ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Моя страна
Живу в стране, в которой я – изгой,
Среди таких же, как и я, изгоев.
Приносит мне размеренный покой
Мой старый город, если он спокоен.
Живу во времени, в котором я – чужой.
Земля горит и небосвод расколот.
Цветенье – это тоже форс-мажор,
Как мор, землетрясенье или голод…
Живу в пространстве, полном передряг.
Здесь правят бал везенье и случайность.
Наш выбор небогат: лишь тьма и мрак.
Мы выбрали терпенье и молчанье.
Живу в стране, которую любить –
И подвиг, и безумье, и геройство.
Принес прозренье ослепивший блиц:
Живу в стране, где просто жить – непросто.
Моя страна – закрытый саркофаг.
Не выбраться. В свободе нет свободы.
Уедешь – потеряешь свой маяк,
Тоска прибавит новые заботы.
Живу в стране, где совесть – мертвый груз.
Кто налегке – добрался до вершины.
В бедламе этом ненасытность – плюс.
Болезнью этой время одержимо.
Живу в стране, которой не стыжусь.
Но чтоб гордиться – просто нету мочи.
Нам навязали жизнь – ну просто жуть.
По улицам бредут живые мощи.
Живу в стране, где невозможно жить.
Все вкривь и вкось, все как-то наизнанку.
И нами погоняет Вечный Жид,
От наших грез остались лишь останки.
Живу в стране, которую люблю
До слез, до боли – ну куда я денусь!
Я поживу еще. Я потерплю.
Увижу день ее перерожденья.
* * *
Цветы надежд не могут жить в камнях.
Для жизни им нужны мечты и грезы.
Нет жизни им на свалке, средь отбросов;
Цветы надежд не могут жить в камнях.
Цветы надежд не могут жить в песках.
Они живут лишь в небе снов и веры.
Слова и мысли – вот их мир и мера.
Цветы надежд не могут жить в песках.
Цветы надежд живут в моих мечтах.
Они живут – мне с ними так уютно!
В душе моей – уже не так безлюдно.
Цветы надежд живут в моих мечтах.
* * *
Камни Армении
В маленьких речках Армении,
Каменистых и мелководных,
Ты не встретишь русалок.
Их здесь нет. Им здесь нечего делать.
В нашем единственном озере –
В нашем Севане –
Нет больших или малых чудовищ:
Им здесь просто не развернуться.
В наших горах
Нет драконов и нет великанов.
Даже снежному человеку
Здесь негде укрыться от ветра.
Но зато наши камни,
Наши горы и наши речушки
Обладают железною хваткой.
Они меня держат так крепко,
Они меня держат так крепко! –
Почище любого магнита…
* * *
Я научился смотреть на мир
Глазами озера, глазами гор и леса.
Я научился общаться с миром
На языке воробьев и сорок.
Мне теперь все труднее
В отношеньях с природой
Защищать инетересы людей.
* * *
У надежды – хрупкие плечи.
У надежды – тонкая шея.
Чтобы разбить ее вдребезги –
Особой сноровки не нужно.
Надежда – такое растение,
Которому нужен свет
Вашей души, тепло
Вашего сердца, влага
Вашей кожи и ваших глаз.
Сохраните ей жизнь – без нее
Ваш цветник потускнеет.
* * *
Старость приходит,
Как кошка,
На бархатных лапках,
Ластится, трется о ноги,
В знак дружелюбия
Хвост поднимает трубой,
Все урчит и мурлычет,
Все канючит, канючит, канючит,
Чтобы ты на съеденье ей бросил
Кусочек
Своей
Жизни.
* * *
За мной увязалось безденежье.
Все бежит и бежит по пятам,
Как приблудная собачонка.
Я пытаясь ее прогнать,
Говорю ей: «Пошла!», «Брысь отсюда!» —
А она виновато
Ложится на землю,
Кладет на лапы голову
И дружелюбно виляет хвостом.
Она стала моею тенью,
Моим неразлучным спутником,
Моим незваным охранником.
У нее – удивительно постный
И апатичный взгляд.
Эх, взять бы и просто
Дать ей пинка под зад!
* * *
Горное эхо
гулко
сказало:
«Иду на прогулку».
