ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
ЗЛОВЕЩЕЕ ПРОКЛЯТИЕ
Пролог, 11 картин и эпилог
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
- Гардинер — Хоремхеб
- Карнар — Эйе
- Картер — Тутанхамон
- Кетси — прораб — газетчик-1
- Таха — Эхнатон — газетчик-2
- Нефертити
————————
ПРОЛОГ
По центру сцены полотно — Сфинкс
ГАРДИНЕР – (показывает на полотно) Сфинкс! Символ божества на земле. Огромное таинственное изваяние – лев с головой человека. Божество, которому египтяне воздавали свои почести. Когда, кем и для чего был изваян этот Сфинкс? Фараоном Хефреном? Была же им создана усыпальница для себя – великие пирамиды Гизы! Да и лицом они схожи – Сфинкс и фараон Хефрен. А может, и нет. Были же ещё солнечные божества с лицом на восток. Имена были – Атум и Гор. Сфинкс ещё продолжает хранить свои тайны, ожидая себе учёного из 21 века. А вот (показывает на пирамиду Тутанхамона, которая, спускаясь, покрывает Сфинкс) тайна усыпальницы молодого фараона Тутанхамона, пожалуй, уже раскрыта.
КАРТЕР – В конце 18-ого века с армией Наполеона в Египет прибыли археологи, историки и языковеды, чтобы открыть миру тайны легендарных гробниц фараонов, среди которых самой зловеще загадочной была гробница Тутанхамона.
————— 1 —————
У входа в пирамиду Тутанхамона. Столик с бумагами, низкие табуретки
КАРНАР – Я был помешан на автомобилях. И когда в 33 года я получил наследство от отца, я стал безрассудным игроком. Чувство опасности никогда не покидало меня, но я считал, что опасность только в резких поворотах и никогда резко не поворачивал. Но однажды судьба сама сделала резкий поворот в моей жизни жестокой аварией, и в холодные месяцы мне пришлось ездить в Египет. В Каире директор музея познакомил меня с английским художником и археологом Картером. И я увлёкся археологией. Через время мы с ним издали книгу «Зловещее проклятие» и продолжали раскопки – искали могилу фараона Тутанхамона.
КАРТЕР – Уже шла Первая мировая война, а мы вдали от неё, где-то в Долине царей, продолжали свои работы.
(Слышно, как, то тише, то громче отбивают камни молотком и зубилом)
ТАХА – (приходит, оттряхивая одежду) Может, приостановим, переждём?
КАРТЕР – А давайте последнюю попытку: там позади могилы Рамзеса Шестого — треугольный участок земли, никем ещё не тронутый. Я приметил там каменные глыбы, которые нам надо бы потревожить; есть и куски из кремния. Нам надо ещё нанять копателей?
ПРОРАБ – (выходит из пирамиды) Сэр, мы наткнулись на ступени, ведущие под скалу!
КАРТЕР – Без сомнения, они ведут к могиле! Значит, она глубоко в скале.
КАРНАР – Думаете, она? И ещё не разграблена?
ПРОРАБ – Сэр, мы спустились на 12 ступеней, и перед нами появилась дверь, а на ней изображения одного шакала и девяти людей.
КАРТЕР – Это же печать Города мёртвых в Долине царей! Значит, могила не тронута!
ТАХА – Пошлём телеграмму в Англию! Это же потрясающее открытие – могила с нетронутыми печатями! Вскроем с их прибытием?
КАРТЕР – Согласен. А пока расчистим от многочисленного хлама вход, откроем пошире. (входит с Гардинером вовнутрь)
КАРНАР – (у входа) Посмотрите, на что я наткнулся! Кажется, это личная печать Тутанхамона! Вот, это же его подпись, видите?
КАРТЕР – (у входа) Потрясающая вещь! А какая внутри необыкновенная красота, какие драгоценные вещи! Но… никаких следов гроба или мумии.
ТАХА – Может, вы были ещё только в прихожей? Нужен опытный специалист по раскопкам и эксперт.
КАРТЕР – И фотомастер, и художник; вызовем их из Метрополитен музея.
КАРНАР – И Эксперт-химик нужен срочно! А может, пока не надо торопиться с оповещением? Осмотрим сами внутренности комнаты.
ТАХА – Но лондонская «Таймс» уже освещает ход наших раскопок. Внимание всего мира уже приковано к нам. Лучший специалист по иероглифике Гардинер вот-вот присоединится к нам (видит его) О, да вот он и сам!
ГАРДИНЕР – (Жестом приветствует, показывает глиняную табличку) Напугать вас, коллеги? Расшифровал я вот это: «Смерть раскинет свои крыла над тем, кто нарушит покой фараона». Это же предупреждение. Не лучше ли оставить всё и уехать, пока не поздно?
ТАХА – Очевидно, это пугалка для грабителей. Но что-то не слышно было о смерти ни одного из них.
КАРТЕР – Можно подумать, что ты знал их. Гардинер, посмотрите (показывает на табличку), а вот здесь какая пугалка? Или предупреждение какое?
ГАРДИНЕР – (медленно читает) «Я обратил в бегство грабителя пустыни пламенем пустыни. Я – защитник могилы Тутанхамона».
КАРНАР – Магическая надпись. В отличие от культуры Востока в Древнем Египте проклятия редки. Послать их мог только один человек после бога – фараон!
