КУЛЬТУРНЫЙ КОД

Видный русский поэт Сергей Городецкий (1884—1967) неоднократно бывал на Кавказе — в 1902, 1907 и 1916—1921 гг. В первые два приезда он гостил в Тифлисе у своей сестры, муж которой — А. К. Васильев — был в то время главным архитектором города. В 1916 —1917 гг. Городецкий, в качестве корреспондента московской газеты «Русское слово»
и уполномоченного Всероссийского союза городов, совершает несколько поездок в Западную Армению — в Ван, где видны были свежие следы трагических событий 1915 г.(1) Результатом этих поездок явились цикл путевых очерков «В стране ручьев и вулканов», печатавшихся в 1916 — 1917 гг. в «Русском слове» и «Кавказском слове», а также сборник
стихов «Ангел Армении» (Тифлис, 1918), посвященный Ованесу Туманяну.
В закавказской периодической печати того времени и позднее С. Городецкий опубликовал ряд очерков и статей, в которых затрагиваются вопросы древнеармянской культуры, представляющие большой интерес в изучении русско-армянских культурных связей. При этом он проявляет достаточно хорошее знание истории Армении, ее материальной и духовной культуры. Он использует доступные ему источники: труды античных авторов (Геродот), работы современников (Н. Марра,
И. Орбели, В. Брюсова). В качестве путеводителя в его поездках в Западную Армению служило русское издание двухтомника известного английского армениста и путешественника X. Ф. Линча «Армения. Путевые очерки и этюды» (Тифлис, 1910). Из содержания статей Городецкого чувствуется, что он был знаком и с сочинениями древнеармянских
историков в русских переводах, в частности с всемирно известной «Историей Арменин» Мовсеса Хоренаци в переводе М. Эмина (М., 1893). Обширную информацию об истории и культуре армянского народа Городецкий мог получить из московского еженедельника «Армянский вестник » (1916—1918), где печатались его стихи из будущего цикла «Ангел
Армении». Наконец, многое ему об Армении стало известно от «живого источника» — Ованеса Туманяна, с которым русского поэта связывала искренняя дружба.
Прогрессивные деятели русской культуры издавна проявляли интерес к Армении как к стране, стоявшей у колыбели мировой цивилизации. В обращении к читателям антологии «Поэзия Армении» (1916) Валерий Брюсов говорил, что у армян есть «высокое право… на внимание всего мира: та высокая культура, которую выработал армянский народ за долгие века своего самостоятельного существования, и та исключительно богатая литература, которая составляет драгоценный
вклад Армении в общую сокровищницу человечества»(2).
Именно из благородных задач пропаганды многовековой культуры Армении исходил С. Городецкий в своей литературно-общественной деятельности в период пребывания на Кавказе. В связи с выходом редактируемого им журнала «Арс» («Искусство») он подчеркивал, что в «каждой из закавказских культур таятся сокровища, еще не обнаруженные, и каждая из них имеет право на полное свое выражение»(3). И на поприще приобщения широкой русской общественности к культурным сокровищам Армении Городецкий справедливо считал себя «продолжателем славного дела Валерия Брюсова» (с. 84)(4).
В освещении вопросов генезиса армянской культуры Городецкий, подобно Брюсову, опирался на теоретический вывод акад. Н.Я. Марра о том, что древнейшая Армения была теснейшим образом связана с другими крупными культурными очагами той эпохи. «Столкновение языческого Востока и христианского Запада, — писал Н. Марр, — не только развертывалось в Армении, но и происходило при участии ее обитателей, беззаветных борцов за крест»(5). Этот вывод был подтвержден
и во время археологических раскопок в Ване, проведенных Н.Я. Марром с участием тогда еще молодого востоковеда И.А. Орбели в июне—июле 1916 г. Городецкий искренне сожалел, что его пребывание там несовпало с временем этой экспедиции. В очерке «Древности Вана» (1917) он высоко оценил открытие Марра, которое, по его словам, «разверзает
в прошлом Кавказа совершенно невиданные перспективы» (с. 36)(6). На это указывал и сам Марр в своем докладе на заседании восточного отделения Русского археологического общества 24 ноября 1916 г. по итогам руководимой им научной экспедиции. «В пределах бывшей Турецкой Армении, — говорил он, — на нас лежит большой долг и большая
ответственность и в научном отношении, притом не только перед неоценимыми памятниками архаической мировой цивилизации, но и перед насущными запросами выбивающейся на волю русской науки…»(7).
