ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Мне довелось встречаться с нашими соплеменниками – знаменитыми и мало кому известными – в самых разных местах. И порой эти встречи были неожиданными…
-… Душа итальянца раскрывается в песне, — философски изрек мой новый знакомый Дельма.
Ему под семьдесят. Не по годам подтянут и даже строен. Чем-то напоминает седовласых героев вестернов. Дельма дружит с хозяином нашего отеля и почти каждый вечер приходит к нам скоротать время. Владелец автомастерской и новенького BMW, он давно состоит в компартии. Может, поэтому к людям из бывшего Союза по старинке питает симпатию. Впрочем, о политике Дельма говорить не любит. Он – меломан.
— Хочешь послушать настоящие итальянские песни, вживую?
Мы садимся в машину и едем в рыбацкий ресторанчик с вывеской Bar del pescatori, где собираются любители пения. Для фешенебельного курорта Милано-Мариттима он слишком простоват. Окруженная клумбами терраса с двумя десятками длинных деревянных столов. Сам же бар совсем крохотный. На стене – картины диковинных рыб, водящихся в Адриатике. Какие-то дипломы под стеклом. Меню состоит исключительно из рыбных блюд. Кстати, недешевых.
Дельму здесь знают. Его встречают громкими возгласами, приглашая за стол. Компания в основном пожилая. Вообще создается впечатление, что попал на собрание пенсионеров.
На террасе только пьют. Исключительно вино – белое или красное. У Дельмы побаливает печень, и ему принесли минералки. Остальные поднимают бокалы, пьем за дружбу народов. Но вскоре наша беседа прерывается звучанием гитары. Вся терраса умолкает.
Гитарист совсем плохонький. Небритый сутулый мужичок в туфлях на босу ногу. Играет неважнецки – так, пару аккордов знает. Но публика в рыбацком баре снисходительная. Да и некому сегодня аккомпанировать. А петь-то всем хочется.
«Амо-о-ре-миа», — вдруг затянул седовласый мужчина в очках, похожий на университетского профессора.
Публика начинает подпевать солисту. А тот, стоя за спиной гитариста, напрягает пальцы и возносит руки от сердца – к небу. Он взывает к своей возлюбленной, натурально войдя в образ. А голос – просто фантастика! Вот тебе и собрание пенсионеров в рыбацком ресторанчике! Да это Ла Скала развлекается на курорте!
— Паскуале поет, — поясняет Дельма, зачарованно глядя на «профессора».
— Браво! – взрывается терраса, когда пение прекращается. – Брависсимо!
Дельма добросовестно выполняет роль моего добровольного гида. Оказывается, Паскуале – один из четырех неаполитанцев. «Бессмертных», как в шутку и с уважением называют их здесь. Обосновались на Адриатике они не так давно, но уже стали знаменитыми на всем побережье. Их профессии далеки от музыки. У Паскуале, к примеру, пиццерия. Еще двое – в муниципалитете служат, они болеют, давненько не заглядывали в бар.
А вот четвертый неаполитанец вскоре осчастливил публику своим появлением.
— О, смотрите, смотрите, Джузеппе пришел! Эй, Джузи, чао!
Я сожалел об одном: нельзя было заснять все происходящее на видео. Да это же готовое кино! Таких типажей, не говоря уже о пении, надо поискать. Один Джузеппе чего стоил…
Это был мужчина средней упитанности, с веселой челкой на лбу. Ну вылитый Карлсон, только без пропеллера! Мужчина в полном расцвете сил. На неаполитанце была надвинутая на затылок шапочка с надписью Bambino, модные, но слегка помятые и чуть коротковатые брюки, жилетка цвета хаки. Руки в карманах брюк. Во рту дымилась сигарета.
Джузеппе прошествовал между столами с приподнятой рукой – «Всем привет!» и уселся рядом с гитаристом. У кумира здешней публики был угрюмый вид. Как потом выяснилось, «Наполи» проиграл «Ювентусу», и у «бессмертного» были все основания пребывать в хандре.
За товарища приходилось отдуваться одному Паскуале. Впрочем, ближе к полуночи весь «Бар рыбаков» одаривал близлежащие кварталы божественными мелодиями – классическими и народными.
-Санта Лючия, Сан-та-а-а-а Лю-чия! – затягивал Паскуале, и ему вторили все собравшиеся.
А дальше меня ждал сюрприз.
— Сейчас я тебя удивлю, — загадочно улыбнулся Дельма. – Этот парень армянин по происхождению.
Он кивнул на потягивавшего вино у стойки бара Джузеппе. Неаполитанец согласился присесть за наш столик. Затянулся сигаретой и начал свой рассказ:
— Мои предки из Себастии. Запомнил это название, потому что мой друг детства – Себастьян. Знаю, это где-то в Турции. Дед и бабушка бежали во время резни. Я так думаю, что они затаили обиду на свою родину, вот никогда и не рассказывали про Армению. Только бабушка пела мне колыбельную на армянском. Я даже слова выучил. В Неаполе наша необычная фамилия Жамкоян никого не удивляла. Я всю жизнь себя ощущал итальянцем. В Армении никогда не был. К стыду своему даже на острове Святого Лазаря, у армян, а это совсем рядом, в Венеции, даже там ни разу не был. Да что говорить, плохой я армянин!
Джузеппе Жамкоян, один из четырех «бессмертных» неаполитанцев, окинул грустным взором бар. Достал очередную сигарету.
— Знаете, я все же мечтаю побывать в Армении, — его глаза загорелись. – Соберу всех на площади у фонтанов и буду долго-долго петь. Там же любят итальянские арии? А еще куплю дудук и научусь на нем играть. Грустная мелодия, я в кино слушал, но настоящая, за душу берет.
Он встал из-за стола, не простившись. Направился к центру зала. И запел…
Я не сразу узнал знакомую мелодию. Это была старая армянская «Колыбельная» на стихи Патканяна.
Джузеппе безбожно коверкал армянские слова, но пел с чувством. Все слушали его с нескрываемым любопытством. Такая резкая смена репертуара ничуть не удивила публику. И все ему аплодировали. Аплодировали долго и стоя выходцу из Неаполя, чьи предки из Себастии когда-то добрались до Аппенин.
Милано-Марритима,
1995