КАРАБАХСКИЙ ФРОНТ МОСКВЫ

«Наша Среда online» — Продолжаем публикацию материалов советской (российской) интеллигенции, не побоявшейся, в трудные времена глухой информационной блокады вокруг событий в Нагорном Карабахе, поднять свой голос в защиту прав армянского населения древнего Арцаха. Предлагаем вашему вниманию статью Константина Воеводского, опубликованные в журнале «Pro Armenia» N 7, 1992 год.

Перестройка в карабахском зеркале (Опыт сравнительного анализа)

«Нож в спину перестройке» — так будто бы отозвался Михаил Горбачев о первых карабахских событиях. Мнение о карабахском конфликте, как о чем-то исключительно своеобразном, обусловленном кавказской экзотикой, популярно и теперь. Между тем карабахский кризис уникален именно в своей типичности. Эта парадоксальная, но точная дефиниция вытекает из рассмотрения всех его стадий и их сопоставления с процессами, протекавшими во всем (теперь уже бывшем) Союзе. При этом события в Карабахе и вокруг него не столько повторяли, сколько предвосхищали очередные перестроенные новшества, а редкостная острота конфликта и некоторая доза местного колорита, подобно щепотке перца, лишь делали все происходящее более ярким и выпуклым.

1. УВЕРТЮРА

Как ужасно жить в этой стране

Кем перестроечным потрясениям предшествовал некий латентный период, когда страна с изумлением обоняла непривычные поветрия с кремлевского Олимпа. «Все стоят разинув рот, а он им рассказывает, как ужасно жить в этой стране», — суммировала свои впечатления одна двенадцатилетняя девочка, посмотрев телерепортаж об очередном рейде в народ (на сей раз на Дальний Восток) непривычно моложавого непоседы генсека.

Не следует удивляться, что на демократические авансы сверху первыми откликнулись те слои общества, которые носили в себе давно созревшие, больно задевающие их проблемы, не находившие разрешения в рамках традиционной тоталитарной системы: политзаключенные и их близкие, диссиденты, оппозиционно настроенные деятели культуры, национальные меньшинства, люди, под вергавшиеся преследованиям за веру. Эти возгласы из зала не укладывались в партитуру перестройки, где за автором были зарезервированы также роли дирижера и солиста: перестройка затевалась частью правящей элиты для решения своих номенклатурно-мафиозных задач, а не проблем общества. Первоначальная реакция Кремля на непредусмотренные либретто инициативы снизу носила вполне застойный характер, иногда смягченный либерально-перестроечным духом. Так, например, заболтали в 1987 году инициативу, связанную с судьбой крымских татар, — без всяких последствий для сути дела, но, правда, и без преследования «подписантов».

Содержание раннего латентного периода, его итог неплохо выражаются стершимся от употребления штампом «народ поверил в перестройку». Быть может, ярче всего этот феномен проявился именно в Карабахе, где многовековая прорусская ориентация и некоторая провинциальная наивность сделали веру куда более крепкой и искренней, чем в искушенных столичных кругах. Организуя у себя первый в истории страны референдум («технический референдум» 1987 года), принимая на бесчисленных собраниях и сходах резолюции о воссоединении с Арменией, уснащенные заклинаниями о «ленинской национальной политике», скандируя на митингах: «Ленин — партия — Горбачев», карабахцы, вероятно, искренне полагали, что не только отстаивают свои права, но и помогают новому лидеру прокладывать провозглашенный им курс на демократизацию, и потому их начинание будет встречено с пониманием и даже энтузиазмом. Крепче вера — горше разочарование.

Подарок перестройке

Эта вера имела тем больше оснований, что по легкости и бесконфликтности, с какими могла быть в то время решена карабахская проблема, она являла собой редкостное, счастливое исключение; воистину, это был подарок перестройке. На чем основано сие — возможно, неожиданное — суждение?

Несправедливость и преступления, во множестве совершенные большевиками против разных народов, в подавляющем большинстве случаев очень непросто исправить, даже при искреннем желании. Достаточно вспомнить крымских татар, поволжских немцев, другие депортированные народы, чтобы понять, с какими реальными трудностями должно столкнуться государство, пожелай оно восстановить попранную некогда справедливость.

Чтобы поправить несправедливость, допущенную по отношению к карабахским армянам в 1921 году, когда область, на 95 процентов населенная армянами, была отдана Азербайджану, хватило бы одного росчерка державного пера. И не нужно никого никуда переселять, ведь речь шла не о тех многих и многих армянах, кто вынужден был уехать, а о тех, кто оставался в Карабахе и по-прежнему составлял большинство его населения. Речь шла всего-навсего об административном переподчинении небольшой (с населением менее 200 тысяч человек) области. Вряд ли нужно напоминать, что провозглашенный в конституциях государственный суверенитет союзных республик являлся чистейшей фикцией, а границы между ними были в действительности не государственными, а административными, вследствие чего многочисленные передвижки межреспубликанских границ всегда совершались без каких-либо заминок и конфликтов.

Решение карабахской проблемы облегчалось и тем, что на ранней стадии отсутствовал элемент межэтнической вражды. Документы и свидетельства очевидцев говорят о том, что не только само карабахское движение было свободно от вражды к азербайджанскому населению края, но и оно относилось к идее воссоединения Карабаха с Арменией достаточно терпимо.(*)

———————————————————————-
(*) Об этом говорит много очевидцев и непосредственных участников событий, в т.ч. например Роберт Кочарян — Прим. сост. БД.
———————————————————————-

Сейчас в такую толерантность даже трудно поверить, но у нее были свои, вполне прозреваемые причины. Главным побудительным мотивом воссоединения было систематическое ущемление прав армян ИКАО со стороны бакинского руководства. Недовольство угнетаемого этноса часто в обыденном сознании переносится на всех представителей господствующего этноса, что и может породить межнациональную вражду. Однако и в этом отношении ситуация в Карабахе была счастливым исключением. Хотя республиканское руководство, особенно в годы, предшествовавшие кризису, активно насаждало в Карабахе азербайджанские кадры и препятствовало продвижению армянских, все же к началу 1988 года процесс не зашел очень далеко и большинство в местном руководстве составляли армяне (кроме Шушинского района с преобладающим азербайджанским населением). Вследствие этого непричастность местных азербайджанцев к дискриминационной политике Баку была для всякого очевидна, и у армян не было повода увязывать ее с национальной принадлежностью представителей власти местного уровня.

