«Наша Среда online» — Я снова иду по улице Стартовой мимо Джамгаровки, так в народе называют Джамгаровский парк в Лосиноостровском районе Москвы. Это одно из армянских мест на карте столицы, созданное в конце XIX века банкирами Джамгаровыми. Я эти вековые сосны и пруд на реке Ичке видела ещё прошлой весной с высоты балкона госпиталя ветеранов войн № 3, современного многопрофильного медицинского учреждения, куда ребята с жёнами, матерями и подругами, пришедшими их навестить, выходят курить и заодно подышать свежим воздухом. Вид отсюда открывается на Москву головокружительный. Возглавляет этот госпиталь доктор медицинских наук, профессор с большим числом регалий и наград Георгий Геннадьевич Мелконян. В прошлом году в преддверии Дня защитника Отечества представители редакции газеты «Ноев Ковчег» поздравили здесь с праздником более 20-ти участников СВО. Каждому участнику — герою войны, после тяжёлых ранений проходящему реабилитацию, «ковчеговцы» вручили весомый пакет продуктов и напитков, доставленных из Армении, а также фирменные футболки и очередной номер газеты. Был среди ветеранов и Арам Газарян. Об этой встрече с главным редактором газеты Григорием Анисоняном мне во Владивосток оперативно доложила мать Арама. Я пишу Григорию Юрьевичу: с вами только что виделся сын моей подруги, какие приятные совпадения!
Григорий Юрьевич был ещё в машине, возвращался от бойцов в редакцию, а его уже на том концу страны «отследили».
-Да, — говорит он мне по телефону, — мы только что с Олегом Горобцом были там. И парень действительно ко мне подходил, сказал, что из Арцаха.
«Да не из Арцаха он, — мысленно поправила его я, — да не стала раскрывать чужих тайн».
Вот сейчас по позднему мартовскому солнцу иду к ветерану СВО, поехавшему биться за Донбасс из Калининградской области, Араму Газаряну.
Несколько лет назад мы где-то на просторах армяно-русского сегмента интернета познакомились с его матерью Стеллой Ашотовной Газарян, дочерью фронтовика, освобождавшего Балтику. Как ни странно, ещё не встретившись в жизни, мы со Стеллой Ашотовной стали подругами, хотя она меня несколько старше. Многое нас объединяло. Мы обе из военных семей, потомки героев Великой Отечественной и Первой мировой. Нас объединила и Куршская коса, узкая и длинная песчаная часть суши саблевидной формы, отделяющая Куршский залив от Балтийского моря. Ведь мой дед, смершевец, в конце войны выбивал из клайпедских лесов участников литовских фашистских формирований, лесных братьев. Там в дюнах и разбился на трофейном мотоцикле, стал инвалидом.
Газаряны же на Куршскую косу ездят из Калининграда. Приехали они в эти места на Балтике, где дрался с фашистами дед Арама и его брата Константина, не сразу, как и каждый советский человек, пройдя свой круг испытаний.
У Стеллы ещё дядя по отцу Абел Семенович воевал, жил в Минводах, был почётным учителем города. Младший брат её отца пошёл на фронт в семнадцать лет и погиб в первые дни войны. Звали его Вагаршак и были все они уроженцами Шуши. Арам с детства очень увлечённо слушал эти рассказы деда Ашота Семёновича Айрапетяна, про войну ему было всегда интересно. Он даже сочинение в школе написал, как дед под юбками у белорусских женщин бежал из плена со своим командиром.
Это было недалеко от Гомеля. Дед тогда в лагере заболел тифом, и чтобы его не сожгли, санитар, который оказался его земляком, по специальности был ветврачом, спрятал его в гробу с умершим от тифа фашистом.
Немцы своих офицеров не хоронили в русской земле, отправляли в Германию. Дед три дня лежал в гробу. Санитар приходил и давал ему то ли хинин, то ли еще уколы делал. Ашот Семёнович очень исхудал, весил всего тридцать шесть килограммов. Потом санитар его выпустил.
