КАРАБАХСКИЙ ФРОНТ МОСКВЫ

«Наша Среда online» — Продолжаем публикацию материалов советской (российской) интеллигенции, не побоявшейся, в трудные времена глухой информационной блокады вокруг событий в Нагорном Карабахе, поднять свой голос в защиту прав армянского населения древнего Арцаха. 

Предлагаем вашему вниманию статью Виктора Шейниса, опубликованную в журнале »  «Век XX и Мир», №10 от 1988 года

Уроки карабахского кризиса

Осознанию реальности — а следовательно, и выбору верной линии социального поведения нередко мешают мифы. Один из них, глубоко проникший не только в обыденное, но и научное сознание: кризисы — удел капитализма, при социализме их быть не может. События в государствах Восточной Европы поколебали это представление, но не перечеркнули его. И жесткие слова о предкризисной ситуации, произнесенные на Пленуме ЦК в январе 1987 года, восприняты нашим обществом, на мой взгляд, без полного осознания опасности.

Действительно, близость кризиса предопределила поворот, призванный увести наше общество от опасной грани, к которой оно приближалось до 1985 года. Но едва ли разумно считать, что перестройка будет идти по заранее выверенному графику.

Длительный период стабильности политической системы, когда единственной движущей силой исторического процесса казался календарь, а заметными вехами — торжественные государственные юбилеи и похороны, сформировал вредные стереотипы общественного сознания.

Мы все еще не приспособили свои представления к иному темпу времени, к быстрой смене декораций и действующих лиц. Мы все еще исходим из того, что в запасе — если не вечность, то изрядный срок, в течение которого можно спокойно обмениваться мнениями, постепенно расширять зоны гласности, переналаживать экономический механизм, отрабатывать систему юридических гарантий, экспериментировать с выборными процедурами, вести переговоры о разоружении, которое в перспективе даст резервы для повышения благосостояния и т. д. Наибольшей опасностью многие сторонники перестройки считают урезанный, консервативный вариант реформы.

Я рад был бы ошибиться — поскольку постепенные преобразования часто оказываются прочнее тех, которые приходится импровизировать под давлением обстоятельств,— но боюсь, что времени на эксперименты уже не осталось. Оно не только съедено годами застоя. Оно поджимается и с другой стороны: вспыхнувшими, но еще не реализованными надеждами, которые возбудила перестройка, ожиданиями ее плодов. Недавно нам напомнили, что от чернового наброска В. И. Ленина о переходе от продразверстки к продналогу до его доклада на X съезде партии, утвердившем коренной социальный поворот, прошло всего 5 недель! («Коммунист», 1988, № 7, с. 37) Современные общественные структуры значительно более инерционны, и это чревато серьезными опасностями.

На необратимость перестройки работает    сама     перестройка — гласностью, раскрепощением сознания, развитием общественной активности и инициативы также, и в тех заповедниках, которые неукоснительно блюла административно-командная система. Было бы, однако, опасной иллюзией считать, что единственная наша забота — сломать механизм торможения. На его основе монтируется и другой, еще более опасный механизм реставрации. Конечно, в прямом виде история никогда не повторяется, а возврата к застою или кровавому разгулу террора не хочет никто. Но изменение неустойчивого пока политического баланса — а силы реставрации всячески подталкивают вещи именно в эту сторону — может перехлестнуть намечаемые ныне ориентиры и повести к далеко идущим последствиям, ибо логика борьбы сильнее логики первоначальных человеческих намерений. Некатастрофической альтернативы последовательному проведению перестройки нет. Безопасность перестройки неразрывно связана с миром в нашем многонациональном государстве.

Карабахские события обозначили самый глубокий политический кризис в ходе самой перестройки, из которого необходимо извлечь уроки.

Самый очевидный из них: любую ситуацию легче взять под контроль до того, как она обострилась. Между тем, в национальной политике уже не первый раз обнаружилось неумение своевременно замечать нарастание кризисной ситуации. Убеждение в том, что явления нет, пока мы его не признали, вполне соответствует стереотипам прежнего политического мышления и поведения, но необъяснимо в условиях расчета с догмами. Еще труднее объяснить бездействие в центре и на местах, когда конфликт уже вышел наружу. Ожидание, что все уладится само собой, что натиск ослабеет, когда усталость возьмет свое, вело к потере, а не выигрышу времени. Ситуация в Закавказье в течение всей первой половины 1988 года быстро накалялась, и с каждым месяцем найти и провести в жизнь мирное и справедливое решение становилось все труднее.

