ТРАНСФОРМАЦИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ВЛАСТИ В РОССИИ КОНЦА XVI — XVII ВЕКА [1]
Смутное время XVII века — череда социальных и культурных катаклизмов, которые привели к резкой смене многих традиционных представлений и устоев Московского царства; наибольшие изменения коснулись при этом комплекса идей и символических практик, окружавших царскую власть. Образ прирожденного государя, властителя-самодержца, оказался разрушен уже после смерти бездетного Федора Ивановича в 1598 году, когда выяснилось, что царем может быть не только данный Богом наследник прежнего монарха, но и избранный человек. Вскоре стало ясно, что государю можно ставить условия, ограничивая его самовластие, требовать от него присяги и даже сводить с престола. Все это резко меняло контуры традиционных для Московской Руси представлений о власти и подданстве. Я хотел бы очертить в статье основные «моменты слома», которые определили многие более частные аспекты в столь необычной, происходившей в очень сжатые сроки трансформации мировоззрения [2].
САМОВЛАСТИЕ ИЛИ ДОГОВОР?
В 1606 году из Москвы были разосланы грамоты с известием об избрании на престол нового царя, Василия Ивановича Шуйского, а также традиционные крестоцеловальные записи, по которым людей следовало приводить к присяге. Однако этим дело не ограничилось: еще одна грамота, текст которой разошелся из столицы по городам, была совершенно уникальной. Речь шла о том, что новый государь не только ждет присяги от своих подданных, но и сам уже присягнул им на кресте в том, что будет царствовать в совете с боярами, без самоуправства и жесткости [3]. Очевидно, что такая идея была чужда Московской мифологеме власти, сложившейся в XVI веке: государь-самовластец, чтимый как образ Божий на земле, был «волен в холопах» и не скреплял себя никакими публичными обязательствами. Действие Шуйского оказалось беспрецедентным, и при этом оно не было подкреплено отсылками к священной или византийской истории или какими-либо разъяснениями. Людям предлагалось целовать крест государю, который целовал крест своим холопам.
После завершения Смуты такой акт начали безусловно осуждать и авторы «публицистических» произведений, и авторы летописцев. Пожалуй, самый яркий пример — рассказ князя Ивана Хворостинина о том, как Шуйский поклялся и согрешил: «В церковь соборную Божия матери вшед, безстрастием дерзновения исполнився и не положи Бога пред собою, по писанному, но взем честное всемирное наше оружие Божественное, Христа Бога нашего святой поклоняемый крест, рече самодержец, новоизбранный царь людем, благодарение творящее, лукаво крест лобза, клятву сам на ся возда. И тако всему миру клянется потребу творити всем, во царствии его живущим». Это действие немедленно привело к трагическим последствиям: «О беда! О скорбь! Единаго ради малого времени жития сего светом лститца царь и клятву возводит на главу свою, никто же от человек того от него не требуя; но самоволне клятве издався, властолюбец сый, а не боголюбец. Точию хотя прославитися на земли, а не на Небеси. И что человеческое естество весть хотение свое? И яко же тое клятвы коснувся владыко, и предаст его Бог в неискусен ум, во еже творити неподобное и преступи клятву свою. И воздвижеся нань держава его, и преступишя клятву, ею же кляшася ему; и во дни его вся-ка правда успе…» [4].
Хворостинин осуждает царя в том, что он поклялся, хотя клятва запрещена в Евангелии, как грех: люди не знают будущего, не властны над ним, и не должны клясться в чем-то вместо того, чтобы уповать на Бога [5]. В средневековой книжности бытовало множество текстов, осуждавших божбу и клятву, однако присяга — клятва на кресте — была широко распространенной и важной общественной практикой, которую часто пытались отделить от греховной божбы. Ситуация начала меняться в XVI веке, когда о нормативности присяги начали спорить: появились яркие осуждения присяги, как акта, нарушающего евангельскую заповедь, и не менее яркие попытки оправдать крестоцелование. В XVII столетии позиция противников клятвы возобладала, и присягу на кресте начали активно заменять другими процедурами [6]. Обвинения Хворостининым Шуйского совершенно понятны в контексте эпохи: князь осуждает не только властолюбие и лукавство (популизм) царя, но и сам его поступок, как страшный грех, вызвавший Божий гнев.
Василий Шуйский. Миниатюра из Лицевого летописца XVII в.
В летописной традиции клятву Шуйского, в свою очередь, представляли как греховное начинание, не имевшее аналогов в истории: «Он же нача говорити въ Соборной церкви, чево искони век в Московском государстве не повелось, что целую де всей земле крест на том, что мне ни нат кем ничево не зделати, без собору никакова дурна: отец виноват, и над сыном ничево не сделати; а будет сын виноват, отец тово не ведает, и отцу никакова дурна не зделати; а которая де была грубость при царе Борисе, никак никому не мститель. Бояре же и всякие людие ему говорили, чтоб он на том креста не целовал, потому что в Московском государстве тово не повелося. Он же никово не послуша и поцелова крест на том всем» [7]; «И его запись тут же, по которой он крест целовал всем православным хрестьяном. Понеже есть ни царственные книги глаголют, что царю крест целовати подручником своим, ни в безбожных бо языцех обретатца так. И по воле его быша тако» [8].
Однако в период Смуты крестоцелование Шуйского не осталось уникальным явлением: уже через несколько лет сама идея о том, что царь клянется подданным, стала казаться закономерной многим русским людям. Это видно в массе текстов 1610-1611 гг., посвященных призванию на российский престол иноземных правителей. Документы, составленные тушинским, а затем «великим» посольствами и отправленные Сигизмунду под Смоленск, с просьбой прислать на Московский престол его сына Владислава, как и грамоты, рассылавшиеся в это время по России, содержали подробное описание того, «…а ему государу по которой мере быть на росииском государстве» [9]. В 1611 году то же самое происходило в Новгороде при переговорах со шведами и подготовке договора новгородцев с Делагарди.
