ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша Среда online» — Звонок прозвучал в пятницу днём. Сын папиной троюродной сестры слёзно сказал, что старший брат Шота при смерти — «инфаркт ударил»… Дальше слышно было тихое поскуливание и сопение в трубке…
Только в субботу после полудня я смог пуститься в дорогу, устроив все свои срочные дела в городе. Жара постепенно отпускала, скоро в окна машины подул свежий, пахнущий горными травами воздух, прорезанный крыльями луговых касаток. Ни одного облачка, только синева неба и белые чайки, зеркально отображающиеся в глади озера.
Больница была недалеко от въезда в городок, огороженная бетонными блоками, похожими на огромные кружева крема на торте. Двор больницы пророс травами по пояс, причём, заметно много было стройных кустов конопли, горделиво оттопыривающих ветки-опахала. «Ничего себе», подумал я.
В холле никого не было, я спокойно поднялся на второй этаж, в терапию. Тоже ни души. Везде двери были настежь открыты, на кроватях скрученные матрацы, чисто, белый цвет превалирует, пахнет хлоркой, для районной больницы очень скромно, но достойно. Обхожу все палаты, благо двери нараспашку. Наконец, в предпоследней нахожу родственников: Шота, тот которого «ударил инфаркт», лежит на спине, до подбородка укрыт белым пододеяльником, слегка похрапывая, спит; его младший брат лежит на койке рядом, поверх постели, руки на груди и параллельно сложив ноги в остроносых чёрных туфлях при белых носках, тоже храпит, на полтона отставая от брата. Меня привлекло сооружение на третьей койке, там было что-то типа кургана, накрытое белой простыней. Не мешая братской идиллии, я неслышно подошёл к третьей кровати и приподнял простынь — на кровати были штабелями аккуратно разложены всевозможные горячительные напитки: водка, коньяк, бутылки с незнакомыми этикетками и без. «Вот так арсенал!» подумал я и тихо попятился к выходу.
Комната врачей была как раз последняя. На медицинской тахте спал мужчина в белом халате, на грудном кармашке которого легкомысленными вензелями были расшиты две буквы, инициалы, наверное. Поза спящего чётко повторяла позу спящих по соседству братьев. На столе лежала одиноко история болезни, тоненькая, не очень свежая, захватанная пальцами медперсонала, отвечающего на вопросы многочисленной родни, пытающейся найти спасительные данные отсрочки смертельного приговора. Бегло пробежав по всей истории, анализам, лентам кардиограммы, я понял, что ничего страшного нет, тут даже инфарктом не пахнет. Я тихо вернулся в палату: идиллия продолжалась. Тут я не выдержал, слегка тронул за плечо младшего брата, тот широко распахнул глаза, присел на край кровати и его светло-карие глаза от радости стали ярко-янтарными: «Ормен джан!!!» (В этих краях было принято при возможности слова, имена, начинающиеся с буквы «а» читать «о», местечковое оканье. Так поступали и с моим именем.). Столько спасительной надежды было в этих словах, тут же на соседней койке тоже произошло движение — Шота открыл глаза и, не меняя позы тела, скорбно уставился на меня. «Брат, спаси…» — полушёпот дошел до меня.
Тут младший стал рассказывать, что произошло в четверг, как после встречи с друзьями Шота почувствовал себя плохо, потом поехали всей компанией в больницу, где и был поставлен диагноз, за которым последовал строгий приказ врача — «Лежать и не двигаться, а то — умрёшь!»
-Уже третий день не встаю, брат джан, — и взглядом покосился на голубоватую посудину под кроватью: там на сложенной газете важно примостилась медицинская утка. Пока он философствовал на эту тему, я своим фонендоскопом послушал его, потом похлопал по плечу и мирно сказал:
-Я посмотрел, ничего страшного у тебя нет, так что давай, вставай, пошли домой, ты здоров, — на лице Шоты появилось выражение детского восторга, через мгновенье, он уже сидел на кровати, свесив худые ноги, покрытые рыжеватыми волосами.
-Кстати, это что за склад спиртного? — спросил я, кивнув в сторону третьей кровати.
-Армен джан, это нам друзья принесли, ну не выкинуть же добро, пришлось складировать. Весь Кявар пришёл навестить, весь город! — с гордостью сказал младший брат. Тут в проём двери просунулась лохматая голова, видимо, её разбудили наши голоса.
-Мои почтения, наслышан о вас, доктор джан. Я фельдшер Акопян, а весь коллектив гуляет на свадьбе одного из наших сотрудников, я за всех. Как наш больной, хорошо мы за ним смотрели?.. Сегодня ему клизму назначили, плохо ест — плохо выходит, — с умным видом сказал фельдшер. Шота нахмурился, приготовился к тихому сопротивлению, но я опередил его:
-С этим мы дома разберемся, коллега, мы выписываемся, — говоря это я обратился к «больному», — давай, вставай, одевайся. Лохматая голова с достоинством добавила:
-Он уйдёт только после укола: витаминчики, ничего особенного.
Хорошо, давайте по-быстрому, — согласился я, дабы не ронять в глазах широких масс значение фельдшера. Акопян моментально исчез, через две минуты появился с набранным шприцем. Прямо так, стоя сделал укол и пожелал нам удачи.
Неудивительно, что мой авторитет имел вес, здесь все знали меня, уважали, часто при экстренных случаях обращались ко мне за консультацией или по телефону, или приезжали ко мне в Ереван, в клинику. Так что, никаких эксцессов не было… Успокоив Шоту, что он не умрёт по дороге и вообще в ближайшее время, мы пошли к ним домой, предварительно за несколько рейсов загрузив «арсенал» в машину, не пропадать же добру!..
Поздно вечером когда я уже возвращался домой, редкие машины встречались в этот час на трассе. Ночное небо было усыпано миллиардами ярких звезд, воздух был резко-прохладным, на заднем сиденье солидно позвякивали на поворотах бутылки домашней тутовки и кизиловки, а на душе было как-то тепло и уютно…
P.S. Этот прощальный укол перерос через пару дней в абсцесс, и Шота приехал ко мне его вскрывать. Представьте, взрослый мужик сидел всю дорогу в машине сзади, в колено-локтевой позе, так-как ягодица припухла, горела и нестерпимо болела. Но, как говорил великий Соломон — «Всё пройдёт, и это пройдёт». Конечно, всё прошло…
21/10/2019