Отметим еще одно обстоятельство, несомненно важное для кремлевского руководства. Поначалу ни карабахское движение, ни сама проблема не имели той идеологической подоплеки, а вместе с ней и оппозиционной окраски, которые обозначились чуть позже. В начале 1988 года Армения была ничуть не менее коммунистической, чем Азербайджан, а лозунги движения не подразумевали какого-либо подрыва идеологических устоев.

Итак, со всех точек зрения Кремлю не стоило бы больших хлопот удовлетворить ходатайство облсовета о выходе ИКАО из состава Азербайджана и ее воссоединении с Арменией. Более того, благосклонное отношение к карабахским инициативам сулило перестройке и ее лидеру немалый пропагандистский капитал. Главный пафос карабахского движения заключался в праве народов на самоопределение, праве, отраженном в международных пактах, ратифицированных СССР. Движение носило отчетливо выраженный правозащитный характер, причем в силу некоторых отчасти уже упомянутых местных особенностей соответствующие пункты названных документов были применимы к ситуации в Карабахе с редкой для реальной жизни бесспорностью. Лидер перестройки имел редчайшую возможность, легко разрешив жгучую проблему десятилетий, задешево приобрести всемирную репутацию поборника прав человека и создать эффектную рекламу своему детищу.

Поучительно разобраться, почему реальные события потекли совсем по другому руслу. В какой-то мере это дает ключ к пониманию всего феномена перестройки — ведь, не справившись с первым испытанием, перестройка и ее зачинщик уже в начале 1988 года расписались в своей никчемности и не оставили ни малейших надежд на плодотворное разрешение куда более сложных и масштабных задач, таких, например, как реформа экономики.

Чей козырь выше?

Поначалу могло показаться, что негативное отношение Кремля к карабахским инициативам объясняется недостаточной осведомленностью о сути происходящего и естественным консерватизмом, с каким любая власть встречает всякого рода новшества. Однако вскоре стало ясно, что власти с самого начала были однозначно настроены против отделения Карабаха от Азербайджана, не намерены были соглашаться на это ни под каким видом. В чем же причина такой позиции?

Многие, особенно в Армении, видят ее в мощном влиянии проазербайджанского лобби в Кремле, приводя в обоснование список фамилий, начинающийся, как правило, с Гейдара Алиева. В Азербайджане, напротив, любят разоблачать проармянское лобби, здесь список чаще всего открывает академик Аганбегян. Не фетишизируя этот субъективный фактор, не будем, однако, его недооценивать: ведь в государстве, построенном по кланово-мафиозному принципу, самые серьезные решения могут приниматься под влиянием совершенно вздорных причин, и в первую очередь личных пристрастий. Так чей же козырь был выше?

Нетрудно заметить, что проармянский список явно не выдерживает конкуренции. Он сплошь-состоит из академиков, профессоров, элитарных журналистов, литераторов и т.п., то есть в лучшем случае это представители околопартийной науки, чьей задачей всегда было не подсказывать решения носителям власти (как это бывает в благоустроенных государствах), а уснащать наукообразной марксистской тарабарщиной решения, принятые без их участия полуграмотными хозяевами начальственных кресел.

Качественное различие между столичными «болельщиками» за ту или другую команду усилилось с началом кризиса, когда стороны приступили к «вербовке» заступников.

В Армении из-за трусливого поведения властей эту миссию приняла на себя оппозиция (демократы — по установившейся вскоре терминологии) и широкая общественность. Это определило как образ действий, так и сами кандидатуры. Так, в начале 1989 года народным депутатом СССР от Армении стала Галина Старовойтова; своими «заступниками» кара-бахцы всегда считали Андрея Сахарова и Елену Боннэр, можно назвать и другие имена; важно, что выбор падал на «новых людей», заслуживших симпатии общества своими убеждениями и готовностью их отстаивать.

В Азербайджане «вербовкой» занимались партийные власти, и их выбор, основанный совсем на других принципах, был более практичным. В союзный парламент и на последний съезд КПСС Азербайджан посылал таких людей, как адмирал Чернавин (нынешний главком ВМФ CHD, В.А.Михайлов (заведующий подотделом межнациональных отношений ЦК КПСС), Л.П.Кравченко (директор ТАСС, позже шеф Гостелерадио), Н.С.Конарев (министр путей сообщения СССР); членом ЦК КП Азербайджана сделали военного коменданта ИКАО Сафонова. Сколь ни нелепо такое сближение, но роль «азербайджанского Сахарова», похоже, долгое время играл… Егор Лигачев, если иметь в виду то почтение, которое испытывала к нему азербайджанская общественность, не исключая и «демократов»(**)

Следует напомнить, что все как бы стихийные, а в действительности четко спланированные противоправные акции, которые последовали за решением облсовета ИКАО от 20 февраля 1988 года и интерпретировались как реакция на это решение, исходили не от местных азербайджанцев, а от жителей сопредельных с ИКАО или вовсе далеких от нее районов, чьих интересов решение облсовета никак не затрагивало.