Однажды Ашот увидел своего командира и понял: если узнают, то его убьют. Тогда молодой герой разработал план. А был он образованным человеком, помнил, как сидел в плену у турок в Шуши. Тогда они прятались в церкви. За его светлую рыжину и конопушки турки его не убили, думали, что русский.
Так вот. Немцы гоняли копать окопы, а недалеко гуляли женщины местные. Одежда у них была широкой, с многослойными юбками. Одна из них пожалела армянина и подняла юбку. Ашот не сразу понял, что она хочет, а потом понял. Вот так они с командиром и бежали под юбками у женщин. Потом их отвели за лесополосу, где они спрятались в стогу сена. Их не искали. Позже Ашот Семёнович вспоминал, что даже списки убежавших не составляли. Тиф косил всех. Немцы заставили его снять штаны, кричали «юда», хотели удостовериться, что не еврей. Вот так он и оказался в партизанском отряде. Потом этот командир Ашота Айрапетяна после войны нашёл и подарил свои часы. Благодаря ему с Ашота Семёновича наконец-то сняли обвинения в измене, и он продолжил службу.
А ещё в школе Арам внимательно читал роман Льва Толстого «Войну и мир», особенно про военные действия, и гордился, ведь мало кто читает эти главы так усердно.
Сами Газаряны до развала СССР, как и многие выходцы из Арцаха, жили в Баку, но в самый разгул националистических настроений, подогреваемых извне, им пришлось бежать в Россию, сначала к родственникам в Ярославль. Героическая родословная предков, рассказы родителей не могли не сформировать правильное мировоззрение Арама. Он до войны был адвокатом в родном Гусеве, увлекался театром. Но началась СВО, и жизнь резко изменилась. После гибели своего друга Ивана Матыгина пошёл с ребятами в военкомат. И через два месяца его мобилизовали. Вот и ему судьба уготовила среди первых принимать участие в битве за Авдеевку, где находился коксохим, считавшийся крупнейшим коксохимическим производством в Европе. К сожалению, по оценкам специалистов, сейчас он не подлежит восстановлению.
…В прошлом апреле мы наконец-то встретились со Стеллой Ашотовной в госпитале на Стартовой и наконец-то обнялись. Это трудно передать словами, но к тому времени эта семья мне стала родной. Да и я им тоже, ведь с тех пор, как подорвался на мине Арам, меня иначе как ангелом-хранителем они не называли. В ноябре 2023 года я была дома во Владивостоке, где временно проживала, и вдруг увидела сообщение в чате.
-Ну, всё. Мой отвоевался, — написала Стелла, и между нами повисло тяжёлое молчание в несколько секунд, натянутое с того конца России до Дальнего Востока.
Слава богу, Арам был жив, но его тяжелейшее состояние после подрыва на гранате пока не давало определённого ответа выживет он или нет. С критической температурой среди сорока других бойцов Арам на поезде был доставлен в Ростовский госпиталь. В то горячее время не хватало врачебных рук, и Арам несколько дней пролежал без терапии, погружаясь в предсмертный бред.
Как объясняла Стелла Ашотовна, во время подрыва на гранате Араму вырвало пятку, и он ещё получил множество осколочных ранений в обе ноги, с которыми он теперь живёт. К тому же он потерял много крови, и сутки пролежал на холодной земле под дождём, пока его не вынесли свои в блиндаж.
Стелла рассказывала мне эти тяжёлые вещи с мужеством, почти хладнокровно, как бы советуясь со мной. И тут я вспомнила, что в Ростове-на-Дону живёт товарищ моего друга, арцахского армянина Гариба Бабаяна Алексей Арменович Авенесян, тоже учёный, как и Гариб Михайлович, недавно попавший под травлю николовской клики. Об этом случае тоже писала газета «Ноев Ковчег».
