ГЕНОЦИД АРМЯН
“Наша среда” продолжает публикацию книги Лидии Григорян «Сто первая весна», посвящённой столетию Геноцида армян – величайшего преступления XX века против человечества, совершённого в османской Турции. Авторы историй и эссе – жители Нижнего Новгорода – друзья армянского народа и армяне-нижегородцы, являющиеся прямыми и косвенными потомками армян, прошедших ад Геноцида. Среди авторов – представители всех слоев населения, люди разного возраста, разных профессий и рангов. В итоге из разных по содержанию, но единых по тематике историй получилась целостная картина прожитых нацией ста лет – века парадоксов и взросления, века, приведшего нас к сто первой весне.
Благодарим автора за предоставленную возможность публикации книги.
Родину нельзя отбирать у человека
Артур АЙРАПЕТЯН,
предприниматель, 54 года
Однажды, когда мы уже жили в Нижнем Новгороде, моя мама Анжела Айрапетян (Дикчян) поехала в Армению, к родным. В автобусе ей пришлось у кого-то спросить дорогу. Сидящая рядом с ней женщина вдруг сказала:
– Откуда вы, майрик (матушка), у вас такой интересный акцент?
Моя мама, горестно вздохнув, ответила:
– Я и сама не знаю, откуда я, дочка. Родители мои из города Тигранакерта (Диарбекир), я родилась в Сирии, выросла в Ливане, переехала в Армению, а жить стала в России. Армянин нигде не найдёт покоя, пока родину свою не обретёт, согласна со мной? – она строго посмотрела на женщину.
– Согласна, майрик, согласна, – поддержала её незнакомка. – А мои предки из Сарыкамыша. Если бы не русские войска, не знаю, что бы с нами было.
– Да уж, – вздохнул мама, – что за жизнь, почти сто лет прошло, а раны всё ноют…
Моей мамы Анжелы нет с нами уже три года, но память о ней будет в наших сердцах всегда. Она была великой патриоткой своего народа и всё время рассказывала со слов своего отца о родине, о свободолюбивом и миролюбивом армянском народе. Рассказывая о мечте родителей увидеть далёкую родину свободной, она заставляла нас поверить в то, что если не мы, то правнуки должны вернуться на свою землю.
– Родину нельзя отбирать у человека, – говорила она, – это великое преступление, это всё равно как при живом ребёнке держать в плену мать. Какой ребёнок это вытерпит? Он вырастет, встанет на ноги и пойдёт вызволять мать…
Итак, я постараюсь рассказать всё, что передала нам моя мама.
Отец моей мамы – Людвиг Дикчян из города Тигранакерта Западной Армении. К 1895 году, когда были учинены первые армянские погромы, там действовали и армянские церкви, и десять армянских школ. Именно в 1895 году при защите своего дома погибли дед и бабушка Людвига. Армяне Тигранакерта, потеряв три тысячи человек, восстановили всё же силы и накануне Второй мировой войны жили более-менее спокойно. В 1915 году Людвигу было четырнадцать лет. Его отец, Акоп, был человеком железной воли и чести. Его уважали не только свои местные армяне, но и курды из гамидеев. Гамидеи – это отряды, которые были собраны из кочевников-курдов. Турецкие власти натравливали эти отряды на армян: грабить армянские магазины, устаивать погромы. А когда армянские мужчины вставали на самозащиту, турецкие жандармы под предлогом установления порядка спешили на помощь курдам и бесчинствовали, врываясь в армянские кварталы. Людвиг по рассказам взрослых знал, что за шесть лет до его рождения армяне во время одного такого налёта нашли убежище в армянской церкви. Священник встал с крестом в руке на пороге, чтобы утихомирить гамидеев и турецких жандармов, но в озверевших варварах не было ничего святого, и они, обез-главив священника, заколотили двери церкви досками и подожгли её. Церковь дымилась и стонала несколько дней. В ней погибло две тысячи невинных душ – женщины дети и старики – только за то, что были христианами.
