ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша Среда» продолжает публикацию глав из книги Кима Бакши «Духовные сокровища Арцаха» Глава 1. «Я укрепил эту дружбу стихами…». Вступление к книге.
Глава 2. Девяносто восемь ступеней (или) Как родилась эта книга
Глава 3. Начало путешествия
Там, в неприступных высях Карабаха (…), в течение
двух тысяч с лишним лет армянский народ выдерживал
натиск кочующих племен, сохраняя свою культуру,
обороняя свое национальное лицо.
Сергей Городецкий
Доброе утро, туманное утро!
15 октября 2006 года. Мы едем в Арцах. Выбрались из Еревана. Чуть брызжет дождь. Тучи серой тяжелой ватой обложили все окружающее пространствo, не видно ни Малого, ни Большого Арарата. Впрочем, знаю, они все равно по дороге в свой срок исчезнут из виду, когда мы углубимся в горы.
В предвкушении монастыря Амарас, святыни Арцаха, которую вскоре предстоит увидеть, вспоминаю вчерашний день. Он неотделим для меня от Месропа Маштоца, святого, создателя армянского алфавита, первого из двух переводчиков Библии на древне-армянский язык. Монастырь Амарас тоже неотделим от Месропа Маштоца: в начале V века он основал в Арцахе как раз в Амарасе одну из первых школ на армянской земле, чтобы обучать там отроков – и не только их! – по созданной им азбуке.
Вчерашний день до краев наполнен, прямо-таки, переполнен Месропом Маштоцем. Надо же такому случиться: вчерашний день – канун отъезда совпал с Праздником переводчиков. По традиции вся Армения в этот день спешит в село Ошакан поклониться могиле Месропа Маштоца.
Скопище машин, автобусов, даже грузовиков, приспособленных для перевозки людей. Многолюдье – не протолкнуться! Сбор знакомых и незнакомых, однако, глядящих на тебя вопросительно, ожидающе – вот-вот улыбнемся друг другу, заговорим, познакомимся.
Атмосфера праздничная, сердце сжимается. Мне пришло в голову воспоминание из очень далекого, многими забытого прошлого. А для большинства, кто родился позже – словно вовсе не бывшего: как мы собирались на первомайскую демонстрацию.
…Откуда-то из репродукторов неслась песня: «Утро красит нежным светом /Стены древнего Кремля,/ Просыпается с рассветом / Вся Советская земля. /Холодок бежит за ворот…» Я бегу по улицам, еду на трамвае к месту сбора у школы – мальчик, полный веры и надежд – увидеть Сталина на трибуне Мавзолея.
Собирались рано, шли группами – знакомые и все-таки не совсем, непривычно приодетые, гладко выбритые, чуть торжественные. Шли со свернутыми до поры до времени флагами, с транспарантами, навязанными в профкоме – на палке
прибитая фанерка, а на ней лозунг.
У сборного пункта толпа густела. Девочки из женской школы напротив нашей собирались вокруг фанерной дощечки «183 шк.», мы – у фанерки «182».
Учителя раздавали бумажные цветы гвоздики, с обязательным возвратом!
…Вот и сейчас, у церкви в Ошакане председатель Союза писателей Армении Левон Ананян раздает членам делегации белые гвоздики.
С настоящей живой гвоздикой с горьковатым ароматом обхожу церковь, воздвигнутую над могилой. У северной стены стоит целый строй хачкаров – вформе армянских букв и расставленных не как придется, а в порядке месроповского алфавита. Между хачкарами бегают, шалят, весело переговариваются мальчишки и девчонки, школьники. В руках у них транспаранты из поролона с армянскими буквами, но порядок их постоянно меняется, девчонки сбиваются в кучки, перешептываются, мимо них носятся ребята – вслед за «А» бежит «Ф».
Потом мы долго стоим в очереди, чтобы сойти в подземелье, поклониться праху Месропа Маштоца: вот медленно продвигаемся через переполненный
церковный зал к спуску, к ступеням. А навстречу нам поднимаются ребятишки с лицами ангелов с детской торжественностью от только что увиденной
святыни.