Ключевую роль в грамотах, направляемых польскому королю, а также в Посольском наказе 1610 г. играл вероохранителный аспект: Владислав должен был обязаться хранить веру, не строить в России инославных церквей (в документах второго посольства запрещалось даже возведение единственного католического храма в Москве), не пускать в страну «жидов» (иудеев), казнить православных за переход в иную веру, не иметь сношений с римским понтификом по вопросам веры, жениться на православной. Жесткие меры, направленные на охрану веры, безусловно, должны были начаться с перекрещивания самого Владислава, однако в договоре, заключенном под Москвой, этот принципиальный вопрос был отложен до переговоров, «как бы меж государьми и их государствы о всем докончание учинилося». Королевич должен был венчаться по чину московских государей и не изменять их титулатуру; жаловать и судить, как было при прежних царях. Кроме этого, оговаривались условия межгосударственного взаимоотношения: вывод войск Сигизмунда из России, возвращение захваченных территорий, обмен пленными, запрет жаловать поляков землями на границе между государствами и т.п. [10] Отдельно Владиславу была направлена грамота от патриарха с убеждением принять истинное крещение.
Таким образом, в соответствии с этими документами, а также с августовским договором 1610 г., скрепленном взаимными присягами бояр и Станислава Жолкевского, будущий русский государь должен был получить целый набор предписаний о том, как необходимо править (причем один из пунктов обязывал царя совещаться с боярами для принятия важных решений). В подобных текстах представления о характере власти были уже совершенно иными, нежели в памятниках XVI столетия.
К моменту составления этих договоров в сознании людей существовала идея не только о том, что государя возможно ограничить во власти, но и о том, что его можно «свести с государства». В Окружной грамоте 1610 года прямо говорится, что люди не хотели служить Шуйскому и били ему челом, «чтоб государь государьство оставил» [11]. Похожие утверждения повторяются в массе документов этого периода.
Несмотря на беспрецедентность всего происходящего в стране в последние годы Смуты, низложение человека, помазанного на царство, не могло не вызвать резкой отповеди у многих современников. Ярким обличителем такого акта стал патриарх Гермоген, составивший «воззвания ко всему русскому народу» о беззаконном сведении с престола царя Василия Иоанновича. Уже вводная фраза «воззвания» заставляет понять весь драматизм события: «Бывшим братиям нашим, ныне же и неведаем как и назвати вас, понеже во ум наш не вмещается сотворенная вами, ни слуха наши никогда же таковых прияша, ни в летописаниих видехом, каковая невместимое человеческому уму содеяшася вами» [12]. Восстание на Богом помазанного правителя — прямое отступление от веры и прилепление к сатане. Грамоты включают характерные утверждения относительно царской власти и греха клятвопреступников: «и аще и живи, а отпадением от веры паче же и от Бога мертвы суть»; «всякая власть от Бога дается», «туне или не знаючи, яко Всевышний владеет царством человеческим и ему же хощет и дает», «восташа бо на царя, его же избра и возлюби Господь, забывшее писаного: существом телесным равен есть человеком царь, властию же достоинаго его величества приличен Всевышнему, иже надовсеми Богу, и паки писано: царьское поставление Божий жребий есть, кому хощет, тому дает» [13]. Патриарх апеллирует к известной идее византийского дьякона Агапита (VI в.) о том, что государь подобен своей властью Богу, а кроме того, дважды использует топосную фразу о Божественной природе власти, восходящую к Писанию (Дан 4:22; 5:21; ср.: 1 Кор. 12:11). В «Повести временных лет» тот же топос включен в традиционную модель, объясняющую установление как праведной, так и неправедной власти Божьей волей: «Аще бо кая земля управит пред Богом, поставляеть цесаря и князя праведна, любяща суд и правду, и властеля устраяет, судью, правяща суд. Аще бо князи правдиви бывають на земли, то много отдаються согрешения, аще ли зли и лукави бывають, то болшее зло наводить Бог на землю ту, понеже глава есть земли» [14]. Идея восходит к творениям Иоанна Златоуста: царь-мучитель посылается людям в наказание; судить его может лишь Бог, подданные должны со смирением нести этот крест [15]. Самовольное низложение правителей расходится с типичным для русского Средневековья представлением о богопоставленности власти.
И присяга Василия Шуйского, и насильственное лишение его власти (без убийства и «разоблачающего» мифа, как произошло с Лжедмитрием) оказались действительно уникальными событиями. Ни клятва царя подданным, ни четко прописанные условия, ограничивающие власть самодержца, ни возможность на легальных основаниях низложить неугодного царя не вошли в русскую политическую культуру XVII века. Эти яркие прецеденты лишь свидетельствовали об общем изменении в восприятии власти, о десакрализации фигуры правителя. Более важное событие, определившее контуры многих будущих процессов, заложившее основу для трансформации всей системы власти и подданства, случилось гораздо раньше, в момент избрания на престол Бориса Годунова.
КАК ИЗБРАТЬ ЦАРЯ
В январе 1598 года смерть бездетного Федора Ивановича положила конец наследственной системе — передаче власти от отца к сыну. На престол готовился взойти не прирожденный государь. Патриарх Иов и люди, причастные к организации избирательной кампании Годунова, сделали все возможное, чтобы убедить современников в том, что царем может быть не только представитель прервавшейся Богоизбранной династии (которую возводили к «обладателю вселенной» Октавиану Августу), но и боярин, бывший государев слуга и холоп; что царя можно избрать на царство; наконец, что Борис — единственный человек, угодный Богу и достойный занять священный престол «Третьего Рима».