В национальной политике, как и в других сферах, необходимо последовательно проводить основные принципы перестройки: демократизацию, ответственность, гласность. Все это предполагает нестесненное обсуждение существующих проблем, спокойное сопоставление разных точек зрения и подходов. Такого обсуждения не хватало, когда разразились карабахские события. Гласность, как справедливо заметил А. Д. Сахаров, отказывала как раз тогда, когда она всего более была нужна. Но и в последующий период, когда средства массовой информации стали уделять этим событиям значительное внимание, преобладающий подход к проблеме оставался односторонним, поскольку неизменность    существующего административно-территориального разграничения утверждалась как бесспорный, исходный принцип, а не один из возможных вариантов решения. Именно это, а не подстрекательская деятельность неких «темных сил» заставляло сторону, считавшую себя ущемленной, усиливать натиск.

Не было в должной мере оценено, какую глубокую черту в развитии событий проложила трагедия Сумгаита, какой всплекс отчаяния и протеста вызвала она в сознании армянского народа, наложившись на его историческую память о геноциде 1915 года. На мой взгляд, реакция на Сумгаит вне Армении была и остается неадекватной злодеянию. События, которые накаляли эмоции, действительно не могут оставить спокойными ни ум, ни совесть. Конечно, нельзя возлагать за них ответственность на народ Азербайджана. Но азербайджанские семьи, укрывавшие своих армянских соседей от погромщиков, повели себя более мужественно и достойно, чем власти, которые проявили непонятную робость в политической оценке событий, как бы опасаясь задеть чьи-то чувства.

Последовательный общегуманистический подход, казалось бы, должен был подсказать, что необходимо первым делом опубликовать поименный список жертв армянского погрома в Сумгаите. Это могло бы сразу снять спор о числе погибших, не говоря уже о том, что значение события и элементарное чувство солидарности требовали объявить общенародный траур (который, к слову сказать, назначался у нас в последние годы по менее существенным, поводам). Но если первую реакцию еще можно объяснить элементарной растерянностью, то нельзя понять, почему суду над участниками и организаторами массовых беспорядков и бандитизма (а не просто хулиганства) не было придано соответствующее общественное звучание, и гласность была как бы приглушена. До сих пор не дан внятный ответ и на вопрос, кто отвечает и как могло случиться, что решительные меры были приняты лишь на третий день погрома, развернувшегося рядом с азербайджанской столицей. Политическая и нравственная глухота помешала своевременно навести мост между Ереваном и Баку.

Любое прочное и справедливое решение национальных споров должно опираться на компромисс, а не «победу» одной из сторон. Важно отдавать отчет в том, что карабахский кризис поставил центральную государственную власть в нелегкое положение: к ней апеллировали обе стороны и на нее легла ответственность за сохранение порядка, за восстановление нормального ритма экономической жизни. Вместе с тем, поле возможных политических решений центра крайне ограничено. Насильственное подавление народного движения за воссоединение Карабаха с Арменией (к чему не преминули бы обратиться в минувшие годы) имело бы катастрофические последствия для перестройки. Но нельзя и волюнтаристски, простым решением центра, как это случалось в прошлом, менять границы республик, пока на это не получено согласие обеих сторон. Наконец, жизненно важно предотвратить развертывание цепной реакции межнациональных споров и притязаний, способных загубить перестройку.

Время покажет, было ли решение, принятое в июле 1988 года Президиумом Верховного Совета СССР, когда противоречащие друг другу решения Верховных Советов двух соседних республик завели ситуацию в тупик, оптимальным. Но общая установка на то, что компромисс должен быть выработан на основе согласия сторон, а не навязан центром, верна. Как видятся поиски компромисса?

Хотя конфликтная ситуация создана в значительной мере дефектами прошлой экономической и социальной политики, нельзя рассчитывать, что известные решения о социально-экономическом развитии НКАО содержат будто бы все необходимые и достаточные предпосылки для урегулирования. Сама программа нуждается в политических гарантиях ее осуществления. Поиск этих гарантий — ядро проблемы. Вообще ошибочно думать, что обострившиеся межнациональные коллизии можно решить дополнительными ресурсами, направляемыми в ту или иную территорию из общесоюзного фонда. Во-первых, этот фонд не беспределен. Во-вторых, даже если национальное напряжение форсировано чувством экономической ущемленности, действительной или мнимой, снять его только средствами материального порядка нельзя, ибо национальное сознание — весьма тонкая и ранимая сфера; раз возникнув, симпатии и антипатии живут по собственным законам. Трактовать ущемленные национальные чувства как проявление национализма, как некую «форму», которая должна быть подчинена социально-экономическому «содержанию» (это сделал, например, философ, комментировавший телепередачу о Нагорном Карабахе) означает уводить реальную проблему в дебри бессодержательной схоластики.