Их всех вместе как защитников интересов Азербайджана Г.Старовойтова могла бы одолеть на сессиях и съездах, но, кажется, они и не пытались выступать в открытых дискуссиях. Зная цену отечественному парламентаризму, они рассматривали депутатские мандаты как регалии, причитающиеся им по чину, и опасались, что не получат их в развращенной новыми веяниями метрополии. Услуги партийных властей Азербайджана, приютивших этих беженцев из центра, они оплачивали не речами и резолюциями, а конкретной работой на своих постах. Л.Кравченко — соответствующей подачей информации, Н.Конарев — содействием железнодорожной блокаде Армении, Черна-вин (уже в эпоху СНГ) — сговорчивостью при дележе Каспийской флотилии и т.п.(***)

Не искушай…

Была, однако же, и объективная причина, почему Кремль однозначно стал на сторону Азербайджана. Возможно, она-то и есть главная, а отмеченный выше субъективный фактор — всего лишь механизм ее действия.

Официальная пропаганда объясняла неприемлемость карабахской инициативы во всех ее модификациях (воссоединение с Арменией, присоединение к России, подчинение непосредственно центру и пр.) тем, что это подаст прельстительный пример другим автономиям, этническим группам, населению спорных территорий и они потребуют пересмотра их государственно — административного статуса, что приведет к хаосу. При буквальном истолковании этого тезиса «(без попытки читать между строк) его несостоятельность очевидна. Нелепо думать, что какой-то народ воодушевится определенной целью и предпримет серьезные усилия для ее достижения только потому, что это перестало возбраняться. Там, где начинания, сходные с карабахскими, отвечали насущным потребностям, они созрели, каждое в свое время, несмотря на наглядную острастку в виде жестокого подавления карабахского движения. Что же касается хаоса и неустройств, то кому как не советскому человеку знать, что их может порождать не отсутствие запретов, а тотальный запрет всего без разбору.

Неполные четыре года безоглядного поклонения идолу нерушимости границ привели к государственным катаклизмам, в свете которых вопрос об административном подчинении НКАО совершенно меркнет. Эта политика продолжает свое разрушительное действие, и множатся примеры опасных спекуляций вокруг права на самоопределение, когда за декларациями о суверенитетах стоит всего лишь перетягивание одеяла между разными политическими группировками, а не реальное стремление создать независимое государство со всеми вытекающими из этого последствиями и ответственностью перед народом и мировым сообществом.(****)

Вернемся, однако, к началу 1988 года. В одном отношении инициатива карабахцев действительно могла бы стать прельстительным примером, не встреть она силового отпора государства, причем примером отнюдь не только для автономий или нацменьшинств. Это был бы очень заманчивый пример мирных политических преобразований с опорой на действующие законы и существующие выборные органы власти, преобразований, которые — это ясно сознавали в Кремле — завели бы гораздо дальше, чем того желали зачинатели перестройки. Впервые орган советской власти — облсовет НКАО — принял решение, продиктованное волей и интересами избирателей, а не указанием сверху. Мог ли Кремль не ощетиниться, не свистать всех наверх, если в ближайшем будущем маячили вьиюры в Верховный Совет СССР, которые при проснувшейся общественной активности могли привести — по горбачевской терминологии — к непредсказуемым последствиям? Очень может быть, что именно пугающий демарш карабахского облсове-та (заметим, еще старого доперестро-ечного созыва) подвиг власти на разработку нелепого избирательного закона с его депутатами от общественных организаций, окружными избирательными собраниями, съездом народных депутатов и прочими законодательно закрепленными антидемократическими фильтрами.

Эти не могут, те не хотят — как это называется?

Каковы бы ни были причины принятого на самом верху решения, оно было однозначным и бесповоротным: не уступать карабахским «сепаратистам» ни при каких условиях. Показательно, что для противодействия карабахской инициативе ни московские, ни бакинские власти даже не пытались использовать средства, предоставляемые законом. По наблюдению автора, это ставит в тупик многих — особенно

зарубежных — исследователей. Они не могут взять в толк, как вообще ходатайство (то есть просьба, а не ультиматум) облсовета, в чем бы оно ни состояло, могло стать причиной острого кризиса. Говоря словами Ходжи Насреддина, это заставляет искать там, где не спрятано: доискиваться каких-то тайных истоков конфликта, доверчиво прислушиваясь к невразумительным намекам пропаганды на эфемерные «коррумпированные кланы» и тому подобную чепуху.

———————————————————————-
(**) Автор впервые столкнулся с феноменом почитания Лигачева в октябре 1989 года в беседе с активистом Народного фронта Азербайджана Этибаром Джафаровым. Последний весьма колоритная фигура. Тележурналист по профессии, он снимал с борта вертолета, а потом с БТР панораму и отдельные сцены сумгаитского погрома. Материал, по словам Джафарова, был сдан в КГБ. В октябре 1989 года наш герой представлялся как член правления НФА, но позже представители НФА заявили, что членом правления Джафаров никогда не был, хотя его активную роль и авторитет в НФА не отрицали. Занятно, что и сам Джафаров часть своего выступления перед ленинградцами посвятил дезавуированию высказываний некоторых азербайджанских деятелей от имени НФА. Вскоре он появился на телеэкранах в качестве московского корреспондента ТСН, а в сентябре 1990 года отправился в Баку для освещения выборов в Верховный Совет, где был задержан стражами порядка и на какое-то время исчез с экранов, чтобы вновь вынырнуть в «Вестях». На экране Джафаров переименовался из Этибара в Эдуарда, но иногда возвращался и к исконному своему имени. «Вести» поручили ему освещение тбилисских боев, что, учитывая склонность этого журналиста к «художествам», было, как нам кажется, неосмотрительно. С конца апреля 1992 года Э.Джафаров снова в эфире — как корреспондент «Новостей» первого телеканала в Азербайджане.