Горное эхо
лихо
устроило
неразбериху.
Горное эхо
в потеху
жевало
остатки смеха.
И вдруг
стало тихо-тихо:
закончилась
неразбериха.
* * *
Чем нас только не било, не ранило, –
Всеобъемлющей ложью, войной…
Нас трясло электричками ранними…
Жизнь летела, неслась стороной.
Чем нас только не било, не ранило, —
Хлестко ветер стегал ледяной…
Пела гимны страна пасторальная…
Жизнь летела, неслась стороной.
Чем нас только не било, не ранило, –
Бьется пульс электрички ночной…
Нас глотают пространства пространные…
Жизнь несется, летит стороной…
* * *
Электронные люди
Нажимают на кнопки в парламенте,
Электронные люди
Обсуждают проблемы страны…
Но у нас есть свобода
Поминать их, склонять без регламента,
Хоть они, как бронею,
Равнодушием защищены.
* * *
Научите меня
Принимать свою жизнь с ликованьем,
Научите меня
Дорожить каждой встречей и днем.
Горы, долы и реки,
Пустыни, леса и саванны,
Научите меня
Быть собой в океане людском.
Научите меня
Не растрачивать душу на склоки,
Не разменивать вечность
На выгоду бренных минут.
Воробьи и кузнечики,
Бабочки, пчелы, сороки,
Научите меня
Отстраняться от праздных зануд.
Научите меня
Примиряться с проделками смерти,
Ведь однажды придет
Как незваная гостья она;
Одуванчики, ивы и вербы,
Вы смерти не верьте,
И живите, как жили,
Роняя свои семена.
Научите меня
Говорить со вселенной, с веками,
Научите меня
Языку обелисков и скал;
Водопады, ущелья,
Равнины, холмы и вулканы,
Путеводную нить своей жизни
Средь вас я искал.
Научите меня
Не чураться «кусачих» вопросов:
Почему, для чего и зачем
Этот мир я копчу.
Скорпионы и змеи,
Тарантулы, шершни и осы,
Вашу правду я знаю,
Но правду иную ищу.
Научите меня
Принимать свою жизнь с ликованьем,
Научите меня
Дорожить каждой встречей и днем.
Горы, долы и реки,
Пустыни, леса и саванны,
Научите меня
Быть собой в океане людском.
* * *
Молитва бродяги
Праведный Боже!
Непостижимы пути твои.
Если вдруг ты надумаешь
Испытать меня миллионом,
То клянусь тебе всем,
Что мне дорого
В моей непутевой жизни,
Что деньги меня не испортят,
Что не стану поганцем и гадом,
Подлецом и мерзавцем,
Не оборзею,
Не заведу любовниц,
Даже пить и курить стану меньше…
Если же я
Не сдержу своей клятвы,
То ты знаешь прекрасно,
Как поступать
С клятвоотступниками.
Может попробуем, Боже,
Испытаем меня миллионом?..
* * *
Не уезжай, браток, не уезжай.
В моей стране мне станет неуютно.
Здесь хорошо одним ворам и трутням.
Ты прав, конечно, но – не уезжай…
Не уезжай, браток, не уезжай.
Страна и так донельзя опустела.
Не то мы получили, что хотели.
Не уезжай, браток, не уезжай.
Не унывай, браток, не унывай.
Унынье – никудышное подспорье.
Раздумьям мрачным не давай простора.
Другие – пусть! Но ты – не унывай…
Пусть катится к чертям заморский рай
С его достатком, жизненным раздольем.
Наш крест – другой. Другая жизнь и доля.
Не уезжай, браток, не уезжай.
Давай хоть мы останемся, браток,
Подышим дымом родины чуток,
Пошлем подальше Запад и Восток…
Будь молоток, браток, будь молоток!
Конюшни вычищать придется нам.
Мы вместе – сила. Справимся с бесправьем.
Страну свою от нечисти избавим,
Чтоб было что оставить сыновьям.
* * *
Нет, вы только посмотрите:
В эту осеннюю холодину,
На пронизывающем,
Ледяном ветру
Деревьям приспичило раздеваться.
Совсем с ума посходили!
* * *
Кто ушел – тот ушел.
С этим нам ничего не поделать.
