c8c673bf45cf5aeb
  • Пн. Дек 23rd, 2024

Еркир моими глазами

Апр 24, 2020

ПОТЕРЯННАЯ РОДИНА

          «Наша Среда online» — … Я проснулся на рассвете в карсской гостинице “Темел” и словно очутился в мире второго сна и удивительных грез. Неужели я и впрямь  ночевал в Карсе¸ в одной из гостиниц так далеко оставшегося Карса – по прихоти  родной и близкой¸ но в то же время жестокой судьбы с такой легкостью отчужденного от  армянства…

          Накануне¸ переходя границу Грузии с Турцией на переходном пункте Посов¸ мы совсем не чувствовали¸ как это ни удивительно¸ что прибыли в другую страну. Наша группа¸ состоявшая  из армян диаспоры напополам с жителями  Армении¸ по единодушному мнению¸ ехала на родину¸ в родной дом —  хоть и плененный-отчужденный¸ но все-таки  родной очаг.

          При  пересечении границы в Ардагане неожиданно хлынул дождь¸ и вдруг во весь горизонт вспыхнула роскошная радуга. До Карсской губернии машина мчалась по бесконечным извилистым поворотам покрытого кое-где лесами истори­ческого Тайка. На первой же остановке¸ где уже сильно чувствовалась близость Карса¸ я набрал горсть шиповника  с растущих  вдоль обочин  кустов – карсского шиповника кораллового цвета.

          На  закате  наш  близкий и  далекий  престольный  град  принял  нас как некогда пропавших и вернувшихся  родных. Повсюду разворачивалось строительство – с неприкрытым стремлением изменить¸ сокрыть старое. Шагая по вымощенным плитняком¸ обшарпанным улицам города¸ наши взгляды   искали и порой  находили  армянские дома¸ очень похожие на  старые дома в Гюмри¸ вырезанные на них даты¸ а бывало —  и армянские надписи…

          … И неужели я и вправду  встречаю сейчас рассвет  в Карсе¸ в этой маленькой гостинице с чужезвучным именем¸ капитальные стены которой некогда¸ без сомнения¸ были сложены  армянскими  мастерами.

          Заунывный  утренний зов муэдзина отрезвляет меня. Сейчас здесь Рамадан¸ и¸ по всей вероятности¸ каждый день нашей недельной поездки нам суждено просыпаться именно от этой душераздирающей песни-вопля¸ навязываемой громкоговорителями всем и каждому¸ которая к тому же периодически  напоминает нам о горькой действительности  — пребывании в “чужом владении”.

          После завтрака бродим по старым кварталам Карса. Повсюду¸ действительно¸ бурное строительство¸ которое¸ видимо¸ обрело размах  в последние годы. Видимо¸ с целью изменить состав курдского населения города здесь рас-се­ляют  иммигрировавших азеров. А очень похожие друг на друга кварталы новостроек  поглощают последние образцы  выстроенных армянами домов¸ и без того скудеющих  день ото дня…

          Вот знаменитая несокрушимая крепость Карса ( над ней флаг Ататюрка)¸  с  нее открывается знакомая  по старым фотографиям начала прошлого века такая родная панорама города¸ старая мэрия¸ мост Вартана¸ церковь Аракелоц¸ которая внутри уже превращена в мечеть¸  а сейчас уже и снаружи исламизируется – вся в строительных лесах… Интересно¸ что сделают со статуями двенадцати  апостолов¸ изваянных вокруг купола?…

          Для кого из армян Ани не является  мечтой и грезой¸ тоской и раной?..   Единственный раз я видел развалины Ани почти двадцать пять лет назад —  с советской границы. Это был незабываемый весенний день¸ когда¸ пробравшись с помощью советских офицеров  на нейтральную зону¸ я прямо-таки обомлел¸ увидев чудо — нашу тысячелетнюю столицу. Тогда гораздо больше было целых¸ сохранившихся церквей¸ и картина была неописуемо потрясающей…

          Сегодня я впервые ступаю на заветную землю прославленной столицы. Вот через дверь Аваг (Старшую дверь) входим внутрь полуразрушенных-полувосстановленных могучих стен постройки аж смбатовских времен: мы словно в средневековом  европейском городе… Символический миг… Напротив нас граница сегодняшней Армении – противоположный берег Ахуряна¸ где ясно видны с грохотом работающие в каменоломне машины¸ даже вьющийся из них дым… Сотовые телефоны работают здесь точно так¸ как в Армении. Мне хочется позвонить сестре¸ сказать¸ что  мы только что вошли в Ани¸ но страшное волнение просто не дает говорить… И поговорить удается лишь то ли с шестой¸ то ли седьмой попытки …   И на этот раз волнуется сестра…

          Опередив группу¸ я дохожу до церкви Тиграна Оненца на краю ущелья;  турки называют этот разукрашенный фресками храм Нахшлы килиса (“Узорная церковь”). В полном одиночестве  восхищаюсь чудесным строением¸ немного  поблекшими красками оставшихся снаружи фресок¸ и вдруг слышу за стенами  турецкий говор. “Наверняка внутри группа азеров”¸ — думаю я¸ вспомнив¸ что недавно точно такая же машина¸ как наша газель¸ но с азербайджанским флагом¸ остановилась у ворот…  Я вхожу¸ и выясняется¸ что там  находятся  турецкие архитекторы¸ включенные в группу реставраторов этой церкви. Они вежливо отвечают на мое приветствие по-турецки¸ равнодушно оглядывают мою сорочку  с надписью “Армения”¸ приобретенную  в Ереване специально  для этого путешествия¸ и продолжают свою работу…

          Самым впечатляющим¸ однако¸ является Кафедральный собор. Это святилище¸ которому более  тысячи лет¸ как будто вчера выстроено. Просто изумляешься¸ каким образом  в такие далекие от  современных строительных техно­логий времена  нашим “златоруким” мастерам удавалось строить  такие  “тысячу лет подающие голос” прочные соборы. В таинственной тишине зажи­гаем  свечи¸ привезенные из церкви Ахалкалака¸ потом я пытаюсь вспомнить  “Вардананц шаракан” Шнорали¸ а Астхик подпевает мне.