ГАРДИНЕР – В заговоре против Рамзеса Третьего я прочитал, что обвиняемого перед смертью проклинали, чтобы снять с него защиту бога. Его имя писали на глиняной табличке и тут же стирали. (Входит в пирамиду и выходит) Нашёл вот ещё: «Дух смерти обовьёт смертью шею грабителя и свернёт её, как гусиную». Слава богу, я не грабитель.
КАРТЕР – А чем мы отличается от него для фараона? А ведь нам теперь надо войти в главную комнату – усыпальницу Тутанхамона: может, там мы найдём самое важное – мумию его.
КАРНАР – Оставим это на завтра. Человек 20 ещё приедут: губернатор провинции, генеральный директор департамента древностей, шеф-инспектор отдела древностей, министр общественных работ, представитель правительственного пресс-бюро и члены команды командующего египетской армией — надо дождаться их.
ТАХА – Вы тоже почувствовали некоторое недомогание? У меня было ощущение присутствия мёртвого царя, такое, будто мы должны были выказать ему почтение. Я велел прорабу расчистить проход и провести свет в подземелье. Я сейчас (уходит).
ГАРДИНЕР – А я вот получил сообщение, что по всему Каиру без всякого разумного пояснения спало напряжение.
КАРТЕР – А я вдруг почувствовал себя, как в аду. Меня и сейчас трясёт, кажется, температура поднимается.
ПРОРАБ – А мой фокстерьер ни с того, ни с сего начал выть и… подох.
КАРНАР – Надо посмотреть, что газетчики говорят.
ГАРДИНЕР – Интереснее, что скажут обо всём этом другие учёные, о чём уже повещает пресса.
————— 2 ————
Двое с газетами в руках, но не читают их, а говорят меж собой
ГАЗЕТЧИК-1 – Мир в панике: в пирамиде Тутанхамона найдена и тут же пропала табличка с ужасными проклятиями. И самое странное, что после этого один за другим стали умирать рабочие и другие, причастные к раскопкам.
ГАЗЕТЧИК-2 – Один за другим умерли 22 рабочих-копателей, американский археолог и финансист …
ГАЗЕТЧИК-1 – И британский промышленник, и рентгенолог. А обстоятельства зловещей череде смертей — необъяснимо странные. Врачи называют причину смерти: бубонная чума.
ГАЗЕТЧИК-2 – А что означает это проклятие фараона, ты только вслушайся (читает): «Смерть раскроет свои крыла над тем, кто нарушит покой фараона», а, как это тебе?
ГАЗЕТЧИК-1 – Да что я, учёные и журналисты на своих собраниях пытаются понять, какой тайной владели в Древнем Египте: яды это или вирусы, а может даже это смертельное излучение редких металлов.
ГАЗЕТЧИК-2 – Или может, это цепь поразительно чудовищных совпадений. Собрание учёных умов прослеживает жизненные пути археологов в попытке найти параллели, как жили они и как умерли, что общего было, кроме страсти к своему делу.
ГАЗЕТЧИК-1 – Подумать только, проклятие какого-то там прогнившего фараона – это же нонсенс! Я даже сам готов посетить эту его усыпальницу.
ГАЗЕТЧИК-2 – А я нет, меня уволь, я боюсь, я даже к порогу не приближусь.
ГАЗЕТЧИК-1 – Чего же ты так неведомого боишься?
ГАЗЕТЧИК-2 – Бога боюсь. Ведь если столько смертей не было бы связано с открытием могилы Тутанхамона, они могли бы и раньше умереть, до вскрытия царской могилы.
ГАЗЕТЧИК-1 – Интересно рассуждаешь. А вот пишут (разворачивает газету, показывает), что жрецы, эта интеллектуальная элита царства, всегда обладала знаниями, о которых обычные люди даже и не подозревали. Так вот, утверждают, что проклятия фараонов знали задолго и до Тутанхамона, и сначала это было простой защитой от грабителей.
ГАЗЕТЧИК-2 – Знали, говоришь? (иронично) Выходит, знания были силой и тогда, четыре тысячелетия назад!
ГАЗЕТЧИК-1 – А то, вот же, смотри, пишут: «знания о магии и медицине в Древнем Египте содержались в семи основных папирусах. В самом большом – о некой силе, весьма таинственной, которая должна охранять мёртвых в их усыпальнице».
ГАЗЕТЧИК-2 – Я знаю, что информация об этом готовится в следующем номере: будет репортаж с большого совета известных учёных. Так что, пойдём пока (уходят)
————— 3 ———————
КАРНАР – То, что происходит внутри пирамиды Тутанхамона, противоречит нашим современным законам науки, в частности, электроники. Тайна находится за пределами объяснения. Магнитная лента записала вспышки радиации в усыпальнице фараона. Мы не можем сказать, что это за энергия. И знали ли о ней сами египтяне? Ведь между сооружением пирамиды Хеопса и смертью Тутанхамона времени прошло больше, чем между рождением Христа и открытием Америки Колумбом.
ГАРДИНЕР – Я долго занимался тайной двери в пирамиду Хеопса. Когда я смотрел в пустые глазницы мумии и видел многовековую улыбку на её застывших в судорогах губах, мне так хотелось понять язык, на котором она вот-вот заговорит со мной – язык молекул её ДНК.
КАРТЕР – Я долгое время обследовал археологов и служащих музеев. Моё заключение, что всё дело в грибке, который вызывает воспаление респираторной системы. У всех работавших с папирусами наблюдается так называемая «коптская чесотка»: раздражение кожи и стеснённое дыхание.
