КАРАБАХСКИЙ ФРОНТ МОСКВЫ
«Наша Среда online» — Продолжаем публикацию материалов советской (российской) интеллигенции, не побоявшейся, в трудные времена глухой информационной блокады вокруг событий в Нагорном Карабахе, поднять свой голос в защиту прав армянского населения древнего Арцаха.
Предлагаем вашему вниманию статью Елены Луниной, опубликованную в журнале «Pro Armenia», №7 от 1992 года
Единожды предав…
22 мая этого года (1992 года — прим. ред.), выступая с комментариями по поводу армяно-азербайджанского конфликта и подводя итог военной операции, проложившей дорогу жизни из Карабаха в Армению, Андрей Черкизов («Эхо Москвы») уверенно поставил диагноз: «доигрались». Может, было «довоевались» или «допрыгались»? Произнесенное слово обозначило активно распространяемое мнение части демократического нашего общества об этой долгой войне. Развивая мысль о небезгреховности армян Карабаха, Черкизов позволил себе ностальгическое отступление, напомнив о былом единодушии демократов всех мастей по поводу агрессии Азербайджана в Карабахе, и закончил патетически, приблизительно так: могли ли мы тогда представить себе, что через год Армения будет признана агрессором и лишь собственное вето спасет ее на сей раз от сурового приговора и санкций со стороны мировой общественности?
Следя за реакцией общественности на события в различных регионах Европы, столь удивительно напоминающие карабахские, не устаю изумляться странной ее непоследовательностью. В самом деле, что же такое особенное и неожиданное произошло в ходе борьбы армянского народа Карабаха, находящегося на грани выживания, что может быть столь сурово и безоговорочно осуждено? А ведь до того доходит, что даже представителя законно избранной власти НКР не хотят выслушать на конференции, посвященной проблеме Карабаха! Почему так изменилось мнение о карабахском конфликте? И куда исчезло естественное сострадание к жителям НКР?
Вот в Югославии противоборствующие стороны использовали (и используют!) новейшие средства взаимоуничтожения, превращая «в пыль и брызги» уютные курортные города и села. И что же международная общественность? Мало того, что отстаивает права народов бывшего целостного государства на самоопределение, словно позабыв о славном принципе незыблемости границ, но еще и санкции применяет против Сербии, не желающей смириться с потерями «территориальной целостности»!.. А недавнее признание, точнее — непризнание той же самой общественностью многострадальных стран Балтии (спасибо маленькой Исландии!)? Можно припомнить и о защите требований народов Осетии, Крыма и Приднестровья, столь недвусмысленно выказываемой, увы, отнюдь не всегда бескорыстными соседями. А ведь что бы там ни говорили о нарушениях прав национальных меньшинств в этих регионах, ни в одной из упомянутых зон не было откровенной варварской депортации 24 сел. Не применялись ежедневно и еженощно против мирного населения «Грады» (до 300 снарядов в день!); никто, кроме ленинградцев, не упомнит четырехлетней блокады во всем ее объеме: информационной, энергетической и продовольственной. А уж методы устрашения и пыток, которые применялись к жителям Карабаха, знакомы нам, пожалуй, только по фильмам о русско-турецкой войне да по малоизвестной, к сожалению, книге Бориса Васильева «Жили-были».
Так сложилось, что нам, членам «Движения против насилия» — Г.П.Синянской и мне, пришлось побывать в Карабахе несколько раз, попадая в очень характерные периоды его жизни. Впервые мы оказались на месте событий в конце июля 1991 года, точнее, 29-го. Село Вериншен. Красивейшее, «швейцарское». Полторы тысячи детей только школьного возраста (по документам), а малышей не счесть. И своих, и беженцев из окрестных сел. Ожидали увидеть окопы, обезлюдевшие дома, а здесь полно народу, как в праздники. Скоро поняли, что это от невозможности работать в поле: идет прицельная стрельба по людям, пытающимся собрать урожай. Показали нам две господствующие высотки, занятые дружными союзниками — Советской Армией и азербайджанским ОМОНом, тропу, которую нельзя пересекать ни ребенку, ни женщине, ни безоружным депутатам Моссовета: стреляют без предупреждения. Видели горящие скирды хлеба и отчаяние пастухов, у которых угнали стадо. Готовился большой голод зимы 1991/92 года.