Подлинно демократический и плюралистический подход предполагает, что в обществе могут существовать различные интересы, которые сплачивают те или иные социальные группы, в особенности группы меньшинства,— в том числе, и на национальной основе. Проблема возникает тогда, когда интересы одной национальной группы сталкиваются с действительными или воображаемыми интересами другой. Такие расхождения могут возникать и в социалистическом обществе, и задача заключается в том, чтобы не доводить их до антагонизма, до вражды.

В карабахском конфликте,  как и в выступлениях некоторых других национальных  меньшинств,  привлекали внимание, а нередко и вызывали осуждение, непривычные формы социального действия в поддержку требований: многолюдные митинги, забастовки, голодовки. Эти действия, как правило, сопряжены с экономическими, социальными, политическими издержками, а некоторые нарушения общественного порядка крайне опасны и заслуживают безусловного осуждения.    Но не менее опасно на этом остановиться. Ведь позиции тех, кто защищает статус-кво и выжидает, наблюдая ход событий, заведомо сильнее, чем у тех, кто добивается его изменения  и  выдвигает  свои требования в необычных, подчас довольно острых формах. Нельзя возлагать всю ответственность за обострение лишь на одну сторону, не принимая во внимание, в какой мере другая сторона склонна к уступкам и компромиссу, а центральная власть готова сказать свое слово. Поразительно не то, что массовое движение способно порождать подобного рода эксцессы, а то, что это произошло через несколько месяцев, в течение которых взрывоопасный характер ситуации и возможность грозного развертывания неконтролируемых событий явно недооценивались.

Конечно, забастовка — крайне острое орудие, безответственное и неумеренное применение которого может повлечь тяжкие последствия. Но едва ли правомерно всю вину за нарушение экономических связей и нормального ритма жизни возлагать исключительно на забастовщиков, а тем более возбуждать против них недовольство людей, изображая способ социального действия, от которого мы отвыкли, но который признан во всем цивилизованном мире, как банальное отлынивание от труда. Такая переакцентировка с существа проблемы на методы действия порождает законные подозрения в одностороннем подходе.

Но еще более сурового осуждения заслуживает тоска по силовым методам наведения «порядка», которая подчас проникает в печать и которая прозвучала в некоторых выступлениях на заседании Президиума Верховного Совета СССР. Силовые методы рекомендуют привлечь в ответ на «давление, которому подвергаются государственные органы». Между тем, интересы тех или иных меньшинств не всегда встречают понимание с самого начала. Действия, которые призваны привлечь общественное мнение к требованиям, которым они придают большое значение, пока подобные действия сохраняют мирный законный характер, представляют неотъемлемую принадлежность современного демократического процесса. Жесткая позиция, с поддержкой которой связали себя некоторые официальные лица и органы печати, всего более накаляла обстановку и развязывала страсти. Перестройка проходит серьезное испытание — всерьез поставлен вопрос: способны ли мы разрешить кризисную ситуацию цивилизованно, не прибегая к привычному методу подавления?

Пришла пора расстаться с удобным представлением, что накал национальных и политических страстей создают некие экстремисты, сознательная или бессознательная агентура внешнего врага. Необходимо разработать принципы и методы урегулирования спорных вопросов национального развития внутри Союза, основанные на уважении прав и волеизъявления национальных меньшинств. Конечно, не все их пожелания, в частности касающиеся административного устройства, могут быть в полном объеме и немедленно удовлетворены, да еще явочным порядком. Но сложные проблемы национального самоопределения малых народов не могут решаться одними «инстанциями», хотя бы и самыми авторитетными.

Универсальным методом снятия или, того лучше, предотвращения кризисных ситуаций подобного рода, по-видимому, мог бы стать равноправный диалог партийных и государственных органов с представительными   массовыми движениями, поскольку они уважают законность и порядок и соблюдают нормы цивилизованного поведения. Исходные позиции сторон в начале такого диалога, естественно, могут быть различны. Но даже самые острые вопросы должны находить решение в русле общего курса на демократизацию и гуманизацию нашего общества.

В самодеятельных движениях, выдвигающих пожелания и требования, которые отвечают чаяниям многих людей, и придерживающихся мирных, ненасильственных действий, необходимо видеть не деструктивную, а конструктивную силу, работающую на перестройку. Это ячейки возрождающегося гражданского общества, одна из форм реализации политического плюрализма. Спокойный и уважительный диалог с ними — лучшее средство отсечения тех элементов, которые заинтересованы в конфронтации, а не поисках компромисса.