Результат усилий оказался неоднозначным. Годунов получил Мономахов венец и правил более пяти лет, однако перед смертью начал проигрывать в борьбе за умы «воскресшему» царевичу Дмитрию. После внезапной кончины Бориса самозванец легко занял трон: люди поддержали сына прирожденного царя (Грозного), а не сына выбранного государя. Новый для культуры избирательный канон, созданный в 1598 году, оказался слабее традиционного мифа о наследственной природе власти. Именно этот миф, с большим или меньшим успехом, год за годом воспроизводили новые самозванцы.
Казалось бы, модель избрания еще больше дискредитирует себя после насильственного низведения с престола Василия Шуйского. Оба избранных государя, по мнению многих современников, были ложными и грешными царями. В начале 1610-х годов популярность набирала другая идея: призвать на царство инославного правителя, перекрестить его и получить православного государя царских кровей («прирожденного» царя) — в контексте этих представлений и велись переговоры с Речью Посполитой и со Швецией. Тем не менее избирательная модель оказалась более успешной и в феврале 1613 г. привела на престол Михаила Романова. Более того, объяснения, сведенные воедино весной-осенью 1598 г., оказались настолько продуманы, логичны и востребованы в контексте будущих событий, что их воспроизводили вновь и вновь на протяжении всего XVII столетия. Так прецедент (возведение на трон Годунова) превратился в канон — канон избрания царя. Этот непредсказуемый в 1598 году результат стал несомненной удачей патриарха Иова и его сторонников — удачей не меньшей, чем коронация Бориса.
Ключевые документы, в которых утверждались права Годунова на престол, — Соборное определение об избрании на царство (весна 1598 г.) и две редакции Утвержденной грамоты (первая датирована июлем, основная часть составлена, видимо, раньше — в марте-апреле; во второй значится дата 1 августа, а подписи проставлены на рубеже 1598-1599 годов, после венчания Годунова) [16]. Авторы этих текстов впервые попытались обосновать права выборного лица на престол Московского государства. Их аргументы дополнялись от памятника к памятнику, но развивали одну логическую нить, успешно найденную уже в начале года.
В Соборном определении рассказано о том, как Иван Грозный «передал» Федора, своего сына, Борису Годунову («его же изначала предъизбра Бог и возлюби»), а затем «приказал» ему и все царство. Затем сам Федор, исполняя волю отца и «по своему приятельству», вручил царство Годунову [17]. Следовательно, Борис получил власть по завещанию истинных государей. Далее авторы перечисляют достоинства боярина и приводят примеры избрания царей из мировой истории (библейские Давид и Иосиф Прекрасный, византийские императоры). Наконец, внезапно порывая с традицией, заявляют: «не на благородство зрит Бог любящих Его, но благоверия предъизбирает сохранением Божественных заповедей» [18] — смелое утверждение для людей, которых с детства убеждали, что власть может принадлежать исключительно «природным» царям.
Следующий аргумент связан с обстоятельствами самого избрания. В тексте подробно перечислены все представители общества, «чины», которые единогласно молили Годунова, чтобы он взошел на престол. Увидев единодушное желание людей, патриарх Иов произнес ключевую фразу: «глас бо народа — глас Божий» [19]. Годунов предызбран на царство Всевышним [20]. Речь идет не о демократической процедуре, где большинство определяет лучший выбор. По сути, воля народа — только внешнее проявление Божьей воли [21].
Та же аргументация была развернута в ранней редакции Утвержденной грамоты. Ее составители подробно рассказывают о правителях России — с императора Августа, к которому возводился род киевских и московских князей, по смерть бездетного Федора. Они утверждают, что и Иван Грозный, и сам Федор завещали царство Годунову [22]; рассказывают, как овдовевшая царица Ирина отказалась править и приняла постриг под именем Александры; как Освященный собор, царский синклит и «всенародное множество» молили Бориса взойти на престол, указывая боярину, что его предызбрал Господь и ему необходимо подчиниться Божьей воле; цитируют Библию, говоря, что царская власть — Божий дар, и приводят примеры избрания из библейской и византийской истории (на царство были избраны Давид, Иосиф, Константин и другие праведники, в том числе византийский император Василий I Македонянин, который был «конюшим», как и Борис) [23]. По сути, авторы апеллируют к византийской модели власти: императором может стать любой человек, если он признан Божьим избранником. В Заздравной Чаше Годунова, которую составили осенью, после коронации, эту идею подчеркнули уже в первой фразе: «…Богом избраннаго и Богом почтеннаго, Богом преукрашеннаго, Богом дарованнаго, Богом венчаннаго, Богом помазаннаго великого государя и великого князя Бориса Федоровича…» [24].
Борис Годунов. Миниатюра
из Лицевого летописца XVII в.
После этого в Утвержденной грамоте говорится, что Борис отказался от царства и удалился из столицы. Решение проблемы отложили до созыва в Москве собора, на котором через людей должна была проявиться святая Божия воля [25]. 17 февраля съехавшиеся со всей страны люди слушали патриарха Иова и бояр. От лица Освященного собора и всех, бывших при смерти Федора, патриарх говорил, что никто не видит иного кандидата, кроме Годунова. Бояре рассказали, что Иван Грозный «приказал своих детей и царство Борису», а сам Федор, после победы над Казы-Гиреем, возложил на «царского слугу» золотую цепь русских государей. В этом усмотрели действие Святого Духа, указание на грядущие события [26]. Наконец, все участники Собора «единомысленно» решили молить Годунова взойти на престол. Увидев абсолютное единодушие людей, патриарх убедился, что оно послано Богом, и «разрешил» Бориса от клятв, которыми он отрекался от царства. Более того, Иов решил отлучить его от церкви и прекратить служение в храмах, если боярин будет упорствовать и дальше. Участники Собора договорились целовать крест Борису, обещая не искать иных государей и не творить измену. После этого люди всех чинов, ведомые патриархом, взяв с собой чудотворную икону Владимирской Богоматери, пошли молить Годунова и вновь получили отказ. Однако инокиня Александра, после многочасовых слезных просьб, согласилась благословить брата — это сломило Бориса, и он дал согласие.