          Астхик  по профессии физик. Ровно 21 год назад  с группой туристов  мы ездили  в  Нахичеван¸ а сегодня по удивительной случайности  вместе оказались  в Западной Армении. Астхик узнала меня во время первого завтрака в гостинице  “Берлин” в Гюмри. Вначале я удивился – где мы познакомились с этой женщиной¸ так похожей на армянку из диаспоры¸ но тут же выяснилось¸ что родилась она в Аштараке¸ по отцу – ванка¸ и едет посмотреть именно Ван-Васпуракан…

          Всю дорогу по возвращении из Ани  и в последующие дни и месяцы меня не покидали сжимающие сердце  образы  разрушенного и полуразрушенного  Ани – покосившийся  храм Гагикашен¸ рассеченная  надвое церковь Спасителя¸ пока еще целая церковь  Святого Григора Абугамренц… А в душераздирающий момент выезда из старого города  я пошлю моей коллеге¸ вместе с которой мы  поем¸ когда собираемся компанией¸ знаменитую песню на слова  Ованеса Шираза  “Увидеть Ани¸ потом умереть…”¸ телефонное сообщение:  “Увидел Ани¸ могу умереть…”

          Еще не опомнившись после Ани¸ мчимся в Игдир. Вот  прочно приле­пившийся к границе Армении Кохбасар¸ поселение Кохб¸ на территории которо­го виден один из  двух знаменитых солерудников  древней Армении – с расположенными на косом склоне серо-зеленоватыми скважинами¸ а плодородное поле  Сурмалу  словно  близнец Араратской долины…

          Обеду в Игдире снова мешает Рамадан. Руководителю нашей группы Ашоту Согомоняну не советуют останавливаться в этих краях¸ и мы¸ совсем не увидев Цолокерт¸ некогда бывший армянским¸ едем в Баязет. К востоку от города воскресает на горе знаменитый Баязет – историческая крепость Даройнк¸ немного ниже нее – прославленный дворец Исхак паши¸ в котором явно воплощены   традиции армянской архитектуры…

          Когда солнце клонится к закату¸ добираемся в чудесное место – к  водопаду Беркри. Это неописуемо таинственное место¸ где красноватые лучи солнца подчеркивают великолепие увиденного и восхитившего нас… По изви­листому склону живописного ущелья низвергается великолепный многоструйный водопад¸ который однозначно можно назвать маленькой армянской Ниагарой. После восхищения водопадом идем по проходящему  совсем рядом деревянному качающе­муся мосту в открытый ресторан на берегу ущелья. Исфаганке по рождению¸ а ныне  проживающей в Лос-Анджелесе  Цахкуш-Элене пройти по мосту  я помогаю вместе с одним из работников  ресторана. Выуженная вблизи водопада и зажаренная речная форель дополняет бурные впечатления  дня¸ хотя  самое впечатляющее еще впереди…

          В Беркри¸ который турки называют Мурадие¸ чувствуется близость Вана¸ и ощущение скорой встречи уже приятно сжимает наши сердца…

          Первая встреча с Ванским озером –  на закате¸ у острова Лим.  И именно в этот момент из кабины водителя вдруг громко слышится песня “Поеду в мою Киликию”- исполненная так задушевно¸ с такой жгучей тоской… Девушки плачут навзрыд… А я думаю —  есть ли в этом мире другие народы¸ столько пере-жившие?…

          В гаснущих лучах заката озеро наряжается в самые разные сиреневые и фиолетовые тона¸ напротив Сипан – одна из наших легендарных гор¸ весь доверху укутанный абрикосовыми лучами ванского солнца… Неужели это не сказка¸ неужели это не Рай?..  Райская страна  Армения…

          Немного погодя мы действительно оказались в городе Ване¸ некогда нашей самой древней и самой славной столице. Боже мой¸ каким родным кажется мне этот город¸ где я впервые в жизни… Так и хочется весь вечер бродить по улицам… С моими младшими друзьями¸ горше всех плакавшими по Вану¸ шагаем по улицам вечернего Вана и не можем насытиться. Нуне —  из Гориса¸ Ануш – из Алаверди¸ обе учительницы истории. Они приехали¸ чтобы своими глазами увидеть безмолвных свидетелей нашей истории и рассказать все своим питомцам – с помощью фотографий и собственных воспоминаний оче­видца. Нуне замечает в Ване некое необычное явление¸ которое мы до этого не видели¸ да  и не  увидели бы во время нашего путешествия – по улицам города ходят под руку¸ почти в обнимку…  множество парней.

          Оказывается¸ в современном Ване есть полмиллиона курдов и около двадцати тысяч “скрытого” омусульманенного армянского населения… Ах¸ эти ставшие  чужими ассимилированные армяне… Мы замечаем их почти на каждом шагу¸ вблизи или издалека¸ у торговых лотков¸ в кафе и гостиницах…  При виде их у меня возникает непонятное¸ необъяснимое¸ двойственного характера чувство… Никогда не подумал бы¸ что у встреченных на улице говорящих по-курдски или по-турецки людей я замечу в глазах какое-то непонятное близкое родство… Их родители и деды увидели единственную надежду на спасение в принятии мусульманства¸ отказу от самобытности. Но удалось ли врагу победить их¸ уничтожить стремление к свободе и самостоятельности? Ответы на эти вопросы я частично найду через два дня —  в старом квартале  Муша… А в этот момент я покупаю для моих родных серебряные украшения в киоске  на Хачпохане — главной улице Вана ¸ очкастый рыжий хозяин которого —  омусульманенный  армянский ремесленник.

          Ван был для меня особенной мечтой. Может быть¸ потому¸ что самые мощные страницы  истории нашего народа  берут начало именно отсюда – из  Тушпы-Тоспа¸ столицы  царства Биайна-Вана… Может¸ по той причине¸ что прадед моей бабки с отцовской стороны  переехал из Вана в село Хачик  Вайоц дзора¸ и я почти на четыре процента ванский… А может¸ по рассказам моих любимых учителей  Маро и Айрика Мурадянов Ван стал для меня таким родным и заветным…

          Если бы мы приехали сюда весной¸ я поинтересовался  бы произрастающими на этом пространстве растениями¸ деревьями и цветами¸ но сейчас осень¸ и по дороге я думал иногда о  созревающих в эти дни местных фруктах. Увидим ли мы виноград или персики Вана?.. Я был занят этими мыслями¸ когда встретил в холле гостиницы руководителя группы – доцента кафедры туркологии факультета востоковедения Ереванского Государственного университета Ашота Согомоняна¸ который просил у работника  гостиницы  карточку “Турксела” для зарядки мобильного телефона.

          — У нас только “Курдсел”¸ — торжественно шутит сотрудник¸ курд  по национальности с почти армянским  именем  Разми.