Показали нам и школу в Шаумяновске, варварски обезображенную солдатами советских внутренних войск. Жуткое впечатление произвело это здание с выломанными полами, перебитыми стеклами, изгаженными классами, где на полу прихотливые кучки человеческого дерьма соседствовали с вырванными страницами книг, обрывками портретов Пушкина и Горбачева, гильзами, тряпьем и битыми бутылками. Помнится, как потрясли нас забитые цементом унитазы, превращенные в металлическое крошево кровати — силищи-то сколько приложено! — и портреты вождей в столь прихотливом обрамлении. Я даже попеняла встреченному через месяц главному политруку на отсутствие элементарного воспитания у его подчиненных. Казарма показалась нам неким воплощением глубины падения армии. Но оказалось — до дна было еще далеко…
В то время Веришен являлся форпостом обороны Нагорного Карабаха. И уже существовали планы депортации его жителей, да вмешались в стройные штабные построения нежелательные свидетели — наблюдатели из России: журналисты, писатели, депутаты разных рангов, объединившиеся в желании не допустить окончательного уничтожения армян на их же собственной земле, наивно полагающие, что есть еще силы, способные это уничтожение остановить. Тогда же, в июне прошли в российском парламенте малоизвестные до сих пор слушания по поводу нарушения прав человека в Карабахе; было опрощено множество свидетелей, рассказавших об ужасах и злодействах, творимых под водительством «доблестных» генералов, поднаторевших в такого рода подвигах в Афганистане, включая Бориса Громова, командующего 4-й армией Соколова, командира 2З-й дивизии Будейкина и других. Было это в невоо6разимо теперь далекое доавгустовское время, и мощь орудий нападения надежно подкреплялась язовско-крючковско-пуговским тылом. Броня была крепка…
Прошел почти год, Повышен в звании и награжден (видимо, за воинскую доблесть), бывший полковник Будейкин. Вряд ли снятся новоиспеченному генералу «кровавые мальчики» и изнасилованные на глазах матерей армянские девочки, чьи крики услужливо глушились рычащими советскими БТРами. Это его «соколы» праздновали День Военно-Воздушного Флота, методично разутюживая пространство над затаившимся Веришеном, поливая свинцовыми очередями сады и огороды сельчан.
Было это, напоминаю, 18 августа 1991 года, а 12 сентября я получила письмо на гербовой бумаге из Министерства обороны все еще СССР, но за подписью улыбчивого нашего маршала Шапошникова: «на Ваше письмо с требованием немедленного вывода с территории Азербайджана 4-й армии… сообщаю, что военнослужащие Советской Армии… оказывают содействие внутренним войскам МВД СССР в решении задач, возложенных на них… законодательными актами… Солдаты и сержанты… честно и добросовестно выполняют возложенные на них обязанности… Части и подразделения армии с 26 июля с.г. предпринимают активные действия только в случае вооруженного нападения на них или охраняемые ими объекты…»
Интересно, кто же угрожал советским летчикам 4-й армии в небе над Веришеном 18 августа? А ведь все происходило на глазах множества свидетелей, в том числе депутатов и журналистов.
18 августа нас застало в селе Атерк Мардакертского района НКР. Потребовалось вмешательство наблюдателей в связи с захватом безоружными жительницами села 43 заложника — военнослужащих внутренних войск. В Москве эта история казалась неправдоподобной, но на месте стало ясно, что она не вымысел лихого писаки, а кульминация драмы жителей одного из многих сел, оказавшихся в кольце окружения при «выполнении возложенных обязанностей». 3а три месяца из села в неизвестном направлении вывезли 20 мужчин, коренных жителей, обвиненных в принадлежности к боевикам. Были разграблены дома, у многих угнали скотину, ОМОН Азербайджана под прикрытием нашей армии творил жесточайший произвол, терроризировал жителей. После захвата в заложники еще одной жертвы — слабенького, с одной почкой, в чем душа держится!- Жорика женщины восстали, окружили очередной БТР и согласились вернуть солдат только в обмен на своих близких. Кто будет спорить, захват заложников явление противоправное, но выслушав сотни горестных показаний, увидев картину безысходного отчаяния жителей, комиссия из Москвы и Еревана начала переговоры с военным начальством об условиях обмена. Военные поначалу шли на какие-то уступки, и забрезжила надежда на освобождение несчастных. Удалось переговорить с плененными солдатами и убедиться, что они в безопасности и содержатся почти «в санаторных условиях». Но что-то сломалось в дипломатическом процессе: 17 августа Москва приняла решение о силовом выходе из проблемы. Ультиматум был жесткий: выдача пленных без всяких условий или окружение села и его уничтожение «с применением авиации и тяжелой артиллерии». Ценой множества переговоров — с Москвой, Баку, Ереваном, Степанакертом — исполнение приговора удалось отложить до понедельника.
