«Наша Среда online» — «Жизнь прожить — не поле перейти,» — эта народная мудрость, тёртая-перетёртая веками, и в отшлифованном виде дошедшая до нас, подобна источнику длинной в жизнь. Источнику с порогами, с крутыми виражами, глубокими омутами, преградами.
Никогда не думала, что печальную судьбу моего народа, услышанную от старших, прочитанную в книгах, придётся через 70 лет пережить и мне. Выпить эту горькую чашу. Но я расскажу не о себе, а о судьбе одной женщины, ставшей сиротой во время геноцида армянского народа в 1915 году.
Мне не было и семи лет, когда я впервые увидела эту странную женщину, с ещё более странным именем. Все её называли «Ворп Майром». Она была невысокого роста, худенькая, одета в старые не по росту вещи, а голова повязана платком с большим узлом на лбу, длинная бахрома которого закрывала половину лица, и глаз её не было видно. Голос у неё был хриплый, прокуренный. Мы с братом удивлялись: женщина, а курит. Мне одной было страшно находиться рядом с ней: не потому, что боялась, просто не понимала её. Она разговаривала на одном из армянских диалектов, очень отличавшийся от того, на котором говорили мы. Вела себя она по-разному: то вызывающе грубо, то нежно и ласково, а то забьётся в угол и часами молчит. Но у неё было одно достоинство, которое перекрывало все её недостатки — она красиво пела. Песня преображала её, она становилась мягче, понятней, будто душу свою раскрывала, выворачивала. Пела она о далёкой Родине, о трагической судьбе беженцев, о сироте безродной… Слушая её, все вытирали слёзы, а бабушка плакала и приговаривала, что словно дома побывала.
Жила Ворп Майром в старенькой, заброшенной хатёнке и очень радовалась своему жилью, где она была хозяйкой.
Однажды вечером мои две незамужние тёти, папины сёстры, и мама попросили бабушку рассказать о судьбе Ворп Майром. Я тоже подсела к ним и спросила, как понимать слово «ворп», ответ поразил меня, оно в переводе означало — сирота. Рассказ старшей мамы (так мы называли бабушку) поразил ещё глубже, он навсегда сохранился в моей памяти.
Рассказ бабушки.
Это произошло весной в 1915 году. Люди спокойно работали в садах, на огородах, виноградниках, когда в селение пришла страшная весть, что снова началось уничтожение армян. Народ всполошился, раздались крики, начались поспешные сборы… Кто-то, собравшись, бежал, не зная куда, а кто-то не мог поверить, что ни за что не убивают. Конечно, труднее всего было тем, у кого были дети. Оставляли всё: хозяйство, пожитки… брали только самое ценное. Меньшая часть людей успела спастись, а большая — была уничтожена без единого выстрела.
Семья бабушки была большая, ей в то время было около десяти лет. Они быстро собрались, взяли самое необходимое, что понадобится в дороге, и золото, которое у них было. Надо было дойти до моря: там были русские корабли — это было их спасение. Ночь настигла их в небольшом лесочке, разводить костры было опасно, поели всухомятку, и все легли на землю отдохнуть. Их группа была небольшая, человек сорок, из которых больше половины -дети. Среди ночи послышались крики и детский плач. Все проснулись и насторожились. Двое мужчин потихоньку пошли узнать причину ночного шума. Вскоре они вернулись и рассказали, что ещё одно село подверглось нападению турок. Сон улетучился, решили двигаться вперёд. Впереди спасительные горы! Если перейти горы — они спасены! О дальнейшем боялись даже думать.
Надвигалась вторая ночь их вынужденного бегства. Решили остановиться в небольшой роще, неожиданно обнаружили ещё одну группу — это оказались люди из ближнего села. Поделились вестями — они оказались ужасными: убивали, грабили, но, не насытившись этим, изнасиловали несколько девочек, затем, облив их керосином, подожгли и стали любоваться «танцем» смерти, выкрикивая грязные ругательства. Все молча сидели, каждый думал о своём. Конечно, бабушкиному отцу было горько слушать об ужасной смерти невинных детей, и он со страхом смотрел на своих девочек, а их у него было шесть… Дальше двигались в две группы. Казалось, они двигаются к горам, а горы удаляются от них. Люди устали, но страшнее усталости был голод. Если взрослые себя сдерживали, то дети плакали и просили хлеба. Тогда несколько мужчин решили пробраться в какую-нибудь деревню, найти или купить съестное. Обычно, они обходили селения стороной.
Их не было около четырёх часов. Родные стали волноваться, но вдруг раздался крик совы, все успокоились. Это был опознавательный знак, что они подходят и у них всё благополучно. Вскоре появились они и сами. В руках у них были узлы, мешки, а один осторожно нёс на руках какой-то шевелящийся свёрток. Мужчина раскрыл платок, и все ахнули — это был новорождённый, окровавленный младенец, крошечная девочка. Рассказ ужаснул всех: турки свирепствовали в маленьком селе, вволю надругавшись над беременной женщиной на глазах у связанного мужа, они саблей разрезали ей живот и бросили бедняжку умирать под забором. Когда они подошли к селу, многие дома догорали, но несколько лачуг каким-то образом сохранились. Они собрали оставшиеся продукты и хотели уйти, как услышали слабый стон. То, что они увидели, могли совершить только нелюди — в луже крови умирала молодая женщина, в развороченном животе кричал ребёнок. Слабеющим голосом несчастная поведала о случившемся и, еле шевеля опухшим языком, попросила воды -это была её последняя просьба. Отрезав пуповину и крепко завязав её маленьким узелком, мужчины сняли с головы умершей платок и завернули в него её дитя, затем они похоронили всех погибших в одной могиле, забрали новорождённую и с тяжёлым сердцем покинули этот могильник.