          Потом Ашот¸ ничего не объясняя¸ стремительно направляется к расположенному через улицу универмагу¸ увлекая меня за собой. Громадный зал на первом этаже битком набит самыми различными фруктами и овощами. Оказывается¸ сегодня день рождения Элен¸ и группа решила преподнести ей сюрприз к честь  юбилея — роскошный десертный стол из фруктов и сластей Вана. И вскоре мы отмечаем на верхнем этаже гостиницы день рождения нашей юбилярши  самыми красивыми фруктами в мире — ванским виноградом¸ ванскими яблоками¸ инжиром¸ персиком¸ айвой¸ черносливом¸ печеным Вана и привезенным с собой армянским коньяком. Самым потрясающим из ванских фруктов был золотисто-желтый  сладкий виноград сорта назели — когда мы слегка  приподнимали  гроздь¸  тучные ягодки обрывались  и сыпались…

          На этот раз я проснулся утром в отеле Вана “Шагин” и  снова удивился —   просыпаешься утром и видишь¸ что в Ване – это ли не чудо?..  И тут мне пришло в голову пошутить —  при входе в буфет обратиться ко всем на ванском диалекте: “Пари лус¸ ванецинер¸ техин кяни и?” (“Доброе утро¸ ванцы¸ техин сегодня за сколько?”)  “Техином” (желтый) ванцы называют золотой¸  каждое утро спрашивая  друг у друга¸ каков  курс валюты.

          Воодушевленный возможно бурным откликом на задуманную мною  шутку¸ сажусь в лифт. На следующем этаже входит  30-35-летний  молодой турок¸ не здоровается¸ даже смотрит на меня с подчеркнуто недружелюбным  выражением лица и поднимается со мной на самый верхний этаж. “Явно азер­байджанец”¸ —  убежден я. Потом мы одновременно входим в просторный зал буфета. Здесь на удивление пусто. Я просто забыл¸ что Ашот и Астхик рано утром уехали на нашей машине в находящееся неподалеку  от города  село Гомс – родину отца Астхик¸ которое сегодня носит не особенно блистающее благо­звучием  название Оджаклы.  А  остальные¸ видимо¸ запаздывают…

          Мнимый азербайджанец берет себе завтрак в порядке самообслужи­ва­ния¸ краем глаза следит за мной  и часто косится на дверь – видимо¸  он тоже  ждет  своих. Я сажусь за один из свободных  столиков и от нечего делать записываю в блокнот мои вчерашние впечатления. Наконец приходит его товарищ.  Они¸ действительно¸ приветствуют друг друга на хорошо знакомом мне с детства  азербайджанском языке и начинают завтракать… Еще несколько минут я продолжаю свои записи¸ потом снова спускаюсь в номер¸ и запоздалую шутку  про ванцев и золото удается осуществить только на следующий день.

          Сразу после завтрака наша машина берет курс на Варагаванк. Гора Вараг¸ которая похожа на двухпролетную арку¸ находится прямо напротив города Вана¸ на ее склоне издали виден зеленый островок – село  Шушанц (сегодня – Едикилиса¸ “Семь церквей”)¸ где  некогда вздымались ввысь семь храмов  Варага.

          Еще утро¸ и дорога проходит через вспаханные поля. Вспоминаю песню  Айрика Мурадяна  “Вани гутанерг” (“Песня ванского пахаря”)¸ которую когда-то сочинили земледельцы  Варагаванка:

                      Вышла звезда доброго утра¸
                      Отворились молельни двери¸
                      Молитвенный свет добра отворился¸
                      Пойду волов в плуг запрягу…

          Когда мы поднимались по склону горы¸  перед нами раскрывалась панорама осенних сжатых полей¸ древнего города¸ крепости и колышущегося вдали озера…

                     Лемех под землею протащится¸
                     Борозды проведет  длинные-предлинные¸
                     Добро мира —  на плуге моем¸
                      Не будь плуга¸ что этот мир?..

          Из семи церквей Варагаванка сегодня частично целы только Сурб Геворк и Сурб Аствацацин… Эти спасенные памятники-реликвии  по прихоти судьбы  появились вблизи дома Махмада —  одного из жителей курдонаселенного  села¸  и хозяева  с особой заботой хранят и берегут  святыни своих  бывших соседей.

          — Я решил на будущий год отреставрировать  купол¸ —  говорит Махмад.

Его жена¸ которая продает в притворе церкви связанные и сплетенные ею  сувениры¸ скромно стоит рядом.

           Мы решили организовать небольшой  сбор пожертвований¸ чтобы посодействовать  охране и ремонту  памятника. В этот момент я снова вспоминаю светлой памяти  Айрика и Маро и переживаю  свое второе волнение   за это путешествие.

          — Махмад¸ ты знаешь¸ что армяне и курды братья? —  говорю ему на прощанье¸  произнося  слово “брат”  по-курдски  — “брай”.

          — Братья¸ я  знаю¸ —  отвечает он и протягивает мне руку.

          Крепко пожимаю руку нынешнего хранителя Варагаванка¸  потом машинально протягиваю руку  стоявшей рядом с ним жене¸ слегка  взволнованной нашей песней  “Аравот лусо”. Курдянка¸ словно пораженная молнией¸  так по-спеш­но отступает назад на несколько шагов¸  что я¸ мягко говоря¸  оказываюсь в очень неудобном положении.  Как это я забыл¸ ведь это же восток…

          Члены группы раздают конфеты  собравшимся детям¸ число которых мгновенно  удваивается. И тут я замечаю¸ что глаза их  имеют какой-то интерес-ный оттенок¸  то  ли серо-сине-зеленоватый¸ то ли яркий болотный¸  а маленькие девчушки и мальчики  так миловидны и стройны… Интересно¸ к какому курдскому племени принадлежали их предки¸ и сливались  ли с ними  некогда армяне?..

