ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Памяти русского гения Александра Сергеевича Грибоедова
…как назначает на должности судьба? Как раскладывает время карты? И кто выигрывает?
…мы все давно и бесповоротно выиграли в карты времени весь наш русский писательский девятнадцатый век. И выиграли в этом веке этого дивного человека и его дивную комедию, она же трагедия, она же исповедь, она же насмешка, она же суд, еще немного — и Страшный, она же — проклятье, как горячая сургучная печать, поставленная на заклеенное в узкий конверт время, лишь на миг обращенное в любовное, единственное до дрожи, начертанное летящим пером письмо.
Секретарь царского поверенного, возглавляющего Русскую миссию в Тегеране… Восток, кумганы и пестротканые ковры, и нежные ожерелья, самоцветы струятся меж смуглых волосатых пальцев торговца, и да, подарить бы такое возлюбленной, а лучше — невесте, а лучше — жене, а может, приблудной цыганке: что нагадает смуглявица, как лягут торопливые, живые и нервные карты?
…да это не назначение. Это всего лишь ссылка. Это выволочка — он провинился, он немного побыл в этой жизни секундантом на дуэли. Человек стреляет в другого человека, и один из двоих погибает. Секундант видел, как дуэлянт погиб. Вой от тоски, секретарь царского поверенного, в далеком Тебризе! Тоска, она не яхонт. Не алый лал. И не халва, и не пахлава. Тоска, она просто тоска. Русскому человеку пьяный бархатный Восток, его дымы и благовония, мраморные змеиные узоры его дворцов — тоска. В снежку бы поваляться нынче. Да на тройке, вперед, вдоль зальделой реки. Морозом дышать.
…ах, а Тифлис — да это же почти Россия! Сакартвело! Чудесная Грузия! Под началом генерала Ермолова, командующего русскими войсками на Кавказе, он стал секретарем по дипломатической части. Каково поэту управлять судьбами людей? Имеет ли поэт на это право? Он мог тихо спросить себя, в ночи, под тифлисскими крупными, как серебряные виноградины, сумасшедшими звездами: полно, да поэт ли ты? Может, это блажь, что надобно выбросить из головы? Сакартвело, теплая, пахнущая виноградом земля, ты давала ему невиданную, неслыханную силу. Ночами он работал — будто обращался в факел, и огонь горел, освещая все, что было на земле до него, и все, что будет после. О, ты не Нострадамий! А кто ты?
…он писал комедию, так он ее для себя именовал. Комедия, так лучше всего назвать вещь; в ней все говорят, и будут говорить на сцене, а все это происходит в жизни, а лучше сказать, в жизни иной, которая и есть искусство. В Тифлисе он написал первый и второй акты комедии.
…отпустите его отдохнуть. Отпустите его на родину. Родина — слишком счастливая земля, чтобы гневаться на него. Комедия окончена им в Петербурге, третий и четвертый акты; будет ли она напечатана когда-либо в книгах, будет ли на сцене поставлена?
…цензура наложила на ветер летящих строчек чугунную львиную лапу. Комедия расходилась по России в рукописях. Ее переписывали при свете дня и при свечах. Сам Пушкин одобрил его труд. Пушкин! Какое счастье!
…все
— счастье, если счастлив ты. Тогда весь
мир счастлив с тобой.
…нет, и он не
избегнул боли и ужаса. И ненависти
власти. И ареста.
…зачем люди бросают в тюрьмы других людей? Только ли потому, что ненавидят иную мысль?
…генерал
Ермолов успел спасти его от неминуемых
рудников. Еще до прибытия фельдъегеря
он уничтожил все опасные бумаги. Как
ярко, страшно они пылали в печном зеве!
А его комедию нашли в бумагах несчастных
его друзей, что придумали тайный «Союз
спасения». Так важно держаться крепко
и неколебимо. Надо все отрицать. Власть
не пощадит тебя, если ты дашь промашку.
Это как дуэль. Твоя дуэль с властью.
Кто-то всегда стреляет первым. И стреляет
метко.
…опять Восток, Турция, Иран.
Россия вся окружена Востоком. Она укутана
в Восток, как в тонко связанную шаль.
Как в дамасский шелк, как в ливанский
виссон. С минаретов Константинополя
далеко разносятся стоны муэдзинов. А
когда-то тут радостно гудели колокола
православных церквей. Дипломат не должен
говорить владыкам все прямо в лицо.
Дипломат должен тонко улыбаться и молча
помнить: времена можно сместить одним
незаметным движеньем руки, как роскошные
шахские карты.
…он посол России в Персии, и это хуже горькой редьки. Персия, опомнись, это же не Нерчинские рудники. Это золото серег и браслетов, синий изюм, вино на подносах в узкогорлых кумганах, изгибистые тела женщин в тайных танцах: они танцуют, как ручные змеи. Почему тебе так горько? Так больно? Только ли потому, что тебе так хочется писать новое, а не сможешь? Петербург, прощай. Увидимся ли, нет?
…какое громадное, великое и широкое земное коромысло: Санкт-Петербург — Тифлис! Качаются ведра времени, полные чистой холодной воды. Отпить, умыться. Милая Грузия. Нежданная радость. Княжна Нина Чавчавадзе, дочь его друга Сандро. Зачем этот юный ангел слетел к нему с ночных небес, горящих, как святое паникадило? Их венчали, а его била тяжелая лихорадка. Не к добру. Нина поднимала к мужу счастливое, в сполохах свечей, смуглое лицо. Он бессвязно шептал ей: пери, царевна, Нино, — будто молился. Он молился жизни, как этой девочке в тифлисском храме: спаси, сохрани, не убий. Он в Тегеран поехал один. Без нее. Она пообещала ему, что приедет. Неужели на земле можно обняться перед разлукой в последний раз?
…этот
голос в ночи. Этот сбивчивый шепот:
«Теперь я истинно чувствую, что значит
любить».
…что есть ненависть
человека к человеку? А народа к народу?
Ненависть можно разжечь. Ненависть
быстро можно обратить в месть. И никогда
— в любовь. А впрочем, наш Господь на
земле только и делал, что толковал нам,
бедным людям, об этом: любите, любите
друг друга. Русские, кто такие русские?
Они враги нашего Бога! А кто хочет крови,
Бог или люди? Толпа обращается в злой
огонь быстро. Мгновенно. Ею уже нельзя
управлять, если она ведома ненавистью
и пылает жарко и жутко. Катилось страшное
людское колесо, наплывала тугая, плотная
волна орущих людей, разбивая в прах
камни, хищно желая крови. Кровь! Это не
письмена. Хотя все, что переживет века,
написано кровью.
…тогда, в тот страшный день, перебили всех русских. Спасся лишь советник Мальцов.
…а его еле отыскали среди мертвецов. Еле опознали. Он был обезображен донельзя. Над ним люди Востока поглумились вволюшку. Ненависть, что ты делаешь с людьми, если люди могут переломать другому человеку кости, выколоть глаза, изрезать тело ножами? Зачем тогда жизнь, если ее все равно сжигает огонь ненависти?
…огонь любви. Он — не сжигает. Он — рождает.
…на горе Давида в Тифлисе, под ветрами и небесами, у монастырской стены, лежит он. Русский писатель Александр Сергеевич Грибоедов. На могильной плите высечены слова его жены, навек вдовы, навеки нежного, смуглого ангела его, Нино Александровны Грибоедовой, урожденной Чавчавадзе: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»