С. Городецкий, будучи в Ване, шел по следам Марра и Орбели. Как поэт и художник (он сделал серию акварельных «ванских» рисунков), он поистине с поэтическим вдохновением описывает памятники урартской эпохи — на Ванской скале и Топрак-Кале, связывая их с культурой древних армян. «Когда я был в третий раз, — писал Городецкий.— это место было раскопано Марром и Орбели и грандиозный памятник открывался взору. Две высоких ниши с клинописной стелой, перед ним жертвенник… И кругом ступени. И все такое нетронутое, как будто сейчас ушли жрецы… Клинопись как будто сейчас высечена. Я мог только гладить стелу… Но в том-то и прелесть древних культур, что в них красота проникала всю жизнь, насквозь. Весь быт был — искусство. И клинопись похожа на кружевной орнамент, которым можно любоваться, не понимая его. Когда уходишь с Ванской скалы, кажется, что покидаешь сказочное царство, ставшее вдруг близким и родным. Родственные этим ощущения можно пережить и на Топрак-Кале, на другом конце города» (с. 39). Городецкий восхищался умением древних урартийцев создавать цельный художественный комплекс, гармонирующий с окружающей природой. Ванская скала, подчеркивал он, «представляет собой единое художественное целое, где работа человека слилась с творчеством природы. Дикая, мощная фантазия первобытного народа чувствуется во всех остатках сооружений. И тесный торжественный союз с природой, камнем, морем, звездным сводом» (с. 37).
Ванские древности для Городецкого-поэта неотделимы от известных поэтических легенд — об Ара и Шамирам, а также о «Дверях Мгера». Конечно, первая легенда известна была ему еще по произведениям мировой литературы и искусства, связанным с образам сладострастной ассирийской красавицы царицы Семирамиды (трагедии Кальдерона и Вольтера, опера Россини, роман А. Барилли и др.). Но в трактовке мифа об Ара и Шамирам Городецкий придерживается версии Мовсеса
Хоренаци и других армянских народных преданий. «Вся нега и разврат Вавилона, — писал он, — олицетворены в царице Шамурамат — Семирамиде, будто бы создавшей Ван с его сказочными садами. Образ Семирамиды веет над Ваном. Море влюбляется в нее и ближе подходит к скале. Царь-аскет Ара, устоявший перед ее красотой, трагически погибает от
меча её любовников. Канал, построенный царем Менуа, носит имя Семирамиды. Сады ее до сих пор цветут под скалою. Да, Семирамида победила: царство армян… погибло в неравной борьбе с Востоком. Ван — его царственная могила…» (с. 25). Впоследствии Городецкий напишет «ванский» роман и назовет его «Сады Семирамиды» (начатый в 1924 г., роман остался незавершенным).
Как видно из краткого изложения Городецким мифа об Ара и Шамирам, образ полулегендарной Шамирам воспринимался им в свете армянских преданий о ней. Так, канал, построенный урартским царем Менуа, он называет по армянской традиции «каналом Шамирам», или «водой Шамирам». Древние армяне приписывали ассирийской царице не только сооружение этого канала, но и строительство самого Вана(8), именуемого Шамирамкертом и славящегося своими роскошными садами,
прозванными «садами Шамирам». В очерке «Жизнь неукротимая» Городецкий, приведя старую армянскую пословицу «На небе рай, на земле Ван», писал: «когда-то провели каналы — Шамирам-су — Семирамидину воду — насадили сады и устроили рай: плодитесь и размножайтесь» (с. 46).