Воскресенье, 18 августа, летчик-испытатель, полковник, депутат Верховного Совета СССР В.С.Смирнов отпраздновал свой профессиональный праздник, ведя изнурительные переговоры с коллегами из 4-й армии о возвращении трех жителей села, случайно оказавшихся в ходе операции по окружению в зоне досягаемости наших вооруженных сил. Их грозили передать для «разбирательства» в Шушу, из которой целым и невредимым не вернулся ещё ни один армянин. Трижды выезжали депутат ВС России А.Е.Шабад и В.С.Смирнов к месту дислокации командира части, часами дозванивались до загадочно выпадавщего из эфира генерала Старикова, одним словом которого решалось, жить или не жить на свете трем бедолагам. К двум часам ночи измученные люди вернулись наконец в свои семьи. Это было, напоминаю, 18 августа 1991 года. в день варварского обстрела села Веришен.
19 августа началось для нас с непривычных тоскливых звуков, напоминающих натужные сирены. Это мычала голодная скотина, которую хозяйки не могли вывести на привычные места выпаса: окружение! Спустя некоторое время оживший в связи с приездом в село «высоких гостей» телевизор подхватил заунывную мелодию, огласив на весь мир известие о перевороте в Москве. «Высокие гости» провели боевую планерку: изменившиеся условия вряд ли могли поспособствовать успеху нашей деликатной миссии. Часть членов делегации представляла российский парламент и Ельцина, и изрядно хрипевшая «Свобода» сумела донести до нас весточку о его бескомпромиссной позиции, а полковник В.С. Смирнов в связи с отсутствием Горбачева был направлен в Карабах лично Янаевым. Впрочем, с этой сложностью Смирнов и Шабад покончили очень быстро, отправив через верного 3ория Балаяна телеграмму: ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ! — о полной своей поддержке Ельцина и неприятия ГКЧП. Это был акт истинного мужества и благородства, ибо сами отправители попадали теперь в категорию заложников ГКЧП и поддержавшего его с первых же часов «прокуратора» Карабаха В.Поляничко.
Но нужно было во что бы то ни стало спасать людей, теперь уже в первую очередь мальчишек-солдат, ибо уничтожить их «под шумок» и приписать это затем армянам представлялась реальная возможность. Отчетливо помню свои ощущения, когда смотрела на пламенеющие на груди депутатов кровавые значки, мучила мысль об их таком роковом сходстве с мишенями: прямо напротив сердца! Уже в Москве мы узнали, что «операцию» по освобождению заложников предполагалось проводить силами «Альфы», так что мы, возможно, по случайному стечению обстоятельств не стали свидетелями ее «работы». А солдат наших и одного офицера удалось в тот раз благополучно вернуть заботливому командованию. На прощание полковник Смирнов поблагодарил освобожденных за проявленное благоразумие: никто из них, по счастью, не решился выстрелить в тех отчаявшихся женщин. Страшно предположить, что было бы, если бы командующий ими лейтенантик, выпущенный фидаинами для ведения переговоров с начальством, не был напуган в момент пленения и дал команду на истребительный огонь, чем он нам впоследствии пригрозил. Впрочем, чего можно требовать от усталого, голодного вчерашнего курсанта с длинной мальчишеской шеей, который тогда, в Карабахе, и не понимал толком, за что и против кого ведет в бой своих безусых подчиненных… А приказ на ведение «огня на поражение» был-таки получен спустя почти год, и отдал его новый наш, теперь уже российский, министр обороны Грачев. Страшный это все-таки приказ, ибо заставляет именно лейтенантиков сделать извечный российский выбор: себя потерять или коня — или стать, вольно или невольно, убийцей.