Была ещё другая церковь, по-моему, она сейчас отреставрирована армянами Стамбула – церковь Сурб Киракоса, колокол которой был отлит из смеси золота и меди. Это был один из самых больших храмов христианского мира. Но в 1915 году турки артиллерийским залпом снесли колокольню только потому, что она была выше минаретов мечетей округи.
В конце зимы 1915 года в Тигранакерте стало неспокойно, соседи часто собирались у Акопа дома, чтобы обсудить происходящие события. Однажды появился курд Саид, он был другом отца, и рассказал, что весной начнётся мобилизация мужского населения Тигранакерта, а потом погромы и депортация, мол, уходите сейчас, потом будет поздно. Собрав родных и близких (а род Дикчянов насчитывал около пятидесяти человек), Акоп объяснил ситуацию. Об уходе со своих земель не было и мысли. Стали думать, что делать. Акоп понимал, что, сидя на пороге дома, никто из армян не сможет защитить честь семьи. Тогда он собрал мужчин, желающих уйти к гайдукам, и увел отряд в горы. Гайдуцкие отряды (фидаины) были скомплектованы из местного мирного населения, вставшего на самооборону, чтобы защитить народ от резни. Другого выхода у армянских мужчин не было.
Весна 1915 года проходила в Тигранакерте в зловещем ожидании. Когда началась мобилизация, турецкие жандармы и гамидеи ходили по домам со списком в руках, и если не находили призывника, избивали и даже убивали родных. Призывников оказалось мало, добирали подростков. Через некоторое время пришла черная весть: всех призывников убили по дороге в сборный пункт. Плач и причитания стояли над городом, который до середины лета подвергался периодическим набегам и погромам. Уничтожив в июне 1915 года наиболее влиятельных представителей армянской общины, власти приказали жителям сдать оружие и подготовиться к депортации. Турки никак не ожидали непокорности со стороны населения и не знали, что фидаины готовят самооборону. Ночью вновь появился Саид и предложил Акопу и его семье укрытие, но Акоп отказался. Он только попросил друга позаботиться о семье в случае его гибели. Так оно и вышло. Почти месяц армяне держали оборону. На глазах у Акопа погибли его жена Астхик, старший брат с семьёй из пяти человек, дядя, две тёти по отцу. Погиб и он сам.
Как Людвиг и его родные остались в живых, он не понимал. Шла большая резня. Не щадили никого, убивали даже беременных, но перед убийством по прихоти насильника жертву подвергали издевательствам. Могли распороть обезумевшей роженице живот, чтобы посмотреть, кто у неё – мальчик или девочка, а потом убить обоих, могли распять, отрезать части тела. На глазах у детей насиловали матерей и сестёр. Курды окружили дома на их улице и насильно затолкали туда Людвига и многих из их родни. Только тогда Людвиг понял, что Саид исполняет волю отца, но он не хотел жить и рвался наружу. Его удержали…
Одна из сестёр Акопа, Анаит, была замужем за армянином-католиком и жила в другом районе Урфы, их не трогали. Оставшихся в живых армян разделили на группы и под конвоем жандармов и гамидеев погнали через католический квартал. Тётя Анаит была на сносях, и как она ни просила, родные не разрешили ей примкнуть к колонне. Она слыла первой певуньей на всю округу. И когда колонна армян проходила по улице под окнами Анаит, она запела. Это была песня-плач, песня-прощание. Её песня с рыданием вперемешку сопровождала колонну армян в неизвестность. Родные, боясь за неё, даже не рискнули повернуть головы в её сторону. Так, не попрощавшись, и ушли. Как сложилась жизнь Анаит, никому не известно.
