ИНТЕРВЬЮ

«Самая большая цена, которую ты платишь за любовь, – это то, что другой человек находится рядом. Ты больше не можешь остаться наедине с собой, а это всегда намного лучше».

Энди Уорхол

Арман Григорян — художник, основоположник авангардистского движения 80-х годов в Армении, создатель армянского поп-арта, основатель художественной группы молодых армянских авангардистов «3-й Этаж», куратор павильона Армении на 55–ой Венецианской биеннале. Арман живописец и акционист. Опыт акционизма в его творчестве отражается в живописи, которая при этом служит критикой классического реализма.

– Где Вы родились?

– Я родился в Ереване, в семье художников; отец мой – художник Александр Григорян, мать – Арпеник Капанцян. Я живу и работаю в доме, где родился и вырос. Так что я ереванец.

– Как рано Вы начали рисовать? В каком возрасте Вы твердо решили, что быть Вам художником?

– Мне немного сложно отвечать на Ваш вопрос, поскольку мои родители – это поколение людей, воодушевленных понятиями «армянское искусство» и «национальное современное искусство». У нас дома постоянно собирались художники и искусствоведы, и вели обсуждения на тему культуры. Представьте среду, где так важным считаются мои детские рисунки, и меня постоянно хвалят за творчество, и я этому очень удивлялся и недоумевал, что эти взрослые дяденьки и тетеньки находят в моих детских произведениях. В детские годы, когда у меня спрашивали, кем я стану, когда вырасту, я всегда отвечал, что стану художником. Почти каждый день в нашем доме собирались художники. Они назвали эти интеллектуальные мероприятия «салонными», где готовились телепередачи, обсуждали проект будущего музея современного искусства (Ереванский музей современного искусства открыт в 1972 г.). Но повзрослев, уже когда учился в 8-ом – 9-ом классе, я вдруг подумал, что мне хочется стать философом. Когда в школе мы стали проходить обществоведение, мне очень понравился этот предмет. И тогда друзья папы и мамы, воскликнули: «В советской стране невозможно стать философом», и, что будет правильнее выбрать такую свободную профессию, как профессия художника. Школа, в которой я учился, была очень свободной, нам преподавали лучшие учителя, и мы с ними свободно обсуждали любые темы, а в 1976 году я обнаружил, что существует такая музыкальная группа, как британская панк-рок-группа «Sex Pistols». Они показались мне «левыми коммунистами», и я никак не мог понять, почему в Советском Союзе эта группа не получает признания, хотя в журнале «Ровесник» этих лет об этой группе писали.

Еще до этого у меня сложились кое-какие представления о дадаизме и футуризме, так что о существовании современного искусства я знал еще с юных лет. Сколько я помню себя, я имел представление о том, что есть в искусстве направления, которые противостоят основному официальному направлению. Это не были направления, которые являются антикоммунистическими или антисоциалистическими, они скорее придерживались той позиции, которую, спустя годы, Михаил Горбачев назвал «социализмом с человеческим лицом». Так что для меня было нормальным явлением то, что произошла перестройка и что есть ошибки, которые необходимо исправить, и продолжить все дальше. В свое время Хрущев пытался исправить ситуацию, но у него не получилось, и брежневские времена были периодом, когда все шло своим чередом к исправлению позиций и курса в стране, периодом борьбы, а не застоя, как считают многие историки или политологи. Конечно, национальный вопрос имел огромное значение, но я предполагал, что этот вопрос разрешен. И я, как художник, не должен ставить такого вопроса, «что значит армянское национальное искусство?».

– Где Вы обучались?

– Я учился в Ереванском государственном Художественно-театральном институте, куда поступил в 1979 году, а закончил в 1985 году и сразу же началась Перестройка.

– Знаменитый «3-й Этаж» обрел в культурном плане исторически важное значение и организатором его художники называют Армана Григоряна. Расскажите, как это происходило, как появилась идея об этих выставках, и как Вы их организовали?

