ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия!
Как неисповедимы судьбы Его и неисследимы пути Его!
Послание к Римлянам 11:33
1
— Ну, что, служивый, как дела? – донёсся до Арама весёлый голос.
Он обернулся и увидел сидящего на скамейке в тени тутового дерева Остапа, отца своего хорошего приятеля Василия. Стояла сильная жара. На миг подумав, Арам подошёл и присел рядом со стариком, сняв форменную фуражку. Боковым зрением он почувствовал его неприязненный взгляд.
— Спасибо, дядя Остап, у меня всё нормально. Вот, только жарко очень, — улыбаясь проговорил Арам, вытирая носовым платком потный лоб. — Как вы сами, как ваше здоровье? – почтительно спросил он в свою очередь.
— А что я, старый уже, доживаю отведённый мне Богом последний отрезок своей жизни, — вздохнув, произнёс старик.
Немного посидев рядом с ним, поговорив о том, о сём, Арам извинился, объяснив, что времени у него в обрез – служба и, что ему надо идти.
Отойдя на несколько метров, Арам резко обернулся и увидел колючий, неприветливый взгляд старика, глядевшего ему в след. Взгляды их пересеклись…
Арам вспомнил, как он впервые познакомился с отцом своего приятеля, и как тот неприязненно посмотрел на его форму сотрудника МВД, на погоны и резко отвернулся от него. Тем не менее, иногда пересекаясь с ним в городе, Арам уважительно здоровался со стариком, всегда помня, что перед ним отец его приятеля…
Остапу было под восемьдесят. Это был невысокого роста, плотного телосложения голубоглазый мужчина славянской внешности. Работал он кассиром на автобазе, вёл скромный образ жизни. Друзей на работе не имел, и как говорится, не злоупотреблял спиртным, заработанное приносил домой и всё до копейки отдавал жене Арусь. Так и жил он со своей супругой, и было у них два сына, которые повзрослев, создали свои семьи в других республиках нашей бывшей необъятной страны. Супружеская пара не бедствовала, пенсии им хватало, да и дети регулярно подкидывали родителям на пропитание.
Никто толком не мог объяснить, откуда и когда объявился Остап в нашем краю. Разное говорили о нём, что, якобы во время Отечественной войны 1941-1945 гг. он попал в плен немцам, был то ли власовцем, то ли служил полицаем. Другие считали это неправдой. Это были разговоры обывателей, но, тем не менее, никто не видел его 9 мая во время Парада Победы, когда все ветераны войны выходили, надев на себя пиджаки с орденами и медалями, и шли на Мемориальный комплекс, чтобы возложить цветы на могиле Неизвестного солдата…
Как-то, проходя мимо дома, где жил Остап, Арам увидел его, сидящего на излюбленной скамейке под тутовым деревом, и почувствовал неладное. Была поздняя осень, старик был легко одет, сидел сгорбившись, облокотившись на трость и смотрел вдаль невидящим взглядом.
— Как вы, дядя Остап, как ваше здоровье?.. – встревоженно спросил Арам, подсаживаясь к старику.
Остап медленно повернул голову в сторону Арама и глухо ответил:
— Нет моей Арусь, умерла десять дней назад, похоронил я её. Один я остался… Дети не смогли приехать на похороны…
Арам извинился, что не знал о смерти его супруги и принёс Остапу слова соболезнования.
Минут пять сидели молча минут.
— Идём домой, помянем мою Арусь. Я знаю, что сын мой Василий к тебе хорошо относился… — глухо произнёс Остап, медленно вставая со скамейки, опираясь на трость.
Минут через двадцать у Арама намечалось совещание, но он позвонил своему заместителю и дал команду, что мероприятие переносит на следующий день…
В квартире Остапа Арам рассматривал фотографии в рамках, развешанные на стене. Вот, Остап и его супруга Арусь в молодости, вот детские фотографии их детей Василия и Николая. На полке серванта стояла большая фотография в чёрной рамке тёти Арусь…
— Присаживайся за стол, Арам, — послышался голос Остапа.
Пока Арам рассматривал фотографии, Остап достал из холодильника и разложил на столе завёрнутый в бумагу шматок домашнего сала, солёные огурчики, серый хлеб. Появилась и початая бутылка Столичной водки.
