ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
— Не лезь¸ не лезь¸ тебе говорят!
— Кто лезет? Кто лезет? Я лезу? Я под танки лез¸ когда тебя на свете еще не было!
— Послушайте¸ прекратите¸ стыдно!
— Как вам не совестно¸ взрослый человек!
— Ара¸ Бго¸ дай три кило!
— Не толкайтесь!
— Не лезьте¸ все равно я вас не пропущу!
— Бго¸ вон того¸ что в углу лежит.
— Вы не имеете права!
— Шесть рублей… Вай¸ держи!
— Нет¸ я имею право!
— Бго джан¸ мне пять с хвостиком.
— Нет¸ не имеете права! Покажите вашу книжку!
— Держи свои с хвостиком. Не забудь на шашлык из того хвостика пригласить.
— Вы не имеете права! Да кто вы такой?
— Ага¸ ага¸ нет у вас книжки! Бго¸ не давай ему мяса!
Толстопузый краснощекий Баграт¸ в народе — Бго¸ бог и царь мясного отдела… Еще бы – в восьмидесятых-то годах! С многоопытной усталой улыбкой слушал он бесконечные ссоры¸ распри¸ крики¸ а бывало¸ визг и восклицания по ту сторону прилавка. Могло показаться¸ что он ничего не понимает и потому ему все равно¸ кому отпускать мясо — ветеранам войны¸ имевшим право брать мясо¸ да и не только мясо¸ без очереди¸ наглым бабам или знакомым спекулянтам.
На самом деле он прекрасно знал¸ что у половины так называемых ветеранов книжки куплены за большие деньги – некоторые даже родились во время войны. Настоящие-то фронтовики всегда стоят молча¸ глядя перегоревшими глазами на весь этот сыр-бор¸ из нагрудных карманов торчат краешки корочек¸ память о годах¸ о которых он знает лишь понаслышке да по экрану телевизора. Знал он¸ что и наглых баб различать надо. Он делил их на три категории: наглых¸ потому что без горла и локтей останешься без мяса — все отдадут спекулянтам и ветеранам¸ наглых¸ потому что растили детей без мужа¸ а детей кормить надо¸ и наглых¸ потому что наглых. Вот эту третью категорию он больше других уважал — чувствовал в них родную¸ крепкую¸ необходимую в жизни хватку. Знал он также¸ что часть мяса разойдется через спекулянтов по три и четыре рубля¸ и по вечерам его будут предлагать тем¸ кто сейчас на работе¸ кто работает за городом¸ кто не может в перерыв бегать по магазинам или оставить дома грудных детей или больных…
Все знал Бго¸ знал и преспокойно обвешивал и тех¸ и других¸ и третьих: вон тот дорвавшийся до прилавка моложавый “ветеран” даже не смотрит никогда на весы¸ даже завернуть мясо не дает как следует¸ из рук рвет¸ а тот высокий плотный старик молча протягивает деньги¸ исподлобья глядит на весы¸ а если что и замечает¸ все равно не говорит ни слова¸ а бабы — так те вообще ни черта не смыслят¸ только головой туда-сюда крутят¸ пока он ловко гири переставляет¸ а дошлые редко попадаются. Знакомых тоже грех граммов на сто-сто пятьдесят не обвесить¸ но мясо для них¸ конечно¸ надо выбрать попри-личнее¸ без сухожилий¸ а уж костей подбросить – только по их же просьбе.
Возвращаясь по вечерам с работы¸ Бго проходил через двор¸ где сидели на лавочках¸ играли в нарды и шахматы¸ возились с детьми¸ гоняли мяч¸ развешивали белье¸ мыли ковры¸ чинили мотоциклы и машины его утренние покупатели¸ их родители и дети — почти все население квартала¸ которое снабжал мясом лично он – король мясного пассажа Бго…
Сиран вышла на балкон и оглядела двор. Мальчики были очень заняты: сосредоточенно разглядывали свежую вмятину на левом крыле соседского “Жигуленка”.
