ИНТЕРВЬЮ
«стихи – трость,
на неё опираюсь
при ходьбе
по этой
ЖИЗНИ»
Арсен Мирзаев
«Наша Среда online» — При знакомстве с Арсеном Мирзаевым я подумал, что это Человек – тишина. И пока я пытался осознать, тишина ли находится в нем или он в тишине, я понял более важную вещь – что «тишина – это тоже звук». И сразу стало ясно, его деятельность непременно должна быть связана со звучанием. «Он или поэт или музыкант» — подумал я.
Итак, Арсен Мирзаев. Поэт. Литературовед. Исследователь авангарда.
Ищу отзывы об Арсене, и нахожу:
«Стихи, гуляющие по тембру молчания, как по набережной, вдоль тишины. Целая книга дыхания, шепота, немоты и промалчивания. Слова осваивают язык жестов, размахивают руками, улыбаются и печалятся. Мы наблюдаем за их пантомимой, завороженные вакуумной тишиной, проваливающейся в паузы между словами, строками, строфами, страницами. Так, поэт сначала признается: «учусь/ говорить/ в школе/ немых»; а затем продолжает: «погружаюсь/ в глухое/ безмолвие –/ не по гордыне/ из смирения/ перед / Господом Словом». Безносов Денис.
«Когда он входит в комнату или зал, сразу появляется ощущение незримого присутствия поэзии. Он умеет не только проникновенно говорить, но и красиво молчать. Это великолепное неповторимое молчание, словно непроизнесённое стихотворение, наполняет атмосферу между присутствующими удивительным прозрачным и призрачным поэтическим языком». Эльдар Ахадов.
Значит, интуиция не подвела. Не только я один обнаружил эту интонацию.
А вот что пишет об Арсене Мирзаеве поэт Владимир Уфлянд:
«Арсену Мирзаеву Бог дал от рождения ум и талант.
Тот же рогатый ангел, на которого жаловался Пушкин, догадал Арсена заняться русской поэзией. Ум, вопреки распространенной практике, не мешает этому занятию поэта Мирзаева…
Арсен не упускает возможности усвоить достижения самых разных учителей мастерства. При этом остается оригинальным и самобытным. Может быть потому, что – по его же выражению – «всегда внутренне усмехается».
Или вот, Виктор Кривулин:
«Арсен Мирзаев развивает новую и экзотическую для современной петербургской поэзии неофутуристическую линию. Он виртуозно владеет свободным стихом… К этому следует добавить рыцарственную верность Мирзаева позднефутурстической традиции, его продуктивную связь с такими корифеями московского нео– и поставангарда, как Геннадий Айги и Всеволод Некрасов…
При этом многие стихи Мирзаева созерцательны и медитативны, под современными словесными одеждами угадываются глубинные натурфилософские мотивы, свойственные лучшим образцам русской пейзажной лирики (Тютчев, Фет)».
— Как случилось, что Вы решили выбрать поэтическую стезю?