В том же Атерке мы стали свидетелями того, какие отношения остаются между людьми, когда в них не вмешиваются политики и генералы, Пытаясь выяснить судьбу трех армянских заложников, несколько женщин зашли на боевые позиции нашей армии, где им удалось проникнуть в одну военную тайну: стоящие в окружении солдатики были отчаянно голодными. Хлеба им давно не давали, а одной тушенкой в боевых условиях сыт не будешь. Женщины наварили за ночь картошки, напекли хлеба, набрали на огородах огурцов и помидоров и на стареньком грузовичке стали развозить еду по позициям. Подкармливать «сынков». Улыбались застенчиво: у самих такие же горемычные служат где-то, может, и их кто пожалеет. «Вкусно вам было, сыночки?» А через пару часов мог прийти тот самый приказ на уничтожение села, который, как известно, солдатами не должен о6суждаться…
Какую же искреннюю и всепрощающую любовь мы от себя оттолкнули, какой непоправимый удар нанесли своим предательством! После шока от участия русских в операции «Кольцо», шока, смягченного мудрым осознанием вненациональности преступного советского руководства до того августа, вряд ли эта любовь перенесет и нынешнюю политику русских «6ратьев». Что имеем, не храним; заплачем ли, потеряв?
Уж не знаю, собирались ли воевать в Закавказье наши запасливые военные стратеги, а только готовились они к этому основательно. Который месяц палят азербайджанцы из всевозможных орудий по армянам Карабаха, палят, снарядов не считая, а им и конца-краю не видно. Что-то слабо это похоже на широко разрекламированный «захват» оружия, больше смахивает на услужливую и своевременную передачу. Тем более что дележ имущества СНГ вели все те же до боли знакомые карабахцам лица, и в их числе — доблестный афганец Борис Громов.
…Любопытно, что позиция того же Громова в приднестровском конфликте совершенно иная. Выступая как-то по ТВ и глядя с экрана честными глазами неподкупного защитника угнетенных, говорил генерал о священной для воина обязанности — заслонять грудью безоружных людей любой национальности. Достойные слова, генерал! Только ведь получается тогда, по-вашему, что дети, женщины и старики Карабаха — не люди?! И зачем же уходит наша армия из одних горячих точек, чтобы очертя голову влезать в другие?..
И вновь возвращаюсь к уже цитированному письму маршала Шапошникова: «В сложившейся обстановке они (воины. — Е.Л.) являются единственным фактором, сдерживающим разрастание межнационального конфликта и предотвращающим кровопролитие…»
В декабре 1991 года я впервые попала в Степанакерт — наблюдателем на референдум о независимости. Уже начались обстрелы города «алазанями» и артиллерией. Еще была вода в городе, свет и, временами, газ. Но уже полнился город слухами о надвигающемся голоде — запасы не столь велики, а подвоза из сел уже нет. Но радовались, что хоть советские войска больше не свирепствуют, нет комендантского часа, нарушение которого грозило заключением в тюрьму. В Гадруте, где нам предстояло следить за соблюдением законности процедуры выборов, в местном музее познакомились с молодым историком-краеведом, окончившим аспирантуру в Ленинграде. Уже в Степанакерте узнали, что этот тихий интеллигент еще и отважный воин, и очень удивились. Звали его Артур Мкртчян.
На заставе внутренних войск командир посетовал на неопределенность статуса своих бойцов и невозможность защитить их от обстрелов со стороны азербайджанского Физули, так как не было приказа отвечать. Накануне один из бойцов был ранен, а находившийся рядом местный житель убит. Мы улавливали у солдат однозначную перемену в отношении к азербайджанскому ОМОНу — резко негативное — и неизмеримо возросшее по сравнению с летом сочувствие борьбе населения. Ознакомившись с положением дел в Карабахе, более двух десятков наблюдателей (главным образом российских) написали обращение в адрес лидеров СНГ о реальной угрозе физического уничтожения народа Карабаха, историческом и человеческом долге России по защите этого народа от агрессии. Необходимо было немедленно прекратить удушающую людей блокаду.