— Сало сам солил, как принято у нас на Украине, — улыбаясь произнёс Остап. – Присаживайся за стол. Да, сними ты свой китель, расслабься, — добродушно произнёс старик, разливая водку в рюмки…
Прошёл час. Початая бутылка была выпита. Остап достал из серванта новую и не смотря на протесты Арама, открыл её и разлил по рюмкам.
Арам вдруг почувствовал, что старику хочется поговорить и решил ему в этом помочь:
— Дядя Остап, вы воевали во время Великой Отечественной?
Остап внимательно посмотрел в глаза Араму и после длительной паузы, встал, опираясь на трость и пошёл в соседнюю комнату. Через пару минут он вышел оттуда, в руках его был пиджак, увешанный медалями и орденами. Арам профессионально отметил, что все ордена и медали были боевыми, юбилейных не было.
— Ничего себе! – восхищённо выдохнул Арам. – А почему вы не выходите с другими ветеранами 9 мая на Парад Победы, дядя Остап?
2
Закурив сигарету, Остап, отведя взгляд от Арама, промолвил:
— Не всё так просто, сынок. Никому я душу не открывал, даже сыновьям, жил тихо, замкнуто, но скоро мне умирать и вот, решил тебе рассказать. И парадокс в том, что ты сотрудник милиции, но ты друг моего Василия и он о тебе всегда очень тепло отзывался…
Потушив сигарету, Остап прикрыл веки и начал говорить:
— Родился я в далёком 23-ем году в Волынской области Западной Украины. В селе мы жили зажиточно, у деда и отца была своя мельница, много разной живности. В семье я был старшим, кроме меня были ещё три брата и две сестры. Всё шло хорошо, пока не пришли Советы. Деда и отца вместе с некоторыми другими зажиточными сельчанами раскулачили и выслали в Сибирь. Жить стало труднее, семья голодала, фактически в таком состоянии были очень многие семьи в селе. В сорок первом началась война, многие молодые парни ушли в леса, чтобы не воевать на стороне Советов и ждали прихода немцев. И я хотел уйти с ними, но не успел. Меня и двух сельчан красноармейцы выловили и сразу же отправили на призывной пункт. Там нас переодели в военную форму, выдали винтовки, показали, как им пользоваться и сразу же отправили на фронт. Попал я в мотострелковую часть. Тяжело было, мы отступали. В одном из боёв мне удалось гранатой подорвать немецкий танк. До сих пор вспоминаю этот эпизод из своей жизни и не могу понять, как мне это удалось сделать. За этот бой я получил боевую медаль «За отвагу».
С нами, выходцами из Западной Украины, постоянно работали особисты и политруки, мы были под их постоянным контролем, так как им казалось, что мы можем в любой удобный момент перейти на сторону немцев. Но после того, как я подбил танк, меня начали ставить в пример… Тем не менее, мы отступали, многие части попадали в окружение и потом с тяжёлыми боями, неся большие потери, выходили из данной ситуации. Осенью сорок первого и наша часть также попала в окружение. На пятый день ожесточённых боёв я получил контузию и пришёл в себя уже в плену у немцев. Нас, оставшихся живых советских солдат и офицеров, немцы построили в две шеренги и предложили сотрудничать с ними, а точнее, служить им. Согласились пятеро, среди них был… и я. Нас вывели из строя, остальных, человек пятьдесят, на наших глазах расстреляли… Мне было 18 лет, я хотел жить…
Тут Остап закурил новую сигарету, разлил в рюмки водку и продолжил:
— Эту часть моей жизни мне тяжело вспоминать… Нас переодели в немецкую форму, выдали автоматы «Шмайсеры» и определили в воинское подразделение, где были украинцы, русские, белорусы, почти все славяне. Нас было 70 человек и командовал нами бывший капитан Красной Армии, который назвался нам Петровым, хотя мы знали, что фамилия у него вымышленная. Фронт продвинулся вперёд, немцы наступали, но в тылу у них в лесах воевали партизаны, которые наносили им немалый урон. И задачей нашего подразделения была борьба с партизанами, а также выявление лиц, которые им помогали. Активную помощь в этом нам оказывали старосты и полицаи из местного населения, которые ненавидели Советскую власть. Но среди местного населения были и те, кто сочувствовал Советам. Мы вылавливали тех, кто помогал партизанам и передавали в руки гестапо. Как правило, обратно они попадали к нам измученные и мы их… — тут Остап вновь закурил сигарету, глубоко затянувшись, выдохнул дым и изменившимся голосом сказал: — Мы их расстреливали или вешали для устрашения местного населения. В основном мы воевали в моей родной Волынской области…
Тут Остап замолчал надолго, закрыв глаза. Арам молча смотрел на пиджак в руках старика, где стройными рядами виднелись медали «За отвагу», «За боевые заслуги», солдатский «Орден Слава», ордена Красного знамени, Красной звезды и другие награды.