Рассказ Утвержденной грамоты хорошо продуман и выстроен: каждое логическое звено удачно дополняет предыдущее. Основа всей модели — известное представление о том, что подлинным источником власти является лишь Господь. «Преемственная» идея («завещание» прирожденных государей) сближает акт избрания и традиционную систему передачи власти. «Историческая» (примеры из священной и византийской истории) свидетельствует, что избрание не новое и не уникальное явление, а, следовательно, угодно Богу. Третье обоснование прав Годунова на трон — единодушие людей, «единомысленно» возжелавших видеть его царем. Мысль о том, что это действие Святого Духа, повторяется в самых разных формулировках [27]. При этом действие Промысла авторы усматривают в целом ряде событий — от возвеличивания Годунова при Иване и Федоре до всеобщего желания людей видеть его на царстве.
Четвертый аргумент не так очевиден. Это рассказ об отказах Годунова от царства. Искреннее нежелание боярина покуситься на «высокое» царское место должно свидетельствовать о его глубоком смирении (в средневековом православии смирение почиталось как ключевая и важнейшая добродетель). Подлинным избранником становится человек, который не смел даже помыслить о столь высокой чести. Эта идея подчеркивается библейским примером: Иосиф царствовал в Египте против своего желания, подчиняясь лишь Божьему промыслу. В более кратком виде та же мысль повторялась в грамотах, рассылавшихся из Москвы [28].
Естественно, что долгие отказы и долгие уговоры избранника укрепляют авторитет его власти и повышают «кредит доверия», полученный от общества. В древнерусской культуре похожая практика известна по рассказам об «умолении и понуждении» людьми избранного митрополита, отказывавшегося встать во главе Церкви. Такие описания (а вероятно, и модель поведения святителей) были связаны с 14-м апостольским правилом, где говорится о невозможности перехода епископа с одной епархии на другую — это признавалось допустимым, только если было необходимо для Церкви, сопровождалось особым «приговором» епископов и «понуждением» самого пастыря [29]. В ситуации, когда потребовалось избрать не святителя, а государя, сработали те же принципы.
Вторая редакция Утвержденной грамоты разворачивает аргументацию предыдущих документов. Повествовательная канва, за исключением некоторых деталей [30], остается той же. Главное отличие — в крайнем усилении трех идей: о всеобщем единодушии при избрании (проявление Божьей воли), о глубоком смирении претендента (долгие отказы) и о том, что мольбами людей руководит Высший промысел.
Прежде всего, по-новому описан февральский Собор. Оказывается, что кандидатуру Годунова предложил не патриарх Иов и не бояре, которые хвалили конюшего. Идею об избрании Бориса выдвинули люди всех чинов и «все христиане», находившиеся в абсолютном единомыслии. Бориса изначально молили все, включая младенцев [31].
Далее оказывается, что Годунов не только упорно отказывался от царства, но предлагал править патриарху с боярами, а сам хотел лишь помогать им управлять страной. В конечном счете, Борис «неволей» стал государем [32].
Наконец, мысль о том, что всенародное единство было не выбором, а чудом, которое случилось «неисповедимыми судьбами Божьими», повторяется многократно. В уста инокини Александры вложена «программная» речь: вся власть исходит от Бога, и, не убедившись со всей очевидностью, что над людьми действует Высший промысел, нельзя и думать о возведении кого-то на престол. Рассказав это и увидев «единомысленное множество», Александра поняла, что в людях действует Божья воля. Последним поверил в это сам Годунов [33].
Главные идеи обеих Утвержденных грамот резюмированы в нескольких фразах: «Искони мнози християнскии цари неводом судбами Божиими, и нехотяше скифетроцарствия предержати, царствоваху, на се наставляющу народ единогласие имети, о нем же Бог во ум положити им, якоже пишет: глас народа глас Божий»; Иосиф Прекрасный «аще и неволею влеком, но судбами Божиими царствова во Египте» [34].
Так в 1598 году сформировался новый комплекс идей. Его составные части — отдельные мотивы и представления — были не новы, но, объединившись, они превратились в своеобразный чин избрания (предваряющий Чин венчания). Модель начала повторяться и варьироваться в самых разных текстах.
ПОСЛЕ ГОДУНОВА
Сын Бориса, Федор Годунов, ненадолго сменил отца на троне: Лжедмитрий быстро занял Москву, расправившись с семьей прежнего царя. На один год была актуализирована традиционная модель передачи власти от отца к сыну (от Ивана Грозного к псевдо-Дмитрию Ивановичу). Но уже через год, после свержения Отрепьева, на престол взошел Василий Шуйский, и ситуация изменилась.
В 1606 году никакие соборы не проводились и Утвержденные грамоты не составлялись: Василий венчался в спешке, защищая столицу от войск Ивана Болотникова. Обоснование его прав на престол можно найти в Чине венчания и в известительных грамотах, составленных в конце мая 1606 года и разосланных по городам. Интересно, что Шуйский пытался утвердить свои права, как прирожденный государь (так как род Шуйских родствен правившему роду Даниловичей-Калитичей). В грамоте «ко всем воеводам» говорится, что он получил престол «по степени» — от Рюрика и «римского кесаря» (Пруса, легендарного брата императора Августа). Жителям Перми сообщали, что Шуйский стал царем «по степени прародителей». То же утверждалось и в Чине венчания [35]. При этом Василий использовал традиционную формулировку «старина наша», говоря о наследственной передаче власти в Московском царстве [36] (Годунов в Чине венчания заменил эту формулировку на «старина их».)