Ванская скала и Ванское озеро (море) также переплетаются у Городецкого с армянскими легендами о Шамирам. Об одной из них он рассказывает: «..легенда говорит, что оно (озеро) так любило Семирамиду, что подошло к самой скале, и пело, и билось, и стонало от страсти у ног царицы-волшебницы…» («Древности Вана», с. 37). В своем докладе о раскопках в Ване И.А. Орбели тоже замечал, что с Ванекой скалой «связывается в народном представлении популярный
рассказ Моисея Хоренского об Аре Прекрасном, армянском царе, и сластолюбивой Шамираме»(9).
В живом воображении Городецкого древние мифы и предания «прочитывались», по его словам, как блестящие страницы «героического эпоса Вана». Перед его взором словно оживали «грандиозные тени и богов Халда и Тишуба, и обольстительной Семирамиды, и языческих царей Менуа, Испуюнн и Аргишти, и царя Ара, и героев вроде Давида Сасунского. Вся эта блестящая плеяда была вокруг меня в красках озера и неба, в контурах крепости, в линиях скал, где высечена дверь Мхера» (с. 34).
Согласно преданию, в Ванской скале была высечена «Дверь Мгера», названная по имени одного из богатырей армянского героического эпоса «Давида Сасунский» — Мгера Младшего, сына Давида. Русского поэта привлекла эта легенда, которую он неоднократно упоминает в своих статьях и произведениях на армянские темы. Рецензируя в «Кавказском слове» (1917, № 179) сборник стихов А.П. Кулебякина(10) «Дверь Мехера. Отзвуки Вана», изданный в Тифлисе армянским комитетом «Верашинутюн», Городецкий причислял легенду «Дверь Мгера» к лучшим «цветам народного творчества»: «Каждая песня,
каждый миф каждого народа для нас священны, ибо произведения народа — это тайна, недосягаемая для творчества единоличного» (с. 54). Глубокий смысл этой «сильной по содержанию легенды:» Городецкий раскрывает в романе «Сады Семирамиды». Один из его героев — Пахчаи (Пахчанян), чья семья погибла в Ване, вспоминает, как в детстве рассказывала ему мать легенду о двери в скале, «за которой тысячи лет томится великий Мгер»: «Он давно хочет на свободу, он хочет выломать дверь, он стучит в нее, и вся земля трясется». И мать говорила своему сыну: «Когда он (Мгер) выйдет на волю, все люди будут счастливыми». И Пахчаи мечтает об этом дне. Но он понимает, что Мгеру не выломать одному дверь в скале, ему нужна помощь с востока — от русских. «О, если б русский народ пришел сюда! —восклицает Пахчаи, — Мгер выломал бы дверь своей темницы, — Пахчаи повернулся к востоку…» (с. 152—153). А перед Великой Отечественной войной Городецкий в стихотворении «Братьям-армянам», вспоминая свое посещение Вана, писал:

Помню в розовых туманах
Голубое море Вана
И в огне зари багряной
Дверь замнувшихся пещер.
Я стоял у этой двери
И, как весь народ ваш, верил,
Что на волю выйдет Мхер. (с. 16).

Среди ванских древностей более поздних эпох Городецкий выделяет два уникальных памятника — Варагский и Ахтамарский храмы. Они нарисованы им так ярко, красочно и проникновенно, что мы зримо представляем эти образцы древнеармянского зодчества. Городецкий дает подробное описание раннехристианского храма в Вараге (неподалеку от Вана), называя его «рассадником просвещения» (с. 31) и «одной из народных святынь армян» (с. 43), имея в виду народное предание, согласно которому Варагский храм был заложен самим Григорием Просветителем (VI в.) — основателем армяно-григорианской церкви(11).