— Думаю, это было предопределено. К сожалению, я не слишком хорошо знаю свою родословную. А сейчас уже и расспросить некого. Мне известно лишь то, что во мне, помимо, русской и даргинской (от отца), есть и частички польской, немецкой и французской крови. Но вот были ли поэты среди моих предков? – Не знаю. Дедушка, Игорь Борисович Иванов, писал стихи и заметки, но, кажется, публиковался только в стенгазете и многотиражке своего института, где он трудился инженером. Папа, Магомед Насухович Мирзаев, посвящал своей жене, моей маме, любовные послания (они сохранились в его письмах из Африки). Мама, Елена Игоревна Мирзаева (в девичестве Иванова), в юности тяжело «заболела» Грузией: учила грузинские танцы, читала стихи грузинских поэтов (и переписывала их в особый «тайный» блокнот), начинала учить грузинский язык… Из-за этой ее любви к Грузии и я, собственно, появился на свет (это отдельная история, требующая отдельного рассказа. Но если коротко, то дело было так. На студенческом балу в Ленинградском Горном институте мой отец, будущий геолог, пригласил маму, будущего экономиста, на танец. Будучи предупрежден однокурсниками о любви Лены Ивановой ко всему грузинскому, папа на ее вопрос «А ты грузин?» – ответил: «Грузин-грузин». Обман вскоре был раскрыт. Но было уже поздно…). А, вообще, любовь к литературе, поэзии, музыке – это всё у меня, конечно, от мамы. Дальше я уже «спасался» сам. Выжить, не свихнуться, не пойти «по кривой дорожке» в бандитском городе Воркуте 1960-1970-х годов помогли книги; запойное чтение: открываешь собрания сочинений (что под руку попадется – Диккенс, Конан Дойль, Драйзер, Гоголь, Лермонтов, А. К. Толстой, Пушкин. Ну, и т.д.) – и глотаешь том за томом. Потом уже, в 1977 г., – возвращение в Ленинград после окончания воркутинской средней школы, недолгая учеба в ЛЭИСе (радиотехнический фак-т), служба в армии (1978–1980 гг., военный городок под Загорском; первые проблески чего-то стоящего в стихах появились именно там и тогда) и, наконец, Горный институт; учеба, а прежде всего – ЛИТО, которое возглавлял поэт Михаил Яснов), и – недолгое время: Мельпомене не удалось покорить меня раз и навсегда – СТЭМ (Студенческий театр эстрадных миниатюр; руководил студией Александр Урес).
— Начиная с институтских лет по сегодняшний день Вы увлечены одним только писательским мастерством, так ли это?
— Это не совсем так. Вернее, совсем не так. В детстве и юности, во время службы в армии, был еще и спорт (в большей степени – волейбол, бокс). Несколько лет учебы в музыкальной школе (фортепьяно). А в институтские годы, помимо ЛИТО и студенческого театра, были и команда КВН, и музыкальная группа «Марсиане», и сочинение песен. Но потом литература властно дала понять, что она ревнует и никаких совмещений терпеть не намерена. И захватила меня целиком.
— Когда появился первый продукт вашего творчества? Что это Вам дало?
— Ну, смотря что считать «продуктом». Помню до сих пор (но цитировать не хочется) свое четверостишие, сочиненное во 2-м классе. – Нечто совершенно кондовое: про то, что нужно бороться за свое счастье, и тогда, мол, коммунизма нам не избежать…
— Что такое «Сайгон»?
— Раньше об этом кафе над рестораном «Москва» на углу Невского и Владимирского знали только «посвященные». Теперь, наверное, если не все, то многие о нем знают. Особенно после выхода огромного тома «Сумерки „Сайгона“» и нескольких документальных фильмов, посвященных «культуре „Сайгона“» и «поэтам „Сайгона“». Я себя к «сайгоновским» поэтам не причисляю. Разумеется, и я отдал дань. Бывал. И не так уж редко. И «маленький двойной» заказывал, и общался, и выпивал с друзьями. И брал у Владимира Безродного «на прочтение» машинописную антологию, в которой как раз были собраны поэты «Сайгона». Но не могу сказать, что я прямо уж там дневал и ночевал. Были там люди, во-первых, постарше, во-вторых, посолиднее, в третьих, поавторитетнее, в четвертых, поцентровее…
— С поэтом Геннадием Айги Вы были знакомы много лет. Что вас объединяло?