И все же целый ряд документов 1606 года в кратком виде включал идеи, необходимые в рамках канона избрания, оформившегося восемь лет назад. В Окружной грамоте от бояр об убиении Лжедмитрия и избрании Шуйского говорится, что Господь «показал милость» людям и «объявил» им государя [37]. В грамоте в Пермь кратко рассказано о том, что митрополит, весь Освященный собор и все люди, «прося у Бога милости» , били челом Шуйскому, и тот принял всенародное прошение, становясь царем «по коленству» и по Божьей воле [38]. Здесь мысль о Божественном избирании только намечается. Однако другой автор, составляя введение для Посольской книги, предпочел развернуть всю модель Утвержденных грамот. Он поведал о единогласном молении людей всех чинов по действию Святого Духа, об отказе Шуйского, о том, как его убеждали не противиться воле Всевышнего и помнить, что глас народа — глас Божий, и о конечном согласии смиренного боярина [39].
Книжники, которые видели в Шуйском законного правителя, обращались к тем же идеям. Сказание о царстве царя Федора Иоанновича говорит читателям, что люди всех чинов молили Бога о милости, после чего Господь явился многим из них и вложил всем в сердца желание видеть на престоле именно Василия. Народ «едиными устами» молил боярина принять царство, Шуйский отказывался. Ведомые Святым Духом, люди убеждали претендента: «Не мы тебя избираем, но Бог тебя избрал нам» , боярин согласился лишь после долгих всенародных молений [40]. Это не мешает автору упомянуть и то, что Шуйский происходит от «царского корня».
Но самое интересное произошло в 1613 году, при избрании на царство Михаила Романова, когда ситуация 1598 г. оказалась повторена во всех ключевых деталях. В Москве действовал Избирательный собор. К претенденту организовали крестный ход. Выбранный боярин также находился в монастыре (на этот раз не подмосковном Новодевичьем, а костромском Ипатьевском). Люди так же несли чудотворные иконы. Так же умоляли о согласии не только будущего царя, но и его ближайшую родственницу (на этот раз не сестру, а мать). Михаил, как и Борис, долго отказывался… [41] Вполне вероятно, что участники сознательно воспроизводили чин избрания, ориентируясь на прецедент 1598 г. Члены посольства подробно описывали свои многократные мольбы и отказы смиренного юноши [42]. В массе документов, рассылавшихся от имени Земского собора (грамоты об избрании Михаила Романова, Наказ костромским послам и др.) утверждалось, что новый царь избран Богом, а единомышленное движение сердец — посланное людям чудо. В итоге была составлена Утвержденная грамота, которая полностью копировала грамоту Бориса Годунова. Историю развернули по готовому сценарию: идея о родстве боярина с прежней династией, «завещание» престола «царскому брату» Федору Никитичу Романову [43], единодушное моление людей всех чинов и возрастов по действию Святого Духа, долгие отказы инокини Марфы и Михаила в Костроме, мысль о том, что многие люди царствовали судьбами Божьими «и не хотяще» и т.п. При этом избрание Бориса в 1598 году представили как праведный акт, а самого Годунова (несмотря на массу обличительной литературы, появившейся после 1605 г.) — как благого правителя [44].
Появились в тексте и некоторые любопытные изменения. Мысль о том, что судьба Михаила предопределена Богом, подчеркнута новой формулировкой: молодой Романов, отказывавшийся от престола, назван царем, не хотящим царства. По действию Святого Духа люди узнали единственно верного человека, которому от рождения было суждено править Россией [45]. Кроме того, авторы упомянули, что избранию царя предшествовал трехдневный пост и всенародное покаяние. Идея чудесным образом получить истинного государя после всенародного поста и молитвы возникла и распространилась в «видениях» Смутного времени [46]. Участники Собора, по всей вероятности, действительно постились, а в Утвержденной грамоте этот факт использовали как дополняющий аргумент.
Отдельные элементы избирательного канона можно встретить в разных текстах XVII века [47]. Они использованы в документах 1682 года об избрании Петра, а затем (после бунта стрельцов) Петра и Ивана Алексеевичей на царство [48]. В одной из редакций (конца XVII в.) переводной
Повести о преподобном папе Григории по той же модели оказывается избран римский понтифик: на единственного верного претендента чудесным образом указал Господь, избранник не соглашался, ему говорили, что недопустимо противиться воле Бога, и, в конце концов, насильно возвели на кафедру [50]. Однако самый интересный для нас случай имел место при избрании на патриарший престол Никона в 1652 году. Новгородский митрополит и будущий патриарх, по собственному описанию, разыграл чин избрания не хуже Бориса Годунова и Михаила Романова: отказывался от предлагаемого сана, провоцировал долгие мольбы «всех людей» и указывал на Божий промысел. Кроме прагматических мотивировок (получить санкцию на готовящиеся нетипичные действия — модель поведения Ивана Грозного в 1564/1565 гг., перед введением опричнины), Никон явно мог руководствоваться прецедентами Смутного времени, демонстрируя обществу: он обретает власть на тех же основаниях, что и цари.
