ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша Среда online» — В семь часов утра, как всегда, пробило подъем. Ненавистный горн пропел свою подлую песнь именно в тот момент, когда многие пионеры, кажется, только-только забылись тяжёлым сном, и даже солнечные лучи, пронзившие стёкла в окнах, не могли нарушить его. А горн, на котором выдувал «подъём» щекастый пионер Олег из Слуцка, мог.
Ваня Сухов медленно опустил ноги на дощатый пол и огляделся. Он всегда оглядывался по утрам, не последним ли встал. Встававшие первыми соответственно первыми и успевали занять лучшие места в туалете, а затем – у умывальников. Те, кто задерживался, занимали длинную очередь, а в очереди стоять никому не хотелось.
Ваня нащупал мятые кеды под железной кроватью и лениво потянулся. Теперь ему стало жарко. Во сне жара как-то не ощущалась, через открытую форточку время от времени набегал ветерок с моря. Вафельное полотенце, кусок мыла «Детское», зубная щётка. Зубной порошок, в который подлый костромчанин Зоб подсыпал соль. Теперь можно и в очередь.
Он немного завидовал тем, кто вообще по утрам не умывался и кому даже в голову не приходило чистить зубы. Эти ребята из лесного отряда никогда не заморачивались по мелочам, но именно они вечно исчезали в лесу с наступлением темноты. Говорят, исчезали в лесу вместе с девочками. Чем они там могли заниматься, можно было только догадываться. И Ваня догадывался.
Наконец умылся. Почистил зубы солёной зубной пастой. Намочил шорты в самом неудобном месте. А потом была физзарядка, с кроссом, бессмысленными телодвижениями под заученные «раз-два-три!» вожатых. Иногда такая интенсивная зарядка случалась, что приходилось бежать к умывальникам, на этот раз, чтобы смыть с себя набежавший пот. А многие не успевали, потому что сразу после физзарядки полагалось идти завтракать. Строем. С песней. «Запевай!» И взвевались кострами синие ночи…
Ваня вспомнил городской накопитель, в который попадали пионеры перед распределением по отрядам. «Мальчики – налево! Девочки – направо! Раздеться до трусов!» Люди в белых халатах с суровыми лицами поочередно заглядывали в трусы, они искали каких-то нехороших насекомых, обычно гнездящихся в области паха. Потом была огромная душевая, где все в невероятной тесноте и обиде прошли первую перед лагерем водную процедуру. А дальше мыться водили только раз в неделю. Потом то же самое Ваня прошёл и в армии. До лагеря, не на море, а, скажем, на Колыме, судьба не довела, но однажды, через много лет, знакомый старый зэк авторитетно обронит: «На зоне всё легче, если в малолетстве в пионерлагерях бывал да в армию сходил…» Сам он не одну пересылку прошёл, знал, что говорил…
А потом всем новичкам выдали форму — пилотки, сорочки, галстуки и шорты. Многим шорты оказывались большие. На робкие попытки получить шорты соответствующего размера, как правило, слышали: «Нечего тут! Бери что дают!» А в шортах на три-четыре размера больше нужного даже самые красивые девочки лагеря смотрелись совсем не так, как надо. Хотя, нет, была одна. Солнечная такая. Света. Девочка так умело подобрала-раскатала на себе шорты, что те выглядели на ней, как мини-юбка. Красавица!
Навсегда врезалось в память: «Потеряешь пилотку, заплатишь рубль двадцать!»
Кормили, правда, хорошо. Немного однообразно, но сытно, даже черешню давали. Говорят, иностранным лагерникам давали еды больше, но это были не более чем гнусные слухи. При этом осталось загадкой, почему тогда некоторые несознательные пионеры таскали из хлеборезки хлеб.
