• Пт. Мар 29th, 2024

Клара Терзян. Перелётные птицы возвращаются на своих крыльях

Фев 24, 2016

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

terzyan_dialog_s_dubom

«Наша среда» продолжает публикацию книги Клары Терзян «Диалог с дубом».  Благодарим автора за возможность публикации.

ЧЕТЫРЕ ПОДСНЕЖНИКА И БОЖЬЯ КОРОВКА

ГИМН СОЛНЦУ

НОВЫЕ АРМЯНЕ

ПЕРЕЛЁТНЫЕ ПТИЦЫ ВОЗВРАЩАЮТСЯ НА СВОИХ КРЫЛЬЯХ

В Ереване художник был повсюду: любил смотреть футбольные, баскетбольные игры, турниры по художественной гимнастике, он был постоянным театральным зрителем, не пропускал ни одного симфонического концерта. Они питали его воображение, возникшие в данный момент образы впоследствии становились картинами. На его лице так много было вдохновения, что даже не знающий его мог сказать, что это человек искусства.

Родители нарекли его Айком, и он, верный своему имени, повсюду распространял свет национального искусства: картины отражали мать-Армению, её краски, её душу и сердце. Казалось, полотна обрели язык и стали рассказывать о наших старых и новых днях, сплетая между собой героическое, эпическое и сказочное. Он любил выражать свои мысли и чувства кистью и цветом, всеми художественными жанрами.

Айк гордился прошлым и настоящим своего народа, его талантливыми людьми, хотя у него в душе хранились обиды, были глубокие раны: Геноцид армян, Великая Отечественная война, жертвой которой стал и его отец. Он изобразил воевавших, потерявших сыновей матерей, сирот, оставшихся без отцов. У него были свои темы, на которые он мечтал  создать картины, но при советской власти их было непозволительно отражать в картинах. “Почему я не могу изобразить Творца, Богоматерь? В то время как во всем мире художники учатся мастерству, рисуя поначалу иконы, святых, придавая им свои национальные черты: итальянец  – итальянские, немец- немецкие, армянин – армянские.. Однако советская власть строго запрещала использовать духовные темы, и душа художника протестовала. Ему причиняло боль и то, что не звучат и духовные песни, держатся под замком, от народа скрыты богатейшие сокровища.

Одним из самых счастливых дней для Айка был концерт руководимого Арамом Тер-Ованесяном хора в малом зале Армфилармонии, когда впервые прозвучали “Свят, свят”, “Отче наш” и другие духовные песни. Много усилий надо было приложить для получения разрешения. Концерт начался с выступления музыковеда, он всячески старался убедить, что эти произведения были светскими песнями, происхождение которых не имели ничего общего с церковью, церковь сделала их своими впоследствии.

В ту ночь, художник почти не спал, в его ушах звучали божественные мелодии, а в душе накапливался протест против давления на свободу человека.

Айк только что закончил Художественно-театральный институт, когда один из друзей художника спросил его:

– А ты не хочешь войти в группу художников, которые реставрируют фрески Овнатанянов в Эчмиадзинском кафедральном соборе?

– Конечно, с радостью! Я с детства связан с церковью, особенно сейчас. С тех пор как услышал наши духовные песни, я стал рисовать с особым вдохновением.

Айк работал около года в Эчмиадзинском кафедральном соборе, в группе руководимой приверженицей армянских миниатюр Лидии Дурново. Он выучил молитвы, церковные песни. Бог наделил его прекрасным голосом, даже нашлись люди, которые стали советовать ему поменять свою профессию, стать оперным певцом.

– Нет, – говорил Айк, – моё призвание живопись, у меня есть цель, и я должен достичь её любой ценой.

В 1955 году в Армении забрезжил новый свет: им был Католикос всех армян Вазген I, который своими знаниями, преданностью и умелой политикой сумел поднять на ноги нашу церковь, широко раскрыть двери Божьего дома для верующих. Наступил и тот вожделенный день, когда руководимый ОванесомЧекиджяном хор в своём особом стиле озвучил духовные песни. Это было настоящим чудом: движения рук маэстро походили на размах орлиных крыльев. А потом по воле Бога появилась ЛусинэЗакарян, чьи песни были молитвой, обращённой к Всевышнему. Вначале она пела во время литургии в Эчмиадзинском кафедральном соборе, а впоследствии никому не было под силу закрыть ей путь на концертную сцену. Лусинэ осмелилась, за её плечами стоял народ, Католикос всех армян Вазген I.

Для Айка это событие придало новую волну воодушевления: пришло признание, он занял своё место среди ведущих художников.

В 1988 году, когда народ поднялся на борьбу за свободу Армении, во имя Карабаха, Айк несомненно присоединился бы к своим коллегам, которые с оружием в руках отправились защищать границы страны, однако его не было на родине:  в 1976 году, по первому же удобному случаю, он со своей семьёй обосновался в Бостоне, стал гражданином США. Покинул родину и стал ещё больше армянином. Он рисовал Богоматерь, сколько его душе было угодно: с глубокими, грустными и  сострадательными глазами. Рисовал Творца, иконы, хачкары – всё то, что могло армянина сохранить армянином и на чужбине. И здесь, как художник, он тоже достиг больших успехов.