(***) Не обошли и первое лицо государства — генсека-президента. Участие Азербайджана во всесоюзном референдуме 17 марта 1991 года и нужный Горбачеву итог голосования он получил от бакинского руководства за поддержку в карабахском вопросе. Ссылки на «голос народа» здесь неуместны, ибо спустя несколько месяцев народ так же дружно проголосовал за независимость, так что итог мартовского референдума — всецело заслуга азербайджанского партийного руководства.

(****) В международном праве имеются серьезные наработки, касающиеся разграничения сфер применения принципа территориальной целостности государств и права народов на самоопределение, хотя этот вопрос и нельзя считать полностью исчерпанным. Вместо того чтобы донести достижения правовой мысли до общественного сознания, укоренить и развить их в национальном законодательстве (что помогло бы отделить злаки от плевел), российские политики и юристы упражняются в неубедительном ритуальном сквернословии (в стиле Жданова-Суслова) по адресу разнообразных «сепаратистов», которых становится от этого все больше.
———————————————————————-

И в самом деле, почему бы Верховному Совету Азербайджана не принять было ходатайство облсовета НКАО и, рассмотрев его в положенный срок, не отклонить? Зачем центральные средства массовой информации утаили от страны само существование этого ходатайства, а все происшедшее к 24 февраля (дата первого сообщения) охарактеризовали как «безответственные призывы отдельных экстремистски настроенных лиц»? Вряд ли отказ ВС Азербайджана остановил бы карабахское движение, но с помощью юридического крючкотворства, играя на противоречиях в союзном и республиканских законодательствах, дело можно было бы тянуть произвольно долго, сохраняя и желаемый статус-кво, д общественный порядок.

Суть, очевидно, в том, что Москву занимало не существо спора — кому отдать Карабах, — а то, каж карабахская эпопея отразится на начавшихся в стране общественных процессах. С этой точки зрения длительное, дотошное и гласное разбирательство в условиях спокойствия и порядка было бы для Кремля наихудшим исходом — уж лучше было сразу отдать Карабах Армении. Такое разбирательство извлекло бы на свет божий массу невыгодных для режима исторических и правовнх обстоятельств, побудило бы заинтересованную публику к далеко идущим аналогиям, вообще стало бы нежелательной школой правовых знаний и гражданской активности для всей страны. Например, узнав, что Карабах был присоединен к Азербайджану решением Кавбюро РКП (б) от 5 июля 1921 года, советские граждане задались бы естественным вопросом, каким образом орган политической партии России может распоряжаться границами, и притом не только России, но и независимых от нее государств, каковыми были до декабря 1922 года Армения и Азербайджан. Отсюда рукой подать до размышлений о странном месте КПСС в государстве и обществе, пресловутой б-й статье и т.д. Таких примеров каждый советский — в недавнем прошлом — читатель может привести несметное число. Обнаружилось бы разительное несоответствие национального законодательства (а тем более — правоприменительной практики) международным соглашениям о правах человека, которые тогда оставались еще полузасекреченными, — словом, легальный конституционный путь решения проблемы, к чему бы решению он ни привел, сам по себе был для партократической власти гибельным.

Но и прежние — застойного образца — методы быстро показали свою несостоятельность. Направленный в Карабах в середине февраля партийно-пропагандистский десант московских и бакинских функционеров, к которому присоединился и первый секретарь азербайджанского ЦК Багиров, не смог предотвратить сессии облсовета или повлиять на ее решение. Это позволяет говорить о 20 февраля 1988 года как о конце латентного периода и начале карабахского кризиса.

2. АКТ ПЕРВЫЙ: ПРОЦЕСС ПОШЕЛ

Когда увертюра была отыграна, пошел первый акт перестройки, ее звездный час. Строго говоря, это и был собственно перестроечный период, в отличие от до- и постперестроечного. Чем он примечателен?

«Поверивший в перестройку» народ выдвигает идеи, не предусмотренные в либретто, и начинает вмешиваться в ход действия. При этом большинство общественно активных граждан поначалу не считают себя оппозицией. Как заметил публицист, все находятся по одну сторону баррикад.

Но власти на сей счет не обольщаются и противодействуют несанкционированной активности. Дело осложняется явной несостоятельностью привычных методов, а желание выдержать перестроечный фасон перед Западом ограничивает применение грубой силы.

Тогда-то на сцене разворачиваются перестроечные кунштюки. Их набор эклектичен. Тут и либеральные начинания: прямые трансляции и «круглые столы», посмертные правовые импровизации вроде уже упоминавшегося избирательного законодательства. Тут, наконец, и вульгарная провокация, и погромы, и — как предзнаменование главной темы следующего акта — полицейские дубинки и саперные лопатки.

Такой широкий спектр наводит на мысль о борьбе ястребов с голубями. Но кремлевская политика остается со времен Черчилля «возней бульдогов под ковром». Поэтому нельзя понять, точно ли дело в столкновении разных политических линий или просто один руководитель отвечает в политбюро за «круглые столы», другой — за погромы.

Но истощается запас перестроечных выдумок. Определенная часть демократов не на шутку зачисляет себя в оппозицию. Власти, чуя, что вода дошла до горла, отбрасывают либеральные ужимки. Да и Запад, цепенея от страха перед распадом ядерного колосса, готов простить плетку в руке нобелевского лауреата, лишь бы не рябило в глазах от стремительно плодящихся суверенов (*). Перестроечной кутерьме приходит конец.

———————————————————————-
(*) Рассказывают, что некогда туземный царек предложил в награду английскому дипломату гарем из ста жен Свой отказ сей джентльмен пояснил так: «Я не вынесу вида двухсот чулок, вывешиваемых каждое утро в моей ванной» Не убереглись! Двести не двести, но дюжину наших полотнищ перед штаб-квартирой ООН им терпеть приходится.
———————————————————————-

В метрополии это случилось 19 августа 1991 года, хотя поворот к такому исходу обозначился на рубеже девяностогодевяносто первого года отставкой Шеварднадзе и возвышением будущих путчистов. В Карабахе этапы сменялись быстрее и отграничивались резче. 28 ноября 1989 года, отменив особое управление в НКАО, Кремль взял курс на прямой террор, а 15 января 1990 года там было введено чрезвычайное положение: первый акт закончился. Проследим основные процессы и тенденции этого этапа на примере Карабаха.