— Гево¸ Петик¸ кончайте свои дела и поднимайтесь…
Призыв был чисто символическим – никаких дел у них во дворе не было¸ а если бы даже и были¸ все равно они стали бы дожидаться отца.
Наконец они появились — Карапет с сыновьями¸ как называли их во дворе. Карапет женился очень поздно¸ старшему сыну было семнадцать лет¸ младшему – четырнадцать.
Сиран уже накрыла на стол: свежая зелень¸ салат из редиски¸ сыр¸ на первое – суп с макаронами¸ на второе — жареный картофель с луком¸ на десерт – домашний компот из яблок.
Мясо ели только по праздникам¸ и покупал его Карапет на рынке¸ втридорога. В магазин он никогда не заходил¸ все покупки делала Сиран. Во дворе часто шушукались¸ что у Карапета нет книжки участника войны¸ потому и мяса он никогда не покупает. Пытались выяснить у сыновей¸ почему отец не воевал¸ но те отмалчивались. Их немногие друзья¸ возможно¸ что-то и знали¸ но тоже отмалчивались.
— Сказать нечего¸ вот и молчат. Другие сражались¸ а он в тылу отсиживался¸ — решили досужие кумушки¸ покачав головами.
Так и укрепилось мнение¸что книжки у него нет¸ потому что не воевал. Нехорошо¸ но что поделаешь…
* * *
Натэл умирала.
Как вам рассказать¸ кто такая Натэл? Начать придется издалека¸ с двадцатых годов нынешнего века. Жили они в обычном ереванском дворике — на окраине таких много было. Посередине двора когда-то был маленький бассейн¸ но трубы давно заржавели и засорились¸ какое-то время площадка пустовала¸ потом там кто-то смастерил грубые самодельные качели. Они скрипели¸ шатались¸ наклонялись и дрожали¸ но детвора и таким была рада.
Двухэтажное деревянное здание было похоже на коротенькую букву “п”¸ на втором этаже по всему внутреннему периметру тянулись балконы¸ первый этаж считался полуподвальным. Там никто и не жил¸ там были чуланы и погребы. Жизнь шла на балконах – на виду у всех… Отец рассказывал Карапету¸ что когда-то здесь жили другие люди¸ и жили совсем по-другому. Потом все разъехались¸ из старых жильцов остались только он да Мисак¸ его друг. Отец и дядя Мисак женились одновременно¸ и сыновья их – Карапет и Мишик¸ родились в 1920 году¸ с разницей в три месяца. Еще через два года у дяди Мисака родился второй сын¸ Самвел¸ а у Карапета появилась сестра¸ Гаяне. Вот и росли четверо детей¸ росли и дружили¸ не как соседи¸ а как родные.
Не знаю¸ стоит ли об этом так подробно рассказывать¸ но иначе вы не поймете¸ почему в нашем квартале в начале 80-х случилось такое необыкновенное происшествие.
Свадьбы были в 1919 году¸ очень голодном. Натэл¸ жене дяди Мисака¸ было тогда 15 лет. Родных у нее не было¸ все погибли на дорогах беженства¸ в Ереван она попала из американского приюта. У двух семей многое было общим – и подвал¸ где хранились скудные припасы¸ но которые всегда можно было позаимствовать¸ не спрашивая у соседа¸ и дрова¸ заготовленные и сложенные поленницей на балконе¸ и длинный ряд кушеток¸ тянувшийся вдоль перил с резными деревянными балясинами¸ похожими на ножки балерины…
Грянул 41-й год… На войну ушли пятеро мужчин и одна девушка: отец Карапета¸ дядя Мисак¸ трое их сыновей и Гаяне¸ окончившая медтехникум. Молодых отправили на Украину¸ в один полк.
Первой погибла Гаяне – их санитарный поезд разбомбили в предгорьях Кавказа.