КЕТСИ – (плохо себя чувствует) Согласен. Это целая серия опасных грибков, которые способны выживать в пирамидах и мумиях тысячелетиями. Я думал, я хотел развенчать проклятие воздействием наших антибиотиков, принимал их сам… Но вот уже по уже по состоянию своему чувствую, утверждаю, что инфекция не единственная причина гибели такого числа людей. Кажется, и меня в их числе. Неужели и сам я…
ГАРДИНЕР – Очевидно, что мы имеем дело с секретным и мистическим таинством, разгадать которое – наша задача. Тысячелетия назад знания древних египтян были магической силой в медицине: папирус Эберса кроме медицинских рекомендаций содержит и информацию о некоей таинственной силе, призванной охранять только мёртвых. Может, мы на пороге разгадки тайны царского проклятия. Что-то я там увидел (уходит в пирамиду)
КАРНАР – Ни врачей, ни больниц не было. Образование было уделом избранных. Они могли плавно переходить от мистики к науке и наоборот. Приходил к больному жрец, безвредным красителем рисовал на руке его некое изображение и заставлял его слизнуть это, будто бы лекарство. И если больному становилось легче, внушал, что бог вмешался в его судьбу и помог (уходит в пирамиду).
КАРТЕР – Да, маги и жрецы-маги нужны были на все случаи жизни. Заклинания в защиту фараонов произносились перед народом в каждое утро. На разных табличках писали и имена всех высших сановников страны, предупреждая, что как только какая из них будет разбита, так сразу и умрёт тот, чьё имя на ней написано. И связывали они это с таинственным проклятием фараонов.
ТАХА – (в недомогании) В подземных пещерах я изучал экскременты летучих мышей и не ожидал, что опасность поджидает меня ещё и от инфекционного грибка, живущего в гнилостной среде. Потом рассчитывал на всесилие антибиотиков. Но всесильными оказались грибковые яды.
КЕТСИ – В царских усыпальницах яды древние, как сама история. Уже Манес, этот первый фараон, сам выращивал ядовитые растения: болиголов, мышьяк, белену, опиум и аконит. Он знал, как они действуют, знал, что пять миллиграммов аконита – уже смертельная доза. Вам известно, что Сократ умер, приняв болиголов, а Медея убивала своих соперниц колхицином, а Клеопатра постоянно пробовала яды на рабах. Так что немудрено, что вся мумия Тутанхамона была пропитана не одним видом яда. Бинты мумий смачивали в синильной кислоте с летучими маслами. Ещё и самые сильные яды, «яды смерти», появляются уже при разложении трупа.
ТАХА – Я думаю, что древние египтяне уже знали законы ядерного распада, и жрецы использовали уран для защиты своих святилищ.
КАРТЕР – Я бы предложил более трезвомыслящий взгляд: надо пристальнее взглянуть на физические параметры пирамиды. Не традиции и символы, а формы интересны. Аккумулирует ли форма пирамиды космическую радиацию, магнитное поле земли или волны энергии неизвестной природы. Может, пирамида работает как конденсатор, как линза. Может, и об этом знали жрецы? Ведь то, что происходит внутри пирамиды, противоречит известным нам законам науки, в частности, электроники. Или тайна находится за пределами рационального объяснения, ведь между сооружением пирамиды Хеопса и смертью Тутанхамона прошло больше времени, чем между рождением Христа и открытием Америки. Лишь в 20-ом веке мир узнал не только о небывалых сокровищах гробницы, но и о кровавых событиях их эпохи.
КЕТСИ – А что если вернуться к истории жизни и смерти Тутанхамона? Может, ответ мы сыщем в содержании событий его жизни? В Древнем Египте процветал инцест: под венец свободно шли и брат с сестрой, и отец с дочерью. Фараоны хотели сохранять чистоту царской крови, не добавляя в неё ни капли крови простолюдина. Но в генную цепочку мог вклиниться врождённый дефект, и тогда уже потомство обречено. Может, жертвой такого неудачного инцеста был и Эхнатон, отец Тутанхамона, да и сам он?
ТАХА – И это верно. Скоропостижные смерти отца Тутанхамона и его самого – одна из древних детективных загадок в истории человечества. Мои исследования подвели меня к выводу, что внезапная смерть одна и другая, и третья, могли бы быть результатом заговора. Череп Тутанхамона в затылочной части продырявлен. Явно не яда такая дыра в кости черепа, но от удара сзади.
КАРТЕР – Возражаю, череп Тутанхамона мог быть повреждён, скажем, при его падении. Отец его, Эхнатон, можно сказать, первый гений человечества, обладал выдающимся умом, величайшим правителем был, но становился уродливым в результате неизвестной болезни.
ТАХА – Или, скорее, в результате какого-то яда. А сын его, Тутанхамон, родился от близкой родственницы его. И здоровьем был слаб, может, именно поэтому. Эхнатон неожиданно умер. Нефертити, жена его, мачеха Тутанхамона, умница и красавица, не могла согласиться с тем, что править страной, да и ею, должен будет теперь 8-летний пасынок её.
КЕТСИ – Скорее всего этого сильно не мог терпеть жрец Эйе в союзе с полководцем Хоренхебом. Похоже на дворцовый переворот.
— 4 — Эйе и Хоремхеб
ЭЙЕ – Послушай, Хоремхеб, ты полководец, известный своим талантом, а я жрец, как ты знаешь, довольно могущественный. В одном союзе мы могли бы лучше править нашей страной.
ХОРЕМХЕБ – А чуть яснее?
ЭЙЕ – Предлагаю объединить наши усилия.
ХОРЕМХЕБ – Усилия?
ЭЙЕ – Я о царе нашем, об Эхнатоне.
