• Пт. Мар 29th, 2024

Анаит Хармандарян. Сибирская сага

Мар 1, 2015

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

Harmandaryan_Anait

Весть о революции застала их в тот момент¸ когда Егорушка¸ сын всесильного на­чальника тюрьмы для ссыльно-каторжных Петра Стрешнева¸ сумел наконец выиграть у своего друга  Артёма Тархуняна¸ сосланного на каторгу на десять лет¸ партию в диковинную восточную игру под мудрёным названием “нарды”.

Надо сказать¸ что Его­рушка просто души не чаял в Артёме: он так здорово пел грустные протяжные народные песни на незнакомом языке¸  особенно после пары стаканов особого сибирского питья¸ согреваюшего и душу¸ и тело. А уж как обожал их мудрёную игру¸ которой очень долго учился у  Артёма.  Для игры нужны были деревянные складные створки на скобах-держалках с приклеенными  внутри на каждой  створке  планками  с овальными вырезами для круглых фишек¸ которые назывались костяшками. Егорушка сам  выто­чил   их  из сибирского крепкого кедра. Артём только указывал¸ что и как. И кубики¸ “зары”¸ точь в точь такие¸ как для игры в кости¸ тоже смастерил сам и нарисо­вал  ваксой  аккуратные чёрные точки на гранях. Оставалось постичь премудрости игры¸ в которой¸ как оказалось¸ не только в везении дело было. При плохой¸ несмека­листой игре¸ как бы ни везло¸  всегда можно было напортачить  и проиграть.

Играли они обычно в конторке¸ где нарды и хранились. Было друзьям по двадцать лет¸ и более разных людей¸ да и биографий¸ и представить нельзя было. Отец Петра Стрешнева¸ дед Егорушки¸ был рабочим на золотых приисках. Когда пошли по стране волнения и стали  народовольцев партию за партией в Сибирь ссылать¸ те из местных¸ кто половчее оказался¸  устрои­лись  в надзиратели в новой колонии¸ и Егорушкин дед в том числе. Колония была маленькой¸ всего шестьдесят заключённых. Пётр Стрешнев начинал надзирателем и постепенно дослужился до начальника. Жизнь в колонии текла медленно –  в морозы особенно не разбежишься. Понемногу лес ва­лили¸ но больше летом и осенью¸ урок¸ как называли  спущенный план¸ выпол­няли. Что  же  ещё? Зимой  больше у самодельных печурок отсиживались¸ благо было чем печурки  отапливать¸ было чего в огонь подбрасывать.

А Артём¸ уже три года калымивший по сосновому делу¸ попал сюда за бурную деятельность¸ которую развернул с начала войны  среди рабочих¸ а потом и  среди солдат. Попался он с большой кипой прокламаций  и ленинскими воззваниями о несправедливой империалистической войне¸ на которой только правящие классы¸ то бишь буржуи¸ наживаются. А пролетариату¸ мол¸ она совсем ни к чему¸ и нужно эту войну превратить в социалистическую революцию… Да какое уважающее себя правительство потерпит такие разговоры? И дали парнишке десять лет каторги¸ чтобы неповадно было. Егорушка  не  раз говаривал¸ что он всю эту политику в гробу видал¸ а на каторгу людей можно ссы­лать разве  что за грабёж и убийства. А то  –  какие-то бумажки… Да разве ж это дело? Не раз он намекал Артёму¸ что можно удрать¸ и очень даже благопо­лучно¸ но потом  спохватывался –  куда уж через всю Сибирь беглому идти. Кумекать по-русски¸ правда¸ он кумекал¸ и очень даже здорово¸ но ведь  пропал бы – ни охотиться не умел¸ ни дичи стрелять¸ ни рыбы ловить. Рассуждать только умел о каком-то Кауцком¸ который кругом неправ был¸ и потому  большевикам палки в колёса зазря вставлял. Да шут с ним¸ с Кауцким¸ а Артёмка  в тайге сгинул бы. Пусть уж лучше сидит у печки¸  костяшками стучит.

