«Наша Среда online» — Сербский кинорежиссер Эмир Кустурица  является одной из самых культовых фигур современного кинематографа. Насчет «титулов» — громче не бывает: взять хотя бы две «золотые пальмовые ветви» Каннского фестиваля — кроме Кустурицы, дважды этот почетнейший приз получали только четверо из мировой режиссерской плеяды. Его фильмы: «Герника» (1978 г.) «Невесты приходят» (1978г.), «Помнишь ли ты Долли Белл?» (1981г.), «Папа в командировке» (1985 г.), «Время цыган» (1988 г.), “Аризонская мечта” (1993 г.) “Андеграунд” (1995 г.), «Чёрная кошка, белый кот» (1998г.), «Истории на супер-восемь» (2001г.), «Клубничка в супермаркете» (2003г.), «Жизнь как чудо» (2004г.), «Невидимые дети» (2005 г.), «Завет» (2007г), «Марадона» (2008г.), “По млечному пути” (2016 г.).

— В своих интервью вы не раз говорили о том, что вы считаете себя, прежде всего, музыкантом, и только потом режиссером, актером и прочее. Насколько можно к этим словам относиться серьезно?

— (смеется). По сути, я человек, который все в жизни привык делать ради собственного удовольствия. А мне удовольствие доставляют и кино, и музыка. И, главное, теперь они доставляют удовольствие не только мне одному, но и многочисленным моим поклонникам. Трудно судить, что именно мне нравится больше кино или музыка. Вероятно, все — же к кино я отношусь более серьезно, а музыка — это несколько облегченная версия удовольствия. В любом случае, мне нелегко отделять друг от друга эти вещи.

— Режиссерская работа требует тщательной подготовки, и, вероятно, у вас была отличная школа. Кого именно вы считаете своими учителями?

— Я учился кинематографу на фильмах Фрэнка Капры и Эрнста Любича. Однако, к современному Голливуду у меня имеется иное отношение. Надо уметь отличать Голливуд тридцатых, сороковых, пятидесятых годов, которые резко отличаются друг от друга. Я учился на Голливуде тех лет. Но сегодняшний Голливуд — это хуже радиационных отбросов и бомбардировок, и к нему мне не хочется иметь никакого отношения. Разумеется, в Голливуде существуют люди, которые время от времени создают фильмы на высоком духовном уровне… В целом я ничего не имею против американского кино. Оно сыграло важную роль в моей жизни. Но сегодняшний Голливуд следует порядку, не имеющему ничего общего с общечеловеческими ценностями. Это бездуховный Голливуд, и часто создаваемые фильмы лишены всякого дыхания. Я считаю, что сейчас наступили времена, когда умирает кино в классическом смысле слова. Голливуд пытается скрыть от нас факт существования авторского кино. Я не против голливудских фильмов, но я против их безраздельного властвования. Многие американские режиссеры превращают кино в фэшн-шоу. Я хочу увидеть кино, которое могло бы стать терапией, научить добру. Я счастлив, когда вижу смеющихся людей, и сам люблю смеяться.

— В таком случае, вероятно у вас имеется собственная концепция о том, каким должен быть кинематограф. В чем заключается его основная задача?

— Первоначально мне казалось, что основной задачей кинематографа является изменить мир. Когда же я понял, что это невозможно, я подумал, что если я не в силах изменить этот мир, то никто не может мне помешать быть против этого мира. Сегодня мы имеем диктаторский режим, который превращает нашу чудесную планету в потребительскую монаду. Мир вокруг нас стал более жестким и прагматичным. Все можно продать и купить. Вокруг больше не осталось никаких утопий. Я же не желаю жить в мире, где больше нет утопий, и потому создаю их сам. В целом, в моих идеях нет ничего сверхъестественного или даже оригинального. Я просто думаю, что самое важное для человека — высвободить живые эмоции из-под жесткого контроля, который ему пытаются навязать. Однажды, на съемках «Сны Аризроны», один из американских продюсеров назвал меня анархистом, и я понял, что он нашел верное определение. Мне кажется, что быть частью системы, быть частью общества зла, у которого нет никаких человеческих свойств, который абсолютно стерилен во всех своих проявлениях, это омерзительно.

— Вы присоединились к группе «No Smoking Band», после того как получили «Золотую пальмовую ветвь» за фильм «Папа в командировке». Не являлось ли это для вас чем -то вроде художественного жеста?