Городецкий посетил Варагский храм после турецкого погрома. Поэтому при его описании чувство восторга смешивается с чувством горечи. «Первое, что мне бросилось в глаза, когда я вошел в храм, — пишет он, — это был колокол, лежащий посреди его… Всем существом я воспринял трагедию поруганного храма». И ему показалось, что со стен с укоризной глядели на все это «Христос, Иоанн, Моисей, Гайане и Рипсиме, темные, строгие» (с. 44). Еще издали на фоне темно-красного гребня он увидел «остроконечные главы храма», поразившие его своим великолепием. «С бьющимся сердцем» он въехал во двор: «Передо мною был фасад Варагского монастыря. Он не поражал грандиозностью. Три арки, и невысоко над ними купола… Это был прекрасный по архитектуре храм, немного мрачный с первого взгляда, когда входишь в него, и углубленно торжественный, когда освоишься с его полумраком». Завороженно он смотрел на иконостас: «Работа поразила меня: темный орех весь был покрыт мельчайшей перламутровой инкрустацией». Он вошел в алтарь и оказался в новом храме меньшего размера, но более стройном: «Это было круглое сооружение с просторным сводом, все более и оттого какое-то праздничное. В глубине его стоял небольшой изящный жертвенник… Жертвенник покрыт был клинописью. Я был в древнейшем языческом храме. Я вспомнил, что армянские зодчие первых времен христианства приспосабливали языческие храмы, вместо того, чтобы их разрушать(12). Передо мной был пример такого переустройства: к языческому капищу просто был пристроен новый храм. Капище язычников стало алтарем христиан… Я впервые был в языческом храме, так прекрасно сохранившемся. И Ормузд был дружен здесь с Христом… Боги жили здесь, как добрые соседи. И сближало их одинаковое бессилие, общее несчастье. Тени жрецов и апостолов чувствовались в голубом воздухе, чуть начинавшем блекнуть из-за приближения вечера» (с. 43—44).
Городецкий рассказывает, как умеют армяне почитать памятники своей старины. Заканчивая описание Варагского храма, он пишет: «Не знаю, сколько бы времени провел в своем счастливом оцепенении, но я почувствовал, что кто-то на меня смотрит. Обернувшись, я увидел изможденного старика. Я вздрогнул. Он неподвижно стоял у стены и смотрел на меня… Это был сторож Варага, единственный живой обитатель монастыря, не уходивший отсюда в самые страшные дни войны, потому что он родился здесь и здесь решил умереть. Питался он только лавашом и мотали, которым Вараг славился…С того вечера Вараг стал мне навсегда родным» (с. 44—45).
Что касается Ахтамарского храма, построенного в 915—921 гг. на одноименном острове в Ванском озере выдающимся архитектором, скульптором и художником Мануэлом, то, несмотря на беглые зарисовки, Городецкий точно схватывает основные особенности одного из шедевров не только в армянском, но и в мировом зодчестве. Впервые он упоминает его в очерке «Голубые берега» (1917), в котором нарисована панорама Ванского озера: «Прямо с сапфирной полуденной глади
встает белый Сипан. Насладившись его прохладой, взор идет дальше и дальше, далеко видит черный камень острова Ахтамар, где уцелел редчайший памятник — церковь с барельефами на стенах… Каждый камень, каждый профиль горный дышит древней жизнью, полон легенд и воспоминаний. Какое богатство духа, какая красота природы!» (с. 31).
В романе «Сады Семирамиды», в диалоге между Ашотом — народным учителем, питомцем Варагского монастыря, и Артаваздом — поэтом, сыном Ованеса Туманяна, Городецкий передает некоторые существенные подробности Ахтамарского храма. Стоя на берегу Ванского озера и глядя на «светящуюся жемчужину»—храм, Ашот обращается к Артавазду: «…Ахтамарский монастырь. Это единственный в мире памятник с барельефами на наружних стенах. Я был там. Какое мастерство! В этих
барельефах сквозь аскетизм средневекового христианства пробивается вся мощь природы Востока. Кисти винограда. Крест, а на нем два попугая — самец и самка! Жизнь! Тигр, впившийся в горло молодому джейрану. Борьба! Скачущий единорог. Есть, конечно, и христианские мотивы. Но и в них чувственная радость жизни. Кит выбрасывает Иону.
