ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

ВРЕМЯ
Ещё один день из жизни
Я вычеркнул для того,
Чтоб рвать понапрасну жилы
Презрения своего.

На что потрачено время? –
На всякие пустяки…
Снимаю, глазам не веря,
Его циферблат с руки.

И наблюдаю, как стрелки
Смыкают за кругом круг,
У времени шаг не мелкий,
Характер чрезмерно крут.

Ни семь, ни восемь, ни девять…
Для Хроноса – не предел:
Как мало успел я сделать,
Как много успеть хотел…

А время спешит куда-то,
Бежит пространству назло:
За датой сменяется дата,
И за числом число.

Раздумья стучатся в темя,
Но в памяти лишь одно:
Не я обгоняю время,
Меня обходит оно.

Энергию в укоризне
Навязывает свою:
Чем больше спешу по жизни,
Тем чаще я отстаю.

Оглядываться бесполезно
На необратимость лет:
Пространства свободного – бездна,
Свободного времени – нет.

ВЕЧНЫЙ ДИАЛОГ

В доме, что напротив,
Двух теней галоп,
У души и плоти
Вечный диалог:

Острым краем льда,
На вопрос – ответ:
– Ты уходишь?
– Да…
– Ты вернёшься?
– Нет…

Годы за плечами,
Но всё тот же спор,
У любви с печалью
Жёсткий разговор:

В окнах, как слюда
Хрупкий силуэт:
– Ты запомнишь?
– Да.
– Ты забудешь?
– Нет.

В доме, что напротив,
В ссоре тьма и свет,
Кроме «за» и «против» –
Вариантов нет.

Роется беда
В протоколах лет:
– Ты подпишешь?
– Да.
– А признаешь?
– Нет.

Тайн своих, не выдав,
В схватке роковой,
Жизнь бросает вызов
Смерти не впервой.

Страшного Суда
На пороге след:
– Ты погибнешь?
– Да.
– А воскреснешь?
– Нет.

РИНГ

За честь сражаться мне
Завещано судьбой,
Как будто на войне
Иду я в ближний бой.

Одна лишь ярость в сердце,
Всё прочее – нарыв,
Отбросив полотенце,
Я выхожу на ринг.

И на душе так скверно,
От болей и обид:
Удар! – и мой соперник –
В нокдауне хрипит.

Но время безотчётно,
Минуя ад и рай,
С пространством сводит счёты –
Прорвав передний край.

И ринг меня удавом
Глотает целиком,
Со свинговым ударом
Он хорошо знаком.

Судьба открыла счёт,
Соперник на полу,
Но снова он встаёт,
Прижав меня в углу.

Перчатками лицо
Не прикрываю я,
Сужается кольцо
В квадрате бытия.

И кровь стучится в темя
И ритмы – вразнобой,
Но мой противник – Время –
Ведёт фронтальный бой…

И, не скрывая, зуда,
О стойкости моля,
С улыбкою беззубой
Зал смотрит на меня.

Тупой размах перчатки
Я вынужден терпеть,
Живым из этой схватки
Не выйти мне теперь.

И я наполовину
Уже не здесь, а там:
Канат обжёг мне спину,
И рёбра – пополам.

Но апперкот в итоге
Не сломит на ходу,
Пускай не держат ноги,
Но я – не упаду.

Начало в поединке
Становится концом,
На ринге и на рынке
Товар всегда лицом.

В готовности эпоха,
Принять четвёртый Рим,
У всех одна Голгофа,
Один боксёрский ринг.

Гляжу в упор бесстрастно,
Слюну пустив вожжой,
На сжатое пространство
Меж телом и душой.

Сомненье бьёт по нервам
Но зверем из норы,
Чтобы ударить первым –
Я выхожу на ринг.

КОРАБЛИ

Слова пристрастны к удивленью и открытию,
И не считают ни награды, ни рубли,
Так корабли, покинув порт, спешат к отплытию,
Чтобы освоить берега другой земли.

Пусть море бьёт в солёный борт и возмущается,
И обжигает кожу множество снастей,
Но неизбежно в гавань жизни возвращается
Надёжный флот моих фрегатов и страстей.

И пусть злорадствуют враги, взирая пристально,
На мель не сядут никогда любви слова,
Они причалят не к пристанищу, а к пристани,
И сходни бросят, и сойдут на острова…

Ни Магеллану, ни Колумбу и ни Берингу,
Не снились эти берега в былые дни,
Ведь только в море корабли стремятся к берегу,
А на земле стремятся в плаванье они.

ПАРТЕРНЫЙ АКРОБАТ

М. Ш.

Он был партерным акробатом
И в цирке, и в самой судьбе,
Держал штативом угловатым
Всю тяжесть мира на себе.

Умел взвалить он в две минуты
На мускулистое плато:
Весь реквизит, все атрибуты
Натянутого шапито.

Глядел на жизнь легко и просто,
Когда над ним, сквозь фейерверк,
Смеясь, жонглировали звёзды,
Эквилибристы брали верх.

С ним обращались в этом цирке,
Как с человеком номер два,
Но крепких ног расставив циркуль,
В шест упиралась голова.

Его гнобило руководство,
Но он предвидел наперёд,
Что если вдруг, хоть раз прогнётся –
Вся пирамида упадёт.

Вот так поэт, словам и телу
Доверив ритма перебой,
Внезапно развивает тему,
И поднимает над собой,

Чтоб, как Создатель и художник,
Треножник, устремив к заре,
Мечту бескрайнюю продолжить
Краями неба на земле.