ХОРЕМХЕБ – Величайший правитель! Человек-легенда уже при жизни! Выдающийся ум, гений!
ЭЙЕ – Да-да, но разве не видишь ты, как разрушает его что-то изнутри? Не видишь, как становится он женоподобным уродцем: лицо удлинилось, нос вытянут, уши отвисли чуть не до шеи.
ХОРЕМХЕБ – А ведь верно, что-то с ним происходит, какая-то болезнь мучит его.
ЭЙЕ – Болезнь? Нет, наказание! И ты знаешь, за что: за отказ от наших богов. Придумал себе какого-то бога единого – Солнце, ну и ладно, ну и поклоняйся ему сам в своей тиши. Так нет, запретил традиционное наше многобожие, позакрывал сотни наших храмов, казнил воинственно несогласных с ним жрецов.
ХОРЕМХЕБ – Воинственней тебя не знаю, но ты, вот он, цел передо мной!
ЭЙЕ – Не до ироний, не до шуток. Ты только вслушайся: запретил, закрыл, казнил. Понимаешь, что происходит? Как мириться со всем этим?
ХОРЕМХЕБ – И что же ты предлагаешь? Переворот?
ЭЙЕ – Помягче. Его одного тихо убрать и… пышно похоронить. Народ видит, что он болен. Народ рад будет вернуть своих богов!
ХОРЕМХЕБ – Допустим. Но у него сын, Тутанхамон. Он продолжит дело отца.
ЭЙЕ – Ему и девяти лет нет, в делах государства ничего не смыслит. Одно веселье на уме.
ХОРЕМХЕБ – Благородный юнец. Неопытный, да, в подчинении полном у мачехи, у мудрой красавицы нашей Нефертити. Никакого инцеста у неё, этого родственного бича у нас.
ЭЙЕ – Будто ты и не знаешь, что всё ближайшее окружение судачит о далеко не целомудренном отношении её к пасынку? Все всё знают, кроме самого мужа, кроме Эхнатона. Да не отдаст она власть малому, сама править станет. Но нам это на руку. Если с нами она будет, конечно. С инцестом мы покончим потом. Нам сначала надо уладить религиозный конфликт. А для этого единственный выход как можно скорее освободиться от Эхнатона.
ХОРЕМХЕБ – Неужели ты решишься на…
ЭЙЕ – Я – да, остаёшься ты. Ты – со мной?
ХОРЕМХЕБ – А народ? Думаешь, не поймёт, не осудит?
ЭЙЕ – Послушай, Эхнатон совсем плох, понимаешь, он может впасть в затяжную форму странной своей болезни, ты понимаешь?
ХОРЕМХЕБ – Не совсем. Пока нет, не понимаю.
ЭЙЕ – Ладно, скажи мне, кто у нас недавно открыто декларировал яды в природе?
ХОРЕМХЕБ – Понял. Но не думаю, что это правильный путь.
ЭЙЕ – Другого пути у нас нет.
ХОРЕМХЕБ – У нас?
ЭЙЕ – Да, у нас, тебе же тоже не хочется терять свою страну, ту, которую мы имели до религиозного безумства Эхнатона.
ХОРЕМХЕБ – И как ты себе всё это представляешь?
ЭЙЕ – Пойдём, скажу, обсудим.
—— 5 — Нефертити и Тутанхамон
НЕФЕРТИТИ – Фараон Тутанхамон! Мальчик мой, ты понимаешь, что ты теперь царь Египта? С чего начнёшь своё правление, юное создание? Пир закатишь на всю страну или станешь снова открывать сотни храмов, которые позакрывал твой отец, решив поклоняться только одному богу – Солнцу?!
ТУТАНХАМОН – Солнцем моим был мне отец мой. Я растерян без него. И не пойму, почему он так скоро умер: не жаловался, не болел…
НЕФЕРТИТИ – (поглаживает по голове его) Мы все в печали. Без него теперь мы — ты и я, и сестра твоя сводная, дочь моя, — мы все в печали. Но я помогу тебе: не может же страна долго оставаться без правителя. Я возьму на себя управление страной, а ты пока расти себе. Беззаботно и весело. На охоту ходить будешь, ты же любишь охоту!
ТУТАНХАМОН – Я спросил у жреца Эйе, что случилось с моим отцом?
НЕФЕРТИТИ – Дааа? (гладит его по голове) И что сказал он тебе?
ТУТАНХАМОН – Он жутко так посмотрел на меня и сказал, что солнце сожгло его, что сгорел он под богом своим, под Солнцем. Так противно он это сказал и хотел погладить меня по голове, как ты вот сейчас… но я убежал от него.
НЕФЕРТИТИ – (отходит) Послушай меня, мальчик мой. Тебе больше не придётся убегать ни от кого! Мы будем во всём вместе: я буду надёжной защитой тебе. Я буду править страной, пока ты возмужаешь. А потом… но это будет потом. Главное – власть я удержу для тебя. Для нас. Потом я женю тебя на моей дочери. Знаю, ты будешь с нею счастлив. Вы уйдёте в своё счастье, а я продолжу править уже именем твоим. Как и сейчас.
—— 6 — Нефертити, Эйе и Хоремхеб
НЕФЕРТИТИ – (входящим к ней Эйе и Хоремхебу) Что я вижу, Эйе! Странный союз: могущественный жрец и талантливый полководец – страх и сила!
ЭЙЕ – И красота! Прибавьте это к страху и силе, несравненная богиня вы наша!