Я смотрел на них, и у меня горло перехватило, и слезы стояли на глазах – черные головки, головки посветлее, девочки с их косичками и бантами, очень
серьезные, трогательно разодетые своими мамами. Все они шли нам навстречу – во всей своей символичности и значительности, во всем ощущении единства
идеи, которая объединяет этот народ. Не ради убийства объединяет или подавления кого-то, не ради завоеваний или утверждения величия государства за счёт унижения других. А ради Букв, Слова, Алфавита. И еще во имя того Слова, которое есть Бог.
Мы медленно спускались и, наконец, увидели мраморную плиту, всю устланную белыми гвоздиками. Я положил свою. Преклонился, перекрестился, дотронулся рукою до мраморной плиты. Потом мы вошли в обширный зал при церкви, предназначенный, вероятно, для собраний общины, переполненный писателями, переводчиками – духовными и мирскими людьми.
На мое счастье, в эту пору в Ереване оказались мои московские друзья Самвел Мирзоян, Геворк Петросян, Ваник Бароян, Ваан Апроян. С ними еще был замечательный человек Джованни Гуайта, итальянский писатель и духовный деятель, автор книг, посвященных армянской церкви и геноциду армян. Я высоко ценю эти книги и очень благодарен за них Джованни.
Еще в Москве я обещал друзьям показать гробницу армянских царей Аршакидов в селе Дзорап и рассказать ее историю. Как будто все благоприятно складывается!..
Рядом со мной сел Александр Иванович Божко, видный арменовед, а в то время Чрезвычайный и Полномочный посол Украины в Армении. Во время Праздника переводчиков он был награжден Золотой медалью Союза писателей.
Александр Божко произнес речь на армянском языке, не раз прерываемую растроганными аплодисментами: ему так все хлопали, так были рады и горды, что этот высокий статный украинец с мудрыми глазами так легко и красиво говорит на армянском. Слушая его армянскую речь, я вспомнил, что уже однажды был на награждении Александра Божко: когда ему вручали государственную награду – медаль Мовсеса Хоренаци, отца армянской историографии.
Мы пригласили Александра Божко поехать с нами, все расселись по машинам. Мы отправились в село Дзорап, древний Ахц, где были захоронены отбитые у
персов останки армянских царей. Это одно из самых моих любимых мест в Армении.
Ступив на эту землю, спустившись в тесное и темное подземелье усыпальницы, я рассказал моим спутникам все, что знал из сообщений армянских историков о персах и армянах, о последних годах армянского царства, о крепости Забвения – Анхуш, куда был заключен персидским царем Шапухом армянский царь Аршак.
…Как за решетками его окна, на фоне слепящего бирюзового персидского неба покачивалась на ветру голова его любимого полководца, и не тело – содранная с него кожа, набитая соломой… Это того самого полководца Васака, который в ночном бою отбил останки царей Аршакидов. А персидский царь, теперешний убийца Васака, тогда едва спасся, ускакав голышом верхом на коне…
От гробницы мы подошли к краю ущелья – слушали, как слитно шумит река в его головокружительной глубине. Как сквозь толщу веков…
Кстати, занимаясь сейчас Карабахом, читая всё о нем, я узнал из сообщения одного американского ученого, что арцахские князья Джалаляны находились в родстве с этим царским домом – Аршакидами. Аакадемик И.А. Орбели пишет, что они недаром называли себя царями.
Мы оставили в предгорьях село Дзорап (я и не знал, что ему вернули древнее имя Ахц – ура!) и отправились дальше, забираясь все выше.
Вот уже купола Бюраканской обсерватории на другом берегу ущелья ушли вниз. И впереди на орлиной высоте показалась церковь. Я узнал ее по двум характерным остроголовым башенкам-часовням, поставленным на притвор, и еще раз подивился богатству и разнообразию форм армянских церквей первой трети XIII века, до этого века и после половины его – совершенно неблагополучного периода армянской истории и культуры и, казалось бы, не благоприятного для строительства.