А он уже спит под кукурбитой… Кайфует! — Что это за кукурбита? — Тыква, кажется… В истории искусства так называется растение с крупными плодами, под которым обыкновенно изображают Иону» (с. 175).
В этом отрывке, по существу, нарисованы наиболее характерные художественные черты Ахтамарского храма, «прославленного своей скульптурной отделкой»(13). Но главное даже не это, а то, как воспринимает Городецкий изображенное на наружных стенах храма. И надо сказать, что его восприятие по своему духу во многом перекликается с
трактовкой, данной акад. И.А. Орбели в фундаментальном труде «Памятники армянского зодчества на острове Ахтамар», над которым он работал, начиная с 1912 г. Во внешнем убранстве Ахтамарского храма, как видно из вышеприведенного отрывка, С. Городецкий, подобно И.А. Орбели, подчеркивает реалистичность и народность, земное начало и жизнелюбие, присущие образному мышлению и философскому мироощущению армянского художника. Обратите внимание на опорные слова
и фразы Городецкого в описании барельефов: «мощь природы», «жизнь», «борьба», «чувственная радость жизни», выступающие в противовес «аскетизму средневекового христианства». Для раскрытия всего этого он как бы пунктирно обозначает главные мотивы и сюжеты рельефных изображений храма: виноград («кисти винограда»), парные животные («два попугая — самец и самка»), звериный гон («скачуший единорог»), борьба животных («тигр, впившийся в горло молодому
джейрану») и, наконец, библейская тема (из истории пророка Ионы). Эти основные мотивы и сцены в барельефах Ахтамарского храма детально исследованы в названном труде И.А. Орбели(14).
Из немногочисленных сюжетов на библейские темы, изображенных на Ахтамарском храме, Городецкий останавливается на сцене с пророком Ионой, видоизмененной согласно армянскому тексту Библии: в отличие от канонического текста, по которому Иона после извержения ею из чрева кита на сушу сидит под тенью какого-то растения, в армянской версии растение названо тыквой(15). И на рельефе Ахтамарского храма показан тыквенный куст. Причем Иона не сидит, а спит,
на что обратил внимание и Городецкий, подчеркнувший «чувственную радость жизни» человека: Иона «кейфует», наслаждается.
В «ванских» очерках Городецкого можно встретить немало интересного и об армянских прикладных искусствах, ремеслах, домашней утвари и т.п. «Поучимся у ванских крестьян… красивому быту», — говорил он. Вот как Городецкий описывает в очерке «Жизнь неукротимая» (1917) деревенскую посуду из меди в древнейшем селении Артамет, расположенном на берегу Ванского озера: «Все кованное: блюда двухаршинного диаметра с резными краями, котлы великолепной формы, сковороды, для которых это название — оскорбление, кувшины большие и маленькие, узко- и широкогорлые, тарелки с чеканными узорами, блюдца, ковши, чаши и чашки, — такое же богатое разнообразие форм, как в цветнике экзотического сада .— И ни одной формы фальшивой, надуманной, неудобной: все приложенное, стройное, веками выработанное, приятно лежащее в руке. — Ни малейшего прикосновения машины: все ручное, от чего каждый сосуд индивидуален» (с. 46). И
далее: «…В Ване не хуже обрабатывали и дерево, и серебро, и перламутр. Инкрустации в орехе там делались изумительные, и дело это было столь распространенным, что встретить их можно в спинке каждого дивана». Городецкий озабочен судьбой мастеров—народных умельцев, в частности чеканщиков. «Граверы по серебру, — говорил он, — сейчас
осели в кавказских городах, и было бы хорошо организовать их в цех, под водительством понимающего армянскую старину художника». Он выражал тревогу, «что наряду с национальным орнаментом граверы эти допускают в своих работах и копировку самых пошлых современных открыток вплоть до «стиля модерн», — вероятно, удовлетворяя спрос. Хотелось бы, чгоб древнее искусство не вырождалось таким образом» (с. 47).
