ИНТЕРВЬЮ
«Наша среда online» — Вот кто-кто, а больше всех сроднился с Арменией голландский кинорежиссер Йос Стеллинг…. Мало того, что он принимает участие чуть ли не на каждом кинофестивале “Золотой абрикос”, так он даже дни своего рождения умудрился отметить в Армении…Стеллинг заметил, что так много раз бывал в Армении, что чувствует себя здесь как дома. «Я побывал со своими фильмами во многих странах, но как только я приземляюсь в аэропорту «Звартноц», сердце начинает биться сильнее, словно я возвращаюсь на родину. Больше всего я люблю армянский абрикос и пиво. Не понимаю, почему в Армении нет абрикосового пива?»
Йос Стеллинг — известный режиссер, которого кинокритики прозвали отцом голландской «новой волны». Именно он много лет назад привел независимое голландское кино в конкурс Канн, Венеции и ещё целого списка европейских кинофестивалей. Для него кино — это искусство, которое понятно на уровне жестов, мимики, эмоций. Его фильмы: “Марикен из Ньюмеген” (1974 г.), “Элкерлик” (1975 г.), “Рембрандт. Портрет 1669 г.” (1977 г.), “Притворщики” (1981 г.),” Иллюзионист” (1983 г.), “Стрелочник” (1986 г.), “Летучий голландец” (1995 г.), “Зал ожидания” (1996 г.), “Ни поездов, ни самолетов” (1999 г.), “Бензоколонка” (2000 г.), “Галерея” (2003 г.), “Душка” (2007 г.), “Девушка и смерть” (2012 г.)
— Когда я был маленьким, у моего отца был большой трехколесный велосипед с ящиком для перевозки хлеба. Я был такого маленького роста, что легко залезал в этот ящик, в котором была маленькая дырочка. Получалась своего рода камера-обскура. Когда мой брат ездил на велосипеде, я, сидел в ящике, и видел перевернутую проекцию всего, что происходило вокруг. Это была моя первая камера Обскура. В школе по воскресным дням всегда крутили кино. Это были старые итальянские фильмы — Де Сика, Росселлини. Таким образом, кино стало для меня окном в неведомый, загадочный мир.
— Вас, пожалуй, можно назвать одним из первых режиссеров в современном игровом кино, который знает, как в кино можно обходиться без слов.
— Да, я не очень люблю болтовню. Ведь есть много способов показать человеческие чувства. Кино ближе к музыке, чем к литературе, потому что если книги апеллируют к разуму, то музыка обращается к сердцу. Кино — это музыка для глаз, для сердца, это язык души, а не язык ума. И кинозритель, и кинорежиссер, воспринимая и создавая фильм, должны идти от сердца. Диалоги всегда рассудочны. Мозг врет, сердце не обманывает никогда.
— Каким образом рождается фильм?
— Сначала появляется идея, которую я обдумываю. Затем я делюсь ею со своей группой, и уже после эта идея, воплощенная в визуальную комбинацию, доходит до зрителя. Думаю, что мои картины так популярны в Восточной Европе именно по той причине, что я считаю своего зрителя партнером. Создание кино для меня — процесс, когда ты в течение нескольких лет встречаешься с разными людьми, обсуждаешь, обдумываешь, и в результате рождается фильм.
– Поддерживаются ли в Голландии ваши фильмы со стороны государства?
– Ныне голландское государство обеспечивает половину бюджета моих картин. Но голландцы вообще неохотно ходят в кино. Мои картины лучше воспринимаются за пределами моей страны. Иногда в Голландии мне кажется, что я занимаюсь бессмысленным делом, и хочется все бросить. Но я воскресаю, когда вижу, что в ряде стран мои фильмы имеют огромный успех.
— Почему ваши фильмы, так высоко оцененные в самых разных странах мира, так странно воспринимаются в Голландии?
