ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Светлой памяти
ЧАРУШИНА Евгения Ивановича,
писателя, натуралиста, любимца детей…
…Новогодье…
Чурочки берёзовые в печурке похрустывают… Разговаривают с теплом, в избу вкрадывающимся…
Дед Никифор, сидит-посиживает, на мягоньком стульчике, да валеночки подшивает. Рядом – внучата… Васька да Ванька.
Ванятка махонький совсем, а разговаривать пытается, как большой…
— Слухай меня, Ванятка, да повторяй! – бурчит дед, пряча усмешку в бороде.
-С… С-лю-хаю…
— Мишка косолапый
По лесу идет.
Шишки собирает,
Песенку поёт…
— Эх! …Миф-ка!!! Ко-ло-ся…-ПЫЙ…!!!
Покатился Васятка, старшой внук, по полу. Закатился смехом заливистым.
А Ванька… Ванька надулся, как пузырь мыльный. Насупился. Сжал кулачки, вытер ими под носом, размашисто, и выдал:
— Сами… вы!!! Ду-ла-ки! Ко-ло-ся-пы-е!!!
Тут, и дед Никифор не удержался. Захохотал, закашлялся. Покраснел, как рак варёный. А Васька соскочил и, давай, колотить-выколачивать кашель из дедовой спины.
Ванька поплевался, свернул две «фиги» и, на полати полез, бурча что-то, детски-обидное.
-Да, ладно, Вань! Не обижайся! – сказал Никифор, бережно поддерживая внука.
— Ну, вам! Тьфу! Сами… Ду-ла-ки…!!! Ко… Ко…Ко-ло-ся-пы-е…!!!
Вот, тут-то, стёкла заиндевелые задрожали от хохота. Ванька завернулся в дедов тулуп, и стал горько плакать. А дед, со старшим внуком, хохотали так, что фитилёк лампадки, в «красном углу» заколыхался…
* * *
Сентябрь пришёл жарким и капризным…
То баню настоящую устроит к полудню, то рванёт дождичком… А, дождичек-то, холодненький! Падают капли крупные, за шиворот… До дрожи прошибают…
Зато, грибов и ягод – навалом!!! Загребай лопатой!!!
В один из таких дней, собрал Никифор внучат в лес…
Белых грибов набрали кузов, подберёзовиков да подосиновиков – два! А груздей и опят – неисчислимое множество!!! Даже конь любимый, Савраска, возмущённо фыркал, глядючи на телегу, наполняющуюся коробами да кузовами с грибной «братией».
Пистон носился за мальчишками по кустам, зазывая играть с ним. То в еловых лапах укроется, то в зарослях лещины… Приляжет, и помалкивает хитро. А, как устанут мальчишки его искать, отвлекутся, тявкнет звонко: «Дескать, здесь я!!!»
Дед Никифор уселся на пенёк, сказав самому себе: «Передохнуть надоть!»
Глянул на шалунов, ухмыльнулся и окликнул их:
— Эй! Бездельники! Поднимитесь по склону! Там – малинник знатный! Пистон, веди!!!
Верный пёс, будто понимая язык человеческий, метнулся по склону. Остановился, навострил уши, и тявкнул: «За мной!»
* * *
— Не обманул дед! Знатная малина!
— Ага! Ел бы, да ел…
— Ешь, Ванятка! Ешь, вдоволь! Накапливай жир на зиму… Как… Мифка колосяпый…
— Не обзывайся! Ду-лак… Ду-рррак! Ко… Ко-лосяпый!
Васька упал на землю, залившись хохотом. Пистон подскочил к нему, думая, что игра продолжается. Стал вылизывать васяткино лицо. Тот отталкивал собаку, кувыркаясь в прошлогодней хвое, и хохотал.
А Ванька, обиженный таким бессердечием, упал наземь, и горько заплакал…
Вдруг, в малиннике, что-то хрустнуло… Зашевелилось, засопело, и выдало, гортанно: «У-у-у-о-о-о-р-р-ь-ь-ь…»
Пистон встал в охотничью «стойку», замер…
Мальчишки вскочили, и стали осторожно вглядываться в заросли.
Из-за малины поднималось… «Что-то»… Тёмное и страшное…
— И-и-и-й-й-й-яу! — не выдержал Пистон, и бросился в атаку.
— Ё-ё-ё-ё-ё-ё! Р-р-р-ё-ё-ё! – раздалось ему в ответ от «чудища лесного».
Мальчишки, не чувствуя ног, бросились бежать. Орали так, что все лесные птицы стали разлетаться с окрестных деревьев.
А, вверх по склону, удирал перепуганный медвежонок, подгоняемый Пистоном. Он тоже кричал… Мамке-медведице…
Встревоженный Никифор только поднялся с пня, как в объятия к нему угодил Ванятка…
— Ми… Ми… Ми…
Мишка косолапый
По лесу идёт!!!
Шишки соби-ррр-ает,
Пе-сен-ку поёт!!!
Вот!!!!!!!!!!!
И, заревел, белугой…