ХОРЕМХЕБ – И ум, Эйе! Союз ума и красоты с союзом нашим вместе!
НЕФЕРТИТИ – Определённо, вы что-то задумали. Верно, с этим вы и пришли ко мне.
ЭЙЕ – Эхнатон, супруг ваш, Нефертити, средь правителей многих мудрейший был.
НЕФЕРТИТИ – (прерывает жестом) Что эначит это ваше «был»?
ЭЙЕ – Это значит, что вмешательство его в религию нашу вызывают уже не только возмущение, но и протест. Несогласованные с нами действия его непозволительны. Хотелось узнать, насколько вы разделяете с ним его единобожие с одним богом – Солнцем. Народ…
НЕФЕРТИТИ – Народ, кажется, уже принял богом своим Солнце. С одним богом, тем более Солнцем, легче жить, и легче управлять народом.
ЭЙЕ – А не слишком ли кровавая цена смещению наших богов? Храмы разрушены, сотни жрецов погублены. Не Солнце, а Луна ему — бог. Как вы могли согласиться на это?
НЕФЕРТИТИ – (загадочно-иронично) Он повелитель мой. Спроси он меня, я бы сказала, что Солнце — всего лишь око дневное Бога, как Луна — око его ночное, как звезда Полярная в центре всех созвездий есть неподвижно третий глаз во лбу у Бога единого — Вселенной. Вселенная – бог мой, друг наш Эйе. А может быть, это сама звезда Полярная?
ЭЙЕ – Ересь коснулась и тебя, царица. Народ не понимает и не принимает его… вашу ересь, то есть. И на нём проклятие уже. Разве не замечаешь ты, царица, что неладная болезнь какая-то меняет его физически?
НЕФЕРТИТИ – Да, с ним что-то происходит, уродует внешность его.
ХОРЕМХЕБ – Ему бы не с многобожием, а с инцестом бороться, запретить браки меж родственниками. Наша страна единственная, где под венец свободно идут брат с сестрой, отец, с дочерью, не говоря уже о кузинах и кузенах. И это от вашего желания сохранять царскую кровь чистой, без примеси, не дай вам ваш бог, простолюдина крови. Мне думается, что жуткое физическое изменение лица и тела фараона Эхнатона, происходит, вполне возможно, именно от этого. Да вот ведь и вы, царица…
НЕФЕРТИТИ – Довольно. Красив же и крепок Тутанхамон, как был красив отец его, Эхнатон до болезни.
ЭЙЕ – Не болезнь это, царица, и даже не инцест, — это проклятия всех богов, которых он отверг. Просьба моя и пожелание вам – удержать в многобожии нашем наследника Эхнатона — фараона Тутанхамона.
НЕФЕРТИТИ – Не думаю, что это возможно: он очень любит отца и согласно принимает все его действия. Если и говорить вам с кем, то лишь с самим фараоном Эхнатоном.
ЭЙЕ – (перекидывается взглядом с Хоремхебом) Пожалуй, царица, пожалуй, я так и поступлю ещё раз, но в последний раз.
—— 7 — Эхнатон и Тутанхамон
ТУТАНХАМОН – Ты звал меня, папа, вот он я, пришёл! Такой чудесный день: солнце повсюду – на небе и на земле! Тебе нехорошо, отец?
ЭХНАТОН – Нехорошо, сын. Что-то, видно, не то поел, отравился что ли. Ослабел как-то сразу. Солнце, говоришь? Это хорошо. Присядь ко мне поближе. Послушай. Мал ты ещё, но умён, знаю. Сначала поможет тебе она, Нефертити. Мачеха твоя, но любит тебя. Солнце, говоришь?! Запомни, оно наш бог — первый повелитель египтян. И у армян тоже. Народ наш один, но из многих разных народов. Армян у нас много. С ними у нас один бог – Ра, по-нашему, Ар – на их языке, — Солнце, вечное, как сам круговорот Жизни. Мы дружны, как два умных брата. Название страны нашей по слогам произнеси.
ТУТАНХАМОН – Е- ги — пет.
ЭХНАТОН – Вот именно! На армянском это: «Я — знания — господин». Мы знания любим! Мудрые языки наши переплетены, бог у нас один и культура, и любовь к знаниям. Любовь! Это же огонь! Это горючее для жизни!
ТУТАНХАМОН – А кто был первым – Ар или Ра?
ЭХНАТОН – Вот с такого вопроса у глупых людей вражда начинается. Все соперничают, враждуя. А мы соперники в развитии, потому друзья, потому врагами не будем никогда. Разве есть непримиримость в вопросе «Кто первый: отец или сын?»? Разве могут все называться одним и тем же именем?
ТУТАНХАМОН – И всё же, отец, что означает название нашей страны, Египет, на нашем языке?
ЭХНАТОН – Задумался бы и я, если бы сначала не услышал от друга моего, армянина, это — «Я – знания — господин», — очень понравилось!.. Земля во всей Вселенной – маленькая, а для людей – большая: места всем хватит, если с уважением друг к другу и к самой земле.
ТУТАНХАМОН – Ты так о земле говоришь, отец, будто она твой бог, а не Солнце.
ЭХНАТОН – Земля – это наш общий дом. Без Солнца она сразу погибнет. Мы в дружбе жить должны… без вражды бы… Если и падём вдруг, то вместе, или один за другим… Но мы не падём, нет! Ты только вслушайся: Нут – у нас это бог природы, а у армян, читай наоборот, – Тун, бог жизни, Дом. Природа — Дом! И ещё у нас один и тот же символ Солнца – крест! Ты, прищурясь, на Солнце посмотри, увидишь — лучами крест!.. (съёживается, замолкает)
ТУТАНХАМОН – Отец? Тебе нехорошо?