Все они друг о друге знали¸ все подробности их немудреных биографий¸ и про Егоркину зазнобу Варьку¸ которая много о себе воображала. Даже знали¸ что фамилии их означают. Стрешнев –  от слова “стреха”¸ скорее всего¸ произошло¸ пояснял Егорушка¸ край крыши так в деревнях называется¸ там птицы любят гнёзда свивать¸ под стрехой. Артёмкина  же фамилия – от названия травы¸ которая растет на юге¸ в Армении¸ и очень вкусна¸ особенно со свёрнутым в трубочку  тонким хлебом-лавашем и сыром. А еще с этой травой варят севанскую рыбу…

– Вот¸ дай бог¸ жив останусь¸ приедешь к нам¸ узнаешь¸ какая замечательная  это рыба¸ и что за чудная трава  наш тархун!

–  Всё понял!  Всё! Тархун – это вроде нашей петрушки.  А ты¸ значит¸ Петрушкин?  Вот   дела¸ а?

Вести поздно докатывались до мёрзлой северной окраины громадной страны¸ и только в  начале  мая  узнали в тюрьме¸ что царя свергли¸ но как будто не насовсем. Потом узнали¸ что царь подписал отречение и будет теперь в России какая-то совсем особенная власть¸ как в других странах¸ тоже буржуйских¸ конеч­но¸ но передовых буржуйских. А пока что заместо царя будет Временное прави­тельство. Вскоре получили депешу –  предписание¸ чтобы всех револю­ционеров¸ то есть борцов за счастливую народную жизнь¸  с почестями отпустили и отправили восвояси… То-то радости было! Вся тюрьма перепилась и передралась. Один Егорушка взгрустнул¸ что друг уедет¸ но тоже напился и проспал двое суток   кряду.

Расставание было очень волнующим. Егорушка не знал¸ что ему делать – то ли радоваться за друга¸ то ли грустить. На словах он радовался¸ но потом опять напивался и плакал.

–  Когда-то ещё свидимся¸ когда-то я выберусь к вам¸ к чёрту на кулички…

–   Это у кого кулички¸ это где кулички¸ у нас или у вас? – парировал Артём.

На прощанье  целый вечер резались  в нарды¸ и Егорушка остался в полной уверенности¸  что более сложной и загадочной игры  на свете не бывает. Ведь только-только начнёшь¸ собрав все камни в   “доме”¸ таскать их наружу¸ как  тебе выпадет что-нибудь очень неудачное¸ обязательно на пустое место в доме¸ и совсем зазря  победу упустишь.

Итак¸ все “политические” уехали¸ остались лишь несколько ворюг¸ пытавшихся при­мазаться то к эсерам¸ то к социал-демократам¸ разницу между которыми  они толком и не знали. Опять потекли однообразные холодные северные дни¸ и сильно запаз­­дывающим  смутным вестям  – то о большевистской революции¸ то  о гражданской войне¸ то о новом хозяине  Сиби­ри Колчаке¸ то о нэпе¸ поначалу  не очень-то и верили. Когда стало ясно¸ что большевики  победили  окончательно¸ Егорушка подумал¸ что уж теперь-то Артёмка выбьется в большие начальники. И вправду¸ через несколько лет пришло письмо с  двумя большими штемпелями¸ в  мелованном  продолговатом конверте с красивым гербом¸ посланное¸ правда¸ три месяца назад. Артёмка сообщал¸ что его назначили начальником  большого учреждения¸ под началом у него  двести человек¸ что дела у него идут хорошо¸ и недавно у него родился сын¸ которого он назвал русским именем Егор… Егорушка сильно обрадовался  по такому поводу¸ и конечно¸ сильно выпил. Потом пошёл в отцовскую контору¸ достал запрятанные  нарды¸ расставил камни  и стал кидать кости¸ приговаривая: “Один и один¸ пять и шесть¸ один и шесть…  Смотри¸ куда Петрушкин залетел…”

Потом опять завертелась обычная карусель – как государство ни называй¸ какой строй ни устанавливай¸  всегда в нём будут и убийцы¸ и грабители¸ и контрабандисты. Никто же еще не придумал¸ как такое хорошее государство устроить¸ чтобы в нём всем людям хорошо жилось¸  каждому на хлеб с маслом хватало¸ у каждого была  бы  крыша над головой. Чтобы всё было по совести¸ по справедливости¸ по закону  –  и  не нужно   было бы  ни тюрем¸ ни колоний.