– Когда я учился в Художественно-театральном (хочу непременно подчеркнуть, что я очень доволен своими преподавателями; и свободы было много, и курс наш был хорошим), мы постоянно экспериментировали, делали выставки. Уже в студенческие годы я начал принимать участие в выставках. И только мы закончили первый курс, открылась свободная выставка, на территории, где сегодня возвышается памятник М. Сарьяну, но памятника еще не было, и я представил стиральную машину, которую поставил на пьедестал, на котором должен был быть установлен памятник. Произошел скандал, который стал причиной того, что я познакомился с Кики, Арменом Аджяном, то есть с художниками, которые выставлялись на этой выставке, не имея специального художественного академического образования. Например, Армен Аджян и Григорий Хачатрян имеют педагогическое образование, а в те годы, как Вы помните, на выставки не принимали работы художников, не имеющих высшего художественного образования, например, художник Джалла (Геворк Саркисян), имеющий только художественное образование терлемезяновского училища имел возможность через Гюмри- Ленинакан принимать участие в выставках, а Кики и другие вовсе не имели никакого шанса принять участие. Для этого мы с искусствоведом Назаретом Карояном искали места, где можно организовать выставку, например, жена Назарета, Марина, тогда училась в консерватории, и мы организовали несколько выставок в консерватории. В 1982 году художник Вардан Товмасян организовал выставку полу-отвергнутых художников на территории выставочного пространства у Генриха Игитяна. Выставка Игитяну не понравилась, и он быстро закрыл её. И тогда образовалась некая брешь, в связи с чем Вардан и некоторые другие, изменив свою позицию, вступили в Союз художников, и стали противодействовать тем художникам, которые не имеют академического образования. Мы с Кики и другими художниками считали, что в СССР ничего не изменится. Но тут произошла Перестройка. Должна была состояться очередная республиканская молодежная выставка, на которой отбирались картины для всесоюзной выставки. И мы, авангардисты, предложили свои картины на выставку. Работы были отвергнуты. И когда имело место обсуждение этой выставки, мы приняли в нем участие. Кики начал толкать меня в бок, предлагая выступить. Я встал с места и заявил: «Молодёжную выставку должны организовывать молодые!» Председатель Союза художников сказал: «Вот тебе мы поручим сделать эту выставку!». Мы все очень этому обрадовались, но, когда стали думать, где организовать выставку, оказалось, что свободных мест нет, все залы заняты, ибо все сроки выставок запланированы. Ребята решили отказаться от выпавшей нам возможности, но я решил упорно воспользоваться таким шансом. В ту пору в Союзе художников третий этаж еще не использовался в качестве залов для выставок, там демонстрировались фильмы и проводились заседания. Формат выставки я задумал осуществить в виде фестиваля, где примут участие не только художники, но и другие отверженные культурные деятели: музыканты, кинематографисты, поэты.

– Фактически, «искусство отверженных»?

– Да, произведения всех тех, кому советский строй не предоставлял возможность выразиться. Весь фестиваль в целом осуществлялся в течение одной недели. Нас засняли для ТВ, передачу продемонстрировали. В этой выставке принимал участие также скульптор Шаварш Карапетян, который учился в Прибалтике. Он, вдохновившись выставкой «3-й Этаж» предложил повторить выставку в городе Паневежис, и мы, авангардисты, отправились организовывать эту выставку. В отеле, где мы остановились, Кики предложила сохранить название «3-й Этаж» и сформировать группу с таким же названием.  На следующее утро мы написали манифест, который был зачитан нашим друзьям-художникам, и всем, кто пожелает, войти в нашу группу. Так сформировался наш «3-й Этаж» Мы решили, что когда вернемся в Армению, я обращусь в Союз художников с требованием предоставить нам пространство для выставки. За этот срок «3-й Этаж» обрел такое почетное значение, что всех членов группы автоматически приняли в молодежную секцию Союза художников, не обращая внимания ни на образование, ни на творческий опыт. Но выяснилось, что в Ереване мест для реализации нашей выставки нет. Возможность нашлась в Гюмри-Ленинакане. В мае 1988 года впервые состоялась наша групповая выставка.

– Соответственно, не случайно, что многие авангардисты из Гюмри-Ленинакана.

– Конечно, и не случайно, что I-ое биеннале состоялось именно в Гюмри. У Ленинакана была своя амбиция – быть первым культурным городом Армении и занимать в этом отношении важное место. Выставки «3-й Этажа» проходили до 1994 года, говоря иначе, начиная с 1988-го года по 1994 год группа «3-й Этаж» активно осуществляла свои выставки. Мы остановили движение «3-го Этажа», потому что рассчитывали, что в Союзе художников Армении произойдет реформа, и если там действуют разные секции, то вместо них Союз должен состоять из групп. Но поскольку никаких изменений не произошло, ничего там не изменилось, тот, кто входил в Союз, тот в нем и остался, а кто не входил, тот до сих пор не становится его членом, я, например, не являюсь членом Союза художников Армении.

– Так Вы не член Союза художников Армении?

– Нет. Но что интересно, я в 1987-ом году стал пенсионером Союза Художников СССР, из Москвы приехала комиссия, которая приняла меня в пенсионеры. Так что я три раза посещал Сенеж, где активно общался с российскими и другими авангардистами.

– Конечно же, очень сложно не оценить всю активную деятельность в области культуры, которую Вы осуществляете в течение десятилетий наряду с самыми главными культурными деятелями в Армении.