Полуживые люди шли без остановок. Конвой был на лошадях, измученных армян могли поднять с земли и среди ночи и погнать как скот с издевательствами и руганью. Иногда на колонну армян нападали мусульманские и курдские толпы, как стервятники ожидавшие их у дороги. Через сёла было страшно проходить: местные жители отбирали у людей последнее: одежду, золото, деньги, документы, у многих отбирали молитвенники и библии, с которыми армяне не хотели расставаться, и втаптывали в пыль или рвали на части. Женщину, не пожелавшую отдать библию, забили прикладами. Матери старались крепко держать детей, которых выхватывали из толпы курдские кочевники. По словам Людвига, среди нападавших были и преступники, выпущенные из тюрем по случаю истребления армян. Одурманенные свободой, они хватали красивых девушек и уводили в сторону, откуда до обезумевшей от бессилия толпы раздавались крики, плач, а затем и предсмертные стоны. Курдские друзья Акопа держали свое слово перед погибшим и вели группу родственников отдельно от толпы, но при этом не брезговали грабить других армян. Курдский конвой ушел, как только они достигли реки Евфрат. Среди полуобнажённых, оборванных соотечественников родные Акопа выделялись если не истощенным видом, то наличием одежды и узлов. Вот тут набросились и на них. Переправа через Евфрат стала дорогой самоубийц. Женщины бросались в бурлящие воды вместе с детьми на руках.
В Алеппо поредевшая колонна вошла с отрешёнными, пустыми глазами. Алеппо кишел беженцами, сюда сошлись уцелевшие армяне со всей Западной Армении. Тех, кому не суждено было остаться в Алеппо, угнали в Рас-ул-Айн и истребили. Из всего рода в живых осталось человек восемь, да и тех Людвиг нашел впоследствии в Сирии, куда они попали с помощью одной благотворительной организации после концентрационного лагеря.
Чтобы выбраться из нищеты и прокормиться, надо было много трудиться. Трудиться день и ночь, на двух и даже трёх работах, чтобы поставить семью на ноги, дать детям образование, быть не овощем, а человеком, которым был всегда.
Армяне – очень трудолюбивый народ, и это не бахвальство армянина. Трудолюбие и уважительное отношение к любому труду – наша национальная черта характера, знаю это по себе и по всем знакомым армянам. Взять хотя бы моих дядей по материнской линии. Одному из них удалось пронести через весь путь ада золотые монеты, вшитые в жилет. Обосновавшись в Сирии, он купил двух лошадей, фаэтон и начал работать извозчиком. Наладив дело, он предложил работу по три дня в неделю двум безработным армянам, чтобы обеспечить их голодающие семьи. Вырученные деньги поделил на три части, а затем из каждой взял десятую часть дохода. Через год каждый из них имел по два фаэтона и нанял на работу других голодающих армян. Второй мамин дядя, попав в Сирию без всего, выпросил стул, купил взаймы ножницы и бритву, поставил этот стул посреди улицы и стал приглашать прохожих постричься или побриться. Кто с улыбкой, кто из жалости садились к нему, и оказалось, что он хороший мастер! Через полгода дядя выкупил для своего дела комнату, а ещё через год – парикмахерскую на три-четыре места. И опять же – взял на работу своих, армян, чтобы те могли как-то продержаться на чужбине. Мой дед Людвиг рассказывал, что они после работы шли на вокзалы, рынки, чтобы найти безработных и бездомных соотечественников и поддержать их: вели домой, обогревали, кормили, а потом искали армян, которые могли бы помочь с работой.
Таким образом многие спасшиеся от Геноцида смогли встать на ноги, но при этом не смогли забыть пройденные муки, убитых родных.
Понять и принять драматическую судьбу наших предков разум бессилен. В ходе депортации и массовой резни погибло 80 процентов населения Западной Армении. Оно погибло от рук мусульманских и курдских банд, от рук жандармов и военных по приказу турецких властей, во время насильственной депортации, от голода, холода, жажды, от болезней в лагерях, от самоубийств и сумасшествия. Когда я это представляю, у меня начинает гореть в груди, дрожат руки и пересыхает в горле. Что я испытываю? Гнев и стыд! А какое унижение, какую боль и безысходность чувствовали наши деды и прадеды! Ушло униженное, обесчеловеченное поколение. Сколько из них ушло молча, даже не пытаясь рассказать о пережитом кошмаре, боясь заразить детей и внуков ненавистью к врагу, к своим предкам и даже к самим себе!