          Из Варагаванка несемся…  к Ахтамару! Нет¸ это не сон¸ это явь! Почти вся дорога проходит по берегам озера Ван. Краски озера… Сменяющие друг друга  темно-синяя¸ светлая  сине-зеленая¸ жгуче-яркая бирюзовая¸ искрящаяся морская зелень¸ чистейшая голубая¸  а местами  прозрачно-молочная… Игра этих цветов сопровождает  нас всю дорогу и без конца твердит¸ что Ван – совсем не Севан или Капутан¸ что Ван – наше боготворимое священное озеро¸ что здесь  купалась Цовинар – мать богатырей¸  и пила воду¸ лившуюся в озеро  из пресного родника¸ что здесь останавливалась на ночлег  Нар — наша богиня вод и дождей¸ а может¸  именно здесь родилась из белоснежной пены морской богиня любви Астхик…

          Уже показался остров Ахтамар¸ который похож на плавающую черепаху (Лим и Ктуц мы уже видели издали¸ а Артер – немного в глубине). Вдали уже обрисовывается монастырь Ахтамар¸  недавно восстановленный на средства турецкого правительства. Мы все свободно умещаемся в моторной лодке¸ поначалу почему-то показавшейся нам  очень маленькой¸ и плывем к острову. На противоположной стороне высится великолепный Артос – одна  из знаменитых вершин Шатахских гор¸ а Арнос не виден¸ он в глубине:

                     На горе Арнос посеян ячмень¸ ле-ле¸ ле-ле¸ ле-ле¸ джан¸
                     На  горе Артос посеян ячмень¸ ле-ле¸ ле-ле¸ ле-ле¸ джан¸
                      Ячмень отдам  за яблоко¸ ле-ле¸ ле-ле¸ ле-ле¸ джан¸
                     Яблоко пошлю моей любимой¸ ле-ле¸ ле-ле¸ ле-ле¸ джан…

          Артос такой симметричный и красивый – очень похож на трехугольную призму¸ положенную горизонтально. Элен снимает меня на фоне  моей  горы-тезки  и просит спеть  песню про Ахтамар¸ чтобы записать для живущих в Америке родных. Сразу вспоминаю песню паломников-шатахцев “Еду в Ахтамар”¸ Элен в самозабвении  снимает  Артос на видеокамеру¸  а я взволнованно  пою…

                     Сижу в лодке¸ плыву  в Ахтамар¸
                     Принесу  жертву в твою честь¸
                     Уй¸ уй¸ уй-уй-уй¸ плыву в Ахтамар¸
                     Принесу жертву в твою честь…

          Монастырь Ахтамар¸ который находится у шеи  “плавающей  черепахи”¸ уже перед глазами. Когда я вышел из лодки¸ мне показалось¸ что я нашел   давно потерянного родного человека… И сам не понимая как¸ склоняюсь перед окаймляющей остров  оградой из речного камня и¸ совсем забыв¸ где нахожусь¸ целую камни ограды… Охваченный сладкой истомой¸ поднимаюсь к монастырю.

          На всем острове растут только бесчисленные миндальные деревья¸ плоды  которых большей частью довольно горьки¸  но они так красивы¸ а миндалинки их  так  разнообразны —  продолговатые и округлые¸ пышновато выпуклые  и почти гладкие…

          Восстановленный монастырь  вблизи неописуем: я вижу собственными глазами знакомый по картинам и альбомам родной купол¸ колокольню¸ несметное множество барельефов и пока еще сохранившиеся фрески… Повсюду удивительная чистота¸ и так заметна забота¸ а в ризнице есть надпись на армянском и английском  языках – “Для зажигания свеч”…

          Зажигая свечу, Астхик говорит: “Спой все  ванские песни¸ какие  знаешь…”  Я¸ конечно¸ не отказываюсь¸  пою “Дле яман” и “Роза раскрылась”¸ “Отец¸ отец” и “Ах¸ Васпуракан”…  С потолка собора на молящихся словно  нисходит  какая-то светлая печаль…

          Потом  происходит невероятное… Я  никогда в жизни не ездил на море  и  вообще не умею плавать (и на Севане никогда не удавалось научиться плавать)¸ очень даже хорошо плаваю в Ванском озере — в припасенном специально для сегодняшнего дня купальном костюме… Ко мне присоединяются девочки и водитель Норайр¸ у которого уже есть большой опыт плавания  в Ване. Правда¸ при заходе в воду  я основательно грохнулся на скользких камнях¸ но соленая вода родного озера проявила заботу¸ приостановила падение¸ и я даже  царапины¸ как это ни удивительно¸ не получил…

          На острове мы знакомимся с Невин Ришан — обаятельной художницей¸ приехавшей из Стамбула¸ курдянкой по национальности¸ но армянкой по бабушке. Невин говорит¸ что она приехала сюда только из-за Ахтамара. Я внимательно слушаю ее беседу с Ашотом  по-турецки  и  понимаю¸ что она из  людей¸ близких к светлой памяти Гранту Динку. Невин хочет и со мной побеседовать¸ но мое знание турецкого явно  недостаточно для  разговора.

          На обратном пути¸ дружески помахав приветствовавшим нас французским туристам¸  проплывавшим мимо на лодке¸ добираемся до ближайшей к порту закусочной. У ее хозяина Ибрагима  явно армянские корни¸ а трое сыновей выглядят словно родившиеся  в центре Еревана парни: старший — смуглый¸ средний —  полусмуглый- полусветлый¸  а младший —  почти блондин. В кабачке Абрама (с его согласия я так и называю его) и сбывается одно из наших желаний¸ без которого  путешествие было бы чуточку ущербным: здесь мы угощаемся знаменитыми  ванскими печеными  тарехом и жажиком. Рыба эта живет в полусоленых частях озера и¸ кстати¸ не имеет специфически  острого рыбного вкуса¸ а обладает  каким-то мягким  и пресным  вкусом.

          Наша следующая остановка – дверь Мгера. Это Агравакар возле предместья Вана. В вырытой на этих священных утесах двери клинописью Ванского царства запечатлены для вручения векам имена наших старых богов¸ количество регламентированных обязательных  жертвоприношений… Здесь заперт Мгер Младший¸ разочарованный  несправедливостью мира¸  который каждый год¸ в ночь Вознесения и Вардавара¸ когда целуются земля и небо¸ выезжает из пещеры на своем огненном скакуне¸ кружит в небе и¸ убедившись¸ что мир еще  не изменился к лучшему¸ в отчаянии возвращается в свое жилище. Ванцы¸ кстати¸ назвали эту пещеру пустырь Зимзима¸ явственно напоминающем название пещеры Симсим¸ хорошо знакомой по восточным сказкам…

          Молодежному составу группы и Астхик  удается добраться до “Двери желаний” – она на очень труднодоступной высоте. Ладонью правой руки они по очереди ударяют  о камень у входа —  для исполнения  своих заветных желаний и на удивление  глазеющему снизу  курдскому  “обществу”…

          Закат уже близок¸ наконец добираемся до Ванской крепости. Вся крепость  пронизана абрикосово-оранжевыми  отблесками заходящего солнца. Через полуразрушенные ворота по извилистым тропкам взбираемся  наверх   и  здесь же глубоко убеждаемся  в том¸ насколько  правы ванцы¸ когда говорят¸ что рай – это именно Ван…

          Багровеющее солнце Вана заходит за склоны Сипана¸ и  вместе с ним  се-ребристая луна поднимается над склоном горы Вараг… Увидеть подобную  картину можно было только мечтать… В низине крепости – разрушенный Айгестан¸ а немного поодаль протянулся Хачпохан — со своими  многоэтажками  и уже горящими огнями…

          Пожилые участники группы  вместе с Ашотом  остались внизу¸ а тем¸ кто поднимается в крепость¸ Ашот подрядил сопровождать  двух парней-курдов. Они переговариваются с нами на английском языке¸ смешанном с турецким¸ с большой готовностью помогают нашим девушкам при  подъеме и спуске. С воодушевлением рассказывают о могилах по соседству с крепостью¸ где покоятся останки могущественнейших царей  Ванского царства…

          Ануш расспрашивает курдских парней  по-английски:

          — Вы проходите в школе курдский язык?