Рассказ об избрании содержится в «перехваченной грамоте» 1665 г. (текст которой Никон пытался переправить восточным патриархам в ожидании Московского собора 1666 г.) [51]. Замечательно, что здесь чин избрания представлен не со стороны (в описаниях организаторов / очевидцев процедуры), но изнутри, в самоописании избираемого претендента. «И по неколиких днех бысть слово во благочестивейшем царе и великом князе Алексие Михайловиче, всея Великия России самодержце, и во всем сигклите, и во всем священном чину, в митрополитех, и во архиепископех, и епископех, и во всех людех, яко да изберется на Московское патриаршество патриарх, о нем же Бог благоволит. И бысть слово, яко от единых уст, во царе и в честном его сигклите, и во всем священном соборе, и во всех людех о нашем смирении, яко да будет наша худость патриархом Московским и всеа России. Яве же и нам бысть. Сего ради не восхотехом и на собор приходити. И убо званным нам от царского величества и от его царского сигклита, от боляр, и от священнаго чина не единою, ни дващи, но многажды, и не восхотехом приити. Потом же благочестивейший царь присла честных своих боляр несколько и от митрополитов, и архиепископов, и от священных архимандритов, и игуменов, и протопопов, и от протчих честных людей, без воли моея от дому моего извлекше мя на собор нуждею <…> И благочестивейшему царю со всем собором молившу нас много, яко да будем патриархом Московским и всея России. И мне намного отрицающуся, яко несмь таковыя меры да архипастырем буду, занеже есмь смирен и неразумен и не могу паствити стадо Христово словесных овец. И многу тому времени бывшу, Господь Бог свидетель, яко тако есть. Царю преклоншуся на землю и лежащее со всеми людьми, и со многими слезами моляше нас, яко да будем архипастырем. И не могох презрети царского моления, помянух писанное яко «царево сердце в руце Божии»» [52]. Веря, что избрание произошло по Божьей воле или, по крайней мере, рассчитывая, что так воспримут это участники процедуры, Никон мог действовать резко и решительно. Это вполне соответствовало и его характеру, и его планам.
* * *
Сложившийся в 1598 году чин избрания — одно из самых важных и ярких явлений Смуты. Эта модель отразила трансформации и в политической ситуации, и в политической философии Московской Руси. Она легитимировала династию Романовых, но одновременно открыла путь для конкурирующей модели — самозванства. Миф о возвращении истинного правителя воспроизводился до XX столетия. И все же, несмотря на определенную уязвимость (и в XVII, и в XVIII вв. многие простолюдины с готовностью встречали вести о появлении очередного «природного» царя), избирательный канон был великолепно продуман и обладал необходимой устойчивостью, обеспечившей ему долгое историческое существование.
________________________
1. Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта «Идеологические модели культуры в истории России Средневековья и Раннего Нового времени (исторические и историографические аспекты) в рамках федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России. 2009–2013», а также при поддержке Программы стратегического развития РГГУ.
2. Подробнее об этом см.: Антонов Д.И. Смута в культуре средневековой Руси: эволюция древнерусских мифологем в книжности начала XVII в. М., 2009.
3. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Академии наук (далее — ААЭ). СПб., 1836. Т.2. С.101—103; Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной Коллегии иностранных дел (далее — СГГД). М., 1819. Т.2. С.299—300. — Списки XVII века см. в Портфелях Миллера (Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф.199. Порт.133. Ч.1). Ср. в «Ином сказании»: Русская историческая библиотека. СПб., 1909. Т.13. Стб.71—72.
4. Памятники литературы древней Руси. Кон. XVI – нач. XVII в. М., 1987. С.446. Ср.: Рим.1:28.
5. Мф. 5:33-37, Иак. 5:12. – Эту идею развивали Иоанн Златоуст, Ефрем Сирин и другие авторитетные богословы.
6. Подробно об этом см.: Антонов Д.И. Указ. соч. С.181–198; Клятва на кресте как феномен русской средневековой книжности // Источниковедение культуры: Альманах. М., 2007. Вып.1.
7. Полное собрание русских летописей. СПб., 1910. Т.14. Ч.1. С.69 (Новый летописец).
8. Там же. СПб., 1978. Т.34. С.213 (Пискаревский летописец). – Ср. краткое упоминание о «взаимной присяге» Шуйского и бояр в Мазуринском летописце (Там же. М., 1968. Т.31. С.151). Традиции оценки этого акта в историографии см., например: Черепнин Л.В. Земские соборы русского государства в XVI–XVII вв. М., 1978. С.155.
9. СГГД. Т.2. С.392.
10. См.: Там же. С.392–405. – В рассылаемых по России грамотах о крестоцеловании Владиславу подчеркивалось, что «ему быть государем царем в нашей православной христьянской вере греческого закона» (См., например: ААЭ. Т.2. С.279. Ср. в разрядных записях: Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время. (7113–7121 гг.). М., 1907. С.57). Об отличиях между февральским и августовским договорами см., например: Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. М., 1993. Кн.2. С.159–162.
11. ААЭ. Т.2. С.389.
12. Там же. С.286–288. – Ср. начало послания Гермогена тушинцам: Карташев А.В. История русской церкви. М., 2004. С.535.
13. ААЭ. Т.2. С.286–289.
14. Библиотека литературы Древней Руси (далее – БЛДР). СПб., 2000. Т.1. С.182.
15. См., например: Изборник Святослава 1073 года. Факсимильное издание. М., 1983. Кн.1. С.144; Мерило праведное по списку XIV века. М., 1961. Л.29. Ср.: Дьяконов М.А. Власть московских государей. СПб., 1889. С.26–53; Свобода М. Образ царя во «Временнике» Ивана Тимофеева // Труды отдела древнерусской литературы (далее – ТОДРЛ). СПб., 2001. Т.52. С.393; Чичерин Б.Н. История политических учений. М., 1869. Ч.I. Древность и Средние века. С.98–110.