Я быстро связалась с Алексеем Арменовичем, который по роду деятельности курсировал между Дербентом, Пятигорском и Ростовом-на-Дону. На тот момент в Ростове его не оказалось, и он позвонил своему племяннику, который через час был уже в госпитале у Арама и говорил с главврачом. Наконец Араму стали проводить интенсивную терапию, вливать антибиотики и спасать ногу, которую он рисковал потерять. Ведь заражение крови уже шло полным ходом. Пока он лежал у железной дороги во впадине, надеясь, что там его не заметят укронацисты, теряя сознание (а сил хватило на то, чтобы наложить себе шину и остановить кровотечение), конечности ещё грызли полевые мыши. А они — ещё одна огромная беспощадная армия, которая на войне, получая свой источник жизни, как полагается разной хтони и живности, пожирает всё: от человеческого мяса, солдатского провианта до газет и портянок.
***
— Получилось так, что наши дали задымление не к самому забору, ограждавшему коксохим, чтобы мы под пеленой шли незамеченными, а несколько дальше. А когда мы пошли на штурм, вообще не знали, есть по ту сторону враг или его нет. И тут с той стороны нас стали закидывать, и часть наших отскочила от забора и побежала в ту сторону, где как раз было задымление. Часть остальных друг за другом стала продвигаться, стараясь не отклоняться от забора ни на метр, потому что это было опасно.
В беге я и наскочил прямо на гранату. На этот момент я был командиром группы, и когда меня выбило из строя, я назначил главным пацана, который бежал за мной. Все произошло так стремительно, и он даже не понял, что я подорвался. Ему показалось, что я перепрыгнул через гранату. До того было похоже на прыжок, а это меня ударило взрывной волной. И я смог на коленях доползти до безопасного места. Это надо было видеть мои колени, после того, как я полз по щебёнке, когда я стал отползать к железной дороге.
-Объясни мне, пожалуйста, а зачем вообще Авдеевку надо было брать такими жертвами? Хочу разобраться.
-Дело в том, — объясняет Арам, — что Авдеевка действительно имела стратегическое значение. Ведь она входит в Донецкую агломерацию, и по сути любой укуренный дегенерат мог лупить по городу из винтовки. А сейчас, чтобы им достать до Донецка, нужно высококлассное дорогое оружие типа американских джавелинов, но его-то не так много. Да и нашим оно в большом числе достаётся, нахоботили и бьём в обратном направлении! После её взятия интенсивные обстрелы Донецка прекратились.
Он вновь погружается в воспоминания о штурме Авдеевского коксохима.
-Вокруг меня умирали наши, я слышал стоны, да и сам лежал и только молился, чтобы Бог забрал меня. Поверь, в этот момент отключается страх и человек уже готов проститься с жизнью. Один наш, тоже раненый, увидев меня в ложбине, пытался ползти ко мне. Но я на него заорал: «Не надо ко мне, нас заметят. Вдвоём нас точно убьют»!
И он затих, не доползая до меня, и вскоре умер.
Я лежал, уже понимая, что никто за мной сегодня не придёт, в лучшем случае завтра утром. Темнело, в небе вспыхивали огни арты. И вскоре полил дождь…
Теперь Арам сидел передо мной после недавно проведённой пересадки кожи, после операции стопу удалось развернуть в правильном направлении. Часть её потеряла чувствительность, но всё равно он уже несколько месяцев мог ходить сам. Ещё в прошлом году я застала его лежащим на кровати, обречённо смотревшим в будущее. Но после лечения он смог приехать в отпуск домой и даже при помощи друзей зайти в море. После всего, что с ним произошло в эти годы, купаться в морской воде было каким-то невероятным блаженством…
***
Но после того, как Араму сделали первую операцию и спасли ногу, и реабилитации он ещё смог вернуться на Донбасс в строй и послужить в штабе. Сразу после подвига он Указом Президента Российской Федерации от 15 ноября 2023 года был награждён медалью Жукова.
Мы сидим у него в палате за столом, наливаем чай. Накануне из дома Стелла Ашотовна передала посылку, где лежали её печенья и армянская бастурма, как и полагается, в обмазке с красным перцем, которая не обсыпается.
Я беру нож и пытаюсь нарезать куски, делая это так примитивно, как если бы русский человек нарезал колбасу.
-Дай мне нож, — командует Арам. – Ты все испортишь, резать надо тонкими ломтями, чтобы прочувствовать вкус…
Я подчиняюсь и из сумки достаю яблоки, красные, крупные, как он и просил.