— С Геннадием Николаевичем нас связывали 20 лет дружбы. Кроме того, (а, м. б., и в первую очередь), нас объединяли общие дела и интересы. Не только поэзия как таковая, но и то, что оба мы увлекались авангардом (в большей степени литературным, но и живописным тоже). Нам обоим были близки такие поэты и художники «серебряновечного» и современного авангарда, как Казимир Малевич, Михаил Ларионов, Наталья Гончарова, Павел Филонов, Владимир Татлин, Михаил Матюшин, Петр Митурич, Василий Чекрыгин, Велимир Хлебников, Елена Гуро, Божидар, Алексей Крученых, Давид Бурлюк, Тихон Чурилин, Григорий Петников, Владимир Маяковский, Всеволод Некрасов, Леонид Аронзон, Станислав Красовицкий, Владимир Яковлев, Игорь Вулох, Анатолий Зверев, Николай Дронников, Григорий Гавриленко, Михаил Шварцман, Игорь Макаревич и др. Из зарубежных писателей и художников – Франц Кафка, Циприан Норвид, Макс Жакоб, Рене Шар, Антуан Витез, Пауль Целан,Тумас Транстрёмер, Ханс Викстен, Карл Прантль, Гюнтер Юккер, Карл-Микаэль Бельман, Гуннар Экелёф, Ана Бландиана, Чеслав Милош, Юлиан Пшибось (перечислять можно было бы еще довольно долго). Благодаря Айги я открыл для себя поэзию Эдит Сёдергран, классика модернистской поэзии Швеции и Финляндии. В 1993 г. в Райволе (Рощино) под Петербургом мы вместе с Г. А. и нашими друзьями, поэтами и художниками, провели посвященные ей Чтения, – совершенно самостийно и «самодеятельно», не привлекая к организации никакие властные структуры, официальные творческие Союзы etc. И, конечно, до знакомства с Геннадием Николаевичем, я совершенно не представлял, что в Чувашии, помимо самого Айги, были/есть замечательные поэты и живописцы: Константин Иванов, Васьлей Митта, Мишши Сеспель, Педэр Хузангай, Анатолий Миттов, Петр Петров, Праски Витти, Игорь Улангин. Имел Айги отношение и к питерскому самиздату – литературно-художественному журналу «Сумерки», который мы с коллегами печатали на пишущей машинке, на ксероксе, а затем уже и в типографии. Материалы Айги мы публиковали и в самом журнале, и в одном из приложений к нему – «Теория и практика „Игры́ в аду“ (к 80-летию русского авангарда; 1990 г.; тираж 250 экз.)». Но одно из главных дел, которым мы тоже занимались вместе с самим Геннадием и петербургским художником Александром Веселовым: составление и редактирование книги-альбома Айги «Разговор на расстоянии» (СП., 2001 г.). Эта работа, во время которой то Г.А. жил у меня в СПб., то я у него – в Москве и дер. Денисова Горка, заняла у нас около трех лет. А после ухода Геннадия Николаевича в 2006-м я собрал небольшой том, который назывался «Айги-книга» (СПб., 2014). В него вошли краткие мемуары друзей поэта – художников, переводчиков, литераторов, композиторов, режиссеров; статьи и эссе, ему посвященные; блок стихов самого Айги, который сложился из текстов, которые выбрали участники книги, и мн. др.
— Расскажите о своем вдохновении. Оно присутствует перманентно или нужны причины для его появления?
— Постоянно чем-либо вдохновляться нереально – можно лишиться ума (а то и «вылететь» из жизни). Причины для его появления могут быть самые разные: от строчки, прочитанной в поэтической или прозаической книге; случайного взгляда, брошенного девушкой, сидящей напротив тебя в вагоне метро; еле слышной мелодии, вдруг подхватившей, закружившей и унесшей из реальности; «многообразного» запаха леса – до «застывшего» зеркала реки, которая – если смотреть на нее долго и отрешенно – вполне может восхи́тить в «ту высь, / Откуда открывается паденье»…
— Говорят, стиль – это человек. Что за стиль «Арсен Мирзаев»?