16. Две редакции Утвержденной грамоты сохранились в ряде списков; ранняя – в списках Навроцкого и Малиновского, поздняя – в Соловецком, Строгановском, Плещеевском, Толстовском списках (См.: Зимин А.А. В канун грозных потрясений. М., 1986. С.227–228; Мордовина С.П. К истории Утвержденной грамоты 1598 г. // Археографический ежегодник за 1968 год. М., 1970. С.127–141; Павлов А.П. Соборная Утвержденная грамота об избрании Бориса Годунова на престол // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. Т.10. С.206–225; Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., 1978. С.103–105; Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1988. Вып.2. Ч.1. С.166–169; Шмыкова М.Л. Избирательная кампания 1598 года и обоснование прав Бориса Годунова на престол // Вестник Удмуртского университета. Серия: История. Ижевск, 2005. №7. С.136–146.
17. ААЭ. Т.2. С.14. – Ср., например, в Повести о житии царя Федора Ивановича (БЛДР. СПб., 2006. Т.14. С.86).
18. ААЭ. Т.2. С.16 (Здесь и далее курсив в тексте источников мой. – Д.А.).
19. Ср. то же у Конрада Буссова (Устрялов Н.Г. Сказания современников о Дмитрии Самозванце. СПб., 1831. Ч.1. С.8).
20. ААЭ. Т.2. С.14.
21. Идея неизменно повторяется в памятниках, описывающих «истинное» избрание царя (Годунова, Шуйского, Романова). Л.В.Черепнин выделял это представление в Новом летописце (Черепнин Л.В. «Смута» и историографии XVII в. (из истории древнерусского летописания) // Исторические записки. М., 1945. №14. С.83).
22. Древняя российская вивлиофика (далее – ДРВ). М., 1788. Ч.VII. С.38–39.
23. ААЭ. Т.2. С.16. См. также: Успенский Б.А. Царь и патриарх: Харизма власти в России
(Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998. С.139 (примечание).
23. Ср. то же у Конрада Буссова (Устрялов Н.Г. Указ. соч. С.8).
24. БЛДР. СПб., 2004. Т.10. С.558. – Многие эпитеты были заимствованы из Утвержденной грамоты (ДРВ. Ч.VII. С.87, 101, 102). В Чаше Ивана IV таких фраз нет (см.: Там же. С.556). Похожие эпитеты применялись к царям и прежде – «Богодарованный», «Боговенчанный» (См., например, в Степенной книге: БЛДР. СПб., 2003. Т.12. С.516), однако добавление фразы «Богом избранного» создало новый контекст.
25. ДРВ. Ч.VII. С.51.
26. Там же. С.58–59. – Ср. также в Повести о житии царя Федора Ивановича патриарха Иова (БЛДР. Т.14. С.86).
27. Ср. в Библии: 2 Пар. 30:12.
28. См., например, грамоты патриарха Иова о восшествии Годунова на престол (РГАДА.Ф.156. №76; ААЭ. Т.2. С.144–151; СГГД. Т.2. С.1–6).
29. Л.В.Черепнин предполагал, что сын Ивана IV Федор был также избран на царство, и существовала Утвержденная грамота 1584 г. Источники действительно упоминают «собор», проходивший в Москве после смерти Ивана Грозного, однако гипотеза о том, что целью собора было избрание на царство законного наследника, не находит серьезных обоснований (См.: Черепнин Л.В. Земские соборы… С.126–131). Критику идеи Черепнина см., например: Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., 2002. С.202. О 14-м апостольском правиле и «умолении» епископов см.: Успенский Б.А. Царь и патриарх… С.64–66.
30. Вначале указывается, что Иван Васильевич «приказал» Годунову своего сына, но не царство, рассказано, что Федор наложил на Годунова не только цепь, но «царские багряницы его царьских плеч» и передал правителю «судно», обретенное Дмитрием Донским после победы над Мамаем (ААЭ. Т.2. С.25–28).
31. ААЭ. Т.2. С.19–20, 24–25. – Изменения в рассказе о февральском Соборе отмечала С.П.Мордовина (Мордовина С.П. Указ. соч. С.130–140).
32. ААЭ. Т.2. С.36.
33. Там же. С.21, 32.
34. Там же. С.22; ДРВ. Ч.VII. С.44, 52; СГГД. М., 1813. Т.1. С.622, 623.
35. СГГД. Т.2. С.303–304. – Ср.: ААЭ. Т.2. С.101, 105. Ср., например: Писание о преставлении и о погребении князя Михаила Васильевича Шуйского, рекомаго Скопина // БЛДР. Т.14. С.134.
36. ААЭ. Т.2. С.105. – Ср., например, в чине венчания Ивана Грозного (Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археографическою комиссиею (далее – ДАИ). СПб., 1846. Т.1. С.43–44), Дмитрия-внука (L’idea di Roma a Mosca: secoli XV–XVI. Fonti per la storia del pensiero sociale Russo / Идея Рима в Москве XV–XVI века: Источники по истории русской общественной мысли / Отв. ред. П.Каталоно, В.Т.Пашуто. Roma, 1993. С.68). В Чине венчания Михаила Романова эти формулировки были попросту опущены (СГГД. М., 1822. Т.3. С.70–87).
37. СГГД. Т.2. С.301.
38. ААЭ. Т.2. С.101.
39. Сборник имп. Русского исторического общества. М., 1912. Т.137. С.196–197.
40. Русская историческая библиотека. Т.13. Стб.832–833.
41. Л.Е.Морозова охарактеризовала повторившиеся события 1598 и 1613 годов как «сложную и растянутую во времени процедуру возведения на престол», разработанную на рубеже XVI–XVII вв. (Морозова Л.Е. Монастырь как место наречения на царство выборных царей в России конца XVI – начала XVII века // Церковь в истории России. М., 1997. Сб.1. С.149).