Но  почему-то  снова пошли нескончаемой чередой  “политические “-  эсеры и белые¸ кадеты и нэпманы¸ кулаки и враги народа. Этих вот врагов народа было так много¸ что иногда становилось непонятно¸ сколько же самого-то народу осталось¸ если кругом одни враги?

Тюрьма  разрослась в большую колонию и была теперь главным опорно-ссыльным  пунктом   округи¸ потому что севернее  уже ничего не было¸ севернее был только Северный Ледовитый океан. И новым начальником колонии¸ которая теперь называлась лагерем¸ был назначен сорокалетний Егор Петрович Стрешнев¸ человек с большим опытом в ссыльно-каторжных делах ещё с дореволюционных времен. Только нынче¸ при советской власти¸ даже в самый лютый мороз  уже никто не “прохлаждался” возле теплых печурок¸ кроме самых  отпетых головорезов¸ и “уроки”¸ как Егор Петрович по старой памяти называл спускаемый сверху план заготовки древесины¸ были вдесятеро больше…

Народу в лагере  сидело более двух тысяч. И говаривали¸ что таких лагерей не только в Сибири¸ но и по всей стране  видимо-невидимо¸ и шёпотом называли такие цифры¸ в которые нельзя было поверить ни на трезвую¸ ни на  пьяную голову.  А еще новую моду завели – присылали надзирателей с собаками¸ и надзирателей этих было столько же¸ сколько и ссыльных. Вот и считайте¸ сколько народу  было нормальной жизни лишено¸ сколько судеб искалечено.

Однажды¸ просматривая списки недавно поступившей большой партии заключенных¸ Егор Петрович наткнулся на странную¸ но знакомую фамилию –Тархунян. “Петрушкин? – мелькнуло  в голове. – Да не может быть!  Он же большой начальник¸ и такой…  такой подкованный¸ такой весь из себя большевик!”

Он метнулся вон из приземистой конторки¸ недавно перестроенной и  расширенной¸  вбежал во второй барак¸ стукнувшись о дверь¸ и с порога заорал:

–  Тархунян! Кто Тархунян?

Фамилия эхом побежала по рядам¸ по нарам¸ дошла до  своего хозяина¸ и вскоре обросший многодневной щетиной высокий¸ немного сутулый обрюзг­ший мужчина¸ в котором Егор Петрович  с трудом узнал товарища  юности¸ шагнул ему навстречу.

–  Артёмка! –  забыв обо всем на свете¸ начальник лагеря  прижал к груди            заключенного в драной  грязной телогрейке.

Ропот  прошел  по бараку – такого  даже в многотрудной и многострадальной  лагерной жизни никто не видывал  и   не мог себе  представить.

–  Привелось-таки свидеться¸ боже мой¸ боже мой! – шептал Егор Петрович. –  Тебя-то за  что¸  Петрушкин?                                                         –

–  Долго рассказывать¸  Егорушка¸ слишком долго.

Рассказывал Артём уже за стаканом давно забытого им  особого сибирского питья¸ налитого зарёванной Варькой¸ за которым последовал еще один¸ и еще   много других.

– Я тебя оформлю в бухгалтерии¸ там как раз грамотей  вроде тебя нужен¸ – радостно-заплетающимся языком говорил Егор¸   –  ну   её совсем  на фиг¸ эту политику.

– Егорка¸ там¸ в нашем бараке¸ двое армян есть¸ один очень болен¸ нельзя ли  ему  как-нибудь помочь? – спросил Артём¸  совсем  уже ошалелый от всего¸ что свалилось на него за последние полгода.

– Сделаем¸ Артёмка¸ родной¸ сделаем¸ сейчас его в больнишку определим…   А  мы  с тобой засядем  за нарды… Где они тут у меня?  Я тогда их запрятал с горя подальше… А помнишь¸ как я их   из дерева  вырезал¸ планочки эти¸ и  кружочки¸ чтобы камни ставить¸ и кости¸ “зары” по-вашему¸  а ты  учил¸ что и как…  Эх¸ Артёмка¸ родной¸ смех и грех¸  я  и рад¸ и не рад. Да  не тужи¸ всё уладится. Всё-всё уладится¸  вот увидишь… Живём же мы тут всю жизнь¸  не померли еще… А  я наконец научусь в твои нарды  играть!

Анаит  Хармандарян

27 ноября 2001г.

Ереван

Top