          — Нет¸ — с подчеркнутым недовольством  отвечают они¸ — только турецкий и английский…

          — Ничего¸ — успокаивает их Ануш¸ — придет время¸ когда вы все будете проходить  и курдский…

          Я интересуюсь¸ кого из курдских певцов  чаще всего слушают  нынешние  ванцы.

          — Швана Парвара¸ — в голос отвечают ребята. – Вы не слышыли о Шване Парваре? Он и в Ереване давал концерты…

          Оба тут же включают свои сотовые телефоны¸ и мы слышим составленные ими букеты из песен певца¸ а  погруженная было в  таинственную  темноту  крепость наполняется неописуемым шумом и гамом…

          В расположенной у подножья крепости чайной встречаем живую эмблему Вана – ванскую кошку. Один глаз у нее бирюзовый¸  а другой – медовый… Вдруг хозяйская кошка бегом бросается ко мне и прижимается к ногам с ласковым мурлыканьем…

          — И как она догадалась¸ что я родился в Год кота и еще немного ванец? —  шучу я…

          Интересно¸ что в Турции ванскую кошку  вовсе не называют “кошкой” (на тюркских  языках – “пиши”).  Возможно¸ потому что умеет плавать¸ да и  за другие качества ее отличили от  обыкновенных кошек и назвали “ван кедиси”¸   явно сохранив армянское слово “кату”.

          Уезжая из Вана¸ я испытывал несказанную боль¸ словно покидал родной дом… Было раннее утро¸ мы  в последний раз  сфотографировались  на Площади ванской кошки¸ расположенной в южной части города¸ рядом с бело-мраморными кошкой и котенком с разноцветными глазенками¸ и помчались вдоль южных районов озера. Слева были вершины Рштуника  и Шатаха¸ Артос¸ ставший нам таким родным¸ провожал нас горестным взглядом…

          В полдень мы уже были в Битлисе (армянском Багеше). Очень своеобраз­ный город Битлис: на самом верху крутого ущелья  —  старинная  городская крепость¸ а у подножья ограды  громоздятся друг на друга дома¸ построенные жившими когда-то в Битлисе армянами…

          Ашот заранее предупредил¸ что здешние жители очень темпераментны и непредсказуемы¸  но все  же разрешил  “минут десять” походить по магазинам.

          Я решил на этот раз в одиночку  немного побродить  по этому  знакомому-незнакомому городу¸  населенному курдами¸  заодно проверить свое   знание смешанного с азербайджанским  турецкого языка. Услышав звучавшую в одном  из  ближайших киосков курдскую песню¸ очень похожую на этнографические песни нашего  Тарона¸  сразу направился к киоску. Я часто слушаю этническую музыку разных народов¸ и решил обогатить свою коллекцию  кассетами из Битлиса.

          В набитом кассетами  магазинчике — молодая женщина в платке  и усатый мужчина¸ видимо¸ супружеская пара. Увидев меня¸ женщина сразу же встала¸ как это принято в европейских торговых залах. Получив ответ  на мое беглое приветствие по-турецки¸ я¸ мягко говоря¸  уже не очень бегло  спрашиваю¸ есть ли у них  курдская народная музыка. Женщина¸ блеснув синеватыми глазами¸  спрашивает:

          — Хотите турецкую музыку?

          “Вот тебе раз¸ —  думаю я¸  — курды уже свою музыку путают с турецкой”.

          — Курд мюзик¸ —  снова повторяю я.

          Повторив три или четыре раза¸ курдянка наконец соображает:

          — Ах¸ кюрд мюзик  истийорсунуз…

          Я понял¸ что допустил  грубую ошибку в произношении: слово “курд” должно звучать  с нёбным  “у” – “кюрд”. После исправления ошибки на прилавке  появляется целый ряд лазерных дисков —  все¸ однако¸ в исполнении певцов-мужчин. Выбрав два диска¸ спрашиваю напрямик:

          — Девушек-певиц нет?

          Курдянка снова заставляет повторить вопрос и с недоумением смотрит на мужа¸ недоумение передается также и ему.

          Я сразу понимаю¸ что слово “певица” на азербайджанском языке они явно не поняли¸  и может быть… совсем по-иному  восприняли сказанное мной…

          — Вот¸ этих дайте¸ — ткнув в разложенные на витрине диски с курдскими певицами в национальной и европейской одежде¸ говорю я. Чтобы выйти из неудобного положения¸ поспешно выбираю два диска  и снова спускаюсь к маленькой прибазарной площади¸ уместившейся  в воронкообразном секторе  на пересечении  косых улиц.

          Среди снующих на рынке людей и машин я не нахожу нашей белой газе-ли. Ищу взглядом второй¸ третий раз… И  снова нет.  Да как же это¸ неужели из всей группы  никто не вспомнил  обо мне  перед отъездом… Почти десять минут  тревожными шагами я меряю узенькие улочки  старого Битлиса. “Другого выхода нет¸ обращусь к полицейскому. Скажу¸ что “Бен турист  ам¸ Эрменистандан гелиорум бура… и т.д…”¸ потом¸ наверное¸ попрошу отправить меня на такси в Муш… Да нет¸ что я говорю¸ ведь все наши паспорта  у Ашота…”

          Погруженный в эти тревожные мысли¸  я вдруг замечаю в толпе одну из пар нашей группы — Манука и Мануш¸ армян из Австралии¸ и в этот момент  чувствую себя  словно вышедший  из турецкой тюрьмы арестант… Оказывается¸ машина всего лишь поменяла  место своей дислокации¸ свернув налево на сравнительно свободную улицу.