Рост общественной активности

Итак, 20 февраля 1988 года вопреки давлению и угрозам облсовет НКАО принял свое эпохальное решение, опиравшееся на итоги технического референдума и поддержанное небывалыми митингами и забастовками. На следующий день митинги перекинулись в Ереван, где в течение двух-трех дней число демонстрантов перевалило за миллион. Масштабы акций были для Кремля неожиданными. Особое раздражение вызывала идеальная самодисциплина демонстрантов, отсутствие малейших эксцессов. Официальная пропаганда усматривала в этом руку западных спецслужб.

Пригрозив забастовкой, сотрудники АрмТВ добились разрешения транслировать митинги: одному из столпов режима — цензуре — был нанесен смертельный удар.

Главное требование демонстрантов было законным и естественным — созыв сессии Верховного Совета Армении для рассмотрения ходатайства НКАО. Растерявшееся республиканское руководство отмалчивалось, фактически контроль за ситуацией перешел в руки комитета «Карабах», возникшего 24 февраля как центр по координации акций протеста. Значение комитета вскоре переросло первоначальные функции: он возглавил оппозицию, а спустя два с лишним года составил ядро нового руководства Армении. Позиции же компартии были необратимо подорваны уже тогда — в феврале 1988 года

Однако сохранилась надежда на перестроечное руководство в Москве, о чем свидетельствует небывалый эпистолярный взрыв. В союзные инстанции, в центральные газеты, лично Горбачеву шли тонны писем и обращений от знаменитостей, рядовых граждан, целых коллективов. Еще один поток писем шел от предприятий, творческих союзов коллегам по всей стране. Все ксероксы и принтеры Армении работали на эту кампанию: рухнули гебешные ограничения на пользование множительной техникой.

В Армении иллюзиям в отношении Горбачева с его перестройкой не суждена была долгая жизнь. Они резко пошли на убыль в конце марта 1988 года, после военного десанта на Ереван, а доконал их сам Горбачев речью и репликами на заседании Президиума ВС СССР 18 июля.

Свой декабрьский приезд в Армению в связи со спитакским землетрясением Горбачев использовал для злобных выпадов в адрес активистов комитета «Карабах», арестованных тогда же по его указанию.

Но вернемся к февралю. 26-го было обнародовано обращение Горбачева к народам Азербайджана и Армении, и митинги в Ереване решено было прервать на месяц. Без преувеличения можно сказать, что из февральских митингов Армения вышла другой страной: в ее общественном сознании произошел переворот, на который в другие времена ушли бы годы.

Между тем в Степанакерте дал трещину монолит КПСС. Тщетные попытки понудить Нагорно-Карабахский обком партии к осуждению решения облсовета от 20 февраля начались с утра следующего же дня. 22-го числа на смену лидеру КП Азербайджана Багирову(*) прибыли кандидаты в члены политбюро Демичев и Разумовский. В итоге трехнедельной эпопеи, в которой было задействовано не меньше дюжины высокопоставленных партийных чиновников из Москвы и Баку, 17 марта пленум Нагорно-Карабахского обкома отверг предполагавшиеся сверху проекты, поддержал решение облсовета и присоединился к требованиям народа о воссоединении с Арменией.

Лишь 15 июня Верховный Совет Армении отреагировал на призывы общественности и дал согласие на вхождение НКАО в состав Армении. При всей законности этого шага, с точки зрения советских понятий о верноподданности это был несомненный бунт, подобный бунту облсовета НКАО.

Было от чего схватиться за голову: освобождаться от диктата центра стали Советы еще доперестроечного созыва. Причина этого — в гласности их работы, в прямом влиянии избирателей. Сбросившее цензуру ТВ Армении транслировало все сессии, а у дверей Верховного Совета стояли тысячи людей, ожививших понятие «наказ избирателей». Летом 1988 года на дополнительных выборах в ВС прошло несколько новых депутатов, которые благодаря поддержке общественности стали играть активную роль. 24 ноября произошел открытый конфликт Верховного Совета с его председателем и президиумом, которые по указанию из Москвы саботировали очередное заседание сессии, где предстояло обсуждение положения в Карабахе и Азербайджане (там была в разгаре очередная волна армянских погромов). Сессия продолжила работу без президиума, но в ночь на 25 ноября в Ереване ввели чрезвычайное положение, и депутаты расходились по домам уже при комендантском часе. Принятые решения председатель президиума ВС Восканян объявил затем «недействительными». По сути это был разгон Верховного Совета, хоть и без прямого рукоприкладства.

Замалчивание ходатайства облсовета теми инстанциями в Москве и Баку, к которым оно было обращено, вынуждало карабахцев к радикализации(**).

21 июня облсовет обратился в ВС СССР с ходатайством того же смысла, подкрепив его ссылкой на согласие Армении. Здесь же, по-видимому, впервые, высказывается компромиссная идея о временном статусе НКАО с выводом ее из-под управления (не из состава!) АзССР до окончательного решения проблемы. Ответа не последовало, и 12 июля облсовет принимает решение о выходе Нагорного Карабаха из состава Азербайджана. Если первое постановление по традиции ссылается на «пожелания трудящихся», то здесь прямо говорится о праве на самоопределение и волеизъявление народа. Облсовет не стал уведомлять Баку о принятом решении, тем не менее ВС АзССР отменил его в тот же день, вероятно, даже раньше, чем оно было принято. Так началась «война законов», позже вошедшая в перестроечный обиход уже повсеместно.

