ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Светлой памяти
ЧАРУШИНА Евгения Ивановича,
писателя, натуралиста, любимца детей…
Майские праздники на подходе…
Деду Никифору в конторе заповедника паёк выдали…
Сгущёнку, кисель в брикетах, батончики соевые, карамель в бумажках и «дунькина радость» без обёрток… Две коробки «Птичьего молока»… Пряники, печенье… И всякие разности, которые внучатам в радость будут…
Собирал Никифор рюкзаки, и радовался. То-то, внучатам радость будет! И конфетками похрустят, и пряничками почавкают, и… коли Манефа придёт, то и пирожки знатные будут…
* * *
Добираться от райцентра до кордона – великое дело… Вроде, восемнадцать километров, а семь потов сойдёт!
Пять – по щебёнке… Пять – по грунтовке… И… восемь… Последние восемь – настоящее испытание…
Тут Никифору Геньша-балобол, на «шестьдесят шестом газоне» подвернулся…
— Чё ты маяться будешь, егерь? – ляпнул Геньша, — Я тебя мигом до места допру!!!
Ой, не верил Никифор обещаниям геньщиным. Знал, что сбрешет, конопатый. А согласился. Вёрсты пешком отмеривать – велико дело…
Сели… Поехали…
Всю дорогу Геньша, не умолкая, рассказывал сказки да присказки, в которых участия не принимал, но… будто главным в каждой истории был..
Балабол… Что с него взять?
Хихикнул Никифор, садясь в машину: « Ох! Наслушаюсь небылиц!» .. И прав был…знаючи балабольство геньшино, шоферское….
Так и вышло… «Икнул» «газон» на лесных ухабинах, да «помер»…
— Етишкин малахай! – выругался Геньша, — Всё! Забалагурился мой брат – мотор!
— Да, ладно тебе, словами-то, разбрасываться, — успокаивал его Никифор, — Ты ремонтируй… А я… Тихонько… Пешочком… Мне не привыкать… Главное – подачку сбереги! Я быстренько: туды-сюды.. Внучата ждут…
Взавлил Никифор четыре канистры с бензином, двадцатилитровые, на плечи, и зашагал по знакомой тропке. Идёт, и думает: «Вот… Туда – два часа… Заведу внукам электростанцию… Пусть «белый свет» им будет… Два часа – обратно… И два часа – гостинцы принесть, пока Геньша с машиной ковыряется…»
Потопывая-поскрипывая, сминая тропку таёжную, добрёл до избы… А там, уж, Манефа с пирожками да куличами колдует…
Негоже, в те времена, было Христа поминать, но те, кто крест нательный носил, не брезговали советские праздники с господними совмещать…
— Христос воскресе, сестрица!
— Воистину воскресе, брат во Христе!
Перемолвился здравицами Никифор с Манефой, завёл электростанцию, и пошагал обратно… За гостинцами…
* * *
Вернулся Никифор на место, где «газон» встал… А там… Вонь непотребная!!! Такая вонища стоит, что мухи в полуметре, на лету. дохнут…
Мука рассыпана по траве, конфеты разбросаны… Банки со сгущёнкой, прокусанные мощными челюстями, то там, то тут… И вонь… Вонь непотребная…
— Где ты, хозяйнушка? – громко выкрикнул Никифор, снимая карабин с плеча, — Выходи! Погутарим!!!
Недолго таилась росомаха… Вывалилась из малинника, встала бочком, изогнула спину, чтобы больше и ужаснее казаться, и заурчала…
Бочком, бочком движется… Чует запах пороха, но наглость звериная своё берёт… Рычит, сволота!
Никифор – настороже, палец – на курке… А она… Она, растрепавшая мешок муки, раскидавшая и обгадившая «гостинцы»… Скалится… Скалится, гадина… Рычит… Урчит… Будто выговаривает: «Моё это! Моё!»
* * *
Не стал опытный егерь связываться со звериной таёжной…
Не щёлкнул курком карабинным, несущим смерть…
«Остались вы, Васька да Ванька, без конфет…»- буркнул дел, — «Не обижайтесь, уж… Росомахе… Тоже… Пасха….»