          В город Муш мы добрались после полудня. Все утро мы мчались по бескрайней Мушской долине… Я опять прослезился тайком¸ вспомнив строки Мшо Горани:

                    Там¸ в Мушской долине¸ пятьсот сел¸ говорят¸
                    Вода Меграгета  исцеляет всех больных¸
                    Яре-ха¸ яре-ло¸ ярим Герани¸
                    Яре-ха¸ яре-ло¸ ярим Горани.
                    Там¸ в Мушской долине¸  тысяча студеных родников¸ говорят¸
                    Вкусней их воды нет воды нигде…
                    Яре-ха¸ яре-ло¸ ярим Горани¸
                    Яре-ха¸ яре-ло¸ ярим Горани.

          Муш раскинулся на невообразимо красивом склоне у подножья горы Сим. Воздух тих¸ чист и приятен. Символ города – тюльпан¸ как в Ване – Ванский кот. Гостиница — самая уютная из всех гостиниц за время путешествия¸ носит  название  “Гексер” (“Небесная”).

          На улицах Муша так много белокожих  светловолосых людей¸ похожих  на армян¸ что мы от удивления просто каменеем. По неофициальным данным¸ почти половина населения этого некогда армянского  города  с армянским духом – омусульманенные армяне или курды армянского происхождения… Есть и считающие себя армянами  “подпольные” христиане – их три тысячи. Говорят¸ долина Тарона так плотно была заселена армянами¸ что некоторой их части иногда удавалось избежать выселения  и погромов и уцелеть. Ценой их  спасения было  принятие  ислама¸ а потом —  прикидывание курдами…

          Более того¸ известно¸ что с местными курдами заза¸  которые держатся обособленно от курдской общины и имеют собственный язык и традиции¸ сливались многочисленные армяне княжеского и царского рода¸ и не только в далеком прошлом.  В дни всенародного бедствия в начале двадцатого века  у них прятались десятки тысяч армянских соотечественников. Спустя несколько месяцев я увижу в доме моего друга в Ереване видеозапись¸ на которой  вместе с Национальным симфоническим оркестром Австрии выступает композитор¸ музыкант и певец  Микаел Аслан — армянин¸ родившийся в предместье  Озат Дерсима¸ выросший среди заза¸ и вспомню  берлинские  концерты  Комитаса…

          Ближе к закату мы отправились в старый квартал Муша¸ где армянские дома сохранились  почти такими же¸ какими были сто лет  назад.  С первого же момента¸ как машина притормозила у церкви Богоматери¸ почти полностью разрушенной¸ собралась целая толпа детей и взрослых.  Кое у кого  из детей в руках были кресты¸ изготовленные из коротких и длинных веток ивы. Я подошел к одному из них  и¸ указывая на  крест¸  спросил по-турецки:

          — Что это?

          — Хач (крест)… —  ответил он.

          Вот это да¸ значит¸ и после принятия мусульманства  армяне  сохранили в быту  культ креста…

          Двигаясь из армянского квартала в сторону ручья¸ доходим до того места¸ где некогда стояла Церковь Сурб Марине. Немного поодаль  — маленькое здание школы¸ где когда-то учились многие из наших легендарных гайдуков¸ и среди них герой эпопеи Хачика Даштенца “Зов пахарей” Махлуто (Зоравар Смбат)… На противоположном склоне горы — следы старого кладбища Муша¸ где еще видны  сдвинутые  могильные камни… Господи¸ сохранилась  ли среди этих могильных памятников  надгробная плита Геворка Чауша? Едва ли…

             Я был занят этими печальными мыслями¸ когда к нам подошла пожилая женщина  в белом головном платке. На зеленоватых глазах были слезы. Она словно хотела уместить всех   нас в своем печальном¸ подавленном взгляде. Она была из рода тех омусульманенных армян Муша¸ которые непостижимым образом  хотят общаться со своими соотечественниками¸ не зная ни слова по-армянски… Ее звали Парихан.

          Чуть погодя к нам подошел и внук Парихан – такой похожий на армянского мальчика юноша¸ мы сфотографировались с ними…

          Когда мы добрались до Сулухского моста¸ находящегося неподалеку от Евфрата-Муша¸  уже темнело. В полутьме¸ прямо на мосту¸ вместе  с Шаке и Ованесом¸ супругами  из Австралии¸ вспомнили скорбную песню Геворка Чауша:

                    В тысяча девятьсот седьмом году¸
                    Чудесного мая двадцать седьмого¸
                    День памяти  гибели Геворка неутомимого¸
                    Отважного льва-храбреца  фидаев…

Чуть поодаль видны тростники. Может быть¸ именно там — какое совпа­дение! – ровно сто лет тому назад смертельно раненый Геворк  попросил това-рищей  уйти и продолжать борьбу во имя родины:

                    Последний привет мой  —  народу армянскому¸
                    Последний поцелуй мой – храбрецу Андранику¸
                    Положите меня здесь¸ укройте травой¸
                    Идите¸ друзья¸ идите с миром…

          Под светом луны Евфрат блистает как темный серпантин. Мы продолжаем вспоминать народно-патриотические песни¸ собираем на память мяту и мелкую  речную гальку на берегу¸ но… свирепые комары Евфрата  встречают нас такими чудовищными укусами¸ что ностальгия бывает вынуждена немного “отступить”…

          Ужин был организован в одним из самых респектабельных ресторанов Му­ша¸ а в соседнем зале обедал не кто иной¸ как сам мэр Муша со своей свитой.

          — Кстати¸ многие ключевые должности здесь занимают  лица армянского происхождения¸ а этот бесподобный хлеб испечен  в пекарне  местного армянина¸ —  объявил  Ашот.

          Действительно¸ впечатление от мушского хлеба превзошло все наши прежние представления о хлебе. Аромат и вкус свежеиспеченного хлеба¸ внешне напоминавшего нечто среднее между армянским матнакашем и грузин­ским пури¸  был  неописуем. Вот вам и хлеб¸ испеченный в городе Муше  из пшеницы Мушской долины рукой армянина…

          После ужина меня ждал сюрприз. К Ашоту подошел усатый человек  с характерной для сасунца внешностью¸ поговорил с Ашотом¸ потом¸ глядя на меня¸ подошел и¸ как старый друг¸ обнял и назвал  свое имя – Гайк. Я понял¸ что именно он – тот самый знаменитый мушский пекарь. О нем мне рассказывал в Ереване  один из моих друзей¸ сасунец по происхождению. Гайк-Гайраттин —  фактически  омусульманенный  новоявленный родственник моего друга.  У  его спутника¸ тоже родственника¸ были медовые глаза и довольно смуглое лицо¸ а звали его – Сероб-Гайраттин.

