ИНТЕРВЬЮ
«Наша Среда online» — Пожалуй, можно сказать, Анна Штейнман, художник, который удивляет своим богатым воображением. Фейерверк тем, сменяющих одна другую, которые ее волнуют, бесконечен, это «балерины», то отношения между парами, то социальная жизнь толпящихся людей, то ярмарки, то роль медицины и врача в жизни каждого из нас, то гендер. Все это так живописно и колоритно, что любо смотреть, не отрываясь. Начинала Анна с наивного творчества, но со временем и темы, и подчерк их исполнения становились все жестче и жестче.
Картины Анны Штейнман выставлялись не только в России, но и за рубежом. «Страны, где реально были мои выставки, это Россия, Дания, Голландия, Германия и США. В США в посольстве России состоялась выставка «Русские пришли». Я ездила туда, как представитель. В Голландии, в городе Ультрихт, выставку организовывало Общество Любителей Искусства. Их, в частности, интересовало русское искусство» – рассказывает Анна.
— Как рано вы осознали, что станете художником?
— Рисовать я начала очень рано. Я даже помню, когда в 13 лет у меня появилась сильная уверенность, что я хочу стать профессиональной художницей, что это моё. Дальше я посещала много студий, пока не поступила учиться в художественное училище имени Рериха. С тех пор я очень ясно понимала, что означает быть художником. Ближе к окончанию учебы, я уже ясно стала осознавать, что хочу быть именно свободным художником, в отличие от некоторых соучеников, которые так и не решились на это, несмотря на то что, в нашей группе графического дизайна учились очень таланливые ребята, кто-то стал известным театральным художником, другой – мастером кукол.
— Запомнилась ли Вам ваша первая выставка?
— Моя первая выставка состоялась в Музее имени Достоевского. Многие ранние работы активно покупались и этих картин у меня не сохранилось. Конечно, эта выставка являлась боевым крещением для меня и, безусловно, важным событием. Прошла она хорошо, но тогда время было другое, и выставки воспринимались совсем по-другому.
— И много было у Вас выставок?
— Персональных – немного, а групповых – очень много. В 90-ые гг. я выставлялась очень активно. В Америке в русском посольстве состоялась прекрасная выставка, представляла меня галерея «Спас». В эти ранние годы я поехала также учиться в Данию, где я обучалась искусству литографии. Именно с литографскими работами я и вступила в Союз художников. Сейчас, я, конечно, выросла из этого периода, и работала бы иначе, чем тогда. Но в те годы я много экспериментировала и искала. Меня пригласили в город, где родился Ганс Христиан Андерсен, Оденсе, где находится его прекрасный музей, при котором и находилась наша мастерская по литографии, где я пробыла около месяца. Там все приходилось делать самим, и, если здесь все делает печатник, то там мы все осуществляли сами, и драили камень, и заливали его кислотой. Мы производили весь процесс.
— Я считаю, что по завершению выставки, художник должен возвышаться на новую ступень, и только тогда, можно считать эту выставку удавшейся. Какие выставки оказались для вашего творчества значительными?
— Персональных выставок у меня было четыре, и все они оказались очень важными. После выставки в Музее Достоевского были еще две выставки в галерее «Спас» и одна — в галерее «Арт-коллегия». В те годы я старалась изобразить то, что видела собственными глазами, эти рынки, теток этих, я изображала сцены, которые видела. Это период жанровых сцен.
— Сегодня, одна из тем волнующих Вас, является медицина… боль, тревоги, ответственность за здоровье других, так называемая клятва Гиппократа.
— В своем творчестве я занимаюсь исследованием аналогов боли физической и боли душевной, рассуждаю о глобальном смысле понятия врачевание. Мы интуитивно хотим избавиться от любого вида возникающего дискомфорта, а тем более от ощущения боли. В этом случае, врач – это человек, к кому мы обращаемся за помощью. В течение жизни каждого из нас, врачи встречают с самого рождения и до конца жизни. Именно на них лежит вся ответственность нашего самочувствия. Можно сказать, что эта профессия священна. Медицина отвечает за два самых важных органа: мозг и сердце, так как все что происходит мы чувствуем сердцем и мозгом. По этой причине, я часто изображаю их как символическое значение. Что касается отношений между пациентом и врачом, я считаю сакральными. Врачу даже дозволено созерцать обнаженное тело и прикасаться к нему. Хороший врач обладает магическим влиянием на пациента, и почти неограниченными правами по отношению к его телу.
Другая серия работ, имеющих важное значение в моем творчестве — это «Моя Терпсихора», которые были представлены на выставке, организованной галереей «Спас». После этой выставки у меня начался период молчания.
— Вас также волнует гендерная тема. Как это выражается?