— О самом себе писать трудно. Но если абстрагироваться и представить себя на месте говорящего о тебе – скажем, твоего друга или соратника – то, вероятно, можно это как-то так представить: «Арсен Мирзаев не считает себя пупом Вселенной и «гением всех времен и народов» (иные пииты всерьез полагают, что для писания стихов настаивать на этом абсолютно необходимо). Он знает себе цену, но любит и ценит поэзию и своих ближайших друзей (практически все они – прекрасные поэты), и просто стихотворения тех авторов, которые внутренне ему близки: русских, мировых ли мастеров – не суть важно. И ежели обернуться и бросить ретроспективный взгляд на прожитое-прочувствованное-преодоленное, то можно сказать и так: «Для него всегда было не менее важным занятием в жизни, помимо собственных поэтических штудий, то, что его формировало и давало ему „рост“, и, в конце концов, по-настоящему радовало и вдохновляло. Поэтому и появлялись «чужие» книги, которые он составлял-редактировал-комментировал, писал к ним вступительные статьи или послесловия: В. Хлебникова, Е. Гуро, Т. Чурилина, В. Маяковского, А. Введенского, Ген. Алексеева, Г. Айги и других».
— Бунин считал, что русская поэзия не нуждалась в футуризме в такой степени, как итальянская, ибо, в отличие от итальянской, совсем недавно начала формироваться. Блок был больше поклонником футуризма, чем акмеизма. Кто из них более прав?
— Александр Блок, в отличие от Бунина – его, как мне кажется, мало что на самом деле интересовало, кроме собственных текстов, – понимал значение футуризма и влияние, которое они оказывали и еще окажут (наверняка он чувствовал, что влияние это будет «пролонгированным») на русскую (прежде всего) литературу. Он отдавал им должное, особенно Елене Гуро и Велимиру Хлебникову, понимая, что здесь он сталкивается с совершенно новым ощущением и пониманием слова, глубинным погружением в него – очень внутренним и в то же время «вселенским»; с «новым зрением».
— 20 февраля 1909 года в газете «Фигаро» Маринетти опубликовал «Манифест футуризма». Маринетти писал: «Самые старые среди нас — тридцатилетние, за 10 лет мы должны выполнить свою задачу, пока не придёт новое поколение и не выбросит нас в корзину для мусора…». С тех пор утекло много воды. Какой стала поэзия сегодня? В какую сторону направляется русская поэзия сегодня?
— На этот вопрос трудно ответить коротко и однозначно. Еще лет 15–20 назад мне и моим поэтическим сверстникам казалось, что за нами – абсолютная пустота, зияние, полное отсутствие интересных молодых стихотворцев. Но за эти годы сменилось уже несколько поэтических поколений, одно любопытнее и ярче другого. Можно было бы назвать десятки имен. И юных пиитов, которые не хотят ни расти, ни меняться, ни развиваться и писать так, как писали в XIX веке, уже встретишь не так часто, как еще совсем недавно… Появляются новые авторы, прекрасно знающие всю мировую поэзию (не только отечественную), великолепно филологически (а некоторые – и лингвистически, и философски) подкованные. Большинство из них отходит от классической, конвенциональной поэтики, обращаясь к верлибру, хайку, белому стиху, версе, визуальной и звуковой поэзии. Все это трудно назвать однонаправленным творчеством. И я рад тому, что современная поэзия развивается «разнообразно и разносторонне».
— Вы организовываете поэтические конкурсы? Как это осуществляется?
— Я не занимаюсь организацией поэтических конкурсов. Иногда меня приглашают в жюри каких-то конкурсов. Если мне это в какой-то степени интересно, соглашаюсь. Но я имею отношение к организации Международного поэтического фестиваля «Балтийское кольцо», ориентированного на русскоязычную поэзию стран Балтии и Северной Европы и проводящегося в Эстонии, в Тарту, с 2017 года, и к Фестивалю свободного стиха, который существует с 1990 года. Сначала он проходил только в Москве, затем стал проводиться и в других городах России (Твери, Нижнем Новгороде), а с 2013 г. – в два тура: в Москве и Петербурге.