Из шестерых с войны вернулся только израненный Карапет. Дома он никого не застал. Мать умерла¸ соседка¸ тетя Натэл¸ получившая три похоронки¸ выглядела изможденной старухой¸ а было ей всего сорок…
На войне все как в жизни¸ только гораздо страшнее¸ “придурочных мест”¸ где можно отсидеться¸ очень мало¸ и цена у жизни совсем другая. Кто-то прячется за чужой спиной¸ кто-то в эту спину стреляет¸ а кто-то крутит колесо¸ работающее на победу¸ и скрип колеса смешивается с хрустом его костей…
Он помнил только¸ как его и Мишика накрыло минной волной. Потом он узнал¸ что Мишик погиб сразу¸ а его¸ контуженного¸ вынесла с поля боя медсестра Наташа Хохлова¸ поползла обратно¸ за телом Мишика¸ и погибла. Наташа Хохлова осталась в его памяти чудесной восемнадцатилетней девчонкой¸ которая всегда улыбалась. А вот он с того дня улыбаться разучился.
В госпитале он пролежал почти полгода¸ там и узнал сперва о смерти отца и дяди Мисака¸ потом сестры и товарищей детства. Вокруг него было много людей с похожей судьбой¸ но легче от этого не становилось.
Вот так из двух больших семей остались два человека – он¸ Карапет¸ да вдова дяди Мисака. Работала Натэл в школе учительницей. Образования у нее не было никакого¸ она учила детей кройке и шитью¸ домоводству – тихая¸ спокойная¸ сдержанная. Ученики любили ее – за то¸ что никогда не сердилась¸ и коллеги уважали — за доброту и тихую неназойливую мудрость…
Так и прожила она всю жизнь одинокой¸ каждый день поминая про себя недобрым словом войну¸ отнявшую у нее мужа и двух сыновей. Никогда ни на что не жаловалась¸ просто медленно угасала. Последний год все больше лежала¸ вставала редко. Для Карапета она была как бы второй матерью¸ и¸ зная это¸ Сиран старалась всячески помогать больной: каждый день заходила к ней по нескольку раз¸ приносила завтрак и обед¸ меняла постель¸ стирала постельное белье. А ела Натэл так мало¸что удивительно¸ как еще хватало у нее сил вставать¸ ходить по комнате…
Мы жили в том же квартале. Я¸ тогда еще мальчишка¸ часто ходил с отцом в соседний двор¸ сидел у бывшего бассейна¸ слушая разговоры взрослых¸ и постепенно узнал историю Карапета. Она¸ как мозаика¸ складывалась из разных кусочков: двор в начале века¸ поздние пристройки¸ разъехавшиеся кто куда соседи¸ росшие вместе четверо детей¸ из которывх жив остался только Карапет. Как часто я слышал там разные жалобы на детей – и такие они¸ и сякие¸ и непослушные¸ и управы на нет никакой нет¸ и вообще годятся лишь на то¸ чтобы в старости родителям “глаза закрыть” да похоронить…
А как же тогда такие¸ как Натэл? Кто виноват¸ что проклятая война отняла у нее и мужа¸ и сыновей¸ и человек одиноко доживает свои дни? Хорошо еще¸ повезло с соседями¸ а иначе чтобы она делала… А что делают другие? Таких¸ как она¸ сотни тысяч¸ схоронивших детей на войне. Молодые снова замуж выходят¸ новую семью заводят¸ но Натэл – это совсем другое. Она так и не смогла забыть мужа. А дети? Младшему было девятнадцать¸ старшему – двадцать один. Их фотографии и похоронки – единственное дорогое в жизни¸ она хранила в старой деревянной шкатулке матери Мисака. А вдруг настал бы день¸ когда эти похоронки оказались бы ложными? Есть ли на земле большее зло¸ чем война¸ не знаю…
Как-то Сиран сказала¸ что Натэл совсем плоха¸ может¸ скоро богу душу отдаст. Зашел бы¸ поговорил¸ может¸ у человека последнее желание есть. Карапет зашел утром перед работой. Она и вправду еле дышала. Доктора вызвали. Тот сказал¸ что умирает человек от старости… Но ей только 77!
— Нет¸ — грустно сказал доктор¸ — весь жизненный ресурс вышел¸ силы кончились¸ два или три дня ей осталось. – И добавил какое-то мудреное слово¸ мол¸ так в медицине такое состояние называется.
