ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша среда online» — А еще говорят, что Ереван южный город. Летом – да, спору нет, но вот зимой морозы стоят – впору сибирским! Январь 91-го был просто лютым. Природа решила на прочность проверить дух армян….
Спать ложились одетыми. Ирина уже привыкла к такой «ночнушке» — стеганый китайский халат, а под ним вязаный свитер и спортивные брюки. Все чаще она вспоминала слова мужа, сказанные на прощание, в аэропорту, с нескрываемой горечью: «Кому нужна такая независимость!..» Альберт звонил из Москвы чуть ли не каждый день. Вот-вот должен решиться вопрос с его трудоустройством. Потом квартиру подберет, тогда и переедут они все к нему. Но перезимовать вновь придется здесь, в этом пансионате. Лишь бы выдержать, лишь бы выдержать все, повторяла она про себя.
Привычный хлебовоз утром в Норке так и не появился. Зато после обеда у их подъезда притормозил грузовик с красным крестом на белом фоне на борту. Гуманитарку привезли.
— Там сахар, печенье и сухое молоко, — проинформировала соседей Римма Сергеевна. Она всегда обо всем узнавала первой. Не зря в этом пристанище бакинских беженцев ее прозвали Би-Би-Си. Впрочем, кто-то уверял, что это прозвище у нее сохранилось еще с давних времен. Она и в Баку любила посплетничать.
Вместе с вышеназванными продуктами в посылках лежало мыло. Из-за долгого совместного хранения печенье пахло душистой лавандой. На всех пачках красовалась почти издевательская надпись: «Made in Turkey». По-соседски… Все сначала недоумевали: почему Турция, зачем Турция?! Что, одной рукой душит блокадой, другой рукой благотворительностью занимается?.. Странно все это! А может, продукты отравлены?! Ясность внес доктор Амбарцумов: помощь идет по линии ООН, а у турок закупать продукты выгоднее всего. И рядом, и дешево… И турки не против, хоть и поступает от них гуманитарка недружественной стране, которая воюет с их младшим братом – Азербайджаном. Но тут, как говорится, ничего личного – бизнес!
К гуманитарной помощи беженцы привыкли. И всегда ей были рады, как дети новогодней елке. Даже доктор Амбарцумов, который с негодованием поначалу отвергал «эти подачки» (гордый человек!), потом смирился. А увидев в посылке пакетики яичного желтка, удивленно поднял густые бровил: «А я-то думал, что их после войны перестали выпускать». В его разговорах стали все чаще всплывать забытые и непонятные многим слова – «лендлиз», «продуктовые карточки», «керосинка», «студебеккер»… Ирина удивлялась памяти доктора. Откуда он все это помнит, ведь в годы войны он был совсем ребенком? Вот как врезалось в память человеку.
Ирине почему-то сразу понравились шоколадки из сои. С роду их не ела, как и все бакинцы, предпочитая натуральный шоколад. А тут… Дареный сахар слаще, улыбалась она про себя. Но потом по пансионату поползли слухи, что на Западе, откуда поставляли соевые сладости вкупе с турецкими продуктами, ими… скармливают скот. Или просто добавляют эту сою в корм буренкам. Возможно, сплетни, инспирированные все той же Би-Би-Си. Кто-то из самых мнительных откажется, а она и возьмет себе его долю, «сверх нормы». Римма Сергеевна вообще практичная женщина. Быстро завела в Ереване, где отродясь не была и родни, друзей не имела никаких, полезные знакомства. И прознала, как можно лишнюю буханку хлеба получить. Оказывается, за многих уехавших получали карточки их соседи. Хлебный излишек отправлялся прямиком на «свободный рынок» — втридорога можно было продать буханку. Но сама Би-Би-Си, в силу полного отсутствия предпринимательской жилки, даже не пыталась завязать этот хлебный бизнес. Ее практичность носила чисто теоретический характер. Поговорить, все разузнать, передать новость – всегда пожалуйста, а вот хлебом «мертвых душ» торговать… Нет, не для Би-Би-Си этот промысел. Хотя лишний матнакаш ох как был бы кстати! На иждивении Риммы Сергеевны трое детей, мал мала меньше – Робик, Мишик и Сержик.
