизвестно» (43).

Ввод войск в Баку

19-го января в Кремле, кажется, поняли, что увещеваниями и заклинаниями ситуацию в столице АзССР «разрулить» не удастся. Вечером того же дня М.Горбачев подписал Указ Президиума Верховного Совета СССР «О введении чрезвычайного положения в городе Баку». Указ постановлял «объявить с 20 января 1990 года чрезвычайное положение в городе Баку, распространив на его территорию действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1990 года» (44).
Незадолго до полуночи 19-го продолжавшие накануне прибывать по воздуху на военные аэродромы и сосредотачиваться на подступах к Баку войска медленно двинулись к городу. Иной раз уже на выходах из мест своего сосредоточения им приходилось с боем преодолевать заграждения на дорогах и вооруженное сопротивление боевиков НФА, которое усиливалось по мере приближения к городским окраинам.
…На протяжении почти двух десятилетий, минувших с января 1990 года, азербайджанская пропаганда пытается исказить суть «черного января» в Баку. Армянские погромы 13-20 января всячески замалчиваются, как будто бы их и не было вовсе; зато навязчиво звучат мотивы траура по жертвам ввода советских войск в Баку 20 января. Ежегодно в этот день в Азербайджанской Республике объявляется день траура, проводятся массовые акции. А так называемая «Аллея шахидов», где были похоронены погибшие при вводе войск в Баку, со временем стала главным символом борьбы за независимость: ее посещение входит в обязательный протокол в ходе визитов глав зарубежных государств, официальных делегаций.
Постепенно в сознании многих россиян укоренилось, что в январе 1990 года коммунистический Кремль подавил некую «Бакинскую демократическую революцию». А ввод войск в Баку некоторые поверхностные исследователи и недалекие журналисты стали ставить в один ряд с разгоном советскими войсками мирных демонстраций в апреле 1989-го в Тбилиси и в Вильнюсе в январе 1991-го.
Но имеет смысл разобраться, как и при каких обстоятельствах погибли в Баку как минимум 150 человек гражданских и военных 20 января 1990-го и в последующие дни и недели.
Как уже говорилось выше, в отличие от Сумгаита, советская армия «опоздала» в Баку не на три дня, а на целую неделю. Для пресечения погромов с лихвой хватило бы сил бакинского гарнизона и внутренних войск МВД СССР. В дни безнаказанных бесчинств они защищали сами себя в блокированных боевыми отрядами НФА военных городках, базах, в гавани или просто бездействовали.
Даже в советской прессе проскользнули нотки возмущения бездействием войск в дни погромов. «Московские новости», в частности, писали, что в дни расправ над армянами Баку «солдаты в бронежилетах и касках безучастными группами стояли именно на тех перекрестках, где ничего страшного не происходило» (45).
Переброшенные же из других регионов в Баку соединения и части Советской армии, в том числе и укомплектованные срочно призванными из запаса резервистами, вошли в заблокированный погромщиками город вовсе не для прекращения погромов. А для предотвращения окончательного перехода власти в Азербайджанской ССР в руки НФА, который был запланирован и объявлен последним на 20 января.
Об этом, как о причине ввода войск, черным по белому говорилось и в самом Указе об объявлении в Баку чрезвычайного положения: «в связи с резким обострением обстановки в городе Баку, попытками преступных экстремистских сил насильственным путем, организуя массовые беспорядки, отстранить от власти законно действующие государственные органы и в интересах защиты и безопасности граждан» (46). Учитывая, что к 20 января все армянское население Баку было частично уничтожено и полностью изгнано, слова об «интересах защиты и безопасности граждан» в Кремле относили скорее к «гражданам» из ЦК КП Азербайджана, нежели к жертвам недельных погромов.
Многие жизненно важные сферы к этому времени уже были взяты НФА под полный контроль. Так, начальник связи вооруженных сил СССР генерал-полковник К. Кобец заявил корреспонденту «Известий», что в дни армянских погромов «было организовано подслушивание телефонных разговоров, в том числе военных. Не оставались секретом для неформалов и частные беседы граждан друг с другом. Случалось, разговоры прерывались угрозами в адрес недостаточно патриотически настроенных абонентов» (47).
