“Твой образ сохраню в глазах моих“
Марго Гукасян
«Наша Среда online» — В посольстве Ирана в Ереване звучит восточная сладкозвучная музыка. Вместе с сотрудником посольства господином Каземом Сейди мы наслаждаемся замечательным персидским чаем, беседуем на смешанном полуперсидском-полуармянском языке, заполняем мою анкету и знакомимся с программой визита. Читаю на моем неважном фарси перечень мероприятий – аж на целых пять дней, и взгляд мой застывает на предпоследней строке – “Посещение монастыря Святого Степаноса в Джульфе”. Значит, во время путешествия не только сбудется мое давнее желание увидеть соседнюю страну – Иран, культура, история и язык которой всегда несказанно пленяли меня, но и, благодаря иранским друзьям, наконец осуществится моя выстраданная мечта – по дороге к Святому Степаносу, идущей вдоль Аракса, увидеть знаменитое кладбище Старой Джуги.
В августе 2001 года по приглашению губернской администрации Восточного Атрпатакана Ирана мы – группа представителей армянской интеллигенции, изучающих персидский язык, творческих работников и журналистов, побывали в Исламской Республике Иран. И провели там незабываемые дни. Ознакомились с центром губернии Тебризом, с ее историческими местностями и очагами культуры, встретились с представителями армянской общины, побывали в школе “Арамян”, в уникальном селе Кандован, жители которого живут в пещерах, в прославленном армянском монастыре Тадея (Святого Фаддея), прошли по Аварайрскому полю… В течение пяти дней я наконец четко представил себе край, раскинувшийся по ту сторону границы моей малой родины в так ясно обрисовавшейся на горизонте синей горной цепи, похожей на ограду, – вопрос, который волновал меня с детства.
Путешествие в Иран имело для меня еще и особый смысл: на протяжении целых семидесяти километров прибрежной дороги вдоль Аракса я увижу наконец, словно на ладони, мою утраченную колыбель Нахиджеван, его провинции Гохтн, Ернджак, а также Нахиджеван – с их древнейшими поселениями и неповторимыми пейзажами, наконец, еще раз увижу родную арку Вишапасара (Драконовой горы) – символ Нахиджеванских армян-изгнанников, которая, словно видение, будет сопровождать меня всю дорогу…
До последнего дня путешествия – посещения Сурб Степаноса, я старался ни с кем о Джуге не говорить, не вспоминать и даже не думать об этом; помнил о предрассудке – если чего-то очень хочешь, то не добьешься, что-нибудь да помешает… На эти мысли меня наводил горький опыт моих несостоявшихся в прошлом встреч с Джугой.
Первая была в июне 1986 года, когда я решил отправиться с группой туристов в Нахиджеван и увидеть наконец Джугу (в собственном краю – в унизительном статусе туриста). Однако, когда мы прибыли в Нахиджеван, в программе путешествия неожиданно произошло “изменение” – Джугу исключили из программы под предлогом пресловутой “пограничной зоны”. Мы лишь прошли мимо деревни Джуги, находившейся неподалеку от древнего городища, где была Старая Джуга, увидели лишь горную цепь с красноватыми скалами, за которой должен был быть опустевший город…
Вторая была в августе того же года. Ночью я возвращался поездом “Капан-Ереван” из дома отдыха в Кармракаре. Решил не ложиться и в полночь увидеть хоть несколько кладбищенских хачкаров (крест-камней) – в свете прожекторов советских пограничников. Товарищ мой, не одолев дремоты, заснул, ко мне присоединилась моя коллега Лусине, предки которой тоже были родом из Гохтна… Из этих воспоминаний и родилось стихотворение “Джуга”, вошедшее потом в цикл “Ностальгия”:
Душная полночь.