В комнате было невыносимо холодно. У Ирининой подружки тесть-историк сжег всю библиотеку. Трясущимися руками бросал в буржуйку последние книги — тома Мовсеса Хоренаци, Лео, Всемирной истории и не скрывал слез. Впервые заплакал на глазах у невестки, с которой, к слову сказать, был в натянутых отношениях.
— Есть у них топливо, есть, только людям ничего не дадут, — авторитетно заявляла Римма Сергеевна.
По всему городу ходили слухи, что аодовские власти исправно получают вагоны с мазутом, делают свой преступный гешефт, а народу заявляют, что составы пришли… пустые. Все списывают на грабежи на территории Грузии. Там неразбериха покруче, чем в Армении, все понятно. Только вот в систематический грузинский грабеж мало кто верил. Махновщина какая-то, не братская когда-то республика – а сплошное Гуляй Поле! Нет, лапшу вешают народу на уши. И грузин почем зря очерняют.
Газ-то в Армению исправно поступал: ТЭЦ работала бесперебойно. Но свет, тепло и газ оставались строго дозированными, как в военное время. Куда же они пропадали?! Кто-то ну о-о-очень хорошо наваривался на этой войне и блокаде! Посмотреть бы в глаза таким деятелям, которые нещадно издеваются над своими же! Где же миацум, идея братства всех армян, где наша взаимовыручка и взлет национального самосознания?!.. Либертэ, эгалитэ и фратернитэ?! Всего лишь высокопарные слова?
Ирина отстояла положенное время в вестибюле пансионата, который носил романтическое название «Цицернак» («Ласточка»). Получила полагающийся ей пакет гуманитарки и поднялась к себе на второй этаж. Мама спала. Ирина тихонько села у подоконника ждать Артура. За окном медленно падал снег.
Находиться в промозглой комнате становилось просто невмоготу. Никогда ей не было так зябко. Что на улице, что в помещении – никакой разницы! А керосин все не везут. Да и когда привозили, ощущался стойкий запах солярки, с которым смешивали этот керосин. Так уверял пенсионер Георгий Вартанович, всю жизнь в Азнефти шофером проработавший. Фу, ну и вонище стояло в помещении!
Ирина научилась умело справляться со всеми этими «алладинами» и «фуджиками». Впрочем, за обслуживание данных цивильных буржуек отвечал сын Артур. «Ты наш хранитель тепла, наш единственный мужчина!», — ласково гладила Ирина по голове мальчика.
Мама, Анна Ервандовна, болела бронхитом, лежала на кровати и вставала редко, только по необходимости.
— Ирочка, сегодня свет дадут вечером или нет? – подала она голос из-под одеяла.
— Наверное, мама, как всегда.
Свет давали один час в сутки. Но когда кто-то в соседних с пансионатом норкских домах умирал, то пустой еще гроб выставляли у подъезда. Это означало, что в доме будет лишние два часа свет, «гробовые» два часа. Какой-то остряк прозвал покойников «движками», так как они, словно электрогенераторы, давали дополнительное время для подачи электричества. Такой вот черный юмор по-еревански. Люди приходили проститься с усопшим, разные хлопоты по организации похорон начинались…
— Знаете, Ирина, мы превращаемся в собак Павлова, — говорил ей доктор Амбарцумов, – реагируем на рефлексы. Свет дали – вскакиваем с кроватей и начинаем всякими хозяйскими делами заниматься. Глажка, стирка, варка…Кто-то сидит у рубильника и дрессирует нас: включил свет – Ереван вспрыгнул, жизнь закипела. Выключил свет – город принял исходное сидяче-лежачее положение. Рефлексы, однако!
К доктору вчера приходил коллега из местной больницы. Он тоже из Баку, давно сюда переехал, еще до Карабаха. Когда-то начинал врачебную деятельность у Амбарцумова. Так вот он рассказал, что из-за перебоев в снабжении светом в операционных погибают пациенты. И даже в роддоме вчера скончалась одна новорожденная. Ирину от этих слов всю передернуло. Боже, за что?!!
Генрих – так звали коллегу Амбарцумова – недавно продал свои «жигули» шестой модели. Купил на эти деньги три кубометра дров.
— Дочка музыке обучается. И вот села за пианино… в вязаных перчатках, представляете… Не можем мы без тепла, мерзнем, — как бы оправдывался он с глупой улыбкой на лице. — И спать одетым надоело – никакой гигиены! А машину… Ерунда это… Еще успею купить, когда весь этот кошмар кончится.