Аналогичной была ситуация с телевидением и радио. Вероятно поэтому одной из первых акций Москвы в ходе ввода войск был взрыв радио- телепередающей станции республиканского Гостелерадио, осуществленный, судя по всему, спецгруппой КГБ СССР.
При вводе в Баку войск последним пришлось преодолевать баррикады и препятствия из тяжелых грузовиков, троллейбусов, пылающих бензовозов. С крыш домов и из-за баррикад по ним велся огонь из автоматического стрелкового оружия, включая пулеметы. Понеся потери убитыми и ранеными, войска, по мере продвижения вглубь города, многократно открывали огонь на поражение, таранили бронетехникой препятствия, вследствие чего были убиты и ранены не только вооруженные сторонники НФА, но и некстати попавшие под руку горожане.
О том, что вступавшим в город войскам было оказано серьезное вооруженное сопротивление, свидетельствует и общее число потерь. Непосредственно в ночь с 19 на 20 января погибли, по официальным данным, 62 человека, из них 14 военнослужащих (48).
Вооруженные столкновения в городе продолжались и в последующие два дня, при разблокировании Сальянских казарм и отдельных военных городков Бакинского гарнизона и Каспийской флотилии, откуда были эвакуированы многие тысячи членов семей военнослужащих. Это были непосредственно боевые операции, в ходе которых гибли, с одной стороны, вооруженные сторонники НФА, осуществлявшие блокирование городков, с другой – разблокировавшие их военные. В эти дни ни о каких случайно попавших под огонь военных мирных азербайджанцах речи уже не шло; наоборот, были убитые и раненые среди выводимых из окружения военнослужащих и членов их семей, по которым велся прицельный огонь с этажей, балконов и крыш соседних зданий и жилых домов.
Столкновения имели место вплоть до 26 января включительно и при разблокировании войсками бакинского морского порта, чья акватория контролировалась судами морского пароходства, захваченными «неформалами». Последние пытались даже протаранить гидрографические суда, на которых эвакуировали гарнизонные семьи.
По официальным данным на 26 января, сообщалось уже о 93 погибших в Баку с 20 по 22 января, как гражданских, так и военных (49).
По разным данным, всего в период с 20 января по 11 февраля погибло и скончалось от ран максимально около 120 гражданских, — в большинстве своем вооруженных сторонников НФА, но также и случайных лиц, — и более 40 военнослужащих. Речь идет о погибших не только в Баку, но и в ряде других районов АзССР. Соотношение потерь — примерно три к одному, даже учитывая многократное преимущество вооруженной армии перед якобы «безоружными» гражданскими из НФА. Такое соотношение потерь сторон напоминало не столько карательную акцию против мирных граждан, сколько штурм армией укрепленного вооруженными бунтовщиками города.
Обозленные большим числом жертв в своих рядах, а также нападками со стороны азербайджанского руководства, военные раскрыли ряд обстоятельств, так и не ставших достоянием широких масс советских людей.
Выступая на сессии ВС СССР вскоре после ввода войск в Баку, министр обороны СССР Дмитрий Язов обвинил азербайджанские власти в «подыгрывании» НФА. Это выступление было записано на диктофон в зале заседания, а расшифровка его была опубликована в ереванской газете «Авангард» от 7 марта 1990 года. Д. Язов в частности, сказал.
«Когда говорят о погибших под гусеницами танков сотнях людей, это клевета. Самый маленький человек, что погиб в течение первых трех дней, это был четырнадцатилетний мальчик, находившийся среди боевиков. А самая пожилая женщина, 1915 года рождения, умерла от инфаркта, но была похоронена, как погибшая под гусеницами танков. Клевета, ложь на каждом шагу… Ведь надо же дойти до такого кощунства – похоронили 49 человек, а вырыли 150 могил.
…Все, что расписывали члены неформальных организаций и развешивали на улицах, было точным повторением заявления товарища Кафаровой (председатель Президиума Верховного Совета АзССР – прим. автора), которая обвиняет введение чрезвычайного положения и ввод вооруженных сил.