Он берет одно и начинает его с аппетитом грызть.
-Ты представляешь, однажды мне приснился сон на войне, — с улыбкой говорит он, и я понимаю, что время героических новостей закончено.
–Как будто я дома, и выхожу в сад и срываю с дерево большое красное яблоко и с наслаждением кусаю его. И тут вдруг понимаю, что с ним что-то не то, вкус как будто поролоновый. И тут же просыпаюсь и чувствую, что у меня во рту мышь. Я тут же выплюнул её! Нет, ты представляешь!!
В комнату входит санитарка, и мы выходим в отделённое от коридоров застеклённое пространство, комнату отдыха с уютными кожаными диванами тёмно-малахитового цвета. Садимся и время от времени посматриваем в телевизор, где идут Югорские лыжные соревнования. Красивые мужчины в модной экипировке, отталкиваясь палками, спускаются по ослепительному снегу с высот на сильных здоровых ногах.
-Был у нас такой мужик с позывным Югра, — вспоминает Арам. Он в мирное время по тайге ходил, видно было, что человек ко всему закалённый.
-Старшего возраста? – спрашиваю.
-Ну, конечно. Так этот Югра и рассказывал нам, как нужно вести себя на войне, как уходить от беспилотников, ведь мы многое узнавали уже в горячем режиме. И я тебе скажу, что некоторые его советы мне реально помогли выжить. Он сам на войне себя чувствовал в своей стихии. Есть же такие!
Иной раз выскочит из блиндажа без бронежилета и начнёт стрелять по украм.
Я его спрашиваю: ты как же в майке одной выскочил?
-А он мне: так в броннике тяжело, а так по-быстрому передвигаться можно!
-А Югра, он жив? – спрашиваю осторожно.
-Да нет, что ли, — отвечает Арам буднично, — погиб уже.
В комнату отдыха въезжает на коляске мужчина без ноги. Чувствуется, что моё поколение, но уже сильно состарившийся, а глаза светятся, добрые, голубые, бездонные, как у русских святых.
-Я после Донбасса мышей теперь ненавижу, — смеётся Арам. –Стоит только заснуть, как они тут же нападают на тебя, впрыскивают под кожу нейролептик и начинают тебя грызть, а ты поначалу ничего не чувствуешь. Особенно я их возненавидел, когда оставил в пластиковой бутылке воду. Прихожу с задания, думаю сейчас водички попью, а там только на дне бутылки! Мы с тех пор перестали их в потолок засовывать, подвешивали на верёвке.
Подъехавший ветеран тоже смеётся и включается в разговор.
-Когда берёшь сапог, обязательно надо переворачивать. Мыши это ладно. Я теперь и свиней ненавижу. Недавно звонил домой и сказал, чтобы этих тварей есть не смели!
-А что так? – спрашиваю я, хотя уже знаю, о чём пойдёт речь. Во время Арцахской войны 2020 года в «чёрном стекле» видели эти кадры, как в райских кущах дикие свиньи жрали трупы азербайджанцев.
-Да эти свиньи жрут мертвецов, как ни в себя! – говорит безногий боец. — Вы не представляете, какой стоит запах в округе. К тому же мы же занимали окопы после украинцев, а кто их будет убирать? Они тут рядом и лежали. Запах этот ничем не вытравить. Я его никогда не забуду.
Но наступило время уходить, мы прощаемся с ним, и Арам идёт провожать меня до лифтов. Я выхожу в залитый солнцем, прогретый к обеду внутренний двор, уже и на деревьях набухают почки и вот-вот мир захлестнёт новая весенняя стихия. Группами сидят бойцы, курят, вспоминают, у кого-то на лацкане камуфляжа приколота георгиевская лента. И кого-то совсем ещё мальчишку с перевязанным глазом и ампутированной ногой везёт в коляске молодая женщина. Сердце сжимается от боли и гордости за несломленный дух нашего воинства. И вспоминаются строчки Льва Толстого из «Севастополя в декабре месяце» о виде чистого неба, красивого города, блестящего солнца, отворённой церкви и движущегося по разные стороны военного люда…
«Наш современник» № 7/2025