Конечно, предприимчивые армянские мужчины не сидели сложа руки. Они не могли — по определению! — удовлетвориться заведенными порядками военного времени. Милости от правителей из АОДа не ждали. Кто-то договаривался с нужными людьми, и ему проводили «левый» свет. За 30 долларов в месяц. При непременном условии – включать только одну лампочку и телевизор. У такого счастливца собирались все соседи посмотреть на сердечные страдания рабыни Изауры или просто Марии. Но только так – одну лампочку включать и один телевизор! Иначе все полетит в тартарары, весь дом без света останется.
Артур отправился за хлебом в центр. Транспорта из Норка никакого, вот и пошел пешком. Как все. Наступила армянская «эпоха пешеходов». Бывало, аж в Абовян, неблизкий от Еревана город, люди порой пешком шли. Непонятно, чем там на своих закрытых предприятиях-«ящиках» занимались, но на работе отмечались. А потом обратно пешком, если повезет – на попутке. Так и день проходил…
Говорят, хлеб привезли к кинотеатру «Москва». 200 грамм на человека. Дневная норма. Там милиция и приставленные к ним фидаины следят за порядком. Чтобы потасовок меньше было. В очередях люди стараются держаться дружелюбно и достойно, все-таки один народ, товарищи по несчастью, имя которой – война. А вот как хлеб привозят – такое начинается!
Да, хлебная очередь проверяла людей на порядочность. Осталось ли в них чувство чести и достоинства.
Подумав об этом, Ирина снова заволновалась: давно сына нет. Хотя пошел он за хлебом не один, вместе с пансионатскими ребятами, Стасиком Погосовым и Сашей Газаряном. Прошлый раз они подавленные вернулись, оскорбленные. В очереди их стали упрекать: почему по-русски говорите? Надо только по-армянски говорить! В независимом государстве, видишь ли, живете.
Но бабки-тетки только попеняли, уму-разуму поучили подростков-беженцев: тема патриотического воспитания в озабоченной ожиданием хлеба очереди развития не получила. Но вот какой-то носатый и небритый тип в синей спортивной шапочке с надписью «Adidas» неожиданно на мальчишек попер:
— Этих бакинцев гнать надо из города! Какие они армяне — шуртвац-хай!
И даже пнул слегка Стасика Погосова. Стасик мальчик тихий, домашний. А вот Саше Газаряну палец в рот не клади. Он по-армянски хорошо все понимал, но ответил на русском:
— Это я шуртвац?! Моя семья все потеряла из-за таких крикунов, как ты! «Миацум, миацум!»… Нас чуть не зарезали там, пока ты митинговал здесь. Квартиру, машину, мебель, все потеряли! И если бы не были патриотами, в Москву бы полетели. А мы здесь живем. И вместе со всеми в очередях за хлебом стоим, мерзнем…
При слове «Москва» стоявший рядом с Сашей Артур потупил голову. Он каждый день ждал звонка отца. Ждал, когда он их заберет.
Очередь стояла, понурив головы. Какой-то старик в очках, с небритыми щеками, сказал:
— Правильно, сынок, говоришь. Мы все армяне, нет ереванских, карабахских, бакинских, тифлисских… Мы один народ. А на таких, — последовал выразительный взгляд в сторону типа в спортивной шапочке, — внимания не обращай. Они только рать умеют.
Бабки одобрительно закивали головами: правильно, балик-джан, не обращай на дураков внимания. Какой же ты шуртвац, «перевернутый», ты настоящий армянин! А язык выучишь. Это же язык твоих предков…
Ребята вернулись в пансионат поздно вечером. Но с хлебом. Не зря ходили. И вообще им повезло: всех троих подвез сосед по пансионату Карен Месропов, который на своей «Волге» возвращался с работы домй, в пансионат.
— Ара э, садитесь скорей, а то совсем замерзните, — крикнул он из машины, увидев Артура, Сашу и Стасика, топающих по заснеженному тротуару улицы Терьяна.
30-летний Карен никогда на жизнь не жаловался. В Баку потерял квартиру, гараж, дачу. Но руки имел золотые и был уверен, что в Ереване не пропадет. Родителей и молодую жену Эрну содержал в достатке. Римма Сергеевна уверяла, что денег у Месроповых полным полно, копят на Америку. Вот-вот им из Лос-Анджелеса приглашение придет от родни, которая там давно обосновалась.