…Когда колонны вошли в город, посыпался огонь изо всех окон… И военная прокуратура, и гражданская прокуратура стремились к тому, чтобы каждый труп был проверен медицинской экспертизой. Но ни одного трупа не дали на экспертизу, мол, мусульманские законы не позволяют этого. Я встретился с высокопоставленным шейхом (шейх-уль-ислам Аллахшукюр Пашазаде, духовный лидер мусульман Азербайджана – прим. автора). Он заявил, что мы жестокие, что в одну старуху пустили 73 пули. Я говорю, что этого быть не может, чтобы в старую женщину пустили 73 пули. А он, мол, так говорят. Я говорю: а может, неправильно говорят, позвольте взять на медицинскую экспертизу все трупы. А он – по мусульманским законам нельзя» (50).
Называть события 20 января и последующих дней «расправой советской армии над мирными жителями Баку», как это делает азербайджанская пропаганда с 1990 года по сей день, означает ставить события с ног на голову. Да и все рассуждения о «черном январе» в Баку связывают исключительно с датой 20 января, а то, что происходило в этом «интернациональном городе» с 13 по 20 января, — когда жертвами армянских погромов стали действительно мирные граждане, в большинстве своем пожилые и социально незащищенные, — замалчивается. Как будто и не было никаких погромов.
Характерна реплика Гейдара Алиева на этот счет из интервью, данного им 26 сентября 1990 года в Нахичевани давнему почитателю Андрею Караулову. Это интервью было опубликовано в московском ежемесячном журнале «Европа + Америка» в 1991 году. Интервью озаглавлено: «Гейдар Алиев: я оставил добрый след…»
Вот что говорит «оставивший добрый след» человек о кровавом январе: «Сейчас, когда с того времени прошло уже более 8 месяцев и есть возможность еще раз спокойно проанализировать этот акт насилия против азербайджанского народа, можно с полной уверенностью сказать, что никакой необходимости для введения в Баку чрезвычайного положения и высадки там крупного контингента войск не было, все конфликты между армянами и азербайджанцами кончились в Баку еще за несколько дней до этой трагической ночи, и в городе не осталось ни одного армянина. Спрашивается, кого и что защищали войска?» (51)
Обратите внимание: 20 января – «акт насилия против азербайджанского народа», «трагическая ночь». Армянские погромы с 13 по 20 января – «конфликты между армянами и азербайджанцами», «никакой необходимости для введения в Баку чрезвычайного положения не было». Да уж, воистину добрейший души человек…
Верхом цинизма является тот факт, что убитые погромщики-активисты НФА и случайные жертвы уличных перестрелок и хаотичной стрельбы 20-го января и последующих дней похоронены рядом, на «Аллее шахидов». Цинизмом является и то, что и аллея эта, и построенная на ней мечеть находятся на месте старого армянского кладбища и часовни. Именно там в свое время были похоронены тысячи жертв армянской резни сентября 1918-го, когда после взятия Баку турецкими войсками, город был отдан на трехдневную расправу бандам мусаватистов из «Кавказской исламской армии». И это также прекрасно известно азербайджанским бакинцам-старожилам. Но, по понятным причинам, они молчат об этом, словно воды в рот набрали.
…После ввода войск в Баку и введения в столице АзССР чрезвычайного положения, в городе и его окрестностях ситуация стабилизировалась, установилось видимое спокойствие.
В сельских районах же выступления протеста против «расправы над азербайджанской демократией», митинги с массовым сожжением партбилетов продолжались там и сям еще примерно неделю.
В условиях отсутствия телевещания из Баку на протяжении 4-5 дней эту роль взяла на себя телепередающая станция… в карабахской Шуше, которая еще с сентября 1989 года стала пиратски выходить в эфир во время, предназначенное для областного телевидения. В 20-х числах января 1990-го эмиссары НФА стали использовать «пиратскую» студию в Шуше для вещания на значительную часть АзССР, используя ретрансляторы в приграничных с НКАО районах. Опять интересный факт: в эти дни в Шуше появилась группа профессиональных дикторов республиканского телевидения из Баку, которая споро взялась за работу на новом месте.