— Как Вы стали лауреатом Московских фестивалей свободного стиха (1991 и 1993)?
— В начальный период Фестиваль верлибра (свободного стиха) в Москве состоял из двух частей. В первой части выступали мэтры: В. Бурич, В. Куприянов, А. Метс, Г. Сапгир, К. Кедров и др. Во второй – конкурсанты. В дальнейшем от проведения конкурса решено было отказаться. – Идея себя исчерпала. Я, помнится, за победу в одном из этих конкурсов, получил в качестве награды книги членов поэтического жюри – Владимира Бурича и Музы Павловой.
— Что означает орден Победы Авангарда первой степени, которого Вы удостоились?
— Это один из орденов, учрежденных питерским художником и поэтом Михаилом Мельниковым-Серебряковым, основавшим Общество Черной Водки «Русский Авангард» («дочерняя» организация Международного президентского клуба «ВАЛИ» — Всемирной ассоциации любящих «Изабеллу»).
— Какие у Вас творческие планы?
— Планы, разумеется, всегда какие-то есть. Дай Бог хоть что-то из задуманного исполнить (чтобы хватило на это времени и сил)! Выпустить к юбилею (в этом году) две свои поэтические книги. Одна из них должна выйти в петербургском издательстве «Лимбус Пресс», другая в Болонье (Испания), билингва: на русском и испанском (в переводе Паоло Гальваньи). Кроме того, есть еще ряд проектов: издать «Венок Велимиру» (поэтические посвящения В. Хлебникову более 100 поэтов); полные варианты мемуаров о ВХ двух его близких друзей (две отдельные книги; есть также надежда, что в обозримом будущем выйдет, наконец в знаменитой серии «PRO ET CONTRA» и подготовленная Ю. Орлицким, М. Павловцом и в.п.с. двухтомная антология критики, посвященной Велимиру,); «Айги-книга-2», которая должна быть оформлена графикой И. Вулоха; книга стихотворений, прозы, переводов, воспоминаний и фрагментов дневников Веры Аренс, талантливого и разностороннего литератора Серебряного века, соратницы А. Блока, М. Горького и Н. Гумилева; книги избранных стихотворений В. Уфлянда, Г. Айги и Е. Гуро (для одного из петербургских издательств). И это лишь ближайшие планы. И речь тут идет исключительно об изданиях, практически готовых к печати.
— Можно ли сегодня назвать тех поэтов, которые впоследствии будут входить в учебники по русской литературе?
— Попробую. Хотя это не так просто, сродни гаданию на кофейной гуще. Ну, допустим, мне видится такое созвездие имен: Геннадий Алексеев, Виктор Соснора, Геннадий Айги, Георгий Оболдуев, Всеволод Некрасов, Станислав Красовицкий, Игорь Холин, Генрих Сапгир, Ольга Седакова, Виктор Ширали, Елена Шварц, Олег Охапкин, Виктор Кривулин, Лев Лосев, Леонид Аронзон, Аркадий Драгомощенко, Сергей Стратановский, Олег Григорьев, Ян Сатуновский, Алексей Хвостенко, Анри Волохонский, Елена Игнатьева, Владимир Уфлянд, Александр Кондратов (Сэнди Конрад), Михаил Ерёмин. Что ж, пожалуй, на первое время достаточно. Впрочем, мечтать не вредно…
Беседу вёл: Арутюн Зулумян
Арсен Мирзаев сотрудничал с издательствами «Амфора», «Северо-Запад», «Астрель», «RedFish», «Питер» и др. Работал литературным редактором в «Азбуке», «Комплекте», «Арс», «Лимбус Пресс», ведущим редактором издательства «Вита Нова».