И все-таки в конце декабря, несмотря на возрастающие обстрелы Карабаха и особенно Степанакерта, на безусловно имеющуюся у командования войсками СНГ информацию о военном потенциале Азербайджана, вопреки протестам общественности войска были выведены. Мира в регионе это не прибавило. Теперь по ночам население города укрывалось от снарядов в неглубоких, для мирной жизни предназначенных подвалах. Множество снарядов угодило в больницу и в роддом. Наш кинооператор, впервые попавший в Карабах, поначалу досадовал на невозможность заснять ночной обстрел города «алазанями» — зрелище жуткое, но если отстраниться от его предназначения, красочное. Однако после посещения больницы, где пришлось снимать преждевременные роды в подвале, при свечах, наш военный оператор перестал искать «живописные» детали военного быта. В скудном пламени свечи крошечный (почти все рождаются недоношенными!) человечек слабо пищит на руках акушерки. Остальные роженицы, прооперированные гинекологические больные и их родные, пришедшие подкормить рожениц и своим теплом согреть новорожденных — холодно и в роддоме! — все в одном нешироком коридоре подвала скрываются от снарядов.
Мне кажется, я навсегда запомнила заведующую роддомом, редкой красоты и удивительного самообладания женщину, будто шагнувшую из романтических фильмов времен нашей молодости. Почти буднично она рассказывала, как делила персонал на три смены (чтобы не все враз погибли), как выбирали самые толстые стенки, чтобы разместить за ними операционную, — да не помогли стенки; как за несколько дней до нашего приезда вдруг импульсивно отправила всех мам с новорожденными по домам, а снаряд попал как раз в эту самую палату. И мы еще застали крошечные детские кроватки, усыпанные битым стеклом и холодными кусками металла. Ни слезинки не проронила, только когда о внуках московских заговорили, отвернулась к окну, чтобы не выдать себя. Каким мужеством, каким отчаянием оплачена жизнь этих малышей! И сколько их доживет до победы?.. А впрочем, это мы глотаем слезы отчаяния и бессилия, а они, эти люди, совершают свой земной подвиг: рожают, принимают малышей, согревают их озябшими женскими ладонями.
Это было в начале января 1991 года, когда «Грады» только устанавливались в Шуше и Агдаме, о чем заблаговременно сообщил вполне доброжелательный сотрудник советской военной комендатуры. И вот уже опробована эта техника в непокорном Шаумяновске — центре партизанского края. За непокорность и «причастили» первыми — погибли горожане, разрушения, по свидетельству очевидцев, остались жуткие.
Муталибов публично опроверг наличие у азербайджанцев «Града» — опровергает как кощунственную ложь, необходимую, чтобы «оклеветать народ перед приездом в Карабах делегации СБСЕ» («Независимая газета», 18.2.92). В тот период еще побаивались в Азербайджане возможного гнева «международной общественности». Что ж теперь, не боятся?.. Почему? Разве уменьшилась убойная сила этой техники от многократного тиражирования? Если бы после захвата подобной установки армянами в Ходжалу, азербайджанское руководство — во спасение собственных соплеменников хотя бы! — согласилось наложить мораторий на использование «Градов» в этой войне, что и было предложено армянской стороной, — сколько бы сохранили жизней!
…Помню, как наблюдала я минуту отчаяния даже у такого стойкого правозащитника, как баронесса К.Кокс. Это было в битком набитом «рафике», увозящем группу наблюдателей в разрушенный азербайджанцами Храморт. Баронесса строила планы беседы в Москве с Ельциным. Вид ночного Храморта подавил всех: разрушенные дома, плачущие люди, зверски растерзанные в своих домах старушки, не успевшие добраться до спасительных окопов. И все это — в трех километрах от сияющего огнями азербайджанского Агдама. Спустя некоторое время село Храморт захватили военные силы Азербайджана. При этом в печать была запущена информация о нападении армян Храморта и окрестных сел на Агдам (!) и даже об их планах захвата Баку… Страшная все-таки это вещь — четвертая власть, когда она находится в безнравственных руках.