Это Божьи дела. Мы статисты,
Не больше того.
Даже страшно подумать,
Как наши ряды поредели.
Жизнь прожили мы начерно, –
Так, лишь одно баловство.
Кто ушел – тот ушел.
Мы о нем вспоминаем все реже.
Память здесь ни при чем.
Жизнь устроена так – и все тут.
В счет идет только тот, кто в строю,
Кто бежит по манежу,
За того, кто испекся, увы,
Ничего не дают.
Большей частью молчим
Или шепчем о чем-то невнятно.
Все слова утешенья – не больше,
Чем просто слова.
Смерть – закрытая зона, табу
И всегда непонятна,
Все без устали мелет,
Вращает свои жернова.
Кто ушел – тот ушел.
Кто остался – не просит советов.
Помолчим и посмотрим,
Как свечи горят у стола.
Кто ушел – тот ушел.
День прошел – ну, и хватит об этом.
Все равно не постичь
Непонятные Божьи дела.
* * *
Мне будет очень не хватать тебя
В чужой стране, в пристанище последнем.
Заморский рай, щедротами слепя,
Расчетлив и корыстен, как посредник.
Там голод духа приютит меня.
Там буду я – в чужом миру похмелье.
Непониманья плотная стена
Заполнит рот тягучей карамелью.
Мне будет очень не хватать тебя,
Такой знакомой и такой уютной.
И жизнь заковыляет без тепла
И будет одинокою и трудной.
Замкнусь в себе и в панцирь свой забьюсь,
Ханжою стану, увальнем, занудой,
И будет диссонансом биться пульс,
Среди чужих чужим, чужим я буду…
С изгоем-другом встретившись, опять
Рай обретеннеый дружно мы похерим.
Тебя мне будет очень не хватать,
И это все, в чем я сейчас уверен.
* * *
Мы непременно встретимся с тобой,
И встреча наша фейерверком брызнет.
И мы заговорим наперебой…
(Не в этой жизни, нет, не в этой жизни).
И, как лампада, новая звезда
Над небом и над встречею зависнет.
От прошлого – ни камня, ни следа…
(Не в этой жизни, нет, не в этой жизни).
И в мире станет меньше сволочей:
Добрее станут от твоей харизмы.
И ночь зажжет три тысячи свечей…
(Не в этой жизни, нет, не в этой жизни).
Отчаянье глумится над судьбой.
О, Боже! Как мне это ненавистно!
Мы непременно встретимся с тобой.
И в этой жизни. Слышишь! – В этой жизни.
* * *
Нас эта жизнь свела и развела,
Как две песчинки или две пушинки…
Так солона слеза твоя была,
Для океана – капля и ужимки…
Нас ветер свел, нас ветер разогнал,
Он те песчинки даже не заметил.
Он был рассеян, занят, он устал,
Он замечал лишь звезды и кометы.
Нас эта жизнь свела и развела.
Не сетую. Мне это не пристало.
Песчинка речь о боли завела.
Что боль ее в масштабах мирозданья?..
* * *
Мы перестали навещать родных,
Мы перестали видеться с друзьями, –
Как будто кто-то нас поддел под дых,
Как будто кто-то подшутил над нами.
Не понял этот кто-то, что сглупил,
Что шутка вышла подлая и злая,
Что он – уродец нравственный, дебил.
Дни катятся, нас взглядом провожая.
Мы перестали навещать друзей,
Встречаем их на свадьбах и поминках.
Уходит жизнь, и мы уходим с ней.
Дни катятся накатанной тропинкой…
* * *
Если это ничто,
То оно не имеет начала.
Если это ничто,
То оно не имеет конца.
Одного не пойму –
С чем же я так печально прощаюсь,
Что там может прервать
Этот жалкий кусочек свинца?..
* * *
Моя страна – летящий самолет,
А на пути – то ямы, то провалы.
Я беспокоюсь за ее полет.
Уж лучше бы включить автопилот:
Неправильные люди у штурвала.
* * *
Конечно же, мы прикупа не знали,
А знали бы – ищи нас здесь, свищи.
Не дали бы глумиться всякой швали,
Рванули бы, как камень из пращи.