Усталые путники
В поезде Капан-Ереван
Задремали уже –
От бесконечного
Перестука колес
И избавившись наконец
От занудистых, монотонных
Голосов бродяг –
Дынь продавцов…
А вот нам вовсе не хочется спать,
Нам хочется Джугу увидать –
Вот в эту душную полночь,
Нам нужно услышать сейчас
Потерянную сказку
Потерянной нашей страны,
Нам хочется, чтобы сейчас
Хоть на мгновенье, хоть на секунду
Вдруг затопили бы светом прожектора,–
Что, как собаки,
Колючей проволоки версты стерегут,–
Мрачное это ущелье,
Чтобы вдруг засияла и появилась,
Как светлое ночи виденье,
На миг появилась бы Джуга –
Лесом волшебным и дивным
Цветущих камней-хачкаров,
Церковью древней Помблоза,
Святого Геворга монастырем…
Увы, но Джуга… осталась мечтой…
Погасла утренняя звезда,
И за окном встает рассвет,
И только песня нам слышна,
Как будто грустная волна
Аракса, скорбная, поет –
Оплакивая сыновей…
Подруга дремлет под окном,
Ей снится чудо –
Город Джуга…
И вот сейчас, ровно через 15 лет – неужели действительно сбудется моя мечта? Воспоминание о двух грустных событиях, во всяком случае, держало меня в напряженном и взвинченном состоянии и вынуждало быть готовым и к неудаче.
Джуга – одна из уникальных страниц армянской истории и культуры. Расположенный на левом берегу Аракса, среди горных цепей – слева Джуги, справа Магарды, сосредоточенный в узком ущелье, этот почти легендарный город, о котором упоминал еще отец армянской истории Мовсес Хоренаци (5-й век), в 15-17-х веках насчитывал до 40 тысяч чисто армянского населения. До осуществленного Шах Аббасом в октябре 1605 года переселения здесь бурно расцветали ремесла и торговля. Знаменитые купцы Джуги наладили торговые связи с десятками стран Европы, Азии и Африки, и превратили свой город в замечательный центр ювелирного дела, скульптуры, вышивания, миниатюры, рукописного мастерства и многих других ремесел и искусств. Здесь создавали уникальные шедевры мастера хачкара – оба Григора, Айрапет, Исраэл, здесь творили миниатюристы Акоп Джугаеци, Хачатур Хизанеци, Ован Даргамаргеци, переписчица и миниатюристка Мариам…
На трех холмах знаменитого кладбища Джуги, по данным французского путешественника Александра Родеса, в 1648 году было около 10 тысяч хорошо сохранившихся хачкаров. В 1903-1904 годах, после строительства проходившей по территории Джуги железной дороги, число хачкаров наполовину сократилось. Вследствие проводимой Советским Азербайджаном армянофобской политики в советский период эта цифра еще раз уменьшилась вдвое – по подсчетам историка Аргама Айвазяна, в 1971-1973 годах там оставалось 2707 хачкаров, на церковных кладбищах и кладбище монастыря Аменапркич – еще 250, а также около 1000 овенообразных, а также плоских надгробных плит, украшенных каменной резьбой и скульптурным орнаментом. Начиная с 1988 года эта уникальная группа скульптурных памятников часто становилась мишенью яростных армянофобских проявлений, самым чудовищным свидетельством которого стал дикий “бульдозерный” поход в октябре 1998 года, когда средь бела дня с помощью разрушающих машин было выкорчевано и уничтожено около 700 шедевров армянской культуры… Только в ответ на письмо Католикоса Всех Армян Гарегина I комиссии ООН по культуре (ЮНЕСКО) удалось прекратить варварство.
Наконец пришел день поездки в Сурб Степанос. Перед отъездом домой мы пообедали в иранской Джульфе, и обслуживавший нас комфортабельный автобус помчался по продолжению уже знакомого шоссе Мегри–иранская Джульфа.