Зато пели много. Ни шагу не делали без песни. А когда встречались с марширующим навстречу другим отрядом, прерывались и хором приветствовали его. Те отвечали с энтузиазмом. Барабанная дробь. Рраз-два! Рраз- два! Левой, левой! Когда Ваня вырос и стал Иваном, он понял, что ефрейторами и сержантами в армии становятся именно те, кто успел в своё время покомандовать в лагерях…
Потом – линейка. Здесь на линиях и квадратах выстраивались все – и лагерники, и вожатые. Иногда подходило большое неулыбчивое начальство. Публично зачитывали план на день. Планов оказывалось так много, что к концу дня все валились с ног, мечтали поскорее забраться в постель и уснуть, а наутро всех снова будил вероломный горн щекастого пионера Олега из Слуцка. Да, конечно, как и во всех лагерях детей в середине дня прогоняли на «тихий час». Смысл его заключался в том, чтобы они поспали, отдохнули, и потом с новыми силами снова принялись исполнять свои нехитрые пионерские права и обязанности. Спать днём не удавалось никому – «тихий час» проходил довольно шумно, дети травили анекдоты и жевали хлеб из хлеборезки.
В этот день предстояло готовить концерт. Ваня принимал участие в художественной самодеятельности. И пел, и в акробатических этюдах был силён. Даже в бальных танцах мог отметиться. Не ленился. За что не раз отмечали его вожатые начальники самодельными медалями на грудь. Потом, конечно, часть этих медалей украли солагерники, те, что в художественной самодеятельности участия не принимали, но, видимо, очень хотели дома показать, что участвовали.
Кстати, в лагере воровали много и со вкусом. Незапирающиеся тумбочки – большой соблазн для всякого рода воришек, охотно берущих чужое, чтобы сэкономить своё – кровное. Их не любили. И когда отлавливали, бывало, на месте преступления, били. Били долго и тоже со вкусом. И с этими воришками ни одна хорошая девочка в лес по вечерам не ходила. Даже плохие не ходили. Жёстко, словом, наказывали.
Ваня очень скучал по дому. Он честно старался занимать себя всякой самодеятельностью, играми, рисованием, акробатическими этюдами. Но домой всё равно очень хотелось. Просто дома он мог делать, что хотел. Дом радовал непредсказуемостью. А тут его будил педерастический горн щекастого пионера Олега из Слуцка. Из-за него спать хотелось на протяжении всего дня. И часто даже рвотное путешествие на катере к знаменитой горе, вылазки на берег моря и шумное купание с девочками не нарушали сонность и заторможенность. Зато домой научился писать. Часто писал. И для мамы в конце каждого письма всегда пририсовывал цветочек. Или вкладывал в конверт живой цветочек. К маме он попадал уже аккуратно засушенным.
Ему говорили: «Ты хоть понимаешь, какие усилия предприняли твои папа с мамой, чтобы ты попал сюда! А ты тут пытаешься дисциплину раскачать!»
«Надо же, — подумал тогда Ваня, — а в сопроводиловке написали, что в лагерь на море он едет «за выдающиеся достижения в науке, искусстве и учёбе». Какие выдающиеся достижения в науке, искусстве и учёбе были или могли быть конкретно у тринадцатилетнего оболтуса Вани, он не задумывался. Про усилия Ваня, конечно, тоже что-то такое слышал, но честно не понимал, зачем они предпринимались, раз уж ему здесь было сонно и некомфортно…
Потом Ване и грузину Мамуке вручили веники и наказали подмести костровую площадь. Мели час. Ничего в общем-то не намели, но чистоту лагерную сохранили. Устали только.
На обед был борщ. Ваня начал с компота из сухофруктов. Отбил аппетит, и борщ уже съел неохотно. Нельзя было не есть. Сил бы до ужина не хватило. К картофельному пюре с котлетой не притронулся. Хотел было положить котлету в карман, на всякий пожарный, да вовремя одумался: шорты потом пришлось бы стирать. А других не было. А в своём ходить не положено. Всё своё было аккуратно уложено в чемоданы лагерников и положено в камеру хранения. Чемоданы с личными вещами попадали туда при заезде новой смены и так и оставались нетронутыми до звонка, возвещающего счастливый путь домой.