СОЛНЦЕ

Адское лето выдалось,
Тяжкое, непосильное…,
Будто кто в небо высыпал
Спелые апельсины.

В пекло ныряя жаркое,
Плавало в невесомости,
До отвращения жадное,
Беспощадное солнце.

Солнце вставало запросто,
С гордостью Чайльд Гарольда,
Землю душило засухой,
Будто петлёй гаррота.

Сонмы пейзажа знойного,
Гарь вынуждала ссориться,
Более беспокойного
Город не помнил солнца.

Взора, не пряча скорбного,
Жизнь переплавил в коду,
Огненный шар, с которого
Заживо сняли кожу.

Солнце, делясь с обнажёнными,
Стронцием, кварцем, загаром
То угрожало ожогами,
То тепловым ударом;

Но не мечтало в шествии,
Скрыться, хлебнув несолоно.
Более сумасшедшего
Не было в небе солнца.

И досаждая Цельсию,
Ртутным столбом орудуя,
Метко сражало цель свою
Стрелами Робин Гуда.

КОРНИ

Нет вариантов у кроны, кроме
Смиренья с местом, где ни куста нет,
Сбежать бы рада, но держат корни:
В асфальт вцепились – не отпускают.

А время шепчет: «Не беспокойся…,
Из строя выйти любой мечтает…», –
И в ствол, забив годовые кольца:
Берёт за горло – не отпускает.

И мне бы тоже, туда, где лучше,
Дожди не гложут, не допекают…,
Но с каждым шагом те корни глубже:
Дрожат всей кожей – не отпускают.

Смерть жилы тянет всё непокорней,
А книгу жизни ветра листают,
Сменить бы адрес, но в почву корни
Вошли так прочно – не отпускают.

И, не меняя на милость гнева,
Храня единство, в судьбу врастают
Тугие корни земли и неба:
Сжимают пальцы – не отпускают.

ОСЫ

В летнем кафе зависают осы,
К соусу льнут, а потом к стакану,
Очень заносчивы и несносны –
Осени осы поют Осанну.

Осам, как всем попрошайкам, в радость
Официантки гламурной голень,
Им до зарезу нужна лишь сладость,
А у меня только желчь и горечь.

Кружится ос янтарная россыпь,
Вьётся ошую и одесную,
В памяти вдруг воскресает Осип:
Осы, сосущие ось земную.

Осы резвятся, будто матросы,
Стол осаждают своим наездом,
Ловко забравшись на ванты и тросы,
В летнем кафе под сухим навесом.

ТОРМОЖЕНИЕ

Мы живём в эпоху крушения,
Но причина одна –
Торможение, торможение:
Сходит с рельсов страна.
Не в туннелях – в мозгах заржавленных
Тормозам особая честь,
Много стрелок ещё неисправленных,
Да и стрелочников не счесть.
Люди движутся массой плотною:
Сумкой в спину, локтём в ребро,
Ежедневно змеёй подколодною
Их заглатывает метро.
Но внезапно, как будто вторжение,
Необъявленною войной,
Их сбивает с ног торможение
И отбрасывает волной.
И встают на дыбы непреклонно,
В костоломне, под градом стекла:
Исковерканные вагоны,
Искалеченные тела…
И утратив доблесть победную,
«Парк Победы» глядит скорбя,
Как грозят провести расследование,
Те, кто сам себе – не судья.
Безответственные чиновники,
Кровь и слёзы им – божья роса,
Вот – единственные виновники –
Настоящие тормоза.
Их не тронешь, они окрышены,
Их не сдвинешь с насиженных мест,
На трагедии цены снижены,
Повышаются – за проезд.
К смерти неприменимы санкции,
Откупись от неё теперь,
Миллионные компенсации
Не восполнят людских потерь.

МАЯТНИК

1
Ночь размахами и плотностью
Превзошла рассвет легко,
Раскачав судьбу над пропастью,
Будто маятник Фуко.
Миг разлуки ложью истины
Ночь причислила к часам,
Две души предельно близкие,
Разбросав по полюсам.
Рвался мятник поверженный,
Под затянутой петлёй,
И болтался, как повешенный,
Между небом и землёй
Амплитудами замаливал,
Все грехи свои, дрожа:
Разрезал пространство маятник,
Время резал без ножа.
И по рёбрам стужей каменной
Ударяя с двух сторон,
Бредил, молча, каждой камерой,
Каждой мышцей бредил он.
И на точности помешанный,
Он висел вниз головой,
Сердцу оторопью бешенной
Ритм, навязывая свой.
И пока над бездной маялась,
Ночь, сожжённая дотла –
Бил в грудную клетку маятник,
Как звонарь в колокола.
2
У маятника – хобби:
Над точкой болевой
Туда обратно ходит,
Висит вниз головой.
И так его мотает
Судьбою с двух сторон,
Что манией страдает
Преследованья он.
Тот маятник наверно
Всё знает наперёд:
Куда нас тянет время,
В какой круговорот.
Ведь каждая минута
Лишь капля, лишь вода:
Приходит – ниоткуда,
Уходит – в никуда.
Мотался я по жизни,
Часы не торопил,
Но в точном механизме
Лишь маятником был.
Изведал желчь и скуку,
Во всём себя виня,
Но не лизал я руку,
Казнящую меня.
К стене стыдом публичным,
Прижали метроном,
А время шло обычным,
Привычным чередом.
И думал я тревожно,
По плоскости скользя:
Убить его несложно,
Остановить – нельзя.