ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша Среда online» — Самые лучшие годы — это годы моего студенчества. Я была отличницей, активисткой, вследствие чего меня, в составе небольшой группы из пятнадцати студентов, отправили на студенческий форум в Москву, а оттуда мы должны были на неделю поехать в Польшу. Получилось так, что в Москве мы познакомились с ребятами из Польши, такими же студентами университета, как и мы, и они, узнав, что мы приедем в Варшаву, наперебой стали приглашать нас встретиться, и я обменялась адресами с их руководителем Гжегошем, студентом последнего курса юридического факультета.
В Москве мы жили в университетском общежитии, а мои родители и, особенно, бабушка, очень переживали за меня, просили почаще звонить, хотя бы звонить нашей родственнице москвичке, чтобы она передавала моим, что у меня все хорошо. Поэтому, мне приходилось каждый вечер подниматься на этаж выше, где проживали студенты-иностранцы, а конкретно, к секретарю компартии Конго, ведь только у него был телефон в комнате. Честно говоря, я первый раз видела африканца, поэтому сперва с нескрываемым интересом разглядывала его: толстые мясистые губы, курчавая шевелюра (как у нашей соседки Нары, но волосы намного гуще и чернее), широкий, несколько расплющенный нос, несоразмерно длинные руки и розовые ладони. Но, когда я просила его разрешить позвонить, то, не могла заставить себя сосредоточиться на его лице, старалась смотреть мимо. Он был среднего возраста и роста, назовём его Паскаль Ликака, и каждый раз с интересом и вниманием слушал меня (мне приходилось повторять просьбу о разрешении позвонить тёте), потом гортанно отвечал на афро-русском языке, разрешая и приглашая длинной рукой к аппарату. Для меня этот процесс был настоящей пыткой. Потом я с удивлением обнаруживала его в разных местах Москвы, а самая последняя встреча была на перроне вокзала, перед самым отъездом в Варшаву, мне даже показалось, что он преследует меня. От смущения я ляпнула «Здрасьте», на что африканец удивленно на меня посмотрел и ответил по-французски «Bonjour». Только потом я, сравнивая конголезского партийного босса в вечно синем костюме со встречным на перроне, одетым элегантно и красиво, поняла, что перепутала, скорее всего, для меня африканцы были все на одно лицо. Совсем как в «Мимино», когда Мимино и Рубик заходят в лифт гостиницы, а там стоят два японца, похожие друг на друга как близнецы, и увидев входящих, они говорят друг другу по-японски «Как все эти русские похожи друг на друга»…
В Варшаве нам было всё интересно и внове, это был настоящий европейский город, нас водили по музеям, выставкам, мы встречались даже с польскими учеными. К нашей группе был приставлен куратор, так «нежно» назывался сотрудник комитета, который следил за нами, чтобы мы блюли свою советскую честь. Нам было объявлено: ходить пятерками (получались три пятерки), никуда не отлучаться одному, не разговаривать с незнакомыми людьми. В те годы в Польше очень ценили советские изделия из золота, куратор же предупредил, чтобы никаких купи-продай не было, а то он сделает нас невыездными. При этом многозначительно посмотрел на мое запястье, где красовались мои часики. Они были простыми, с красивым металлическим браслетиком, просто были золотистого цвета и со стороны казалось, что они золотые. Говорить об их истинной ценности мне не хотелось, ведь они были мне так дороги — подарок родителей на двадцатилетие.
Нам предстояли поездки в Катовице и в Вроцлав. Крупный научно-промышленный город Катовице, нам запомнился тем, что мы там рьяно отказывались надеть на головы ярко-желтые каски, необходимые для посещения металлургического завода (мы жалели наши прически!), и добились своего, этот металлургический завод нам показали просто как огромное строение, внутрь мы так и не зашли. Одна из руководителей предприятия, женщина неопределенного возраста, откровенно-ненавидяще окинула нас взглядом, дав понять, что наш поступок будет иметь последствия. Тут вмешался наш куратор и сказал, что мы все очень далеки от этого производства, нам надо дать просто издали посмотреть на завод и его составные хозяйства. Воздух, накаленный от жары и дыма промышленных труб, мешал нам соображать, мы грустной кучкой следовали по производственному двору, прислушиваясь к польской речи строгой дамы. Хорошо, что после обеда нас на автобусе сразу отвезли в Вроцлав. Вроцлав мы полюбили сразу и бесповоротно, город был омыт летним дождем, когда мы шумной ватагой высыпали из автобуса. По программе нас повели на концерт классической музыки. А потом мы гуляли по красивому городу до полуночи. До сих пор я помню пропахший свежей листвой озоновый воздух, от которого мы несколько опьянели…
Вернулись в Варшаву на следующий день. Уже по дороге мы решили обязательно пойти в бар, а одна из девочек, сделав круглые глаза, шепнула, а лучше сразу в стриптиз-бар. Было решено навести справки уже в гостинице, но куратор так или иначе должен был знать, поэтому мы ему рассказали и мимоходом спросили, как это устроить. Быстро привели себя в порядок, и дружной маленькой (нас было четверо) стайкой современных восточных красавиц двинулись к цели. Всё было очень интересно и внове, конечно, многого не помню, но помню красивый артистический номер с раздеванием стриптизерши, который не вызвал никаких негативных чувств, помню мой танец с высоким интересным молодым поляком, которому показалось, что мы из Риги. Во время танца он спросил о моем отношении к творчеству Солженицына, на что я, сделав умное лицо (я его ещё не читала!), сказала, что у него все очень мрачно, я люблю более жизнеутверждающие произведения, с чем кавалеру пришлось согласиться.