В статье «Возрожденная страна» (1935), написанной к 15-летию установления Советской власти в Армении, Сергей Городецкий, оглядываясь в прошлое, говорил: «Не раз Армения была территорией без населения, и армяне — нацией без территории. Спасая свою культуру, армяне по всему миру искали для нее безопасного убежища: Венеция и Иерусалим, Вена и Константинополь до сих пор хранят древние очаги армянской культуры. Только… Советская власть дала возможность Армении спокойно и плодотворно развивать свою культуру на своей территории» (с. 70).

Юрий Даронян

(1) См. подробнее: Անուշավան Զաքարյան, Սերգեյ Գորոդեցկու գործունեությունն Արևմտյան Հայաստանում (ՀՍՍՀ ԳԱ «Լրաբեր հասարակական գիտությունների», 1982, N 8 , էջ 37-46)
(2) Валерий Брюсов. Об Армении и армянской культуре, подготовка текста и комментарии И. Р. Сафразбекян, послесловие Г. Овнана, под ред. К. Айвазяна, Ереван, 1963, с. 35.
(3) «Кавказские слово», 11. V. 1918.
(4) Здесь и ниже в скобках указаны страницы по изданию: С. Городецкий. Об Армении и армянской культуре, составление, вступительная статья и комментарии И. Р. Сафразбекян, под редакцией и с предисловием акад. АН АрмССР Г.Б. Гарибджаняна, Ереван, 1974.
(5) Н.Я. Марр. Кавказский культурный мир и Армения, Пг., 1915, с. 35.
(6) В статье «Сфинксы и нишапы (Некоторые черты культуры древнейшего Кавказа)», опубликованной в журнале «Горц» (1917, № 5—6), Брюсов, ссылаясь на упомянутую брошюру Марра, отмечал, что выводы, содержащиеся в ней, должны привести к пересмотру наших представлений «о характере и происхождении… современной цивилизации» (В. Брюсов. Об Армении и армянской культуре, с. 171).
(7) Н. Марр и И. Орбели. Археологическая экспедиции 1916 г. в Ван, Пг., 1922, с. 63.
(8) См.: «История армянского народа (с древнейших времен до наших дней)», под ред. М.Г. Нерсисяна, Ереван, 1980, с. 18—19, 71.
(9) Н. Марр и И. Орбели. Археологическая экспедиция 1916 г. в Ван, с. 7.
См. также: Манук Абегян. История древнеармянской литературы, пер. с арм. К.А. Мелик—Оганджаняна и М.О. Дарбинян, Ереван, 1975, с. 25—27.
(10) А.П. Кулебякин — генерал русской армии, участвовавший в освобождении Вана и Эрзерума в 1915—1916 гг. Он часто приезжал с фронта в Тифлис, где впречался с Ов. Туманяном, который и внушил ему мысль об обработке легенды «Дверь Мгера» (см.: Ов. Гапаланян. Армения в творчестве русских поэтов, Ереван, 1972, с. 81—82).
(11) См.Հ. Ոսկյան , Վասպուրական –Վանի վանքերը, Վիեննա , 1940 , էջ 281:
(12) См. об этом: Н.М. Токарский. Архитектура Армении IV—XIV вв., Ереван, 1961, с. 72.
(13) Там же, с. 212.
(14) И.А. Орбели. Избр. труды в 2-х томах, т. 1. Из истории культуры и искусства Армении X—XIII вв., М., 1968, с. 69—70, 127, 128, 135, 164, 181.
(15) Там же, с. 90—92.
Публикуется по: Даронян, Юрий (1983) Древнеармянская культура в освещении С. Городецкого. Լրաբեր Հասարակական Գիտությունների, № 1 . pp. 33-40. ISSN 0320-8117