Деревня Джуга появилась неожиданно. Вернее, сперва я заметил средневековый персидский мавзолей Вардута (Голестан), потом узнал протянувшуюся от подножья медноцветных гор Дзорута к долине Аракса деревню, которую много лет назад видел на противоположном берегу Аракса… Я рассказал членам группы об этой армянонаселенной вплоть до 1970-х годов деревне, о единственной из живущих в ней в последние годы армян – Мариам майрик, судьба которой после 1988 года так и осталась мне неизвестной… Рассказал, что из села Вардут происходит хорошо известный в России знаменитый род Лазарянов (Лазаревых)…
Мы въезжаем в ущелье Цмакута. Автобус мчится так стремительно, что мне с трудом удается привлечь внимание группы к ожидаемому с нетерпением повороту на Старую Джугу… Пытаюсь хотя бы взглядом отыскать на иранском берегу следы караван-сарая Джуги, когда восклицания наших молодых спутников заставляют взглянуть в противоположную сторону. “Вон, видна!..” Действительно, кладбище Джуги: на желтоватых холмах четко видны издали хачкары, оставляющие гнетущее впечатление леса высохших деревьев – частью все еще устремленные в небо, а частью накренившиеся и покосившиеся, разбитые и раскиданные… На подступах к кладбищу – следы западных стен города. Значит, мы уже проехали территорию самого города, значит – от города почти ничего не осталось… Нет знакомого по книгам моего соотечественника и друга Аргама Айвазяна монастыря Аменапркич, церкви Помблоза, монастыря Святого Геворка…
Мысленно переношусь на четыре века назад… И вижу в сегодняшнем безлюдном ущелье чередующиеся ряды роскошных зданий Джуги, дворцы и храмы, цветущие сады, полные красочных гранатов и огромных смоковниц, зажиточных жителей Джуги – прекрасных девушек в вышитых золотом нарядах, почтенных купцов в роскошных одеяниях, а над панорамой города властно царит монастырь Пресвятой Троицы или Верин Катан… На слуху у меня песня Давида Гегамеци:
Город Джуга, роскошно отстроенный,
Дворцы и палаты устремляются ввысь,
И разноцветьем камня украшенный,
Он в восхищенье всех приводил.
Семь храмов было воздвигнуто,
Церкви нарядные,
Кадила в них золоченые,
Покрывала – златотканые.
Евангелия и святые кресты
Украшены драгоценными камнями,
Алтари и святые реликвии
В восхищенье всех приводили…
Постепенно прихожу в себя от страшной близости кладбищенских холмов. Просим водителя притормозить. В бинокль четко видны узоры и детали чудесных орнаментов на каждом хачкаре. На третьем холме осталось совсем немного хачкаров, а плотный фрагмент самого большого – второго, разбит, сдвинут с места и перенесен (даже цвет земли говорит об этом), часть же сдвинутых, перевернутых и искромсанных злодеями хачкаров просто валяется на железнодорожных путях…
Храмы его бездействуют,
Глас священников смолк,
Свет и лампады померкли,
И сияние повержено…
Три громадные птицы с черным опереньем – наверное, орлы, парят над берегами реки, потом кружатся в вышине над кладбищем…
Джуга молчалива и изранена. Сегодня 21-е августа 2001 года. Смотрю на часы – 16 часов 10 минут. Всю жизнь меня будет мучить совесть, никогда не забуду я этот миг, будто встретил родного человека при смерти и, оставив в безнадежном состоянии, удалился, не сумев ничем ему помочь… И вдруг я увидел там неописуемое величественное сияние над пустынными холмами, над всем ущельем, словно яркий свет летнего солнца стал еще ярче и ослепительней…
Потом… Несказанное волнение удается сдерживать до входа в монастырь мученика Сурб Степаноса в Дарашамбе, на берегу Аракса, который, к чести соседней дружественной страны, в числе многих других армянских памятников восстановила организация “Мирасе фарханги” (”Культурное наследие”). Находящийся среди крепостных стен, окруженный огромными шелковицами и ивами, собор-памятник действительно является самобытным произведением армянской культуры. Я зажигаю свечу перед величавым образом Богородицы – как в Армении, как в находящемся на расстоянии всего нескольких сотен метров Нахиджеване… А так похожая на Богородицу синеглазая итальянка, которая вошла в монастырь вместе с мужем-архитектором, узнав, что мы армяне, протягивает руку к украшенным резьбой капителям монастыря и, улыбаясь, говорит: ” Very nice! Very beautiful! It’s yours, yours!” (“Очень красиво! Восхитительно! Ваше, ваше!… “).