— В Музее-квартире Пушкина у меня состоялась женская выставка, в ней принимало участие 4 по характеру и стилистике очень разных художников. Меня очень беспокоит тема родов женщины и на эту тему у меня есть картины.
— Сегодня многие женщины активно рисуют. Что такое женское искусство, чем оно отличается?
— Ну, прежде всего темы. Мои картины, в отличие от других женских картин обладают некой жесткостью, они достаточно агрессивны. Женщины любят говорить о внутренних переживаниях. Если немного проанализировать женское искусство, в нём задействованы определенные темы: дети, цветы, пейзажи, ню, любовные сцены ( Б. Моризо, З.Серебрякова, Д. О’Кифф); элементы примитивизма и стилизации (Н. Нестерова, Н. Гончарова) ; декоративная стилизация и формальные поиски (В. Бубнова, О. Розанова, С. Делоне, Л. Попова); психоанализ и внутреннее состояние, элементы сюрреализма (Ф. Калло)
Женское — не означает слабое. Гендерно близкие им темы женщины способны раскрывать индивидуально ярко и по-мужски уверенно и сильно.
Тема физиологического аспекта деторождения, внутренние переживания, самоанализ, медицинские — анатомические сюжеты глубоко задевают моё творческое сознание. На них и базируются основные сюжеты моих работ. В стилистике присутствуют элементы наивного искусства, упрощенного формализма. Ситуации порой абсурдно — психологичны с некоторыми элементами фантастического сюрреализма. Свой стиль я определяю как «современный модернизм.» Подводя итог всему вышесказанному, смею надеяться, что когда-нибудь допишу свою скромную диссертацию в истории ЖЕНСКОГО искусства.
— Что Вы расскажете о технике вашего творчества, в чем она выражается?
— Одну из моих концептуальных -живописных задач я бы назвала «укрощением стронция». Многие коллеги -живописцы знают, насколько коварна эта ядовито — флюоресцентная краска. Заключается оно в том, что со временем стронций предательски проступает сквозь лессировки, поэтому картина должна отстояться мастерской хотя-бы пол -года, чтобы в случае чего можно было убрать нарочитую желтизну. Однако в правильных смесях именно она даёт мистический холодный лунный оттенок и гораздо светлее более тяжелого кадмия. Кроме того, люблю создавать фактуру тонкими штрихами и мелкими точечными мазками, поверхность получается как -бы вытканной, что, конечно, очень замедляет процесс работы (большая картина 4 -5 месяцев), но с другой стороны -придаёт живописной манере индивидуальные черты. Такую технику в contemporary art давно никто не применяет, обычно что -то подобное можно увидеть у литературно -декоративных авторов.
— У Вас имеется хобби?
— Мое хобби – это Фейсбук и моя литературная деятельность там, я веду арт-хронику.
— Как насчёт преподавательской деятельности, вам она не мешает?
— Я долгое время искала работу, мне надоели бесконечные ожидания, купят мои картины или не купят, я устала от этой кабалы, искала стабильности, чтобы не зависеть от условностей и иметь возможность свободно рисовать то, что хочу, а не ждать заказа. Как-то ко мне в гости пришла завуч художественной гимназии и увидела серию картин моих балерин. Я сказала, что ищу работу, и через какое-то время она сообщила, что открывается новая студия. Было это 6 лет назад. Своих учеников я готовлю к поступлению в художественную школу, поскольку владею академическим рисунком, но ко мне приходят и ребята, которые обучаются для общего развития. В этом случае надо иметь индивидуальный подход к каждому. Я чувствую очень полезные плоды процесса преподавания, когда вижу благодарные глаза воспитанников и их родителей.
— Как Ваше детство повлияло на творчество?
— Я могу сказать, что запомнилось мне. Семья у меня чудесная, я была единственным ребёнком в доме, но внутренне мне всегда было беспокойно, и я была переживающим ребёнком. Это было странно, потому что и с матерью, и с отцом у меня были прекрасные отношения, отец мой вообще был прекрасным педагогом, он даже получил статус «учителя года». Он умел разговаривать, умел убеждать, и был очень трогательным. У меня, как и у него, очень развито чувство эмпатии. Я очень бережно отношусь к чужим переживаниям.
— Какие у Вас мечты?
— Мои мечты – это воплощать свои проекты. Я даже мало думаю о продажах картин, поскольку преподаю, и мне этого вполне хватает, это мой хлеб. А в творчестве у меня много идей, и я хочу быть свободной. Я хочу активно участвовать в художественной жизни. У меня больше нет необходимости продавать свои картины, мне достаточно получать зрительское внимание и интерес к моему творчеству.
— Что Вы думаете по поводу Армении?
— Мы с мужем, Вадимом Григорьевым-Башун, очень переживали за все, что происходило в Карабахе. Я мечтаю побывать в Армении, где ни разу еще не была, она привлекает меня своим экзотическим колоритом.