          “Деду нашему было лет пять или шесть¸ когда курды  спасли его от резни…¸ — расскажет потом Сероб. – Деда звали Сепо¸ бабушку – Нубар…”  От отуреченных армян  я потом узнал¸ что в Муше до сих пор хранят  личный  пистолет  Ахпюр Сероба¸ и хозяева желают  передать его Музею  истории Армении.

          Возвращаясь в гостиницу¸ мы обошли косые улицы вечернего Муша. Все перечувствованное в Муше очень похоже  на пережитое мною в Ване: то же обилие лиц¸ похожих на армянские¸ то же душераздирающее родство¸ те же смешанные друг с другом гордость и обида¸ радость и грусть…

          В Муше¸ конечно¸ не было парней¸ гуляющих под руку¸  но зато здесь на каждом шагу можно было встретить юнцов¸ обнимавших весы или принадлежности для чистки обуви.

          В Муше я приобрел еще несколько лазерных дисков  с курдской музыкой¸ нашел наконец и песни Швана Парвара¸ в том числе и знаменитый народный ро­­ман  “Замбилфрош” — о любви продавца корзин и княгини¸  вари­анты  которого  когда-то были  известны  и среди армян Тарона.

          Вечером в уютном номере мушской гостиницы собираюсь наконец посмотреть телевизор (уже пятый день¸ как не имею связи с каким-либо средством информации)¸ но выясняется¸ что несколько десятков местных каналов  вещают исключительно на турецком языке. Вынужден смотреть  информацию на турецком¸ потом канал турецкой музыки.

          В вестях демонстрируются кадры  вчерашнего теракта курдов в Битлисе  и похороны жертв¸ а на музыкальном канале мое внимание привлекает  имя и фамилия молодого певца в одном из видеоклипов – Бердан Мардини. Бердан поет лирическую песню о любимой девушке и их будущем малыше. У него далеко не турецкая внешность  — курдские корни этого смуглого певца с зеленоватыми глазами очевидны.  Более того¸ его фамилия¸ которая буквально означает  “мардинец” (Мардин – один их городов исторической Армении¸   неподалеку от Тигранакерта)¸ подсказывает¸ что¸ возможно¸ он принадлежит  племени курдов заза (из более чем четырех миллионов заза многие считают себя потомками армян¸ в их языке есть множество армянских слов). Это подозрение  потом так однозначно будет подтверждено  в Интернете¸ что я стану подозревать¸ не является ли имя певца явно измененной формой  армяно-иранского имени  Вардан…

          В первое же раннее утро пробуждения в Муше после легкого завтрака  спешим на юг —  в монастырь Мшо Аракелоц или Таргманчац¸ легендарную святую обитель¸ которую  основал сам Григорий Просветитель и которая в средние века стала  одним из самых значительных  центров армянской культуры  и письменности. Здесь вожди  армянской национально-освободительной борьбы  Геворк Чауш и Андраник Зоравар  со своим малочисленным отрядом патриотов почти целый месяц сражались¸ осажденные¸ против  регулярной османской армии…

          Из Мушской долины  поднимаемся в  село  Араг¸  с которым соседствует знаменитый Бердак¸  а по ту  сторону противоположных  гор  должны нахо­диться  знаменитые  Шеник¸ Семал¸ Гелиегузан. Машина с “пожилым составом группы”  ждет у подножья высоты¸  возле табачного поля¸  а мы поднимаемся по склону  к монастырю. Нас любезно сопровождает наш омусульманенный¸  но явно снова тяготеющий  к армянским корням соотечественник  Сероб- Гайраттин.

          При  подъеме вдруг вспоминаю¸  что монастырь Аракелоц  назывался также монастырь Тиринкатар. Вот тебе раз¸ значит¸ мы поднимаемся  по склону горы Тиринкатар или Цирнкатар…  Снова сон наяву… Значит¸ немного погодя  мы увидим Маратук¸  а напротив Сасунские горы…

          На территории монастыря¸ увы¸ многое не сохранилось… Уцелела лишь  маленькая колокольня да алтарь главной церкви… От девяти ажурных хачкаров¸  сохранявшихся  до половины прошлого века¸ не осталось и следа… Я  заметил лишь обломок белого хачкара¸ вонзившийся в бордюр  одного из двух студеных родников… Эта деталь долгие месяцы будет будоражить  мою память¸ особенно когда мой друг историк напомнит¸ что на территории монастыря некогда покоились останки отца истории Мовсеса Хоренаци¸ Павстоса Бюзанда¸ Давида Анахта и многих других великих  представителей  нашей культуры и письменности… В миг тяжелых переживаний у монастырского родника я вспомнил моего старшего товарища по этнографическому ансамблю “Акунк” – сасунца Саркиса Багдасаряна¸ его бесподобный голос и проникнутые носталь­гией песни…  Я набрал бутылку студеной воды  у монастыря Аракелоц  для  Саркиса и в этот момент заметил  вершину Маратука¸ нашей горы¸  где¸ по преданию¸ обитали боги¸ которая царила над вершинами рвущихся к  небу гор Сасуна… Под обшарпанными стенами полуразрушенного монастыря¸ защи-щенные от ветра¸ мы зажгли свечу и воскурили ладан —  в память наших гайдуков¸ погибших за свободу  родины¸ спели несколько духовных песен и гимн Армении…

       Спускаясь¸ мы набрали на склоне Цирнкатара боярышника¸ причем двух цветов —  обыкновенного¸ оранжеватого¸  и   желто-зеленого —  цвета айвы…  А наверху¸  на берегу ручья¸ образовавшегося от слияния двух монастырских родников¸ мы сфотографировались в обнимку с  громадными черепахами¸ которые были намного  крупнее обычных.  И еще всю дорогу мы собирали золотистые и серебрис­тые камни с благородным  блеском¸ которые для наших соотечественников с мушскими и сасунскими  корнями были самыми заветными  памятными  дарами.

          Следующий день навсегда останется в моей памяти как день Святого Карапета. По дороге  в Эрзрум (армянский Карин) проезжаем остальную  часть Мушской долины¸ и перед нами является во всем величии знаменитая гора Карке¸ на  которой  высится знакомый  по множеству песен и легенд  и такой родной монастырь Сурб Карапет.