В интервью радиостанции «Свобода» один из уважаемых правозащитников сказал: «Чтобы заниматься этим (наблюдением в горячих точках — Е.Л.) пришлось существенно понизить уровень своей чувствительности…» Можно ли вообразить, чтобы такое произнес, скажем, Андрей Дмитриевич Сахаров? И как жаль, что не слышал этого совета Микола Кечмарь, член украинского «Руха», до последних минут жизни деливший с жителями Степанакерта крохи хлеба и табака, погибший при обстреле города.
…Степанакерт. Начало января. Первая сессия нового Верховного Совета. Знакомый по Гадруту историк становится первым председателем Верховного Совета Народной Карабахской Республики. Помню свой щемящий страх за него, такого юного, интеллигентного, — не согнутся ли эти плечи под такой тяжестью? Знающие Артура успокаивали: поможем, да и он человек мужественный, И вот Артура уж нет на свете. Случайность, срыв — какая теперь разница? Светлая осталась о нем память.
В Степанакерте после декабря — разительные перемены к худшему. Люди в подвалах, света нет, и свечки очень поднялись в цене; местные умельцы приспособились клепать из металлолома спасительные буржуйки. В городе теперь совсем иной запах — дымный, чадный. Две милые женщины, предложившие нам с Галиной Петровной Синянской свой кров, ради нас преодолели страх и ночевали дома. И мы опять поражаемся ухоженности квартир — все вымыто, все тщательно расставлено по местам; детишки, девочки особенно, приглажены и принаряжены. А живут-то ведь почти безвылазно в подвалах. Редкая семья может устроиться отдельно, но с такой любовью и находчивостью ухитряются из обычных двухъярусных нар и ящиков сделать спальное купе! Давно позабыты школа и игры на улицах. В дефиците все, но более всего — информация. Не жалуются («Сами все видите»), а вот вопросов множество. Раз «Москва», значит, и отчитываться по меньшей мере за Ельцина, за Верховный Совет. Газеты просто как ценные бумаги: и новости, и бумага на самокрутки. Табак изредка привозят родственники из села. Такую простую заботу друг о друге, обо всех детишках, такие неспешные долгие бессонные ночи (днем меньше стреляют и не так страшно закрывать глаза) я помню только по послевоенной нашей сокольнической коммуналке, где если горе — то общее, а уж если пироги в семье — так всем детишкам достанется.
Кормили нас в тот раз многоцветными соленьями и роскошными компотами. Но мы-то знали, что это достаются из укромных мест последние прошлогодние припасы. Была тогда надежда на хлеб «с Большой земли», но очень призрачная. А мы не знали еще, что в апреле норма хлеба упадет до 30 граммов на жителя Степанакерта, включая и маленьких детей. И что кроме того хлеба, а вернее, просто зерен пшеницы, подвезти ничего не удастся — блокада сомкнётся вокруг Карабаха. А из зерен тех еще надо исхитриться испечь подобие хлеба, исхитриться, помня о том, что газ так и не пустили, значит, не горит плита, и топлива никакого нет. Деревья вырубались в декабре, а до леса измученным голодом людям не добрести: топлива нет даже для «скорых» и пожарных машин, а свои стынут бесполезными железками в гаражах: нет и воды: тонюсенькая струйка заполняет ведра и бидоны терпеливейшей из очередей, а источник-то ой как далеко.
Нет, когда бы мы знали все это в далеком январе, так наверное и не прикоснулись бы ко вкуснейшему, для нас специально испеченному хлебу, к удивительному плову с чечевицей, к тягучему сиропу из тутовника, которым по-матерински лечила мое не ко времени воспламенившееся горло добрейшая пожилая армянка Мария Александровна. И чем-то лечит она теперь своих многочисленных черноглазых внучек? И где теперь мои маленькие подружки по игре в кукольную свадьбу — с венчанием, пением, тонюсенькими колечками и настоящими свечами? Где их юная мама, все пытавшаяся улыбнуться радостям своих забывшихся на часок девчушек?