Я знаю, что если мы поднимемся на желтоватую горку рядом с Сурб Степаносом, то увидим сливающийся с Араксом Тхмут, водохранилище Нахиджевана, на берегу его – город Нахиджеван, знаменитое село Астапат, но увы, нет времени – на пропускном пункте Мегри нас ждет автобус…
На обратном пути, как бальзам на глубочайшую рану, полученную от разрушенной Джуги, мы увидим на иранском отрезке знаменитую часовню Джуги – Андреорди (по-персидски ‘’Шабан келиса’’ – ‘’Пастушья церковь’’), тоже бережно отреставрированную, и благословим Иран и наших благородных братьев-соседей. Выразим нашу искреннюю признательность руководителю поездки господину Хосейну Рахбари и его маленькому помощнику – сыну Вахиду, нашему заботливому водителю – тебризцу Абасу, который, кстати, часто приезжает в Нахиджеван по делам. “Абас, если будешь проезжать по центральным районам Нахиджевана, – полушутя-полусерьезно скажу я ему,– и увидишь белоснежную гору с красным поясом, знай, что это наша гора Джаук, а рядом с ней моя малая родина Азнаберд: прошу передать мой привет обеим”. Абас станет серьезным, положит правую руку на правый глаз и поклянется: “Руйэ чашм” – “Будь уверен”…
Всю ночь во время возвращения через Зангезур и Вайоц Дзор из кабины водителя будут слышны упоительные песни одной из самых замечательных персидских певиц – Хомейры, которую еще в далекие школьные годы я слышал по радио Ирана. В моем цикле “Цветок Новруза”, посвященном армяно-иранской дружбе, родится новое стихотворение – “По дороге в Сурб Степанос”.
Рано утром по приезде я поспешу на работу и от волнения не смогу ответить на простодушный вопрос моей 12-летней племянницы: “Дядя, а Вишапасар ты увидел?” А вечером позвонит мой друг, тележурналист Артур Бахтамян, и – о удивление! – скажет, что сегодняшний выпуск телевизионного цикла “Полуночный экспресс” посвящен хачкарам Джуги и живущей ныне в селе Вардаовит Вайоцдзорской области Армении последней жительнице–армянке Джуги – 92-летней Мариам-майрик. Я удивлюсь – совпадение, случайность? Но Артур напомнит мне известную истину – о закономерности случайностей… И перед глазами у меня снова возникнут наяву чудесное ущелье Джуги, ослепительный божественный свет и властно парящие на могучих крыльях над таинственными холмами три орла с черным опереньем…
Август 2001 года,
Тебриз-Ереван
P. S. Через несколько месяцев (весной 2002 года) азербайджанские вандалы продолжили свое черное дело – разрушив тысячи уцелевших хачкаров, а в декабре 2005 года сотни солдат азербайджанской армии несколько месяцев подряд уничтожали кладбище Старой Джуги, разбивая все оставшиеся памятники и остатки хачкаров и швыряя обломки в воды Аракса.
Вскоре я и мой друг Аргам Айвазян обратимся с письмом к послу Ирана в Армении, попросив внести в программы организации ‘’Культурное наследие’’ и спасти хотя бы находящийся на иранском берегу старинный караван-сарай. К нашему удивлению и радости, еще до получения ответа мы узнали, что караван-сарай Назара уже восстановлен…
Перевод с армянского – Анаит Хармандарян