– Это происходит по следующей причине. Например, Назарет Кароян организовал специальную Институт современного искусства, потому что мы, авангардисты, считали, что в Союзе все организовано неверно, не нужны никакие комиссии или жюри, внесен некий непонятный, присущий спорту, элемент, и в связи с этим нужны люди, умеющие организовывать выставки, ведь это тоже является творческой задачей, и, поскольку таких специалистов у нас нет, ведь все осуществляем мы сами, получалось, что выставки может организовать тот, кто находится в хороших отношениях с другими деятелями искусства, ведь люди искусства не любят друг друга, а художник, который кроме своих картин, признает творчество других художников, умеет организовывать выставки. В этом и весь секрет, самый простой. К тому же, к тому времени состояние «3-го Этажа» сильно изменилось, уехали многие художники, например, переехал жить во Францию Ашот-Ашот, уехал в США Кики, уехал Армен Аджян. Я был против этих миграций, потому что происходила та же ошибка, которую допускали старшие художники, они испытывали потребность прежде всего получить признание за пределами страны. Это шло еще, я думаю, из XIX века, когда необходимостью, для того, чтобы обрести известность, требовалось, принять участие в парижских выставках.  Существуют центровые точки на земном шаре, где если тебя примечают, то ты становишься великим художником. Но я считал, что вовсе не обязательно становиться «великим художником», а нужно построить искусство, которое основано на коммуникации, соответственно, так, чтобы работать в своей стране, со своим культурным пространством.

– Ну этим, в принципе, Вы и занимаетесь.

– Именно. Потому, я являюсь художником, который пишет тексты на своих картинах на армянском языке. Я постоянно даю интервью, выступаю, делаю все, чтобы поддержать связь между художниками, живущими внутри страны.

– Художникам свойственно прятаться за собственными картинами.

– Это преимущество художников. К тому же учтите, что существует конфликт между писателями и художниками, который возник еще в 60-х годах, когда художники стремились преодолеть текст. А вообще-то это конфликт очень давний, начала 20-х. У сюрреалистов есть подобный опыт, когда они пытаются иллюстрировать текст посредством поэзии, чтобы преодолеть эту консервативность.

– Какие выставки Вы считаете самыми важными в формировании национального культурного пространства?

– Вместе с Назаретом Карояном мы хотели отметить 10-летие «3-го Этажа». и подготовить к этой дате брошюру. И чтобы не упустить ни одной важной выставки, я принялся рисовать соответствующую схему состоявшихся, на мой взгляд, важных выставок.

– Так это же существенная задача акцентировать события, которые происходили в культуре. В армянской культуре такая акцентуация звучит слабо. 

– Необходимо учесть, что до 1924 года на территории нынешней республики Армения в связи с изобразительным искусством ничего не существовало. Как говорит искусствовед Назарет Кароян:«Мы страдаем «комплексом второстепенности». У меня частенько спрашивают: «А Вы откуда узнали, что есть современное искусство?», на что я отвечаю: «А Вы откуда знаете, что существуют египетские пирамиды?». Мы знаем из книг и из журналов о том, что в Америке жили художники Джексон Поллок, Энди Уорхолл. В моем окружении хорошо информированы. Я знал о конфликте на Венецианском биеннале, который произошел из-за Раушенберга, знал, что в Париже действовала группа консервативных художников. Эти противоречия важны, а у нас смотрят на то, какой известный художник имеет армянское происхождение. И когда художник становится известным, уже не имеет значения, является ли он сюрреалистом или абстракционистом, важно только то, что он армянин. Это очень большой минус. Художники едут в Лос-Анжелес, кое-как устраиваются и возвращаются в Армению, давать нам мастер-классы.

– Вы принимали участие в выставках самых разных стран, в каких именно?

– Вот сию минуту в Берлине проходит выставка «The Cool and the Cold». Это выставка американских и советских художников с 60 –х по 90-ые, которая начинается Джексоном Поллоком и заканчивается мной. В последнем зале выставочного пространства представлены работы Жана- Мишеля Баския, Кита Харринга и мои. Это картины из музея Людвига, в 1988 году они приобрели у меня картины, и сейчас они демонстрируются. Я также дважды принимал участие на Венецианском биеннале, в первый раз в качестве художника, а второй раз в качестве куратора я представлял работы Арарата Саркисяна. Я представлял свои картины и во Франции, но мне особенно запомнилась выставка, которая состоялась в городе Кемпер.Картины «Панки в Гюмри», «Нудисты в Литл Армении», «Love-парад в Бурдж-Гамуде» остались только на открытках, их уже не существует. Я нарисовал их на стене художественного центра во французском городе Кемпер в феврале, в рамках Года Армении во Франции. Художников в этот центр приглашают специально рисовать на стенах, и через некоторое время новые картины покрывают старые. Когда мне предложили нарисовать на стене, я сказал: конечно, я согласен, это было моей мечтой.

– А в какой именно стране Вам бы хотелось жить?