Чем же помогла погибающему от пуль и голода народу своя и международная общественность? Может быть, «давила» на правительство Азербайджана и хотя бы пригрозила ему экономическими и политическими санкциями — за блокаду землетрясением разрушенной Армении, за организованный геноцид армян Карабаха, за захват множества заложников, за применение оружия «большой поражающей силы», за изуверские пытки в шушинской тюрьме? Ну пусть не международная, а своя — советская, российская общественность. Приструнила Азербайджан за разграбление Советской Армии, за сбитые не армянские даже, а собственные военные машины, за семьи, взятые в заложники при захвате агдамского склада — стратегического склада войск СНГ? Может быть, вмешивался в этот конфликт наш горячий и чистый детским сердцем вице-президент, столь горячо, по первому порыву откликающийся на события в Крыму и Приднестровье? И куда исчезает пыл, когда речь идет о Карабахе? А вспомним, как освобождать 10 советских офицеров-заложников, которым ничего не угрожало, прилетел в Армению генерал Столяров с целым эскортом. Этой акции был посвящен боевик по ТВ со всеми его атрибутами: завязкой, кульминацией, развязкой. Что-то я не слышала о подобных акциях в Азербайджане, хотя сколько там было таких захватов! Напротив, воюющему Азербайджану дарятся мегатонны боеприпасов и техника. А почему, когда был еще жив Союз с его единым экономическим и стратегическим пространством, не потребовали от Азербайджана открыть аэропорт в Ходжалу для оказания гуманитарной помощи детям, пусть под пристальнейшим наблюдением беспристрастного «Мемориала»? И приезжал ли туда хоть один из «штатских гуманистов» бесчисленных быстро пекущихся гуманитарных фондов? И вот довели карабахцев до необходимости собственными силами, со многими жертвами пробивать себе эту самую дорогу жизни.
30 граммов хлеба на день. В подвалах живут. Ни света, ни топлива, ни лекарств. От всего мира отрезаны. И так изо дня в день. Четыре года полной экономической блокады. И не на кого больше надеяться, не кому верить.
В фильме о геноциде евреев в XX веке, показанном по ТВ 15 мая, оказались для меня вовсе незнакомыми эпизоды борьбы узников в гетто — взрыв крематория, например. И в голову пришла по ассоциации, наверное, дикая мысль: а занимался ли кто-нибудь из правозащитников проблемой нарушения прав немецкого народа в лице работников того крематория? Достаточно ли гуманными методами были они уничтожены? Не пострадал ли при этом, не дай Бог, кто-либо из мирных немецких жителей? Вот ведь тема не менее занимательная, чем исследование, как нарушают права человека армяне Карабаха в ходе того, как их народ стирают с лица земли.
Мыслимо ли представить в 1946 году еврейскую автономию в составе «неделимой» Германии? Мыслимо ли вообразить в наше время Германию — принесшую свои покаяния и столь щедро платящую за жертвы политиков времен той войны — в роли посредника между Израилем и его горячими оппонентами? Должны же существовать в этом сумасшедшем мире если не историческая совесть, так хоть здравый смысл — ведь нет армянина, в ком фантомной болью не отдавалась бы память о жертвах геноцида XX века!
И почему во всех конфликтных ситуациях, поправ чувство справедливости, российская дипломатия откровенно предпочитает слабому — сильного, а брату своему страдающему — богатого дядюшку?
И что бы ни случилось в будущем с народом НКР (храни его Господь!), а в веках прославятся мужество и военное мастерство его защитников, верность и терпение его жен, несокрушимое их стремление к подлинной свободе. Мне только что рассказали о девятилетнем карабахце, сломавшем руку при эвакуации из Степанакерта. Трижды пришлось ломать ее после неудавшейся первой операции, и ни слезинки не проронил. И в первый раз заплакал, узнав о падении Шаумяновска. Какими словами, какими эпитетами отобразить этот недетский подвиг…
А нам за притерпелость к черной боли, за скоропалительное наше ликование в том августе достанется лишь выстраданное право следить за не ко времени азартными извечными ссорами новых российских иван иванычей с иван никифорычами да безуспешно созывать московский люд на защиту от коварных красно-коричневых, не без их же помощи в столице укрепившихся.
ЕЛЕНА ЛУНИНА
Май-июнь 1992.
Все материалы проекта «Карабахский фронт Москвы»
Будем признательны за материальную помощь нашему проекту, которую можно сделать через:
— систему денежных переводов PayPal
— или форму «Яндекс Деньги»:
Свои предложения и замечания Вы можете оставить через форму обратной связи
Ошибка: Контактная форма не найдена.