В 1990-2010-х гг. он подготовил (составление, редактура, вступ. статьи, комментарии) и выпустил в свет несколько десятков книг, в том числе:
«Каждый охотник желает знать, где сидит фазан» (стихи детей 5-12 лет), 1995; Руслан Элинин «Я собрался», 1995; Данте Алигьери «Стихи о Каменной Даме», 1997; Олег Осипов «Капли», 1998; «Неизвестная Берберова», 1998; Елена Гуро «Небесные верблюжата», 2001; Геннадий Айги «Разговор на расстоянии», 2001; Геннадий Алексеев «Чудо обыденной речи…» (Новосибирск), 2002; альбом графических работ Николая Дронникова «Иосиф Бродский в Париже», 2003; Николай Дронников «Живопись и графика», 2004; «Велимир Хлебников. „Венок поэту“», 2005; Салман Рушди «Дети полуночи», 2006; Тихон Чурилин «Стихи» (Мадрид), 2010; Александр Введенский «Гость на коне», 2011; Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», 2011; Владимир Маяковский «Крикогубый Заратустра», 2012; Владимир Шинкарев «Максим и Федор», 2012; Тихон Чурилин «Стихотворения и поэмы» (М.; в 2 т.; сост., подготовка текста и коммент. — совместно с Д. Безносовым), 2012; «Мосты/Mosty» (Антология современной поэзии Варшавы и Петербурга; Варшава), 2015; Велимир Хлебников «Время – мера мира», 2018; Владимир Маяковский «Война и язык», 2019.
Арсен Мирзаев является также автором поэтических книг: «Другое дыхание». СПб., 1994; «Помимо прочего». М., 1996; «Стихи и песни Антона Компотова». СПб., 2000; «Музыка разговора…». Париж, 2001; «Люди и звуки I». Париж, 2003; «Люди и звуки II». Париж, 2003; «Парижачьи стихи». Париж, 2003; «Изабелла». Чебоксары, 2004; «Палиндромы». Чебоксары, 2005; «13». Париж, 2006; «Дерево Времени». СПб.-М., 2008; «(Антикризисное)». Париж, 2010; «По тембру молчания». Мадрид, 2010; «Стихитрость». Таганрог, 2011; «Чу-ку-рюк!» Мадрид, 2012; «Питерский итинерарий». Чебоксары, 2012; «Само собой». СПб., 2014; «Круг за кругом». Мадрид, 2015 (билингва: на русском и испанском языках); «Жизнь в ¾». М., 2015; «селектед поэмз». СПб., 2015; «Говорит и показывает…». Чебоксары, 2015; А. Мирзаев (стихи) / А. Макаров-Кротков (стихи) /И. Улангин (графика). Чебоксары, 2019.
Его стихотворения переводились на английский, французский, итальянский, испанский, японский, румынский, финский, хорватский, словацкий, польский, чешский, литовский и чувашский языки.
Арсен Мирзаев — лауреат московских фестивалей свободного стиха (1991 и 1993), фестиваля ЛАДОМИР (Казань, 2013), Международной Отметины имени Д. Бурлюка (2006), премии «Avanmart Parni» (Симбирск — Чебоксары, 2006), премии ж-ла «Зинзивер» (2010, 2011), «Петраэдр» (2018). Обладатель Ордена Победы Авангарда первой степени (СПб., 2011) и Ордена Института русского авангарда (СПб., 2013). Редактор-составитель (совместно с Д. Григорьевым, В. Земских и С. Чубукиным) пятитомной антологии современной петербургской поэзии «Собрание сочинений» (2010–2014).
Арсен Мирзаев — ученый секретарь, заместитель директора и заведующий отделом насекомых петербургского Института русского авангарда (ИРА). Президент и Отец-основатель «ВАЛИ» (Всемирной Ассоциации Любящих «Изабеллу») — Международного Президентского клуба.
Арсен Мирзаев является членом Союза российских писателей, Международной Федерации Русских Писателей (IFRW), 9-ой секции Союза писателей СПб. и Союза писателей XXI века.