ЭХНАТОН – Плохо. Хуже некуда.
ТУТАНХАМОН – Позвать кого надо? Нефертити?
ЭХНАТОН – Пока никого. Наклонись ко мне (кладёт руку ему на голову, гладит, и другой рукой, и — с трудом) А теперь пойди, позови Нефертити (сын выбегает. И он — в дрожи, откидывается головой назад и… умирает)
— —— 8 — Эйе и Хоремхеб
ЭЙЕ – Хоремхеб, тебе не кажется, что Нефертити далеко не в целомудренных отношениях со своим пасынком, с юным Тутанхамоном?
ХОРЕМХЕБ – Кажется. Это же единственная возможность у мудрой красавицы удержать власть над ним. Она забавляется, и ему это нравится. Он веселится, а она страной правит.
ЭЙЕ – А не кажется ли тебе, что она задержалась во власти, и не только над ним? Она же и нас с тобой в плену своём держит, в красивом и мудром, как ты о ней говоришь.
ХОРЕМХЕБ – Эйе, от одного намёка твоего сердце моё сжимается.
ЭЙЕ – Какой намёк, с открытым вопросом я к тебе.
ХОРЕМХЕБ – Не слишком ли скоро после Эхнатона? Народ вздрогнет, задумается.
ЭЙЕ – Ты о каком народе, о какой части её? Сегодня он так раздроблен на «ваши» — «наши», на черных и белых, на многобожий и однобожий. Подумать только, Солнце на Олимпе! Как ты себе это представляешь?
ХОРЕМХЕБ – С трудом, признаюсь. Спалит оно мгновенно весь Олимп со всеми богами. Выбрал бы ещё человекобога, а то – Солнце!
ЭЙЕ – Человекобог, говоришь? Осторожнее, скажешь так в другом месте, ещё и подхватят: глупость быстро распространяется. И всё же, вернемся к себе: как будем с мудрой красавицей нашей?
ХОРЕМХЕБ – Прости, не понял.
ЭЙЕ – Время уходит, нам потом власти не увидать, а это единобожие привьётся. Понял?
ХОРЕМХЕБ – Да что толку, что понял. Жутковато. И когда?
ЭЙЕ – Да хоть сегодня. Нам власть срочно нужна: вместе мы вернём к жизни наши многобожии храмы. Ну, согласись, что другой религии людям и не надо. Это как в большом здании: люди живут в своих квартирах своими семьями и каждая со своим богом, и с уважением к богу соседа.
ХОРЕМХЕБ – А с единым богом разве не спокойнее жить им?
ЭЙЕ – Представь, они и единого назовут по-разному, и ссориться начнут, какой из их богов более настоящий. Всё человечество расколется на четыре части, ну, по четырём частям света, имею ввиду.
ХОРЕМХЕБ – (смеётся) Ну, да, ещё и меж этих частей света, ещё четыре – опять же: многобожие.
ЭЙЕ – Да нет же, один, но с разными толкованиями его. Даже представить себе боюсь, как ссориться они меж собой начнут. Наше многобожие – это же каждый с сыном одного отца, и всё тут. Ну, так как? Как думаешь, когда мы это? Чего молчишь, говори же, как думаешь?
ХОРЕМХЕБ – Думаю, люди постепенно сами разберутся, а мы с тобой навечно у них в преступниках останемся. Ведь ты уже не остановишься и после Нефертити.
ЭЙЕ – Хвалю: далеко видишь. Если и юноша этот помехой предо мной встанет…
ХОРЕМХЕБ – Опомнись, Эйе, остановись…
ЭЙЕ – Замурую так, что и через тысячу лет не подберутся… (помолчав) не посмеют! Зловещее, ядовитое проклятие оставлю: помрёт тут же каждый, кто приблизится, следующий уже и побоится.
—- 9 — Нефертити и Тутанхамон
НЕФЕРТИТИ – Фараон Египта Тутанхамон! (подходит к нему) Мальчик мой, я правила страной и тебя растила, сделала зрелым и научила править, и женила, сделала счастливым мужчиной тебя.
ТУТАНХАМОН – Всё так, верно говоришь ты, Нефертити. Я взрослый пятнадцатилетний мужчина, счастлив буду в браке, благодаря тебе. И да, моя мама-мачеха-наставница-любовь моя Нефертити, я уже могу править страной сам, с женой моей любимой, твоей дочерью, то есть, опять же не сам — с тобой, моя Нефертити! Ты всё так же будешь со мною и в счастье моём, и в государстве нашем! Что такое? Ты отворачиваешься от меня? Ты от меня отказываешься? Нефертити?
НЕФЕРТИТИ – Не хотела тебе говорить об этом сейчас …
ТУТАНХАМОН – Говори! Сейчас!