Но моя мама не боялась этого и хотела, чтобы люди знали о Геноциде армян и помнили об этом преступлении. Она говорила: «Если мудрые люди этого мира не найдут решения Армянского вопроса, будет война. Армяне не снесут такого унижения даже через сто и через двести лет. С каждым годом это унижение и эта боль тяжелеет». Моя мама всегда гордилась своими предками. Гордилась, что, несмотря на все притеснения и унижения, армяне сохранили свой независимый дух, неповторимый язык и святую веру.
Мой дед Людвиг окончил в Сирии политехнический институт и, получив специальность инженера-строителя, стал работать на стройках. Он женился на девушке Мариам из Урфы (Едессия). Жители этого города тоже не захотели сдаваться без боя, когда в середине лета 1915 года в Урфу прибыли представители партии «Единение и прогресс» Ахмед-бей и Халил-бей, которым было поручено организовать депортацию армянского населения. Норвежский ученый и гуманист Ф. Нансен отмечал, что армяне Урфы погибли при 25-дневной героической Урфийской самообороне, после ожесточенной борьбы против во много раз превосходящего их численностью врага. Я знаю, что в Аштаракском районе Армении выходцы из Урфы построили поселок Нор-Эдессия, в котором воздвигли памятник в честь жертв Урфийской самообороны.
Моя мама Анжела Айрапетян родилась в 1930 году в Сирии. Вскоре семья переехала в Ливан и обосновалась в армянском квартале Тухлех города Бейрута. Людвиг открыл свою строительную компанию. Казалось, всё было хорошо, но сердце сжималось от тоски и боли: память не давала ему покоя. Он везде чувствовал себя чужим. Вокруг говорили о призыве Восточной Армении к рассеянным по всему миру армянам переселиться в Армянскую ССР. Людвиг долго думал, а потом заявил семье: какая армянину разница, где жить? Там хоть знаешь, что своя земля, свой народ. В 1947 году семья деда Людвига на корабле «Победа» приплыла в Батуми. У деда на тот момент было четверо детей, в Батуми у них родился пятый, которого Людвиг и Мариам на радостях назвали Айреник (Родина). Из Батуми они перебрались в Армению и поселились в городе Горисе, где у них родилось ещё трое детей. Всех детей они назвали именами погибших родных, а внуков (их 24) они называли именами народных героев.
Умер мой дед рано, в 60 лет. Остановилось сердце.
Мои родственники – а всех вместе нас около 80 человек – разбросаны по всему свету, они живут в Сирии, Ливане, Америке, Бельгии, Франции, Армении, России. За сто лет восемь оставшихся в живых армян из рода Дикчянов не дали заглохнуть роду и пустили новые побеги.
В 2008 году я по служебным делам оказался в Турции и остановился в Анталии. В гостинице моим соседом за обеденным столиком оказался высокий смуглый мужчина с пышными усами. Узнав, что я армянин, он сказал о себе, что он курд из города Урфы. Я похолодел… Я смотрел на него и думал: вот он какой, потомок тех курдов, которые уничтожали армян. Видно, взгляд мой обеспокоил его, и он спросил:
– Что-то не так?
– Мои предки из Урфы, – объяснил я.
– Надо же, – он помолчал, а потом неожиданно для меня сказал: – большой грех лежит на моей нации. Если бы курды тогда не плясали под дудку турок, сейчас бы тот же самый меч не навис над нами. Мои предки были обмануты. Они не получили даже автономии.
Мы понимали друг друга с полуслова, и нам не нужны были даты и факты. Теперь я не удивлялся, что курды начали террористическую борьбу за независимость, имея одну цель – свободный Курдистан.
– А можно съездить в Урфу? – я с надеждой посмотрел на него.