— Голландские кинозрители очень плохо откликаются на образный визуальный язык. Деятельность расценивается с точки зрения ее полезности, а фильм, в конце-концов, всего лишь возможность отдохнуть от дел, а не утомлять себя бесплодными размышлениями.
— Тем не менее, это не мешает вам являться хозяином двух кинотеатров в небольшом городке Утрехте?
— Мой мозг разделен на две части, работающие совершенно независимо одна от другой. Одна часть — это искусство, другая — бизнес. Что касается бизнеса, то я действительно владею двумя кинотеатрами, а также баром, которые мне дают достаточно доходов, чтобы чувствовать себя независимым. По голландской статистике в моем кинотеатре самое большое количество зрителей. В течение многих лет билеты на все уик-энды распродаются полностью. Это дает мне возможность свободно работать над своими проектами. Очень важно, что экономически я свободен. Другие режиссеры постоянно зависят либо от продюсеров, либо снимают рекламу.
— У меня возникает ощущение, что все ваши фильмы повествуют о чувстве одиночества.
— Одиночество — это сублимация смерти. Мне нравятся дуализм и противопоставления: день и ночь, мужчина и женщина, прошлое и будущее, север и юг. Всегда есть две противоположности, поэтому, когда я говорю об одиночестве и смерти, я говорю о жизни. Сегодня избежать одиночества становится все сложнее. Сейчас легче смотреть телевидение или сидеть в Интернете, чем общаться с людьми. Но общение – это необходимость.
– С другой стороны, все ваши фильмы всегда насыщены тонким юмором. Как вы относитесь к жанру комедии?
– Я не люблю юмора ради юмора. Мне больше нравится, когда драма способна раскрыть сердца зрителей, и только потом в ней искрится юмор. Юмор — это чувство, которое развивается с детства, часто помогая людям не только скрываться, но и открывать сердца друг другу в иной, своеобразной форме.
– Что происходит, когда фильм уже закончен?
– Когда фильм окончен, все думают, что он — мой, поскольку я режиссер. Но, на самом деле, это фильм публики, зрителей, и уже они должны его оценивать. Фильм — это работа с архетипами. Важны не персонажи, а пространство между ними. Это пространство я предоставляю зрителю. Самый главный герой — не на экране, а в зрительском кресле. Кино это своего рода визуальная поэзия. Фильм принадлежит глазам зрителя, ибо кино это инвариантная интерпретация. Хороший фильм всегда дает возможность интерпретировать его по-своему.
— Как вы оцениваете состояние мирового кинематографа? Какое будущее его ждет?
— Когда в начале ХХ века стало набирать обороты кино, многие стали утверждать, что это конец театру. Но представители театра нашли решение, сумев развить театральное искусство в ином русле, сохранив его. Сегодня все больше людей часами сидят перед телевизором или в интернете. И это идеальная возможность для еще большего развития киноискусства. Так что в будущее кино я смотрю только с оптимизмом. И вероятно, уже через десять лет мы будем смотреть исключительно другое кино.
— Порой вас называют отцом нового голландского кино. Как вы к этому относитесь?
— Думаю, что это один из очередных штампов, которые так необходимы людям. Однажды, известный голландский режиссер Алекс фон Ванмердан подошел ко мне и сказал: “Меня в Италии называют отцом нового голландского кино. Не знаю даже, как к этому относиться“. Я ему говорю: «Нет, они ошибаются, отец — это я!» Алекс моложе меня на десять лет. Он присмотрелся ко мне внимательно и сказал: “Пожалуй, ты — дедушка голландского кино…” Мы стали громко смеяться. Двадцать лет тому назад я создал в Нидерландах Дни голландского кино. Десять лет назад я оставил это занятие, но мероприятие имело большой успех. С тех пор меня стали называть отцом голландского кино. В любом случае, когда ребенок называет тебя «папа», — это приятно. Но когда режиссер подходит к тебе и называет, тебя «отцом», это может вызвать большие подозрения (смеется).