Из Шуши передавались в эфир записи митингов в различных городах, райцентрах АзССР, на которых рефреном звучали лозунги «смерть армянам!», «смерть Горбачеву!» и так далее. На второй после ввода войск в Баку день демонстрировали репортаж без комментариев из Шушинской мечети. Женщины разных возрастов в черном оплакивали жертв вода войск, крича, расцарапывая до крови лица и колотя друг друга по спинам. Это было что-то вроде церемонии «Шахсей-Вахсей», когда правоверные шииты истязают себя, скорбя по сыну пророка Гусейну.
Автор этой книги наблюдал по вечерам эти передачи из Шуши, находясь у телевизора в столовой гостевого дома Каршелкокомбината, вместе с группой приехавших в Степанакерт журналистов из Москвы и еще откуда-то. Надо было видеть лица этих людей, их многозначительные и немного испуганные взгляды, которыми они обменивались во время трансляции с митингов и из Шушинской мечети…
Вскоре замолчала и Шушинская студия. В конце января у комендатуры района чрезвычайного положения НКАО и прилегающих районов АзССР все-таки «дотянулись руки» до находящейся всего в десятке километров от здания обкома пиратской студии, по сути дела, вещавшей не только с антиармянских (что, видимо, было терпимо), но уже и с антикремлевских позиций. Студию прикрыли, но одновременно с этим де-факто закрыли и вполне законное нагорно-карабахское областное телевидение, открытое полтора года тому назад с санкции ЦК КПСС.
А вскоре возобновившееся вещание Азербайджанского республиканского телевидения хотя и было, несмотря на введенное в Баку чрезвычайное положение, антиармянским по содержанию, но по форме вполне просоветским. «Плохие азербайджанские парни» вновь ушли в тень, уступив инициативу «послушным» Кремлю новым республиканским коммунистическим властям.
Кровавый спектакль с временной передачей полномочий от «послушных» к «непослушным» зашел слишком далеко, а потому должен был прекратиться. Ибо он угрожал уже самим основам власти, в чем Кремль и руководство АзССР волей-неволей были уже солидарны. Но это вовсе не означало полного отказа реальных режиссеров событий от дальнейших действий.

После января: погромы на экспорт

Между тем, организаторы армянских погромов в Баку пытались экспортировать их и за Каспий, где после всесоюзной демонстрации безнаказанности сумгаитских погромщиков Кремль получил новые вызовы в виде резни в Фергане (Узбекистан) и погромов в Новом Узене (Казахстан).
На рубеже 1989-1990 годов в ряде городов республик Средней Азии стали появляться многочисленные эмиссары из Баку, которые вели среди молодежи, прежде всего учащихся ПТУ (профессионально-технических училищ) и техникумов агитацию в пользу расправы над «иноверцами и врагами ислама». Готовым на акции, прежде всего против местного армянского населения, раздавались деньги.
Подобные акции готовились в столице Таджикской ССР Душанбе, а также в узбекских городах Самарканд и Андижан, где еще с XIX века проживало немало армян, принимавших активное участие наряду с русскими, греками и немцами в освоении Закаспийского и Туркестанского краев.
Социальная напряженность, десятилетиями царившая в этих и многих других городах советской Средней Азии, позволила организаторам беспорядков добиться в ряде мест некоторых успехов. В частности, брожение в Душанбе вылилось 11-13 февраля 1990 года в массовые беспорядки, сопровождавшиеся погромами и грабежами.
Катализатором событий в Душанбе вновь послужила информационная провокация. В середине января в Душанбе самолетом из Баку были вывезены несколько десятков беженцев-армян. Предполагалось лишь временно разместить их в таджикской столице для дальнейшей отправки в Ереван, поскольку среди них были нетранспортабельные раненые и больные. Однако тут же был распущен слух, что в республику прибыли «пять тысяч» армян-беженцев из Баку, и им-де выделяют квартиры в новостройках.