Вечером Карапет еще раз зашел¸ посидел возле постели Натэл¸ и вдруг Натэл прошептала:
— Помнишь¸ когда Мисак шашлык готовил¸ какой необыкновенный запах летал по всему двору. Он всегда в годовщину нашей свадьбы шашлык готовил… Я этот запах помню… Если бы его еще раз почувствовать…
У Карапета словно что-то твердое и грубое сдавило горло. Он резко встал:
— Обязательно¸ тетя Натэл¸ обязательно сделаю…
Рано утром он пошел на рынок¸ но¸ как назло¸ по закону какой-то еще никем до конца не изученной подлости¸ мяса в этот день не было. И Карапет понял¸ что придется брать его в магизане.
В магазине стоял обычный гвалт¸ кипела ругань. Карапет занял очередь¸ и почему-то стал мишенью насмешливых взглядов и возгласов. В какой книге неписаных человеческих законов сказано¸ что человеку можно быть таким злым¸ таким подлым? Вот стоит человек в очереди¸ никому не мешает. Нет¸ надо непременно человека задеть¸ обидеть. Почему???
— Ну¸ если человек не воевал¸ должен¸ конечно¸ в очереди стоять¸ — сказал пижонистый тип в красной куртке.
— Не воевал¸ и книжки нет¸ — подхватил толстый здоровяк в кожаном пальто.
— Дай мне пять кило фарша¸ — помахал книжкой под носом у Бго наглый обрюзгший детина¸ которому в сорок пятом году не могло быть более десяти лет.
Карапет понял¸ что мяса ему скорее всего не достанется. С тяжелым сердцем вышел он из магазина¸ а когда через десять минут вернулся¸ то все просто остолбенели. Вошел человек в военном кителе с таким количеством орденов и медалей¸ какого никогда в жизни не видели омещанившиеся жители нашего квартала¸ давно забывшие¸ что такое честь и совесть. Все с таким изумлением уставились на него¸ что Карапет разъярился.
— Книжку вам? – закричал Карапет. – Книжку? Вот вам книжка! – он сорвал с груди медаль и запустил в голову пижонистому типу.
— Вот вам книжка! — и Варшавой – по мерзавцу!
— Вот вам книжка! — и Будапештом — по здоровяку!
— Вот вам книжка! — и Берлином — по наглому детине!
— Вот вам книжка! — и Кенигсбергом – по молодому “ветерану”!
— Вот вам книжка! — и Веной — по подлому спекулянту!
* * *
Не помнил Карапет¸ как выбежал из магазина¸ не узнал¸ что потрясенный Бго сам принес к ним мясо и категорически отказался брать деньги¸ как соседи¸ пораженные небывалым происшествием¸ сами сделали шашлык под балконом Натэл. Он лежал ничком на тахте и вспоминал¸ как погиб отец¸ а потом Наташа Хохлова¸ как разбомбили санитарный поезд¸ в котором ехала на фронт Гаяне¸ как он впервые после войны прочитал у тети Натэл похоронки на Мишика¸ Самвела и дядю Мисака… Он пролежал ничком весь день¸ ни с кем не разговаривая. Сыновья все поняли верно – они собрали и бережно уложили в коробку все награды отца¸ положили коробку на стол и на цыпочках вышли из комнаты. Слишком многое они в этот день передумали — о людях¸ никогда не нюхавших пороха и никого не потерявших на войне¸ но сумевших так точно уловить подлый запах бытия эпохи застоя¸ обзавестись военными книжками¸ чтобы доставать по ним мясо¸ а бывало¸ и другие продукты.
Наверное¸ это был единственный в мире шашлык¸ к которому никто не притронулся.
Куда его унесли и кому отдали — так никто и не узнал. Да это и неважно.
Я никогда не забуду тот день¸ когда Карапет срывал с себя награды и швырял в негодяев. Мне было тогда лет десять¸ я ничего не понимал¸ но запомнил все хорошо.
А Карапет? Карапет больше никогда не заходил в магазин и не надевал китель с наградами.
1982 год