42. См., например: Морозова Л.Е. Россия на пути из Смуты: Избрание на царство Михаила Федоровича. М., 2005. Приложения. С.289–357; особ.: 310, 315, 319, 330–333, 346, 353, и др.
43. В Утвержденной грамоте 1613 года Борис Годунов упоминается в «завещании» Федора на третьем месте, после Ф.Н.Романова и патриарха Иова. Годунов и Шуйский рассматриваются в документах, созданных в начале правления Михаила Романова как законные правители, однако прямая связь выстраивается между Федором Ивановичем и Михаилом Федоровичем (См. также: Тарабарина Ю.В. Чин воцарения Михаила Федоровича как часть символической программы утверждения династия Романовых // Проблемы изучения памятников духовной и материальной культуры. Материалы научной конференции. 2000. М., 2002. Вып.IV. С.10–14).
44. В документах, созданных зимой–весной 1613 года, Годунов и Шуйский не подвергались осуждению, однако в отписке костромских послов о согласии Михаила взойти на престол избрание Романова противопоставляется избраниям царей в 1598 и 1606 годы: «А прежние государи, царь Борис сел на государство своим хотением, изведтчи государской корень, царевича Дмитрея <…> А царя Василия выбрали на государство немногие люди…» (Морозова Л.Е. Россия на пути из Смуты… Приложения. С.333).
45. Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова // Чтения в имп. Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1906. Кн.3. Отд.I. С.56–59. – Как отмечал Д.В.Цветаев, примирить современников с самой идеей избрания государя могло лишь представление о родстве претендента с прежней династией и мысль о том, что избрание являлось «не чем иным, как способом проявления воли Божией, кому быть царем, средством познания этой воли» (Цветаев Д.В. Избрание Михаила Федоровича Романова на царство. М., 1913. С.71). Ср. также: Успенский Б.А. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурно-исторический феномен // Этюды о русской истории. СПб., 2002. С.154.
46. БЛДР. Т.14. С.212. Ср.: С.200.
47. См., например: Белокуров С.А. Разрядные записи… С.63; Дворцовые разряды, по высочайшему повелению изданные II отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии. СПб., 1850. Т.1. Стб.13–14; 21, 41 и др. – Идеи, определившие канон, могли принимать разную форму и сочетаться с иными представлениями (прежде всего о наследственном характере истинной власти).
48. В документах 1682 года об избрании Петра на царство говорится о Высшем промысле, о челобитье патриарха, людей всех чинов и всех православных христиан, причем патриарх, рассказывая историю Романовых, спрашивает у думы, служилых людей и народа, кому быть преемником Федора Алексеевича и получает боговдохновенный ответ от «всенародного множества» (ДРВ. Ч.VII. С.375–377; СГГД. М., 1828. Т.4. С.413–414). Избрание на престол Ивана вместе с Петром, произошедшее вскоре в результате бунта, получило схожие обоснования (РГАДА. Ф.156. №87. Л.1–4 об.). Ср. описания выборов Василия Шуйского и Михаила Романова в «Рукописи Филарета» (Сборник Муханова. Изд.2. СПб., 1866. С.265, 329–330 и др.).
49. Редакция Московской типографской библиотеки. Повесть (под разными названиями) сохранилась более чем в ста списках, датируемых XVII–XIX веками. Это самое популярное на Руси сочинение, в основе которого лежит Эдипов сюжет. Основная часть списков тяготеет к тесту Римских деяний либо (большинство известных) к так называемой Краткой редакции (Опубликована В.Н.Перетцем по списку Ундольского №632); наиболее ранние списки датируются началом XVII в., вопрос о времени появления на Руси окончательно не прояснен (См.: Гудзий Н.К. Новые редакции повести о папе Григории // ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т.15. С.177–191; Краткая редакция: Университетские известия. Киев, 1907. №9. С.49–52; Словарь книжников и книжности Древней Руси. СПб., 1998. Вып.3. Ч.3. С.157–161. См. также: Гуревич А.Я. Избранные труды. Культура средневековой Европы. (Проблемы средневековой народной культуры. Культура и общество средневековой Европы глазами современников). СПб., 2007. С.514).
50. Гудзий Н.К. Указ. соч. С.182–184. – О западном варианте Жития см.: Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Exempla XIII века). М., 1989. С.332.
51. См. подробнее: Севастьянова С.К. Эпистолярное наследие патриарха Никона. Переписка с современниками: исследование и тексты. М., 2007. С.610–611.
52. Там же. С.612–613. – О последовавшем (по требованию Никона) обещании царя «ни во что священное не вступаться» упоминается в посланиях патриарха Алексею Михайловичу (Ср.: Там же. С.423). В то же время рассказ о действиях самого Никона известен только в приведенном варианте. Описания избрания патриарха в 1652 г. в историографии традиционно основываются на рассказе из «перехваченной грамоты». Предполагается, что Никон достоверно описывал события, так как впоследствии упоминал о них на суде перед царем, не боясь обличения во лжи (См., например: Андреев И.А. Алексей Михайлович. М., 2006. С.192–193; Богданов А.П. Патриарх Никон // Вопросы истории. 2004. №1. С.63; Гиббенет Н. Историческое исследование дела патриарха Никона. СПб., 1882. Ч.1. С.8–9; Митрополит Макарий (Булгаков). История русской Церкви. М., 1996. Кн.7. С.19; Его же. Патриарх Никон в деле исправления церковных книг и обрядов. М., 1881. С.4—8; и др.).
Источник: https://rsuh.academia.edu/DmitryAntonov