НЕФЕРТИТИ – Нездоровится мне… уже два дня, а сегодня очень сильно. Горит всё так сильно, вот здесь (руку ко груди). Что-то, видно, не то поела, отравилась, что ли. Подойди ко мне. Послушай: будь осторожен, не доверяйся никому. Прости. Нехорошо мне. Пойду. Договорим, может быть, потом, после твоей свадьбы. Она у тебя завтра! Родной ты мой, фараон Египта… (отступает в поклоне ему, уходит, оглядывается), Эйе, ему… (прикладывает палец к губам и машет им, мол, ему- ни слова, машет прощально, уходит)
—— 10 — Эйе, Хоремхеб и Тутанхамон
ЭЙЕ – А говорят, ты весь в слезах. Молодец. Мужчина. Понимаешь, что слезами ни отца, ни Нефертити не вернуть. Такова судьба. Жаль. Но ты же знаешь, Тутанхамон, мы, я и полководец Хоремхеб, готовы быть рядом с тобой советом и делом, днём и ночью (жестом приглашает полководца продолжить его)
ХОРЕМХЕБ – И верно, вы молоды, любите охоту, веселье, жена красивая рядом. А мы… мы запретим в стране инцест, мы…
ЭЙЕ – Мы спасём страну: вернём нашу религию, возродим наши храмы, мы…
ТУТАНХАМОН – Довольно. Вы не вернёте стране мудрейшего её фараона, не вернёте ей и красавицу Нефертити. И судьба тут не при чём: не для того вы их… (жестом) отсюда – туда… Ишь, как глаза у вас расширились: не узнаёте, где находитесь, с кем говорите. А ведь это так: я – фараон ваш. Вам следует запомнить: с советами ко мне придёте, когда или если я вас для этого позову. Днём. Ночью в советницы мне достаточно моей жены. И ещё: оставьте в покое религию моего отца, она уже полюбилась и народу. Скорее Солнце сожжёт вас обоих, нежели я нарушу дело отца. Итак, есть я, и есть предо мною вы. Вы, Эйе, кто? Ах, да, могущественный жрец, так говорила Нефертити мне о вас. А вы, Хоремхеб, кто вы? О, да, талантливый полководец, говорила Нефертити. А я пред вами кто? Верно, предводитель ваш, фараон Египта! Нефертити думала, что правит страной она, ошибалась: правили страною вы. Теперь вы собираетесь править мною? Некоторые интриги ваши до меня уже дошли. Эйе, Хоремхеб, да, я всё тот же легкомысленный весельчак, но только в частной радости моей. Эйе, Хоремхеб, а для вас я только суровый военачальник. (Тихо) Вы слышите? (громко, те аж вздрагивают и вытягиваются). Испугались, это хорошо, Эйе, Хоремхеб, так откройте уши: я жестокий военачальник только с врагами страны! Слышите? И с любыми врагами мне.
ЭйЕ – Но мы, мы не враги, вернее, враги, но не тебе, другим врагам. (В поклоне) Ты правитель наш, и я, и мы смиренно просим только об одном: (решительно, как в атаку) верни нам традиционное многобожие, верни сотни жрецов и других служителей культа, признай Эхнатона, хоть он и отец тебе был, признай его еретиком-фараоном.
ТУТАНХАМОН – Ах, ты старый… (подступает к нему, сдерживает себя, отходит, резко поворачивается) Не бойтесь, здесь только мы втроём, я же не боюсь – вас двое… В карманах — каких? Или — за пазухой? (к Хоремхебу) Или — у тебя? В искусстве властвовать у вас не только хитрые интриги, в арсенале вашем, знаю, яд с проклятием… где, я спрашиваю, где храните вы… средства преступления? (помолчав) Уже меня убрать хотите?
ЭЙЕ – (разводит руками) Помочь хотим…
ХОРЕМХЕБ – (кивает) … хотим…
ТУТАНХАМОН – А ведь я – пока последний из славной династии Нового Египта. Вы его не понимаете, Нового Египта, боитесь его, как старые – всего нового. Любовь и веру мою попираете придворными интригами. Так кто же еретик? Вера отца моего – вера моя, любовь моя. Она пугает вас… (поустав и поостыв, спиной к ним) Идите. Пока идите.
ХОРЕНХЕБ – Мы хотели…
ТУТАНХАМОН – (оборачиваясь к ним) Вооо-он!
ЭЙЕ – (пятятся оба) Но мы…
ТУТАНХАМОН – (тихо) Отравить меня вы не успеете… (громко) воооо-он!
—— 11 —- Эйе и Хоремхеб
По центру картина – пирамида Тутанхамона.
ЭЙЕ – Не успеем? Слышал же ты. Но всё уже, всё.
ХОРЕМХЕБ – Что? Ты что-то сказал про всё, что всё?
ЭЙЕ – Он сказал, не я. Не успеете, сказал. Или ты не услышал? Ну, вот и всё, не ждать же, чтоб он… или ты не услышал угрозу нам? Не уловил?
ХОРЕМХЕБ – Уловил было, но подумал, пустое: уйдём, отвлечётся. Не ожидал я. Всё, что угодно, но чтобы так? Из праздного весельчака, гуляки из-под руки Нефертити, и вдруг перед нами такой дерзко смелый фараон? Даа, жестоким военачальником будет.
ЭЙЕ – Был бы. Нам во зло. Уже не будет. Не то ещё несколько его лет, и мы уже старики на списании, а он в своём единобожии под солнцем ещё и наследников солнечных оставил бы. Пока не позовёт он, слышал, да? А мы и не придём. Многобожию нашему «прощай» не скажем, нет. А то и ты вот об этом: о детях солнца, что придут и нас с тобой лишат надежды овладеть троном во имя спасения страны от еретика. Пришлось поспешить.
ХОРЕМХЕБ – Не простят нам люди, ни сегодня, ни там, в поколениях, проклянут нас.
ЭЙЕ – Да что их проклятья оттуда сюда? И потом мои проклятия сильнее. Я за страну стою. Мне страну спасти важнее, религию нашу спасти!
ХОРЕМХЕБ – Яда же нет под рукою, пока его достанешь, может, передумаешь ещё?