Мы ведать не могли ни сном, ни духом,
Что сразу все пойдет вперекосяк,
Что нас отхлещет по щекам разруха,
Что станет княжить люмпен и босяк.
Не знали мы, что встретимся с бесправьем,
Что ложь, как лава, потечет рекой…
А знали бы – не начали б за здравье,
Не кончили б затем за упокой.
Эх, знать бы нам, куда ведет дорога, –
Отвергли бы слепых поводырей;
От этой мрази не дождешься прока.
Они умеют гнуться, как пырей.
Эх, знать бы прикуп, знать бы, что случиться, –
Не дали бы застать себя врасплох.
Они для нас – ненужная горчица.
Спровадим их – и да поможет Бог.
* * *
Нахлебники в старатели подались:
Безвластие – лафа для ловкачей.
Разруха – замечательный подарок;
Кто половчей, дорвался до ключей.
Чего здесь много – это неуюта.
Все несуразно – холод и жара.
Нахлебники явились ниоткуда.
А были – ни кола и ни двора.
Ах, как они работают локтями!
На сыр бегут – не видят нас в упор.
Любые факты за уши притянут,
К портфелям побегут во весь опор.
Кто мы для них? – бродячие мишени.
Они все разделили меж собой,
Оставив нам проблемы и лишенья.
Повсюду – узаконенный разбой.
Но ясно ведь – в мешке не спрятать шила.
Они уже друг другу мнут бока.
Они бы нас и воздуха лишили,
Да только вот кольчужка коротка.
* * *
На кого нам списать
Эти жуткие годы лишений,
И кого обвинить
В этой страшной,
Жестокой войне?
Мы искали свободу
И стали открытой мишенью
Для третейских судей,
Хоть душою окрепли вдвойне.
На победный алтарь
Возложили мы все, что имели;
Молча стиснули зубы,
Сильней затянули ремни.
Но нашлись ловкачи,
Для которых мы были свирелью:
Разыграли по нотам
Священные чувства они.
Будь ты проклято, время,
Родившее смуту и пену!
В черных замках засели
Плебеи, вчерашняя рвань…
Нувориши-воришки
Нахрапом, неистовым рвеньем
Взяли власть в оборот,
Превратили страну в котлован.
Я на Страшном Суде
Предъявлю свою жизнь-пепелище.
Никаких оправданий –
Скажу только старцам святым,
Что я жил средь людишек,
Которые крали у нищих
И кичились слепящим,
Нечистым богатством своим.
* * *
Армения. Натюрморт
Армения, горы и долы,
Шеренги дорожных столбов,
Убогие, нищие села,
Квадраты цветочных ковров…
Армения, скалы и кручи,
И «зебры» дорожных оград,
Из оползней, рытвин зыбучих
Прожилками корни торчат.
Армения, ржавые степи,
Залатанный, рваный асфальт,
Высокое, звонкое небо,
И ласточек приторный гвалт.
Армения, жухлая зелень,
Залысины важных холмов,
Продольные шрамы расселин,
Большой заболоченный ров.
Армения, кряжи и камни;
Мне надвое сердце деля,
Бежит, все бежит под ногами
Забытая Богом земля…
* * *
Мы пришли в этот мир, осмотрелись,
Не успели понять что к чему…
Как волна, окатила нас прелесть
Дней, наряженных в бахрому.
Мерой жизни должны быть столетья,
А не жалкие тысячи дней,
Жизнь прошла – я ее не заметил,
И едва подружился я с ней.
Бахрома износилась, поблекла;
Плащ осенний напялили дни;
Закричали разбитые стекла, –
Ах, как больно упали они…
Наш век
Ах, чем нас только не испытывал
С пружины соскочивший век!
Он гривой тряс, он бил копытами,
Брал для прыжка большой разбег…
Ах, как нас только не запугивал:
Шептал, закатывал глаза,
Плевал дождем комет обугленных
И рос, и вился, как лоза…
Ах, как нас только не запутывал:
Где ложь, где правда – не поймешь.
Титаны стали лилипутами,
Руль управленья держит вошь…
Чего нам только не рассказывал, –
Моря кипели от жары…
В его повторах многоразовых
Взрывались страны и миры…
Мы насмотрелись и наслушались:
Семь поколений – псу под хвост.