Молча выпив рюмку водки и занюхав куском хлеба, Остап, смотря в глаза Арама, продолжил свой рассказ:
— Осенью 1942 года мы окружили отряд партизан и почти всех перебили, нескольких взяли в плен. За этот бой немцы меня наградили солдатским орденом «За храбрость». Но через год пошёл перелом, и немцы начали отступать. Наш отряд сильно поредел: кто-то погиб, а кто-то, видя стремительное наступление Красной армии, просто сбежал. Я не знал, что мне делать и решил спрятаться, отсидеться в отчем доме. Но, по приходу Красной армии, соседи меня сразу же выдали. Так я попал в руки СМЕРШа. После длительных допросов с пристрастием, очных ставок с жителями, как нашего села, так и близлежащих населённых пунктов, меня направили в дисциплинарную батальон, чтобы я кровью искупил свою вину…
В батальоне к нам относились очень жёстко, как к врагам народа, бросали на самые тяжёлые участки фронта, откуда практически трудно было выйти живым. Мы знали, что впереди нас ждёт смерть или, в лучшем случае, ранение. Отступать было нельзя, так как мы знали, что позади нас был заградительный отряд из подразделений НКВД, у которого была команда расстреливать отступающих.
Тут Остап неприязненно посмотрел на китель, висевший на вешалке. Арам сделал вид, что не заметил этого взгляда. Старик наполнил рюмки и не чокаясь, залпом опрокинул в себя её содержимое. Не закусывая, он продолжил:
— Воевал я хорошо, поверь, все ордена и медали я заслужил. Везунчиком был, из каких только передряг не выходил, и ни контузии, ни ранения. В начале 45-го за отличную службу меня перевели из дисциплинарного батальона в регулярную часть. День Победы я встретил в Германии. Но после была война с японцами. Во время одного из боёв я получил тяжёлое ранение и попал в госпиталь в вашем городе, который во время войны находился на месте нынешней областной больницы. Там я познакомился с Арусь, моей будущей женой, она работала медсестрой. Мы поженились. В один прекрасный день, (это было в декабре 1945 года), меня вызвали в местный отдел НКВД. Принял лично начальник. На столе его лежало моё личное дело с моей фотографией в форме солдата вермахта с железным крестом на груди, где были описаны все мои подвиги, как во время службы в Красной армии, так и у немцев. После короткого неприятного разговора, начальник в форме полковника произнёс: «Петренко, как я вижу, тебе было всё равно, где и у кого служить. И у нас, и немцев получал ордена, медали и… кресты. Вообщем, ты у нас на учёте состоишь, как классовый враг, хотя и кровью искупил свою вину. Если захочешь уехать куда-нибудь, ставишь нас в известность… Свободен».
А куда мне ехать, Арам? Некуда. На родину нельзя, много бед я натворил там, люди до сих пор помнят меня… Вот и живу здесь, дети родились, выросли, разъехались, супругу похоронил. Не знаю, жив ли кто из моих братьев и сестёр. Если и живы, они меня, наверное, давно похоронили, да это и к лучшему, пусть забудут обо мне…
Теперь понимаешь, почему я, при моих боевых наградах, не могу выйти на Парад Победы с другими участниками войны…
Когда Арам уходил от Остапа, тот сказал:
— Сынок, один я остался. Будет время и желание навести старика, буду рад тебя видеть…
Через две недели после смерти жены, умер и сам Остап. Приехали его сыновья, похоронили рядом с матерью, устроили скромные поминки…
А Арам часто вспоминал Остапа, его исповедь, исповедь человека со сложной, сломанной судьбой. Воистину, пути Господни неисповедимы…
Май 2021 г.