– Конечно, в Армении. Я человек среды, для меня сложно менять место обитания. Я проживал месяцами и во Франции, и в России, но считаю некрасиво вести критику, проживая на территории другой страны. А ведь я такой человек, нуждающийся в том, чтобы все критиковать. Ведь это черта характера. Я, конечно, умею и любить, и ценить, но я всегда пытаюсь заглянуть в будущее, и всегда ищу, как сделать лучше. В Москве существовала творческая группа, которая постоянно приглашала меня на свои обсуждения, но мне ходить туда было неудобно, неудобно было давать им советы и рекомендации. Сейчас меня в большей степени интересуют восточные страны, с которыми я нахожу много общего с Арменией, например, Афганистан. И я удивляюсь, когда наши художники едут в западные страны или Америку, я им советую ездить по восточным странам, там показывать свое искусство.

– Так они же не ставят социальных задач. Это скорее Ваша проблема.

– Почему это моя проблема, это проблема искусства, ведь искусство – это универсальный язык, способствующий создавать контакты у людей. Меня, например, очень занимает искусство Ирана. К тому же имеет значение то, что организаторы экспериментального выставочного центра у нас тоже люди, переехавшие из Ирана, и я считаю, что армянское искусство очень передовое и может послужить примером для этих стран.

– Армения находится экономически и политически не в лучшем положении, и эмиграция из страны намного выросла. Что Вы думаете по этому поводу?

– Так ли это? Сейчас, когда я общаюсь с молодым поколением армянских художников, вижу, что они стремятся многое изменить в социуме. Экспериментальный центр современного искусства в Ереване организовал прекрасную альтернативную выставку молодых художников, кураторами который были очень молодые ребята.

– У такого яркого художника и куратора несомненно должно быть творческое кредо, не так ли? Каково Ваше кредо?

– Я считаю, а точнее, нас так учили, что искусство демонстрирует революционные пути развития в социуме, что искусство должно изображать то, что это может быть воплощено в будущем. Я сторонник того, чтобы искусство было передовым. Я считаю, что искусство должно быть о любви и мире, и думаю, что не нужно, чтобы искусство было пессимистичным, много есть художников глубокого пессимизма, но я никогда не любил философию экзистенциализма.

– В Вашем творчестве особое место занимает участие в Венецианской биеннале, имеющее ме сто в вашей жизни дважды: в первый раз как художника, второй – как куратора. Что Вы скажете об этом?

– Венецианская биеннале – это прекрасная идея, когда все страны земного шара в собственных павильонах демонстрируют то искусство, которое считают своим достижением. Но я считаю, что арт-рынки играют более важную роль, чем эти мероприятия, поскольку деньги являются мерилом, как метр или часы. Конечно, художники испытывают противостояние против этих мер, и из этого противостояния рождаются интересные задачи, как создать искусство, которое невозможно будет продать. Это отношение было заметно у художников 60-х и 70-х годов, желание создать некое произведение, которое невозможно будет продать, искусство которое преодолеет время и пространство. Я считаю, что общество потребления занимает важное место в нашей жизни. Страны с диктаторскими режимами очень боятся общества потребления. Но, например, китайцам удалось придумать интересное сочетание, чтобы и диктатура была, и общество потребления существовало. Это такая взрывоопасная ситуация, которая могла возникнуть только в Китае. Мне китайские художники очень нравятся. Я помню, как китайских художников сравнивали с художниками «3-го Этажа». Почему арт-рынки невозможно построить у нас? А потому что галереи воспринимаются как храмы искусства.

– Как Вы относитесь к политическому искусству, или искусство должно быть свободно от политики?

–Наша традиция современного искусства получает начало в Армении в 20-ых, и это искусство уже тогда было именно политическим. Я считаю, что невозможно быть серьезным художником или искусствоведом, если не понимаешь абстракционизм. Но общество потребления Армении еще не воспринимает это искусство, и принимает только декоративное искусство.

– Каким Вам видится искусство будущего?

– Когда арт-рынки сумеют действовать в восточных странах.

-Кроме живописи, есть ли у Вас какие-то другие увлечения или хобби?

– Нет, хобби нет у меня.

– Как нет, Вы же еще и пишете?

– Но ведь это не хобби, это часть искусства и творчества, которым я занимаюсь. Я даже сочинял музыку для выставки «Утопиана», но я не считаю это хобби.

– Есть ли у Вас мечты?

– Чтобы был мир на всей земле, и чтобы открылись границы между странами. Я, например, вижу тенденцию к тому, что есть стремление уменьшить имеющиеся конфликты. Например, все ожидали, что в Афганистане начнется гражданская война, но похоже, ничего такого не предвидится. И общество потребления сумело преодолеть существующие проблемы. Я оптимист, и думаю, что возникшая конфликтная ситуация в мире будет разрешена.

Арутюн Зулумян,
Зинаида Берандр