Этот провокационный слух буквально взорвал обстановку, исподволь уже длительное время целенаправленно подогревавшуюся эмиссарами из Баку, которые, по свидетельствам местных жителей, выступали в мечетях, встречались с молодежью. При этом самих бакинских беженцев накануне уже отправили из Душанбе самолетом в Ереван.
Однако об армянах вообще очень быстро забыли, и беспорядки, начавшиеся под предлогом изгнания армянских беженцев, якобы претендующих на квартиры, вскоре вылились в банальные погромы и грабежи под антиправительственными и происламскими лозунгами. В ходе беспорядков, по официальным данным, погибли 20 человек, около 600 были ранены, из них 74 получили огнестрельные ранения (52).
Далеко не большинство пострадавших от погромов были горожанами «нетитульной нации». Среди не столь многочисленных местных армян жертв и вовсе не было, но многие из 5 тысяч горожан-армян все же решили навсегда покинуть Душанбе.
По свидетельствам приехавшим в Ереван из Таджикской ССР армян, приезжим организаторам беспорядков не удалось повернуть их в нужное «антиармянское русло» по ряду объективных причин.
«В душанбинских погромах явно прослеживается бакинский «след», — сказал вскоре после беспорядков житель Душанбе Араик Вартанян, — Но разница в том, что в отличие от Азербайджана, руководство Таджикистана не принимало участия в этой анитиармянской истерии и даже пыталось нам помочь» (53).
Впоследствии появились все новые свидетельства о том, что попытки спровоцировать антиармянские выступления сразу в ряде городов Средней Азии готовились именно эмиссарами из Баку.
Так, 9 февраля президиум неформальной организации «Растохез» обратился с письмом в ЦК КП Таджикистана, в котором до сведения руководства республики доводилось, что по городу ходят приезжие люди и призывают к армянским погромам.
16 февраля, уже после введения чрезвычайного положения в Душанбе, некто Тагир Джафаров, член НФА пытался на площади Ленина организовать группу молодых таджиков на митинг против введения чрезвычайного положения.
23 февраля в главном корпусе Таджикского политехнического института была задержана за распространение фотографий и печатной продукции провокационного характера жительница Баку, преподаватель одного из бакинских вузов М.Низаметдинова.
Отдельные провокационные заявления на митинге 11 февраля, предшествовавшем беспорядкам, были приведены его очевидцами спецкору армянской республиканской газеты «Коммунист», побывавшему в Душанбе уже после беспорядков.
«Я недавно вернулся из командировки в Ереван, где договаривался о поставках к нам автофургонов ЕрАЗ. Но на заводе мне ответили, что мусульманам машины продавать не будут». «Халаты, которые мы посылали для людей пострадавших от землетрясения, используют там как ветошь и тряпки» (54).
А в марте в Душанбе пошел гулять слух, что в Армянской ССР, в зоне бедствия убит строитель-таджик (55).
Тем не менее, в целом попытка НФА «экспортировать» бакинские погромы в Душанбе провалилась. В значительной мере это было связано с иными национальными устремлениями таджикского общества. К. Халиков, заместитель председателя «Растохеза», сказал в интервью ереванскому журналисту: «Мы всегда подчеркивали, что отвергаем и осуждаем методы, принятые на вооружение Народным фронтом Азербайджана. Нас тревожат пантюркистские настроения в Азербайджане, потому как пантюркизм был всегда направлен и против таджиков. Нам ближе и понятнее стремление народа Армении и Карабаха к воссоединению» (56).
Между тем, сразу же по горячим следам событий Президиум Академии наук Таджикской СССР направил в адрес президента Академии наук Армянской ССР всемирно известного академика-астрофизика Виктора Амбарцумяна письмо, опубликованное 20 февраля практически во всем армянских СМИ. В письме, от имени научной общественности приносились извинения «за провокационные действия темных сил, втянувших группу неискушенной таджикской молодежи в антиармянскую акцию», говорилось, что «эти действия получили решительное осуждение общественности республики»(57).