Он в первые же месяцы карабахского движения с женой приехал в Армению, еще при советской власти, и Москва по-своему трактовала армянские события и представляла их миру.  Возвращаясь в Америку, Айк не отказал друзьям в их просьбе забрать с собой видеозаписи, отображающие осуществлённую азербайджанцами резню армян в Карабахе,  которые только тогда пролили свет на то, почему армяне поднялись на борьбу, чего они хотят и какова истинная действительность. Айк понимал, что если его поймают, он может оказаться в Сибири.

И благодаря Айку и таким же как он патриотам, тайно заснятые видеоленты добрались за границу, и местные телеканалы распространили их по всему миру.

Начало нового XXI века стало плодотворным для Айка: он почти каждый год вместе со своей женой по несколько месяцев жил в Армении, и когда ему было за 70 лет, он создал давно взлелеянные в его душе картины. Чем дальше, тем больше он молодел душой, Армения придавала ему новые творческие силы, новый заряд. Каких только проектов он ни имел! Хотел организовать на родине свою персональную выставку, однако беспощадная смерть настигла его внезапно, он только и успел сказать жене:

– Отвезите урну с моим прахом в Армению, и захороните около моей матери.

Жена Айка и сын, которые понимали друг друга с полуслова, сейчас впали в разногласия.

– Необходимо исполнить волю отца, – говорила мать.

– Мы живем в Америке, а Армения очень далеко, в лучшем случае, мы один раз в год сумеем поехать в Ереван и посетить его могилу. Я хочу навещать его могилу каждую неделю, общаться с его душой.

– Сынок, от него нам осталось так много памятного, каждое из которых реликвия, его душа в его полотнах, общайся с ними.

– Ты права, но посещать могилу – это другое. Там можешь вволю поплакать, там можешь с ним поговорить, и он услышит тебя.

– Но не забывай, что его последним желанием было, чтобы урну с его прахом отвезли в Армению. Как мы можем не исполнить его волю? Может, поделить прах, как согласно завещанию, поступили в случае с Вильямом Сарояном? У того теперь две могилы: в городе Фресно и в Ереване.

– Я не позволю расчленить святыню, оставшуюся от отца. Может, станете делить сердце, может быть, его чудотворящие руки?!.. Нет, отец целиком должен остаться здесь, при нас.

Мать и сын плакали, и не находили выхода.

Много бессонных ночей провела жена Айка, мысленно прося мужа:

– Помоги мне, подскажи, как быть, как убедить сына. В Ереване я уже заказала камень на могилу, чтобы ты был рядом со своей мамой.

Жена всё говорила и плакала. И вдруг возникла мысль, будто Айк подсказал:

– Ты же сказала моему сыну, что в каждой оставленной мной картине, кисти, палитре и в каждой вещи есть частичка моей сущности. Нередко же бывало, когда родные погибшего в войне солдата предавали матери-земле ее одежду, ставили памятник и верили в то, что он уснул там. И ты так поступи.

Сын, узнав об этом, обнял мать и сказал:

– Наконец, моя душа успокоится.

Через несколько дней, в новую погребальную урну поместили кисть Айка, его палитру, верхнюю одежду, и, обняв урну с драгоценными реликвиями, они сели в самолет.

В Ереване много людей знали Айка и его жену, многие приняли участие в церемонии предания земле погребальной урны.

Священник благословил могилу. Благословил и церемонию поминок. После второй, третьей чарки, шёпотом возник разговор о том, почему некоторые из покинувших родину завещают передать свою урну с прахом на хранение матери-земле. Что ими движет? Зовёт любовь к родине? Или заветные годы детства, молодости, или, быть может, тоска по родителям? Ведь чем больше человек стареет, тем больше уходит в детство, в особен­нос­ти, хочет к матери, чтобы она облегчила его боль, и целуя, произнесла: “Ничего пройдёт”.

Бедный армянин!..

Твои дети стали перелётными птицами, бросив дом, имущество, оставив беспризор­ными могилы родных, забираются в дали дальние, чтобы найти там тёплые уголки. На чужбине вьют новое гнездо, с надеждой на лучшую жизнь. Одному везёт, другому – нет. Однако пока молоды, терпят, крепятся, ради хорошего будущее для своих детей, внуков. Но где-то, в глубине своей души, прикрытый пеплом огонь – тоска по родине – не ста­но­вит­ся золой, всё зовёт и зовёт, притягивает к дому. И душа и мысль не даёт ему покоя.

– Возвращайся, – говорит душа.

– Куда собрался? – пугает мысль, – там у тебя уже нет дома, ты уже привык к этой жизни.

– А как же наша святая земля! Если так будет продолжаться, кто будет её сохранять, кому мы её оставим?

– Её будут хранить те, кто остался.

– Всё равно, рано или поздно ты вернёшься, хотя бы помещённый в погребальную урну…

Бедная Армения!..

На твоей земле теперь мало рождающих, а умирающих – много. Твои могилы простираются в гору и спускаются с горы, занимают и без того скудные пахотные земли. Не увеличивай количество могил за счёт урн с прахом…

Перелетные птицы возвращаются домой на своих крыльях.

Клара Терзян

Перевод с армянского Э. Бабаханян

Продолжение

Top