                    Святой Карапет – высоко-высоко¸
                    И дороги к нему  круты и извилисты¸
                    Много паломников  идет  к нему¸
                    Всех он  наделяет счастьем¸
                    Султан Муша  –  Святой Карапет…

          Поднимаясь по серпантину  лесистых  склонов Карке¸ по правую руку видим обильно струящийся родник. Сразу “узнаю” —  родник Сероба¸ здесь  часто ночевал и отдыхал после боев  великий вождь гайдуков…

                    Святой Карапет – всемогущий монастырь¸
                    Крест золотой¸ камень зеленый¸
                    Найдется   ли тот¸  кто не знал бы его¸
                    Девятиокий Сурб Карапет¸
                    Султан Муша – Святой Карапет…

          Расположение Карке таково¸ что с удивительной властной величавостью  господствует он над Мушской долиной и над всей страной Тарон. Добираемся до  верхних склонов горы¸  и мы на подступах к населенному курдами  селу. Но что это…  Кладка стен некоторых домов  местами из чисто тесаного камня¸   на стенах кое-где хачкары¸  а кое-где вставлены части хачкаров¸ иногда в горизонтальном положении¸  а иногда —  вниз головой… От некогда великолепного храма  остались лишь жалкие крохи¸ которые¸ увы¸ напоминают лишь  груды каменных обломков… От  алтаря  уцелел  лишь  один фрагмент…

          Почти все  село собралось  вокруг нас. У руин бывшего могучего собора подавленно и немного смущенно читаем “Отче наш”¸ зажигаем последние свечки¸ пьем воду из родника Сурб Карапета… Находящийся возле монастыря родник носил имя Просветителя¸  когда-то его построил  армянский царь Трдат Великий. В его каменном бассейне крещено великое множество армян. Сурб Карапет¸ который назывался также Глакаванк или Девятиокий  монастырь¸ был одним из знаменитых  центров армянской письменности¸ считался одним из самых могучих  святых мест — исцелял болезни¸ исполнял самые заветные желания паломников¸  наделял   талантом  и   другими дарами…

                    Босоногий¸ со свечами в руках¸
                    Я дошел до вод реки Мурад
                    Исполни мечту мою¸ тогда я вернусь¸
                    Исполняющий  мечты  Сурб Карапет¸
                    Султан Муша – Святой Карапет…

          Возвращаемся в молчании¸ лишь  тикин Шаке  тихонько¸ почти про себя¸ напевает:

                    Возле монастыря  Святого Карапета
                    Был   чудный родник¸
                    Кто испил бы глоток воды¸
                    Остудил бы свое сердечко…

          Все мы¸ конечно¸ испили священной воды¸ но сердца наши едва ли могли  остудиться  после   всего увиденного  нами…

          Я очнулся от тяжелых дум¸ когда мы были на подступах к провинции Высокий  Айк исторической Армении¸  или страны Карин…  Мысленно перенесся в те кошмарные дни весны 1915 года¸ когда на этих бескрайних просторах нашей родины происходило самое гнусное злодеяние  века… Здесь¸ в своей колыбели¸ уничтожался или депортировался  тысячелетиями живший на своей земле древний народ¸ который имел  старозаветные диалекты  и нацио­нальные костюмы¸ старинные традиции¸ письменность и школы¸ ремесла и искусства… Как же было организовано и осуществлено на таком  огромном пространстве  это единственное в своем роде  ужасающее злодеяние?..

          В городе Карине армянского духа¸ к сожалению¸ совсем не чувствовалось. Полностью  ставший  чужим¸ восточный сумбурный город¸  хаос в котором вдобавок усугублялся  закрытыми в дневные часы  из-за Рамазана  магазинами (так и не удалось приобрести никаких изделий серебряных дел мастеров Карина) и еще более исступленными причитаниями и воплями муэдзинов. Население в равной степени состояло из курдов и турок¸ и это чувствовалось даже на улицах… В древней части города мы зашли лишь в Каринскую крепость¸ где на церкви¸ построенной в духе нашей национальной архитектуры¸  увидели весьма несуразную  надпись — “Мечеть-церковь”…

          Встреча с Карином фактически носила  мимолетный характер¸ и вскоре мы¸ проезжая по таким родным горам и плоскогорьям¸ по полям и ущельям  Высокого Айка¸ снова возвращались в Карс. Самое достопримечательным  был  семипролетный Пастуший мост  на  Басенском поле¸  сооруженный в месте слияния рек Аракс и Мурц. У Басенского моста я сразу вспомнил мою преподавательницу журналистики  и лучшего друга Марго Гукасян: ее родители были из этих краев.  В Ереване я подарю ей подобранный на берегу Аракса речной камешек и фотографию  Пастушьего моста  крупным планом…

          Добравшись вечером  в наш старый знакомый Карс¸ на этот раз останав­ливаемся  в доме для гостей  Кавказского университета – в одном из новых  предместий города. После ужина Ашот знакомит меня  с одним из азербайджанских преподавателей университета¸ сказав¸ что я его соотечественник.

          — Ашот¸  с каких это пор ты считаешь Нахичеван Азербайджаном? – шучу я.

           Изет родом из Закаталы¸ командирован из Бакинского университета и преподает здесь русский язык. Пока он выражал недовольство созданным между двумя народами водоразделом из-за того¸ что интеллигенция не предпринимает двусторонних шагов¸ к нам присоединился еще один азербайджанский преподаватель русской литературы¸ который¸ в отличие  от  коллеги¸   имел на удивление русую внешность  и был родом из Амасии.

          — Фактически в Карсе встретились два человека с общей судьбой¸ лишенные родного края¸  —  комментирует ситуацию  Хуршуд Исаев.

          Потом интересуется районом¸ где он родился¸ говорит¸ что когда-то у него был  очень близкий друг  в ереванском квартале Ачапняк. Узнав¸ что я родом из нахичеванского села Азнаберд¸ говорит¸ что два раза был там¸ видел в центре села церковь¸ но это было давно¸ в  начале 1990-х годов…

          Уже во второй раз просыпаясь в Карсе  ранним утром¸ чувствую вдруг¸ что в городе¸ известном своим суровым климатом¸  уже почти зима. Действительно¸ чуть позже мы замечаем¸ что стекла  нашей машины заиндевели¸ хотя еще 30-е сентября.

          Это морозное утро будет самым тяжелым за все время  путешествия: бесконечно грустно будет прощаться с родным¸ которого¸ возможно¸  больше никогда и не увидишь¸ который всего неделю был  рядом с тобой¸ но веками и тысячелетиями был твоим и все равно будет твоим…

АРТАК ВАРДАНЯН

Сентябрь  2007 – февраль 2008¸
Карс – Ереван

 Перевод с армянского – Анаит Хармандарян