Карена называли по-смешному – «луйси мард», то есть человек света. Как святого Григория Просветителя. На месяц вперед у него был расписан график заказов. Кто хотел провести себе «левый свет», обращались к «баквиц Карен». Электрик протягивал по деревьям и столбам электрокабель от квартиры в соседнем доме к заказчику. «Левый свет» он проводил и от предприятий, от метро и даже от… светофоров! Занимался Карен Месропов, по сути дела, уголовно наказуемыми делами, за которые ему прилично платили. А что его электромухлевки приводили к авариям, несчастным случаям и даже пожарам, Карена мало волновало. «Луйси мард» представлял серьезную опасность. Он «левый свет» проводил, а во время проверок мастера из «Электросети» упорно срезали самовольные провода. Карен вновь приезжал на «место обрыва», все восстанавливал — и так до следующего обхода.
Соседям по пансионату Карен помогал безвозмездно.
— Как там наш светильник? – с улыбкой спросил он у Артура.
— Спасибо, светит, — так же попытался улыбгуться мальчик.
Электрик придумал керосиновую лучину. Взял стеклянную баночку из-под оливок, залил туда немного солярки, сквозь отверстие в крышке просунул крохотный фитиль. Торчащий конец фитиля прикрыл стеклянной трубкой, для чего использовал перегоревшие электролампы. Горела такая «лучина» долго, позволяя спокойно передвигаться по комнате без риска упасть. Солярку Карен приносил регулярно. Анна Ервандовна и Ирина отблагодарили умельца – испекли для его семьи слоеный «Наполеон».
Артур вошел в комнату, когда диктор программы «Время» передавал прогноз погоды. Бабушка уже спала, а мама сидела у телевизора с усталым лицом. Увидев сына в дверях, встала и улыбнулась:
— Пришел… Садись ужинать. Я котлеты пожарила с картошкой…
Артур подошел, обнял мать.
— А папа не звонил?
— Нет. Дежурная тетя Кнарик позвола бы. Она знает, что мы ждем важного звонка из Москвы.
Артур снял пальто, разулся. Он в нерешительности подошел к умывальнику, чтобы помыть руки. Повернулся к матери:
— Мама, а если мы уедем, нас будут считать предателями?
Ирина пыталась найти нужные слова. Она знала, что рано или поздно мальчик спросит ее об этом.
— Понимаешь ли… Мы не будем предателями. Мы навсегда останемся с нашим народом. Но у нас здесь нет своего жилья. И жить без света, с этой лучиной от Карена… Вечно ждать эти подачки… Бабушка почти не встает, ей все хуже. Нужно показать врачам. Ты не ходишь в школу… Это ненормально. Я не могу найти работу по профессии… А я, между прочим, неплохой архитектор. И без папы мы долго не сможем прожить. Он начал в Москве работать, подыскивает для нас жилье. Семья – это когда все живут вместе. Разве я не права?
— Права, мама… Но мы же будем возвращаться сюда?
— Ну конечно же. Здесь наши корни, наш народ…
…Альберт Мнацаканов по весне забрал семью в Москву, где он снял скромную, но уютную квартиру в Сокольниках. Сын закончил там школу, но к отцу в автосервис, где дела пошли в гору, наотрез отказался идти. Юноша в последнее время вообще стал каким-то задучивым и скрытным. Ирина не могла понять, что происходит с ним, но на откровенный разговор так и не удалось его вызвать. А потом случилось то, что повергло всю семью в шок.
Артур тайно от родных улетел в Ереван, а оттуда отправился в Нагорный Карабах, где записался добровольцем. С неделю обучали новобранца владению оружием – вместе с такими же, как и он, безусыми азатамартиками с горящими глазами. Но он толком так и не успел повоевать за Арцах. Боевое крещение Артура Мнацаканова произошло 8 мая 1994 года при освобождении Шуши. Автоматная очередь подкосила юношу, когда отряд пробирался к стенам старой крепости. Артур упал на каменистую землю и последнее, что он увидел, было весеннее небо, синее-пресинее. Оно словно опускалось над ним все ниже и ниже. Вот, совсем рядом, можно рукой подать. Или это душа юноши в тот момент возносилась к самым небесам? Кто знает?
2000 г