Беседовал АРУТЮН ЗУЛУМЯН
Анализ фильма “Стрелочник” Йоса Стеллинга
Пожалуй, на первый взгляд может показаться, что конструкция фильма “Стрелочник» достаточно проста. Но проста она постольку, поскольку фильм этот – поэтическая метафора жизни, любви и смерти. С другой стороны, в этом фильме уместилось такое обилие кинематографических нюансов, что диву даешься. И невольно вспоминаются слова известного российского режиссера Андрея Звягинцева. “И, самое главное о чем мне хотелось сказать, это то, что в любом фильме всегда гораздо больше реального времени, чем в жизни”. И при этом, в фильме нет ничего случайного. Цвет важен, в той же степени, сколько он может быть важен в живописи, ритм — как в музыке, жест — как в пантомиме, слово – как в поэзии. Посредством виртуозного сочетания всех этих элементов, режиссеру Йосу Стеллингу удалось соткать удивительно цельное и органичное полотно, которое рассказывает о смысле человеческого бытия. Сюжет фильма основан на одноименной новелле Жана – Поля Франссенса. На безлюдном полустанке, где железная дорога соединяет город с югом, обитает стрелочник. Живет он полноценной и неприхотливой жизнью. Ведь ему мало что надо. У него все налажено до такой степени, что его собственная жизнь уподобляется налаженному механизму. Да и сам он неплохо ладит с механизмами собственного изобретения, словно живущими самостоятельной жизнью в его жилище. Стрелочник неприхотлив. У него есть приятели – машинист, его помощник и почтальон. Но однажды, по случайности, гармония его жизни разрушается. Виной тому становится миловидная женщина, по ошибке сошедшая ни на той станции… Вместе с женщиной в красных одеяниях, в его невзрачную бесцветную жизнь врывается цвет…. Действия в фильме происходят, словно реализуя некий танец ощущений, наполненных психологизмом, превращаясь в мелодию эмоций, становясь поэзией чувств. Язык фильмов Йоса Стеллинга универсален. Ибо в время от времени звучащих словах, важны не смысловые значения этих слов, а эмоции, в них заложенные. Йос Стеллинг погрузил своих героев в некую бессловесную эстетическую среду. Да и вся среда имеет совершенно иные критерии, чем те, которые мы привыкли видеть в нашей жизни. В фильме роль цвета порой кажется более выразительной, чем значение диалогов между героями. Красный цвет, который становится эманацией женщины, играет роль бытовых пристрастий героев фильма. То он переходит на компоты с красной смородиной, которой даже становится симулякром крови, в результате выстрела из ружья. Скоро кровь из смородинной станет обретать более реальной, и главный герой, совершив умышленное убийство, в результате которого Стрелочник из автоматического робота оживет и превратиться в реальную плоть. У него на глазах возникнут слезы, о которых он доселе не имел ни малейшего впечатления, и не знал, каковы эти слезы на вкус. Но у живой плоти есть свои недостатки. И главный недостаток его в том, что живое умирает. И если до этого время стояло на месте или, двигалось по замкнутому пространству каким-то своим способом, то теперь войдя в собственное русло, оно обрело власть над героем фильма. Став живым, Стрелочник стал понимать, что такое жизнь и смерть, что такое любовь. И если раньше, ему легко жилось без любви, когда он не ведал о ней, разве возможна жизнь тогда, когда она он ведает что такое любовь, но возлюбленная его покидает? Последние кадры демонстрируют зрителю, как главный герой натаскав в свое жилище мох (ведь по сути мох – это грань между живым и мертвым), застилает им свое пространство и собственную постель, и погружается в объятия паутины, поглотившее это некогда нежилое, застывшее, и спасенное от влияния времени, пространство. А Она, героиня фильма, продолжая свой прерванный случайно прерванный путь, размеренно качаясь в вагоне. Но обнаружив у себя на рукаве черного таракана, нежно прикрывает его рукою, ибо именно этот таракан и становится тем единственным сохранившимся связующим звеном, между тем, как она сошла с поезда и снова в него села.