— Было это в Сараево, где тогда процветала коммунистическая система. Мне предложили место профессора в киношколе. После того, как я выступил прилюдно с группой «No Smoking Band», министерство культуры пришло к выводу, что гитарист из панк-группы не может быть профессором в киношколе. Да и я не хотел становиться частью государственной машины. Когда получаешь «Золотую пальмовую ветвь» и приезжаешь в Сараево, где население — триста тысяч, то остается либо стать частью системы, ее символом, либо бросить ему перчатку. Я выбрал второе.

— Что именно является основным источником ваших творческих вдохновений, флагманом ваших действий?

— Я стойкий и непримиримый солдат любви. Любовь — единственная мотивация жизни, единственный ее смысл. Скажу больше: я и работаю только на нее 

— Считаете ли вы себя человеком счастливым?

— Если попытаться выразиться точнее, я — свободный человек. Для меня эти понятия равносильны. В течение всей своей режиссерской деятельности я снимаю те фильмы, которые хочу, а не те, которые заказывают продюсеры. Немногие режиссеры могут этим похвастаться. Живу там, где хочу, в городе своей мечты, который я построил сам. Езжу куда захочу и когда захочу. Для меня гораздо важнее быть свободным, чем счастливым. Мне нравится создавать фильмы смешанного жанра. На мой взгляд, так правильнее и интереснее для зрителей. Ведь никто из нас не плачет всю жизнь или только смеется. В жизни нас сопровождают удачи и несчастья, горести и радости. Мои фильмы такие же. И такая же жизнь у моих персонажей. Я люблю создавать красивые сказки со счастливым концом. Это мой самый большой вклад в психотерапию. 

— В ваших фильмах сны часто переплетаются с реальностью. 

— Сны являются частью нашей реальности и, на мой взгляд, одной из основополагающих частей в человеческой жизни. Мне повезло: все, что мне снилось, воплотилось в реальность. Поэтому я хочу, чтобы повезло и моим героям. 

— Вы много путешествуете? Что вас больше всего привлекает в этих путешествиях? 

— Меня интересуют люди. Они всегда всюду разные. Но, с другой стороны, люди во всем мире одинаковые. Меня интересует также культура разных стран. К сожалению, одной общей культуры недостаточно, чтобы можно было наши страны объединять. Сегодня мы все подвластны давлению, которое оказывают на людей различные торговые марки и бренды. Порой они влияют на людей сильнее, чем общая культура. Я предпочел заниматься режиссурой, возможно, потому что это синтетическая дисциплина, которая подразумевает множество разных идей о человеке и его жизни. 

— Вы часто говорите, что по национальности вы югослав, что вы гражданин страны, которой не существует. Так ли это?

— Югославия — это потерянная всеми нами страна. Говорить, что ты гражданин страны, которой не существует, очень красиво и романтично. Но я серб, так как родился там, где сегодня Сербия. Многие же из тех людей, которые сегодня хотели бы называть себя югославами, как раз и были теми, кто разрушил эту страну. 

— Вы живете в городке, который построили сами. Как он называется? 

— Кюстендорф. Скорее всего, это современная версия монастырской жизни. Это удивительная, я бы сказал, идея, что все эти дома поднялись и защищают несуществующий сербский средневековый город.

— А кто живет в вашем городке?

— Я, моя жена, дети, друзья. Кто-то постоянно приезжает в гости. Ещё работники, строители мы постоянно что-то достраиваем, развиваемся. У меня теперь большое хозяйство. В Кюстендорфе уже есть улица Андрея Тарковского, сквер Никиты Михалкова, улицы Брюса Ли, Ингмара Бермана, Джека Никольсона. Мне нравится увековечивать друзей.  Сейчас я готовлюсь возвести памятник Джонни Деппу. Услышав о моем намерении, он сначала долго смеялся, а потом прислал свои параметры. Хочу установить памятник в натуральную величину, чтобы Джонни реально смог увидеть себя со стороны. Увековечивать друзей это же здорово.

— Бывают ли у вас минуты отчаяния, когда вы не можете решить, что предпринять?

— Все мои жизненные моменты, а особенно те, которые связаны с фильмами, — это моменты отчаяния, потому что именно из отчаяния создается художественное произведение, а хиты создаются из легкой жизни. Моя жизнь не легка, и то, что я спроецировал в свои фильмы, — это непосредственное отражение, моя жизненная реакция. Ведь отчаяние — это крайность, без которой человеческая экзистенция невозможна.

— Вы занимались серьезно футболом, архитектурой, музыкой. Есть ли какое-нибудь новое увлечение, которому вы снова готовы отдать себя целиком? 

— Каждый день я сталкиваюсь с чем-то новым. Когда я начал учиться управлять самолетом, я был убежден, что именно этим в будущем и буду заниматься. Сегодня, прилетая в Армению на собственном самолете, я был одним из его пилотов.

Беседовал Арутюн Зулумян