Кстати, как и в Баку, в Душанбе союзные власти проявили слабоволие, действовали с опозданием и заботились не столько о жизни граждан, сколько о сохранении власти. Так, корреспондент профсоюзной газеты «Труд» в репортаже из Душанбе отмечал: «И жертв, и погромов могло быть меньше. Вывод такой делаю потому, что в полночь был в здании ЦК Компартии Таджикистана и видел там сотни «спецназовцев» и солдат внутренних войск, державших там круговую оборону. Многие «спецназовцы» спали прямо на ковровых дорожках коридоров. А в это время шли погромы в микрорайонах на окраине города, там некому было защитить людей» (58).
Между тем, провокации, аналогичные душанбинским, в тот же период имели место и в соседнем Узбекистане.
После ввода армии в Баку и ее столкновений с отрядами НФА лидеры последней начали распространять разного рода слухи с целью возбудить антиармянские и антирусские настроения в Узбекистане. Так, в адрес ряда республиканских организаций, в том числе и в военный комиссариат, пришли телеграммы за подписью представителей НФА. В них утверждалось, что якобы в Сальянских казармах Бакинского военного гарнизона в результате ссоры между военнослужащими-русскими и представителями ряда других национальностей возникла перестрелка, в результате которой якобы погибли 56 узбеков (59).
16 февраля 1990-го пресс-центр МВД СССР сообщал, что в Узбекской ССР, в граничащих с Таджикской ССР регионах «осложнилась оперативная обстановка. Чаще стали появляться листовки о якобы происходящем расселении беженцев из Азербайджана и предоставлении им жилой площади… В Самарканде обнаружено еще 30 листовок антиармянского содержания. В Сиабском районе 14 февраля оштрафован на 500 рублей И. Б. Гусейнов, который 13 февраля в гостинице «Самарканд» высказывался за изгнание армян и применение к ним силы» (60).
Выступая на сессии Верховного Совета СССР, министр внутренних В.Бакатин и шеф КГБ СССР В.Крючков поведали, что эмиссары НФА прилагали усилии с целью организации антиармянских акций в Самарканде (61).
Попытка проведения акции против местных армян имела место и в Андижане, в мае 1990 года.
Как представляется, вся эта широкомасштабная деятельность азербайджанских националистов вряд ли бы стала возможной в Средней Азии без оперативной помощи турецких спецслужб, исконно располагавших агентурой в «мусульманских», тем более тюркоязычных республиках Советского Союза, которые на полном серьезе рассматривались как зона влияния и ответственности Анкары в преддверии ожидавшегося распада СССР.
Вскоре после «умиротворения» Баку республика получила нового лидера. На пленуме ЦК КП Азербайджана первым секретарем был избран Аяз Муталибов, занимавший до того пост Председателя Совмина АзССР. В своем первом выступлении в качестве лидера республики на сессии ВС СССР он обвинил карабахских армян во всех возможных грехах. В том числе, в возникшей, по его словам, «в последнее время» идее самоопределения.
Закончил свое выступление новый партийный вождь ставшим традиционным и для азербайджанских «неформалов» из НФА, и для депутатов от этой республики лозунгом: «Дальше катастрофа, дальше – смерть!» Словно кровавый январь 1990-го еще не был катастрофой и не был отмечен беспрецедентным количеством жертв.

Арсен Мелик-Шахназаров

Цитируется по: «Нагорный Карабах: факты против лжи Арсен Мелик-Шахназаров,М.: Волшебный фонарь, 2009»

_____________________________

1 «Известия», 03.01.1990 г.
2 Андрей Крайний, «Приказано не стрелять» «Комсомольская правда», 10.01.1990 г.
3 «Известия», 08.01.1990 г.
4 «Комсомольская правда», 10.01.1990 г.
5 «На советско-иранской границе вновь обострилась обстановка», «Известия», 19.01.1990 г.
6 «Комсомольская правда», 10.01.1990 г.
7 ТАСС-«Известия», 06.01.1990 г.