Здесь у меня был первый опыт красного чинзано, виски и тоненькой женской сигареты. Мне виски и чинзано очень понравились, а вот курить я так и не научилась. Все наши денежки с копейками были готовы потрачены на выпивку и… туалет, куда время от времени мы на своих каблучках бегали, он здесь оказался платным. Даже на обратное такси не хватило, но мой кавалер последних двух танцев, пожилой араб из Каира, которому я наврала, что мы испанки, вызвал такси, посадил всю пьяную компанию сзади, а сам уселся рядом с шофером и проводил до гостиницы. Здесь он нас галантно высадив, мне поцеловал руку и попросил свидания, которое я назначила на послезавтра, аккурат в то время, когда мы уже будем по дороге домой. Мне кажется, он так и понял…
На следующее утро я позвонила Гжегошу, и ребята через два часа уже были у нас, шумно посидели, потом решили вечером собраться у одного из парней дома. Гжегош с приятелем нас (пятнадцать человек — три пятерки!) проводили к месту вечеринки. Сели на трамвай, парни заплатили каждый за себя, а мы все проехали зайцем, хоть и Гжегош нам намекнул, что надо купить билеты, на что мы бесшабашно ответили, что у нас нет денег, мы за эти дни всё потратили на мороженое (кстати оно звучало по-польски очень красиво — «лоди», но по вкусу, конечно, уступало московскому). Гжегош с товарищем так, на всякий случай, с отрешенным видом встали от нас поодаль. Но, слава Богу, контролёров не было. Зато на улице к нам то и дело подходили и прямо хватали за руки, спрашивая, золото есть? Поэтому, я сняла часики и положила в сумочку, чтобы отвязаться от любителей солнечного металла.
Мы провели отличный вечер: слушали музыку, танцевали, шутили и смеялись, хоть и остались несколько голодными, так-как на столе стояло лишь большое блюдо с бутербродами: тоненьким, но очень вкусным хлебом, украшенным прозрачными дольками колбасы, всё это скоро исчезло. Но мы были молоды, красивы и полны сил, не было никаких существенных проблем, все вопросы решались легко и безболезненно.
Где-то к девяти часам вечера появился наш куратор (адрес он узнал у нас заранее), строго осмотрел всех, и уже где-то через минут десять мы засобирались уходить. Поляки получили от нас коньяк и сувениры, а мы — заверения, что ребята обязательно придумают, как приехать к нам в Ереван.
Уже в вестибюле гостиницы куратор тихо, сквозь зубы, спросил меня: «Часы продала?», я сразу открыла сумочку и показала ему часы, он был приятно удивлен: «Молодец!», прозвучало вместо пожелания спокойной ночи.
Обратно в Москву ехали ранним утром, опять на поезде, а на вокзале девочки как видели африканца, говорили мне: «Смотри, твой конголезец Паскаль!» и падали со смеху…
Приехав домой, в Армению, я раздала нашим маленькие подарки, разложила свои вещи, в конце вытряхнула сумочку, чтобы освободиться от разного хлама, как из-под твердой прокладки сумочки высунулись красные советские десятки, целых две штуки. Я удивленно взяла их в руки, не понимая, откуда они появились, как тут зашла бабушка и всплеснула руками:
⁃ Ты почему их не потратила, я хотела чтобы ты купила себе на память что-нибудь, засунула под подкладку, так надёжней, — серьёзно сказала бабушка-коммунист, невольно сделавшая внучку контрабандисткой. Но деньги пригодились, я купила у репатриантки из Лиона прекрасное крепдешиновое платье. Вот каким был мой первый выезд за границу. Кстати, Гжегош приезжал ко мне в Ереван, но это уже совсем другая история…
21 марта 2020