Постановление от 12 июля не было чисто декларативным. Используя провозглашенную с кремлевских высот либерализацию хозяйственной, культурной и общественной жизни, Арцах быстро искоренял прежнюю зависимость от Баку. Общественные организации, включая КПСС, комсомол, профсоюзы и т.д., объявили об отделении от соответствующих азербайджанских структур, предприятия завязывали новые связи. Процесс обретения реальной независимости углублялся, и при полном единодушии местной власти, общественных институтов и населения остановить его, выиграть «войну законов» Москва могла только силой. Принципиальное отличие прибалтийской «войны законов» от начавшейся раньше карабахской в том и состоит, что в Балтии центр так и не решился на крупномасштабное применение силы, а в Карабахе она стала главным аргументом.

———————————————————————-
(*) Поразительный факт: утром 21 февраля Багиров, находившийся в Степанакерте целые сутки, предложил бюро обкома одобрить постановление ЦК КПСС о положении в НКАО, датированное тем же 21 февраля.

(**) Могут возразить, что 17 июня ВС АзССР отклонил-таки ходатайство облсовета. Но, во-первых, дорога ложка к обеду: к июню погромы в Азербайджане, блокада дорог, нападения на армян в Карабахе предельно накалили обстановку, и для того, чтобы направить конфликт в нужное русло, одного решения республиканского ВС было мало, да и само решение имело вид бюрократической отмашки и отрезало возможность диалога. Во-вторых, в решении есть принципиальный изъян: оно содержит ссылку не на постановление облсовета, а на некое «ходатайство депутатов», притом не датированное. Нет ссылки на постановление и ни в одном более позднем документе союзных и азербайджанских инстанций. В этом табу проявляется характерная для первобытного мышления суеверная боязнь называть опасные понятия их действительными именами. В русле той же шаманской традиции Россия и СНГ боязливо обходят молчанием референдумы в НКР и Южной Осетии, их ходатайства о приеме в СНГ и в состав Российской Федерации.
———————————————————————-

20 января 1989 года с учреждением Комитета особого управления (КОУ) НКАО полномочия облсовета были «приостановлены». Область осталась без законной власти. Какое-то время карабахцы мирились с этим, возлагая надежды на КОУ, где работали и некоторые депутаты облсовета. С КОУ сотрудничал и Совет директоров — своеобразная общественная организация, пришедшая на смену комитету «Крунк», возглавлявшему движение, после его роспуска указом ПВС АзССР 24 марта 1988 года («Крунк» возглавлял движение на ранних стадиях). В Совет директоров входили авторитетные в области люди, поэтому он мог исполнять некоторые функции самоуправления и в какой-то мере заполнять вакуум власти. Но требования возобновить деятельность облсовета не снимались, и в июне при встрече с карабахской делегацией Горбачев пообещал сделать это в десятидневный срок. Обещание выполнено не было, и 16 августа 1989 года был созван съезд полномочных представителей НКАО, делегаты которого избирались голосованием на местах. Съезд провозгласил Нагорный Карабах независимой союзной территорией и избрал Национальный Совет НКАО(*). Так была возрождена традиция самоуправления Карабаха, но вместе с тем и реализована радикально-демократическая мечта партии «Демократический союз» об Учредительном собрании и альтернативных органах власти(**).

Съезд обратился к союзным республикам с просьбой признать Национальный Совет единственным законным органом народной власти в НКАО. Позже Национальный Совет направил обращение в Совет Безопасности ООН, призвав его обеспечить безопасность армянского населения. Здесь впервые высказывалась мысль о посылке в Карабах наблюдателей и войск ООН.

С избранием Национального Совета в Карабахе сложилось своеобразное двоевластие. Народ признавал избранный им Совет, зато Москва — лишь КОУ, чьи полномочия она спустила ему сверху. Оба органа вынуждены были признавать друг друга де-факто и сотрудничать. Впрочем дни КОУ были сочтены; 28 ноября 1989 года он был распущен. Формально как бы этим восстанавливался статус-кво НКАО до 1988 года, но в реальности о возвращении к докризисным временам не могло быть и речи. Возобновление власти Баку грозило карабахским армянам участью Сумгаита.

1 декабря 1989 года Национальный Совет Нагорного Карабаха и Верховный Совет Армении приняли совместное постановление о воссоединении Нагорного Карабаха с Арменией. Около полутора месяцев реальное положение оставалось без кардинальных изменений. (В Москве и Баку готовились к фактическому воплощению постановления ВС СССР от 28 ноября.) Первый акт трагедии подходил к концу, на следующем этапе общественная активность карабахцев приняла формы, характерные для условий вражеской оккупации.

Завершая этот обзор, отметим, что, начав с борьбы за воссоединение с Арменией, карабахское движение быстро расширило сферу интересов, выдвинув задачи общедемократического и правозащитного характера. Комитет «Карабах» составил основу созданной 17 июня 1989 года массовой общественной организации АОД (Армянское общенациональное движение), наметившей программу политических и экономических преобразований и пришедшей к власти в результате выборов 1990 года.