– Лучше на такси. Можно оплатить дорогу туда и обратно, свозят, я помогу. Только о Геноциде нигде ничего не говори, – сказал он простодушно, – турки начисто отрицают всё. Только правду не закопаешь, мои предки помогали туркам, чего уж тут отрицать.
Глаза мои наполнились слезами, я был благодарен ему за правду. На следующий день рано утром я выехал в Урфу, которую в 1983 году переименовали в Шанлыурфу: к названию Урфа добавили приставку «шанлы» (славный) в честь заслуг города в освободительной войне против французских оккупантов.
Урфа уже издали была заметна возвышающейся крепостью. Водитель, кстати, тоже из Урфы, повёз меня сразу в центр города, объясняя, что все туристы начинают осмотр с центра. Я всё же кое-как объяснил ему, что хочу видеть прежний армянский квартал. Он кивнул. И тут я увидел большой пруд, который водитель назвал Балыклы Гёл, то есть Рыбный пруд. По легенде, которую я прочитал позже, пророка Авраама приказали сжечь, но Господь превратил огонь в воду, а угли – в рыб. С тех времен этот пруд здесь и остался. Пруд кишит рыбой и считается священным местом, купаться и ловить рыбу в нем строжайше запрещено. По пути в старый город мы остановились перекусить и выпить воды. Водитель что-то говорил хозяину уличного кафе. По слову «эрмени» я понял, о чём речь. Хозяин кафе подошёл, поздоровался и что-то стал говорить спокойно и доброжелательно. Мы стали общаться, подошли ещё двое. Я удивился, что люди знают, кто я и что мне нужно, показывают, как проехать к армянской части города. Мы стали подниматься на гору. В глаза бросался резкий контраст между старыми и новыми частями города. Улицы были полупусты и слишком узки для машины, но каким-то чудом мы всё же поднялись по склону. Проехали мимо шумного рынка. Я смотрел на пестро одетых жителей – в основном это были курды и арабы, они отличались от жителей центра своей бедной и неопрятной одеждой, босыми грязными ногами. Племя, живущее на земле моих предков… Мы вышли из машины у развалин армянского монастыря. Из рассказа мамы я знал, что центром армянского сопротивления была церковь Сурб Аствацацин (Святой Богоматери). Я смотрел вокруг и понимал, что армянский след остался в этих развалинах, в заросшем мхом хачкаре, в камнях с вырезанными на них крестами, из которых сложили стены курдских домов… Я перекрестился. Снова спустились вниз. Я смотрел на уже знакомый город, как вдруг нас остановил полицейский. Проверил документы у водителя, а потом у меня.
– Армянин? Турист? – он поднял на меня глаза.
Я кивнул.
Он что-то стал говорить водителю, я понял, что надо уезжать. Потом водитель объяснил, что мы несколько раз проехали мимо военного аэропорта. Ну что ж, мы и так собирались обратно. Всю дорогу от Урфы до Анталии я молчал. Вспоминал из истории, что Урфа в древности называлась Эдессой, что там жил армянский царь Абгар V, уверовавший в силу Христа ещё при Его жизни. По воскресении Христовом в Эдессу приходил апостол Фаддей, один из 70 апостолов, который принес царю исцеление и распространил там христианство. Вспомнил я и то, что в 405 году в Эдессе Месроп Маштоц создал армянский алфавит, а в XVIII веке архитектор Степанос построил в Урфе множество зданий, что церковь Святой Богоматери была резиденцией архиепископа и семинарией, где в начале XX века обучались 1140 учащихся, а в монастыре Святого Саркиса был сиротский дом для 66 воспитанников. Всё кануло в бездну.
Новые вопросы мучили меня. Кто мы, армяне? Что заложено в нас Богом? Какая его идея или замысел? Вымирать и возрождаться?! Погибать и воскресать?! Сколько раз нас уничтожали? Сколько раз предавали? Сколько раз делали бездомными сиротами, отрывая от корней и собственной земли? А мы, упрятав глубоко в себя гнев и боль, упрямо продолжаем жить. Рассеянные по всему миру, как ученики Иисуса…