ЭЙЕ – Уже думал-передумал, продумал и решил, что яда никакого и не надо, ты прав, уж слишком явно, ясно было бы так.
ХОРЕМХЕБ – И что же ты другое придумал?
ЭЙЕ – Намного проще. Вдруг упадёт он, может же он упасть, стукнуться, разбить свою умную голову? А то, ишь, военачальник на нашу голову. Нет уж, один, но сильный удар сзади по затылку… и обернуться не успел.
ХОРЕМХЕБ – Как? И ты сам это?
ЭЙЕ – На этот раз нет. На такое есть и другие.
ХОРЕМХЕБ – И что теперь?
ЭЙЕ – Да всё как полагается: забальзамируем, пышные похороны мумии устроим, объявим траур глубокий на время, пока гробницу поглубже в пирамиде его упрячем. Хорошо, я начал строить её ещё для отца, для Эхнатона, и вот уже готова.
ХОРЕМХЕБ – И никакого тут тебе преступления. Но тогда медлить тебе и с другим нельзя: ты же на троне воцариться должен сразу после похорон его?
ЭЙЕ – Само собой. Народ власть сильную любит. И не один я буду — с женой его! Моя теперь! Видал, молодая красавица какая, что там сама Нефертити! Народ и опомниться не успеет: в радости потонет от возвращения им их старых храмов. Ничего не оставлю от памяти еретика Эхнатона. А ты о каком преступлении? Народ счастлив — это главное. (Достаёт стаканчик, открывает, пьёт, кладёт обратно в карман). А к Тутанхамону от самого входа до самой мумии, и саму мумию его всё так замурую, так пропитаю ядами, что даже поколениям, тем, что там ещё вдалеке, даже приблизиться неповадно будет. Предупреждение об этом у входа оставлю со зловещим проклятием каждому, кто посмеет попробовать войти в усыпальницу. Сработает, как думаешь? Говори же, о чём думаешь?
ХОРЕМХЕБ – О преступлении думаю. Не все пути к достижению цели хороши. Особенно преступные, они человеку — проклятье богов.
ЭЙЕ – Постой, что с тобой происходит? Какая птица тебя в голову клюнула?
ХОРЕМХЕБ – Не в голову, в душу. Душа болеть стала. Совесть мучать начала.
ЭЙЕ – Какие-то странные слова ты произносишь.
ХОРЕМХЕБ – Среди множества твоих богов, ни один тебе их не сказал, да.
ЭЙЕ – А фараону-еретику какой такой единый бог его сказал их ему, ты это знаешь, да? Душа? Ха-ха! Совесть? Покажи мне рукой своей, где, в каком месте тела твоего они сокрылись, душа твоя и совесть?
ХОРЕМХЕБ – В том-то и дело, что невидимы они, как и боги твои.
ЭЙЕ – Мои? Ты что, заражён уже единобожием еретика? Человечество, как части света, разделены на четыре цвета, ты думаешь их боги отступят, согласятся выбрать меж собою на всех одного?
ХОРЕМХЕБ – Не знаю, как это может быть, но хорошо бы, перестали бы ссориться смертно друг с другом. Пересохло тут (показывает на горло своё), дай и мне попить. (Эйе достаёт стаканчик из другого кармана, открывает, даёт ему, тот пьёт). Эйе, три, три убийства, но ты счастлив: ты же не убийца, ты страну спасаешь, религию спасаешь. Но, Эйе, если ты и без того глубоко упрятал мумию Тутанхамона и крепко-накрепко замуровал вход, к чему ж такая страховка твоя: ядами пропитанное зловещее проклятие? Неужели от страха перед наказанием за преступления?
ЭЙЕ – Ты это о чём? О каких преступлениях, друг ты мой? Разве ты всё время не рядом со мной? Или (с угрозой) ты не знаешь, как ужасна участь свидетеля?
ХОРЕМХЕБ – Свидетеля? Разве я не участник всех ужасов твоих? В делах нечистых нет друзей, в напряжении каждый: постоянно в ожидании предательства.
ЭЙЕ – Подумал бы, что шутишь, когда б не знал, что ты шутить не любишь. Знай же, что я предугадал тебя и тебя опередил: спеши ж к себе, яд действовать начнёт уже вот-вот.
ХОРЕМХЕБ – Яд?
ЭЙЕ – Яд. Его ты принял только что с напитком от меня. Устал я (садится). Беги к себе скорей, приляг.
ХОРЕМХЕБ – (озадачен, прошёл туда-обратно перед Эйе, зашёл за него, достал платок, склянку из другого кармана, покапал из него на платок и одной рукой обхватил Эйе за шею, другой закрыл ему платком нос и рот). Умрём же вместе, Эйе. Это яд, что так любим тобой, твоё зловещее проклятие. (Эйе затрясся и вытянул ноги, голова его запрокинулась назад, Хоремхеб небрежно вернул её ему на грудь, вышел из-за него и, качнувшись, упал на его ноги).
———— ЭПИЛОГ ——
Под светом в центре картина: пирамида Тутанхамона, с двух сторон её высвечиваются лица газетчиков.
ГАЗЕТЧИК-1 – Итак, загадка зловещего проклятия гробницы фараона Тутанхамона раскрыта.
Медленно опускается картина Сфинкса, покрывая картину пирамиды
ГАЗЕТЧИК-2 – А вот Сфинкс ещё продолжает хранить свою тайну. Он всё ещё в ожидании к себе учёного. Может быть, из 21 века.
К О Н Е Ц