На общественную жизнь Азербайджана карабахская проблема имела противоположное влияние. В словах некоторых азербайджанских оппозиционеров, что, не будь Карабаха, демократия в Азербайджане двинулась бы вперед семимильными шагами, есть, пожалуй, доля истины. В отличие от Армении, где естественное чувство солидарности с армянами Карабаха шло в ногу с ростом демократического и правозащитного сознания, в Азербайджане общественность оказалась перед более трудным выбором. Столь же естественное чувство госпатриотизма (само по себе, как и чувство национальной солидарности, не плохое и не хорошее) вступило в противоречие с общепринятыми понятиями о справедливости и правах человека. К сожалению, общественная мысль Азербайджана этого испытания не выдержала. Закономерно, что попытки азербайджанских оппозиционеров борьбу любыми средствами за неделимость своей малой империи сочетать с курсом на демократические преобразования не привели к успеху. В октябре 1989 года Э.Джафаров на вопрос о социально-экономической программе Народного фронта ответил, что для НФА других проблем, кроме карабахской, не существует. То же говорят и лидеры НФА, недавно пришедшие к власти. Каков был ответ союзного перестроечного руководства на активизацию карабахского движения? В его реакции можно выделить три линии:

1) прямое силовое подавление (так сказать, ястребы-рубаки);

2) интриги и провокации с целью разжечь межнациональные столкновения, организация погромов, якобы стихийных (ястребы-интриганы);

3) либеральные начинания, преимущественно декоративного характера, которые по контрасту с застойным прошлым создавали иллюзию продвижения к светлому демократическому будущему (голуби).

Ниже мы проследим, как действовали власти по этим трем направлениям.

Ястребы-рубаки

Откровенный террор, которому предстояло стать главным инструментом властей на следующих этапах кризиса, был представлен и здесь. Первый серьезный удар имел целью предотвратить возобновление акций протеста в Ереване, прерванных на месяц после обращения Горбачева 26 февраля. 21 марта знаменитой статьей в «Правде» «Эмоции и разум» началась пропагандистская подготовка, а уже на следующий день на Ереван обрушился полноценный военный десант.(***) Над крышами повисли боевые вертолеты с ракетами под брюхом (ласточки перестройки, как их окрестили ереванцы), по улицам с ревом заметались танки и БТР, не разбиравшие ни светофоров, ни встречных полос, ни трамвайных путей. Военные, только что переброшенные в Армению, вели себя разнузданно и нагло, явно выискивая повод для кровопролития.

Избежать его удалось благодаря ответственной позиции комитета «Карабах». При том всенародном негодовании, которое вызвали военные и пропагандистские демонстрации Кремля, при том огромном авторитете, которым пользовался этот комитет, ему не стоило труда бескомпромиссно выдержать взятую линию и в назначенный срок вывести на улицы ереванцев. Закон и справедливость, праведный гнев и сочувствие народа — все толкало на этот путь. На другую чашу весов ложилась лишь невинная кровь сограждан, и это решило дело. Свое влияние комитетчики употребили не на воспламенение ненависти, а на утверждение в общественном сознании сострадательного отношения к оккупантам как к бесправным исполнителям чужой воли.

———————————————————————-
(*) На съезде, в Совете (а позже и в других аналогичных случаях) резервировались места для представителей азербайджанского меньшинства. Однако они оставались вакантными вследствие бойкота со стороны азербайджанцев.

(**) Здесь, хотя бы только в теории, первенство за «Демсоюзом» Но когда в начале 1991 года ультрарадикалы из «Демсоюза» в своем нашумевшем письме заговорили о допустимости вооруженного отпора террору властей, карабахские отряды самообороны уже обосновали этот тезис на практике.

(***) Статья вызвала бурю гнева в Армении и Карабахе, и самые проницательные сразу восприняли ее как предвестие новых бед В тот же день Сильва Капутикяи телеграфировала Горбачеву «Позорная статья в «Правде» провоцирует и поощряет новые сумгаиты. В Ереване поднялась новая волна возмущения Пожар, который Вашим обращением удалось потушить, после лживой статьи может превратиться в кровопролитие Срочно нужно Ваше вмешательство» Оно, как помним, не заставило себя ждать.

Вместо намеченного митинга был устроен «мертвый уикэнд». Так сплоченно, как месяц назад они выходили на Театральную площадь, ереванцы, запасшись на два дня провизией, сидели теперь дома у открытых окон, наблюдая за Советской Армией, усмиряющей в пустом городе экстремистски настроенные элементы из числа воробьев и дворовых кошек. Настроения в Ереване выразительно передает телеграмма, отправленная министру обороны Язову от имени бабушек Еревана. Бабушки просят министра исполнить на «бис» бесплатное милитаристское представление, так восхитившее их внуков, что без его повторения малютки капризничают, не желая идти в кроватку.

И в дальнейшем лидеры карабахского движения уделяли неусыпное внимание становлению диалога с военными, разграничивая политические взаимоотношения с Кремлем и повседневные контакты с присланными им войсками. Сказалось и традиционное для Армении покровительственное отношение к «служивым». Если в других столицах солдат при аналогичных обстоятельствах встречали вздыбленными кулаками, то в Ереване симпатичные студентки консерватории (она расположена рядом с Театральной площадью, которую армия с минимальным упрямством охраняла от демонстрантов) кормили «бедных солдатиков» фруктами и сластями, прохожие, терпеливо пропуская мимо ушей стандартное «проходите, не ведено», угощали служивых сигаретами, заводили дружелюбные разговоры. Результаты такого подхода налицо. Несмотря на беспрецедентную остроту политической конфронтации с центром, Еревану долго удавалось избегать серьезного кровопролития, подобного тому, что имело место в других столицах.

Однако демонстрация нравственного превосходства и великодушия, сдобренная к тому же уничижительной иронией в духе телеграммы ереванских бабушек, скверно действовала на высшее московское руководство. Нет сомнения, что истерическая антиармянская злоба, иногда даже иррациональная, которую источал Михаил Горбачев, а с ним и большинство его окружения, замешена на комплексе неполноценности.

Для нейтрализации разлагающего влияния армянского радушия солдат, командиров, комендантов старались чаще сменять. Первую кровь в Ереване пролил один из таких новичков — генерал Альберт Макашов. Это произошло 4 июля 1988 года в аэропорту Звартноц, где была объявлена забастовка. Ворвавшиеся в зал ожидания войска напали на пассажиров, выгнали их из здания, где избиение, которому обычно подвергались и прибывшие бригады скорой помощи, продолжалось. Студент Хачик Захарян, фотографировавший побоище, был застрелен, другой человек, снимавший кинокамерой, едва избежал той же участи. Снятый им фильм был показан по Армянскому телевидению.