Поиграть в футбол не получилось. Мяч сдулся через десять минут, а завхоз Маменко уже пил. Потолкали, потолкали сморщенный кусок кожи с резиной, и присели под деревом. Поболтали о том о сём, да их снова окликнули вожатые: «Рисовать картинки и клеить голубей!» Почему-то самым бессмысленным занятиям в лагере вожатые придавали самое пристальное значение. Потом Ваня, когда повзрослел ещё немного, понял: детей нельзя было оставлять как без присмотра, так и без дела. Неважно, что они должны были или могли делать, главное, чтобы все были одинаково озадачены какой-нибудь занятостью. А вожатые в это время могли спокойно предаваться своим возрослым делам.
Ване нравилось рисовать, но почему-то всё время нужно было рисовать что-то на тему «Миру мир!». В тему входили виды лагеря с различных точек, деревья, растущие на его территории, марширующих пионеров с развевающимися на ветру красными галстуками и море. Самолёт вправо, самолёт влево – замечание, а может, даже и подзатыльник. Отвешивались они как бы не зло, не сильно как-то, но обидно. А Ване нравилась девочка Света. И Ване очень не хотелось получать в её высоком присутствии никаких подзатыльников. А потому он и рисовал, что сказано, и даже медали за это опять же получал. Ваня не знал, что Свете до него никакого дела нет, а есть – до горниста Олега из Слуцка…
А потом приехала заграничная делегация, которой показали лагерь. Рты у разноцветных гостей не закрывались на протяжении всей экскурсии. Не закрывались они и во время концерта, который был дан в честь и во имя на центральной концертной площадке лагеря. Гости бурно реагировали на всё – и на патриотические песни про куст ракиты над рекой, и на акробатические этюды, и на танцы народов мира в художественной постановке местного фельдшера Исаака Шухмана.
Потом гости начали дарить юным артистам всякие и разные подарки. Ване достались игральные карты с Микки Маусом, головной убор индейцев с Великих равнин, два виниловых диска Элтона Джона и пакетик жевательной резинки. Он уже предвкушал неподдельную радость от обладания этими сокровищами. Но мечта развития не получила. Лагерные вожатые прямо обвинили Ваню в пособничестве мировому империализму и политической безграмотности и немедленно все подарки реквизировали. Оставили только головной убор индейцев с Великих равнин, которую с концу смены спёр кто-то из соседнего отряда. У того, как выяснилось, вожатые реквизировали вообще всё. Зато сами потом ходили довольные и неистово жевали заграничные резинки, политически разлагаясь и внося тем самым посильный вклад в дело пособничества мировому империализму.
А вечером после ужина показали американское кино под открытым небом. «Благословите детей и зверей» называлось. Перед просмотром вожатые рассказали лагерникам, как нужно это кино понимать, как не понимать, каких выводов делать из него нельзя и какие – нужно. И так делалось перед каждым новым просмотром нового кино.
А потом снова был горн Олега. Отбой! День прошёл. Ещё один день в лагере. Скучать не дали. Замечаний не получил. Медаль – да, замечаний — нет. Теперь у него был головной убор индейцев с Великих равнин. Ужин съел весь, даже в голову не пришло врагу его отдавать. Да и не было у него тогда врагов. Это потом враги у него появились, да и не у него одного, а у всей огромной страны с ресурсами, так что в целом не очень страшно было…
Засыпал Ваня Сухов вполне удовлетворённый. Не заболел. Не переел. Не перетрудился. В число вонючек не попал. Маме письмо написал. С цветочком. Поставил подножку воришке Легкову. То ли собственно за воровство, то ли за какое другое дело. Сейчас и не вспомнится, за какое…
День прошёл. Таких дней в его лагерной смене до звонка было ещё целых двадцать два. В часах и минутах получалось значительно больше. От горна до горна…