Вскоре мы совершили последний подъем и остановились у стен церкви, построенной архитектором Ахб-айриком (1213-1238) на средства княгини Мамахатун; это жена князя Курда Вачутяна. Церковь в народе называют в ее честь «Мама-хатун». Опять Арцах не отпускает меня! Мама-хатун, но другая, была бабкой знаменитого Гасана Джалала Дола, одного из могущественных князей Хачена. Другая женщина, носившая имя Мама-хатун, была его дочерью и тоже славилась строительной деятельностью.
Из замечательной книги академика Левона Хачикяна, директора Матенадарана «Армяне в древней Москве» я узнал, что дополнение к имени княгини «хатун» имеет тюркское, точнее хазарское, происхождение: царь – хакан, царица – хатун. В своё время я читал его статью в «Вестнике Матенадарана», но книгу целиком воспринял как совершенно новую, увиденную словно другими глазами.
… Я не стал отбивать хлеб у церковного служителя, который в окружении моих друзей повел группу сначала по притвору, указывая на могильные камни, читая надписи на них, а затем вошел в зал. Как и большинство служителей в армянских церквах, не ученых и даже не священников, он хорошо знал историю своей церкви, свободно перебирая исторические имена. Я тихо отошел в сторону, зажег и поставил свечки в поминовение дорогих ушедших друзей. Во здравие живых. Ах, как им и всем нам нужно это здравие! И с каждым годом всё нужнее… Вот несколько дней назад мы провожали в Германию в клинику Карлоса Петросяна, за эти годы ставшего мне близким другом. Он докурился до рака лёгких и теперь улетал на операцию. А я не мог избавиться от страшного воспоминания: мой отец умер у меня нa руках именно от рака лёгких, тогда болезни неизлечимой. А сегодня, кажется, есть надежда. Господи, спаси его!
Мы ушли с праздника Переводчиков, вышли из церкви Мама-хатун и отправились в ресторанчик, искусно вырубленный в скале на обрыве. Внутри по законам армянского народного жилища было световое отверстие – ердик над головой, печь для выпечки лаваша – тонир в каменном полу, ковры по стенам, карпеты по лавкам. За столом было произнесено много речей, но мне запомнилось то, что сказал Александр Божко, мы с ним сели рядом. Он поднялся во весь рост, положил мне руку на плечо. Ласково взглянул на сидевшего неподалеку Джованни Гуайту и спросил: «Что нас объединяет – итальянца Джованни, русского Кима и меня, украинца Сашко? То, что мы, арменоведы, люди как бы одной крови. Наша общая любовь и общая забота нас объединяют – любовь к Армении…»
И случилось так, что, совершенно случайно, конечно, водка, которую мы пили, была украинская хлебная, «Хлiбна», не слишком хорошего качества. Но всё равно что-то в этом было: у подножья церкви Мама-хатун пить украинскую водку в присутствии братского посла Украины.
Наша компания заняла всё небольшое пространство внутри ресторанчика. Мы и не заметили, как на деревянном балконе, пристроенном к скале, уселась еще какая-то группа. Мы услышали негромкое согласное пение. Выглянули и увидели мужчин среднего возраста, скорее всего, одногодок: кто чуть постарше, кто чуть помоложе, кто-то в военной форме или в пятнистой маскировочной куртке, кто-то в обычной ветровке, а кто просто в трикотажной полосатой рубашке. Они воевали в Арцахе, собрались вспомнить то время, вместе спеть те песни.
Мы присоединились к ним, познакомились,побратались. Стоя, выпили за их командира, за его светлую память. Вышло так, что на минном поле подорвался какой-то молоденький солдатик. И пока они вызвали тех, кто должен был разминировать поле, это длилось долго, и сил не было смотреть, как тот истекает кровью. Командир сказал: «Я не могу ждать». Пошел, поднял его на руки – и сам подорвался. Мальчик был спасен, а командир погиб.