На шар – безумный и разрушенный –
Летят осколки черных звезд.
Он нас держал над самой пропастью:
Не закричать и не вздохнуть.
Заглох мотор. Разбиты лопасти.
Навстречу мчится Млечный Путь…
* * *
Эх, старею я, видно, старею:
Обхожу муравьев, не давлю семенящих жуков,
И не мщу комарам, что терзали всю ночь напролет.
Убивать их? – Зачем? Из-за капельки выпитой крови?
Пусть едят мою кровь – на здоровье!
Пусть живут, наслаждаются жизнью.
Жизнь сладка, и к тому же так дорого стоит!
…Эх, старею я, видно, старею.
* * *
Армянский манускрипт
Мы – кладка небольшая…
Мовсес Хоренаци, 5-й век.
Народ армянский, твое спасенье – в твоем единстве.
Егише Чаренц, 20-й век.
Нас мало. Нас три миллиона.
Мы – капля в людском океане.
Бесчинствует враг окаянный
И гложет нас червь – разобщенность.
Нас много. Нас три миллиона.
Нас жизнь собрала по крупицам.
Она нам велела сплотиться:
Губительна разобщенность.
Нас мало. Нас три миллиона.
Нас жизнь расшвыряла по свету.
Мы выстояли в лихолетье.
И нас выручала сплоченность.
Нас мало. Нас три миллиона.
Мы не были Божьим Сосудом.
Взращенные нами иуды
Крушили столпы и колонны.
Нас мало. Нас три миллиона.
Уроки судьбы не напрасны.
Спасение наше – в согласье.
Нас мало. Нас три миллиона.
Нас много. Нас три миллиона.
Мы – сила, когда монолитны,
Едины, как зерна гранита.
Нас много. Нас три миллиона.
Нас мало. Нас три миллиона.
В единстве мы втрое сильнее.
Сплочение – вот панацея.
Нас много. Нас три миллиона.
* * *
Боюсь беды.
Боюсь ночных звонков.
Со мною прежде
Не было такого.
Я прячу стресс
В потоке лишних слов,
Но к беспокойству
Возвращаюсь снова.
Я не люблю,
Когда в вечерний час,
Кого-то из домашних
Где-то носит.
Хандрю и изнываю
Каждый раз,
Томится сердце,
Как перед допросом.
И каждый вечер –
Вот такая чушь…
Все это жутко,
Глупо, несуразно.
Теперь
Не беспокоиться учусь.
Но суетны старанья
И напрасны.
* * *
Завтра будет аврал. Но сегодня
Мой черед – и я сделаю ход.
Жизнь дрейфует. Полет – беспилотный.
Здесь минута проходит за год.
Завтра будет большая запарка.
Судный день. Небывалый разнос.
Я еще прогуляюсь по парку,
Похожу в облаках среди грез.
Еще целая вечность до завтра.
Видишь неба раскрывшийся шов?
Будем петь и плясать, бить в литавры.
Завтра – сказка про мор динозавров;
Гений долго примеривал лавры,
Кто-то спьяну попер к Минотавру,
Кто-то спутал Пегаса с Кентавром,
Дверь захлопнулась. Щелкнул засов…
Это будет. Но будет лишь завтра,
А до завтра – шестнадцать часов.
Завтра станем во всем разбираться:
Как такой разгорелся сыр бор,
Как внедрились средь нас святотатцы.
Завтра будет мужской разговор.
Что ж, закончена миссия Мавра.
Пусть уходит – и будет здоров.
Пусть исчезнет из жизни и снов.
Завтра будет аврал. Но до завтра
Еще целых шестнадцать часов.
* * *
Я показал ей осень
И сказал: «Это – ты».
Она вся пожелтела,
Поникла.
Я показал ей зиму
И сказал: «Это – ты».
Она вся побледнела,
Размякла.
Я ни с кем никогда еще не был
Таким жестоким…
* * *
Дни бредут, как усталая кляча,
Все листаю тревожные сны…
Лишь ночные концерты кошачьи
Возвещают начало весны.
* * *
Мы стали хуже понимать друг друга,
И стало больше беспричинных ссор.
Не взять твои заботы на поруки,
Морщинок новых вычурный узор