25 ноября в связи с уже упоминавшейся сессией ВС Армянской ССР в Ереване было введено «особое положение», предусматривавшее комендантский час, запрет митингов, забастовок и демонстраций, дававшее военным право на административные аресты. Как это ни гнусно, для эскалации террора власти в полной мере использовали спитакское землетрясение 7 декабря 1988 года и последовавший приезд Горбачева в Армению. 10 декабря внутрешше войска совершили налет на Дом писателя в Ереване, где была штаб-квартира комитета «Карабах», и арестовали находившихся там членов комитета. 13 из них, в том числе два депутата ВС Армении, арестованные позже, были тайно вывезены в Москву, где просидели в Бутырках до 30 мая следующего года. Обвинений им не предъявили, а выпустили со странной формулировкой «в связи с изменившимися обстоятельствами».

Одновременно с этим военный комендант Еревана генерал Самсонов был заменен Макашовым, который уже зарекомендовал себя в Звартноце. Самсонов вызвал недовольство Горбачева своим прагматичным поведением после землетрясения, когда он вступил во взаимодействие с комитетом «Карабах» — единственной авторитетной силой, способной мобилизовать людей на борьбу со стихией. Это не замедлило сказаться на спасательных работах. Если в первые дни военные патрули, невзирая на комендантский час, пропускали машины, направлявшиеся в зону бедствия по путевкам комитета, то позже, когда Горбачев с Макашовым «навели порядок», спасатели, прилетавшие с другого края света, ждали в аэропорту окончания комендантского часа (*).

В Карабахе террор был более жестоким и откровенным, хотя он не шел в сравнение с тем, что началось позже, — с утверждением власти республиканского Оргкомитета по НКАО. Еще за неделю до сессии облсовета в Степанакерт прибыла дивизия внутренних войск. В отличие от Еревана, где войскам делать было абсолютно нечего, в Карабахе они могли бы принести пользу. Сразу после сессии облсовета в качестве реакции на ее решение там участились нападения на армянские автомашины, автобусы, потом и на населенные пункты, попытки блокировать дороги.

Нельзя сказать, что военные вовсе не пресекали такие акции, но делалось все крайне неэффективно: главное назначение войск было в другом. Одновременно с военным десантом на Ереван активизировались военные и в Карабахе. 24 марта президиум Азербайджанской ССР запретил митинги, забастовки и демонстрации, распустил комитет «Крунк». 26 марта войска силой воспрепятствовали проведению митинга в Степанакерте.

21 сентября в НКАО было введено «особое положение» и комендантский час, и тотчас как по команде резко изменилось поведение военных. В тот же день бронемашина покалечила гусеницей двух детей, игравших на улице. В областные инстанции посыпались жалобы на произвол военных, избиения граждан, милиционеров, на необоснованные требования (например, не зажигать свет в квартирах во время комендантского часа и т.п.).

В ночь на 27 ноября войска МВД и десантники совершили налет на дом председателя комитета «Крунк» Аркадия Манучарова. Против сбежавшихся на шум соседей были пущены в ход саперные лопатки, пострадали

7 человек, одному старику лопаткой отрубили пальцы. Манучарова не было дома; он был арестован позже в Ереване и провел в разных тюрьмах полтора года (**).

10 октября 1989 года курсанты Свердловского военного училища, проезжая колонной по Степанакерту, открыли беспорядочную стрельбу. Было ранено 6 человек, один убит (известный скульптор Спартак Акопян). Пересказ всех таких инцидентов занял бы не одну страницу.

Между тем успехи внутренних войск в поддержании порядка и безопасности были более чем скромными. Разбойные нападения на людей, угон скота, диверсии против объектов жизнеобеспечения учащались, а разбой на дорогах постепенно привел к транспортной блокаде Карабаха. К лету 1989 года прекратилось автобусное сообщение между Арменией и НКАО, грузовые автоперевозки агонизировали еще полгода, пока в январе 1990 года на смену самодеятельности азербайджанских боевиков и милиции не пришла блокада, исполненная по всем правилам военного искусства армией и внутренними войсками.

Но в рассматриваемый период упор все-таки делался на косвенные приемы подавления. Главной фигурой был здесь не солдат, а погромщик.

В полную силу государственный террор развернулся в Карабахе с января 1990 года.

———————————————————————-
(*) Эти два генерала, тогда никому не известные, иллюстрируют тезис о том, что карабахский кризис служит прекрасным тестом для всех, кто оказался к нему причастным. Дальнейшая деятельность Макашова, видимо, не нуждается в комментариях, а о Самсонове напомним, что 19 августа он был назначен на высокую военную должность в Петербург, где проявил себя реально мыслящим человеком: войска, направлявшиеся в город, так его и не достигли, чем мы, возможно, обязаны той школе, которую генерал прошел в 19S8 году в Ереване. Как жаль, что карабахские уроки не идут нам впрок.

(**) Дело Манучарова войдет в историю благодаря допущенным в нем беззакониям, фантастичным даже для советской юстиции. Манучаров не был освобожден ни после избрания его депутатом ВС Армении, ни даже после постановления суда об его освобождении. Специально ради удержания Манучарова под стражей вносились изменения в союзное законодательство.

КОНСТАНТИН ВОЕВОДСКИЙ

Pro Armenia N 7, 1992

Продолжение следует…

Все материалы проекта «Карабахский фронт Москвы»

Будем признательны за материальную помощь нашему проекту, которую можно сделать через:

— систему денежных переводов PayPal

— или форму «Яндекс Деньги»:

Свои предложения и замечания Вы можете оставить через форму обратной связи

Ошибка: Контактная форма не найдена.