Только я один знал, что не когда-нибудь, а именно завтра отправляюсь в Арцах, на землю, обильно политую их кровью. Хотел сказать им об этом, но удержался – какое значение имеют мои планы перед мужественными лицами окруживших меня воинов перед ужасом смерти, о которой они вспоминали! Но эта встреча с ветеранами Арцаха и вообще весь этот день у могилы великого Маштоца в заглавии, с праздником армянского алфавита, армянского слова! У гробницы армянских царей, мужествa полководца Васака. С величественной церковью Мама-хатун – взлётом армянской духовности на вершинe плоскогорья. Всё это собралось как нарочно, будто я все придумал для этой книги, чтобы возникло её столь многозначное вступление.
Но едем. Доброе утро, однако какое туманное! Мы давно уже втянулись в горы. Перед нами пелена дождя, дальние безжизненные холмы словно заштрихованы серыми влажными росчерками. Перед ветровым стеклом машины то и дело возникают туманные образования, наполненные тысячами капель, и дворники не могут с ними справиться и прояснить картину за стеклом. Эта водная стихия, в которую мы погрузились, напоминает мои нырянья в глубину. Там тоже плывешь над ущельями и провалами. На глубине дно исчезает и снова проявляется во время ныряния. Какие-то туманные очертания тогда возникают перед глазами. И вот уже дно приблизилось к лицу – совсем как усыпанные обломками камней стенки, которые видишь в окне машины то слева, то справа в зависимости от того, куда повернуло шоссе.
Так мы ехали и ехали. Прорывались сквозь завесы дождя. Миновали перевал, спустились в равнину – и тогда внезапно стали видны подробности бытия, осенняя отдыхающая земля.
Впереди сидит мой друг Сурен Фридрихович Саркисян. Он взял шефство надо мной и моими книгами, ищет и находит спонсоров для их издания. Заботится обо мне, непрестанно хлопочет как добрый дядька Савельич из «Капитанской дочки» Пушкина. Откровенно скажу: чем старее я становлюсь, тем всё более необходима мне такая внимательная дружеская опека. Когда я жил в Ереване пять с половиной месяцев, заканчивая эту книгу, Сурен пригласил добрую женщину Сусанну, которая убирала у меня, стирала, угощала меня то борщом, то харчо.
…Сурен сидит впереди, внимательно вглядывается в дорогу. И вот, наконец, мы оба читаем крупными буквами знак – «Свободный Арцах».
И хотя внешне ничего не изменилось, как часто бывает, зачем-то вглядываешься, ищешь отличия, особенности. И природа словно отвечает желаниям. В неизмеримой высоте открылся просвет. Как Божье око. Брызнуло солнце. И вокруг открылась целая страна – сложная, сложно-сочинённая и сложно-расчленённая, разрезанная ущельями, поднося зеленые лужайки на своих каменных плоских ладонях прямо к дороге, с разросшимися деревьями – чем дальше, тем гуще. И вот уже вместо рыжих, «гончарных равнин», как писал Мандельштам, прибавлю: голых, вознесённых к небу пространств, вижу
зеленый каракуль лесов, покрывающий горы. Этот эффект особенно заметен, когда в Арцах летишь на вертолете. Вот где особенно видна граница Армении и Нагорного Карабаха – желто-коричневое внезапно сменяется зеленым горным малахитом.
Сейчас в октябре леса радуют глаз всеми осенними оттенками листвы – красной, оранжевoй, желтoй, зеленoй. А желтый тоже разный: то лимонный, а то яичный, то бледный, какой-то бессильный, золотушный, а то и впрямь звенит золотом.
Золотая осень в горах Карабаха встречает нас, обещая череду солнечных дней, суля удачу нашему путешествию. И это раздуваемое ветром облако показалось из-за горы ослепительно белым парусом…
Но жизнь наказывает за романтические мечтания. Это самое облако мы вскоре увидели высоко перед собой. Оно все приближалось и уже не казалось таким прекрасным. Наконец оно повисло над дорогой, прямо на нашем пути. И чем выше мы поднимались, тем ближе становилось облако асфальту, белой разметке. Стало понятно – вот сейчас мы въедем в облако – и что? Должны ослепнуть, остановиться? Вот уже белые хлопья проносятся над головой, касаются верха нашей машины. Вот мы уже по пояс в облаке, водитель включил дворники. Наступила молочная темнота – нам не видно ничего!