Женщины забрали ребёнка, обмыли и увидели, что это хорошенькая, здоровая девочка, её назвали Марией. Только Пресвятая Матерь Божья могла сотворить чудо руками этих мужчин, спасших девочку, недаром говорят, что сила Господня велика.
Съедобные травы и живность, которую мужчины добывали в горах, помогли выжить и достигнуть берегов долгожданного моря. Действительно, неподалёку в гавани стояли русские корабли, их подобрали, обогрели, накормили и с удивлением слушали об их чудесном спасении.
По прибытии в Армению, они попали в город Гюмри. Там находился приют для сирот, спасшихся от геноцида. Марию приняли, но почему-то её стали называть Ворп Майром. Бабушка закончила свой печальный рассказ, а я не могла успокоиться, слёзы обильно струились по щекам. Всю ночь мне снились проклятые янычары, а я спасала малышку Ворп Майром.
Я уже не чуралась этой фактически одинокой, несчастной женщины: мне было её жаль, хотелось сделать для неё что-то доброе и приятное. Но и мы в те послевоенные годы жили бедно, и не было ничего такого, что бы я могла подарить ей. И тут подвернулся случай, бабушка напекла лепёшки из кукурузной муки. Я попросила две лепёшки и пошла в гости к Ворп Майром. Её хатка стояла на самой окраине станицы. Она встретила меня, обняла, и моё сердце рванулось к ней, мы стояли, прижавшись друг к другу. Мы вошли в крохотную комнатку, которая блистала идеальной чистотой, сели за столик и пили вкуснейший чай с ещё тёплыми лепёшками. Мне было лестно, что взрослая женщина относится ко мне, как к своей ровеснице. Я попросила её, рассказать о времени, проведённом в приюте, к моей радости, она согласилась.
Рассказ Ворп Майром.
Она помнила себя с четырёх лет. В приюте ей объяснили, что её родные все погибли при геноциде. Она с отвращением сказала, что ненавидит это проклятое, пропитанное слезами и кровью слово, от него исходит запах смерти и гари. Жилось ей неплохо, но так хотелось, чтобы кто-нибудь пришёл, хотя бы один раз, и навестил её. Так она росла, училась… Но однажды к ней пришла посетительница, принесла ей сладости и рассказала историю её рождения, свидетельницей которой была. Она же и предложила ей уехать с ними в Абхазию. Ворп Майром на то время было четырнадцать лет. Получив документы, она уехала с ними. Думала, что устроит свою жизнь, но началась жизнь служанки, няньки, помощницы на огороде… за тарелку супа и угол на кухне. Никому не нужна была сирота, а потом война… Да и ничего интересного в её жизни не было. Может быть, и не надо было её спасать!
Я увидела слёзы в её глазах, то были невыплаканные слёзы боли, горечи, обиды на свою несчастную судьбу. Детское сердечко моё подсказало мне, что ей не хватает ласки, любви. Подойдя к ней, я обняла её, прижалась губами к её щеке, и вдруг заметила, какая же она красивая. Так завязалась дружба между маленькой девочкой и женщиной, жаждущей семейного счастья.
Вскоре Ворп Майром уехала в город, говорили, что она вышла замуж за вдовца с тремя детьми, что у неё всё хорошо, дети мужа полюбили её, как родную, у них большой дом, живут в достатке. Мне было приятно, что жизнь бездомной сироты наладилась.
Мы встретились с ней ещё один раз. В то время я училась в институте. Это было на Пасху. Была традиция: в этот день всей семьёй приходить на кладбище (в станице до сих пор существуют отдельные армянское и русское кладбища) помянуть усопших. Каждая женщина старалась удивить всех своими кулинарными шедеврами. Накрывали столы: вначале садились мужчины, когда они вставали — за стол садились женщины и дети.
До того, как садиться за столы, люди подходили к могилкам родных, возлагали цветы, кто-то плакал, кто-то просто молча стоял, вспоминал; затем раздавали крашеные яйца и сладости, детвора пробовали чьё яичко крепче всех…
В этот день мы с девочками стояли и делились последними «новостями», как к кладбищу подошли незнакомые мужчина и женщина. Все с любопытством обернулись в их сторону. И вдруг в этой городской красиво и элегантно одетой женщине все узнали замухрышку Ворп Майром. Она с улыбкой подошла, поздоровалась, познакомила с мужем. Конечно, всё внимание было направлено на неё: вопросы, расспросы. Я с восхищением смотрела на преобразившуюся женщину — вот, что делает счастье с человеком. Всем на удивление она подошла ко мне, мы обнялись. От неё исходил нежный аромат духов. Она прошептала мне в ушко: «Спасибо! Это твои волшебные лепёшки помогли мне найти счастье». Но это было не всё! В конце, когда народ начал потихонечку расходиться, муж Ворп Майром позвал её: «Майрамик, пойдём и мы.» Все на одно мгновение, словно остолбенели и устремили взгляды на неё, счастливую и гордую. Многие женщины возможно чуть-чуть позавидовали ей, их мужья никогда на людях не проявляли нежных чувств. Это не принято было. Я искренне порадовалась счастью своей взрослой подруги, а ещё больше тому, что Ворп Майром превратилась в Майрамик.