ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Ветер выл и скрипел, вернее, выл только ветер, а скрипело всё остальное вокруг. А Матей скрипел зубами. Холод пронизывал всю его костлявую душу и он никак не мог поверить, что скоро окажется в тепле. Об ужине и думать забыл, лишь бы согреться…
Матей сбежал от очередной подруги и кантовался у друзей. Он подозревал, что друг уходит к его бывшей пассии, но ему было всё равно, ревность его никогда не посещала, а для друга ничего не жалко.
Вот и обшарпанный ресторанчик на углу, за ним проход во двор и через минуты две Матей стоял перед ржавой дверью в подвал, служивший и мастерской и жилым помещением.
Игорь, городской художник, лежал на диване и охал. Обжёг руку, как выяснилось из его нечленораздельных всхлипов. Матей соскрёб из ванной сухие обмылки, сделал компресс, Игорь ожил, больше от надежды, и спросил:
– На улице ещё холодно? Мне надо выходить.
– Да лежи ты, она найдёт себе занятие, – хмыкнул Матей.
Игорь стал внимательно разглядывать свою повязку и откинулся на подушку:
– Ты там пошарь, может, чего нашаришь…
Друзья пили горячий сладкий чай, закусывая сосисками с чесноком. Хлеба хватило на полсосиски, вокруг разлилось тепло, никуда не хотелось, но Игорь выставил обожжённую кипятком левую руку и пропел:
– Уходит боль, уходит бооооль!
– Какая боль, какая бооль! – влез в тему Матей и зевнул:
– Завтра на новой работе собрание. Заводи будильник!
И пошёл к своей лежанке. Снял только брюки, и растянулся под двойным одеялом.
И вот в эту самую минуту в дверь постучали. Казалось, в полночь никто не помнил о них, никто не знал, кто гостит у Игоря или где ночует Матей.
Но в дверь требовательно стучали. То есть, хорошо знали.
– Кого нелёгкая несёт?
– Откройте, мы с мирными целями,– загрохотал знакомый кашель.
–Лёха!–округлил глаза Матей.
Лёха ввалился почти ледышкой. Отирая нос, он оглянулся, глаза его выхватили чайник, он подбежал, погрел руки и присвистнул:
– Пацаны, я тут не один! Тут, понимаете, случайно, то есть неожиданно, в общем, Михайлик, поди сюда!
Михайлик вылез из-за Лёхи, пришлось включить свет. Про сон можно было не думать.
Перед ними стоял оттаивающий Лёха в свитере с натянутым на голову воротом и пацанёнок лет шести в Лёшкиной куртке, в Лёшкиной шапке, и почти, как Лёшка, зыркающий на окруживших его мужчин.
– Ты кто? – вопросил Матей.
– Путешественник.
— А чего к нам-то?
— Мне надо в Судан.
– В Судан? А что там?
– Пираты. Хочу пиратом работать.
– Может, в Сомали? – вскинул брови Матей
– А почему пиратом? – озабоченно спросил Игорь.
– Хорошо живут! – почти выкрикнул пацан.
– А… а с кем ты живёшь и живёшь плохо?
– С мамкой. Папка давно свистнул.
Друзья оглядывали друг друга, переводили взгляд на будущего пирата и снова на Лёху.
Тот меланхолично произнёс:
– Нашёл, отдавать не хочется. Подружились! Но не знаю, как спрятать добро.
– Какое добро? Ты не кашлять ещё научись! Даже лекарства пить не умеешь!
Матей сердито протянул Лёхе стакан. Лёха повертел головой, видимо, надеясь на что-то другое, молча снял с мальчишки свою одежду и нырнул обратно в холод.
– Тебя хоть как зовут?
– Только без фамилии! – взмолился мальчуган. –Дяденька, не отдавайте меня обратно! Бьёт меня мамка! За то, что дяденьку Кабанчика ненавижу, а она в дом его хочет!
– Кабанчика в дом, говоришь? Постой, а дом-то большой?
– Неа, я на кухне сплю. Одна комната, мне туда нельзя.
– Мамка злая, что ли?
– Не, не злая, мамка хорошая, – сглотнул слюну еще не пират, но уже голодный, и отхлебнул чай без ничего.
– Ищет тебя, небось?
– Неа, они с дяденькой Кабанчиком пьют ещё, а я на кухне…
Лёха ввалился с большим пакетом, вытащил шоколадку и сунул мальчику.
– Ешь, пока сварганим чего.
При мальчике не хотелось ничего обсуждать, а на кухню гнать его уже стало неудобно.
Он сам вызвался помочь сготовить ужин.
– Я мамка когда велит, картошку могу сварить. Яишницу нет, а сварить яйца даже вкусней.
Матей вытащил Лёху на кухню и зашептал:
– Лёх, ты чего? Серьёзно? Да как ты его возьмёшь? Да как ты с ним будешь?
– Ребят, я через два дня в рейс. Могу спрятать в фуре.
– А потом?
– А потом брат в органах работает, справит чего надо. Страна большая…
– Да с чего ты вдруг? Женился бы, если так приспичило…
– Пацан, правда, хороший. И похож на меня.
Тут Матей бросился в комнату, потом обратно:
– Лёха, твоой?
Молчание друга ответило ему без слов.
– Матей, он пока не должен знать. Потом объясню, почему. Мне до рейса побегать есть кой-куда, надо за ним присмотреть.
– А мать… будет искать же!
– Не будет. У ней запой, с Кабаном этим. Кажется, сотый по счёту…
– Давно спилась?
– Со мной не пила, – горько усмехнулся Лёха.
– Лёх, а как пацан на тебя-то вышел?
– Стою на углу, глянь – моя копия стоит на ветру, без одёжки. Дрожит. Точно так я в детстве стоял и дрожал, когда холода наступали. Подошёл, спрашивает: дяденька, а можно я в кабинку сяду?
Ну, пустил, потом стал расспрашивать, и вдруг он говорит: мамку мою Изабеллой зовут. А Кабанчик – просто Иска.
Лёха навалился на стол и закашлялся.
– Всё сходится, стал спрашивать про бабку, а её машиной сбило, Мария Фёдоровна, пацан больше никого из родни не знает. Всё сходится, – обречённо повторил Лёха.
Матей не мигая смотрел на лампочку, он хотел сказать, что до него дошло, почему Лёха не хочет открыться сыну.
Словно прочитав мысли, Лёха тихо добавил:
– Обожгло, Матейка. Меня, говорит, отец не видел, а то бы не свистнул…