Закрываю глаза, чтобы не вперять без конца взгляд в короткую полоску дороги, ещё различимую перед машиной. Чтобы каждый раз не пугаться внезапно близко проносящихся фар встречных автомобилей. Чтобы сердце не заходилось на резких поворотах – на обочине видна лишь трава да колючие плети ежевики. Я отключился, полностью доверясь водителю.
Открываю глаза уже у входа в гостиницу, надо выгружаться…
На следующий день с утра подъехала сверкающая белизной «Нива», шофер Марат ждёт за рулем, Рубен Осипов поднялся к нам и представился нашим постоянным сопровождающим на дорогах Арцаха. Теперь вся наша «шайка» в сборе, как говаривал в пьесе Шеридана сэр Питер, правда, о своей супруге леди Тизл и ее подругах. Предстоящие дни и недели подтвердили дружный и сплоченный характер нашей команды, что в путешествиях, особенно по горам, немаловажно.
А пока нам предстояло «пойти по начальству», как выразился Сурен, в таких делах он отлично разбирается. Начальство в лице Президента республики и Премьер-Министра оказалось очень расположенным к нам, целиком поддержало нашу идею о создании книги, посвященной духовным ценностям Арцаха, обещало всяческую помощь. И надо наперёд сказать: все обещания – большие и малые – были выполнены. Дело дошло до того, что Президент при нас позвонил в село Ванк Левону Айрапетяну («очень интересный человек») и просил нас принять.
После этого наш проводник Рубен Осипов отвел и познакомил нас со своим непосредственным начальством – министром просвещения по делам молодежи и спорта. Оказывается, Рубен работал инспектором в этом министерстве.
Во время похода по верхам я был очень рад снова встретить тогдашнего министра иностранных дел Арцаха Георгия Михайловича Петросяна. Еще в Ереване он с энтузиазмом поддержал идею книги. И теперь, уже в Степанакерте, мы стояли в большой комнате, где работала президентская команда, разговаривали. И меня еще раз поразила замеченная ранее – как бы выразить это точнее – не столько простота и доступность государственного деятеля, а позиция очень умного человека, которому нет необходимости что-то играть, хотя бы и простоту; его интересует, увлекает суть разговора. И
в этот момент он никакой не министр. Просто мягкий, интеллигентный, много знающий собеседник.
Не помню, как разговор свернул на знаменитых коней карабахской породы. «А помните, как звали коня, на котором скакал в атаку Петя Ростов?» – ?? – «Карабах». Я подосадовал на себя, что не помню этого из моей любимой «Войны и мирa», книги, которую читал три раза. И чтобы компенсироваться, проявил знание темы. Армянские кони. Армянская конница… Слава о них проходит сквозь тысячелетия. Конь, дар царю Дарию, на барельефе Персеполиса. Клинопись ассирийского царя Саргона. Свидетельства Ксенофонта и Страбона… Тогда во время разговора я передал их своими словами. Сейчас процитирую: «Страна эта настолько богата конями, – пишет греческий географ Страбон. – Сатрап Армении ежегодно посылал персидскому царю 20 тысяч жеребят. При вторжении в Мидию вместе с Антонием царь Артавазд выставил на смотр, кроме прочей конницы, 6 тысяч покрытых броней лошадей, выстроив ихв боевой порядок».
Оказывается, Георгий Михайлович знал всё про армянских коней. И хотя они исчезли, кое-что сохранилось в Карабахе. Восстановить знаменитую арцахскую породу – этим планом он воодушевлен. Достал и показал мне ксерокопию иллюстрации из какого-то дореволюционного журнала: русский солдат держит в поводу красивого карабахца.
Что ещё можно вспомнить?.. Пушкинское «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» – там, в Тифлисе поэт видел армян на конях карабахской породы.
На этом надо завершить и без того затянувшуюся начальную главу.
Ким Наумович Бакши, писатель, журналист, арменовед
Публикуется по: Ким Бакши. Духовные сокровища Арцаха.(Серия «Библиотека русско-армянского содружества») – М.: Книжный мир, 2012.
Фото Виктора Коноплева