8 А.Давидян, «Бои у Ерасха», республиканская газета «Коммунист» (Ереван), 21.01.1990 г.
9 «Известия», 22.01.1990 г.
10 «Советский Карабах», 04.01.1990 г.
11 Арменпресс, «Советский Карабах», 11.01.1990 г.
12 «Геташен в кольце», «Советский Карабах», 07.01.1990 г.
13 С.Марианян, «Оборона Манашида», «Советский Карабах», 17.01.1990 г.
14 «Известия», 16.01.1990 г.
15 Андрей Пральников, «Затишье в Карабахе», «Московские новости», 04.02.1990 г.
16 «Московские новости», N 4, 1990 г.
17 «Современный Азербайджан», «Новый Восток», N 4, 1926 г., стр. 174
18 Там же, стр. 175
19 Там же, стр. 176
20 Население СССР по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. Москва. Финансы и статистика. 1990, стр. 20
21 Е.Асланян, «Заколоченная дверь», «Анив», N 4(13), 2007 г., стр. 37-38; см. www.aniv.ru
22 «Нам вместе жить», Константин Михайлов, «Собеседник», N 3, январь 1989 г.
23 Е.Асланян, «Заколоченная дверь», «Анив», N 4(13), 2007 г., стр. 38
24 Александр Лебедь. За державу обидно. Москва. 1995, стр. 242-243
25 И.М.Мосесова скончалась в Московской области в январе 2008 года
26 «И.Мосесова, «Бакинские погромы: механизм подготовки и осуществления», «Голос Армении», 12.01.1991 г.
27 «Президент Азербайджана Гейдар Алиев принял группу писателей и поэтов», «Бакинский рабочий», 12.11.1999 г.
28 «Голос Армении», 12.01.1991 г.
29 Там же
30 «Баку: что дальше», «Московские новости», N 4, 1990 г.
31 «Заложники неизвестности», И.Афанасьев, «Учительская газета», N 5, январь 1990 г.
32 «Раскаленный январь», «Московские новости», 21.01 1990 г.
33 И.М.Мосесова. Армяне Баку: бытие и исход. Свидетельства очевидцев. Газетные и журнальные публикации. Факты и комментарии к ним». Ереван. «Айастан», 1999
34 И.Мосесова. Указ. соч., стр. 33-34.
35 «Новая жизнь», независимая социал-демократическая газета, 1990, N 5(14)
36 «Страна и мир», 1990, N 1(55)
37 К.Агекян, «Какими мы были», «Анив», N 4(13), 2007 г., стр. 74
38 «Свидетельствуют очевидцы бакинских событий», «Правда Украины» (Запорожье), N 24, 1990 г.
39 «Рассказывают беженцы», Д.Демидов, «Труд», 25.01.1990 г.
40 «Заложники неизвестности», И.Афанасьев, «Учительская газета», N 5, январь 1990 г.
41 «Беда… Вам будет плохо…» Л. Жукова, «Литературная Россия», N 5, 02.02.1990 г.
42 «Беженцы прибывают в Москву», «Известия», 25.01.1990 г.
43 Там же.
44 «Труд», 21.01.1990 г.
45 «Московские новости», N 4, 1990 г.
46 «Труд», 21.01.1990 г.
47 «Известия», 31.01.1990 г.
48 «Баку, 22 января», «Известия», 22.01.1990 г.
49 ТАСС-«Красная звезда», 26.01.1990 г.
50 «Авангард», 07.03.1990 г.
51 «Европа + Америка» 1991г., № 2, стр.109
52 «Обстановка нормализуется», «Известия», 19.02.1990 г.
53 «По знакомому сценарию», республиканская газета «Коммунист» (Ереван), 17.02.1990 г.
54 Т.Акопян. «Командировка в Таджикистан», «Коммунист», 27-28.03.1990 г.
55 Там же
56 Там же
57 «Известия», 20.02.1990 г.
58 «Труд», 15.02.1990 г.
59 «Рабочая трибуна», 01.02.1990 г.
60 ТАСС-«Правда», 17.02.1990 г.
61 «Коммунист», 29.03.1990 г.