Политический потенциал национального самосознания надо не загонять- в оппозицию, а использовать его в интересах перестройки, демократии, социализма. Национальное оформление в ряде республик приобретают Народные фронты, объединяющий активных сторонников перестройки, формалов и неформалов.

Весьма важную роль в урегулировании карабахского  вопроса может сыграть специальная комиссия Совета Национальностей, которая должна получить высокий статус и к работе которой важно привлечь не только руководящих работников, но и авторитетных неформальных лидеров из Армении и Азербайджана, Центра, широкие общественные круги. Комиссия должна найти и предложить высшему органу государственной власти (а возможно и на всенародное обсуждение) компромиссный вариант выхода из кризиса, контуры которого были намечены в решении Президиума Верховного Совета.

Сохранение или изменение границ и статуса отдельных образований внутри Союза по многим причинам очень сложно. Здесь столкнулись два правовых принципа: право наций на самоопределение, которое не должно зависеть от согласия доминирующей нации, и государственный суверенитет, который предусматривает, в частности, что границы республики не могут быть изменены без ее согласия.

На мой взгляд, право нации на самоопределение выше, в принципе значимее государственного суверенитета, и это должно найти отражение в обновленной Конституции. Это соответствует и тем идеям, которые отстаивал Ленин в начале века, и общедемократическому правосознанию, утверждающемуся в мире на исходе столетия. Не эмоции, не волевая перекройка границ, а обращение к разуму, говорят нам, требуются сегодня. Но разум не может не считаться с эмоциями, а в карабахском споре оскорбленное и встревоженное национальное чувство народа с нелегкой исторической судьбой столкнулось с территориальными амбициями и ложно понятыми соображениями престижа. Я глубоко верю, что азербайджанский народ может осознать, сколь неравновесны эти ценности, и что лучше иметь друга возле своего дома, чем насильственно удерживать в нем другой народ.

В то же время необходимо учитывать, что этническая карта СССР ныне существенно расходится с административно-территориальным делением. Это расхождение, по-видимому, будет со временем усиливаться. Увеличиваться будет число ареалов со смешанным национальным составом. Чтобы удовлетворительным образом решать возникающие в связи с этим проблемы, надо последовательно проводить курс на экономическую и политическую децентрализацию, расширять компетенцию местных органов, интенсифицировать прямые связи в экономике, которые будут отодвигать на второй план вопрос о подчиненности предприятия одному или другому звену в системе государственных экономических ведомств, а территориальную автономию необходимо дополнить национально-культурной, которая могла бы найти адекватное отражение в структуре органов государственной власти и, в частности, в намеченной реформе Совета Национальностей Верховного Совета СССР. Радикальное же устранение кризисов и обострений в национальных взаимоотношениях может быть достигнуто лишь в рамках глубокой демократизации политической жизни.

«Революция должна уметь себя защищать» — это часто повторяемое положение приобретает нередко узкую, а то и просто неверную интерпретацию. Люди, не имеющие ни малейшего представления о реальной расстановке сил в Чили в начале 70-х годов,    в упрек правительству С. Альенде ставит нерешительность в проведении репрессивно-карательной деятельности. Между тем, надежнейшая защита общественных преобразований, как революционных, так и эволюционных — в том, чтобы обеспечивать им на каждом этапе прочную и широкую социальную базу, соразмерять цели и средства с реальной ситуацией, адекватно реагировать на события, которые грозят выйти из-под контроля.

Работает ли каждый наш день, как иногда говорят, на перестройку, делает ли ее все более необратимой? Честный ответ на этот вопрос может быть только — и да, и нет. Да — потому что интенсивно идет очищение сознания миллионов людей от старых мифов, от смирения с ролью «винтиков». Нет — потому что нарастает усталость от слов и лозунгов; бумерангом возвращаются несбывшиеся ожидания и несвершившиеся надежды. И поэтому недостаточно сегодня убеждать себя и других, как худо будет без перестройки. Еще важнее отдать себе отчет в том, почему и как она может не получиться. Исключительно сложный, исторически пионерный процесс сам неизбежно порождает обострения, которые могут приобретать критический накал. Начисто исключить их едва ли удастся; вопрос в том, как их предвидеть, смягчать и выходить из них с наименьшими потерями. Перестройка разобьется о подводные камни, если разразится кризис, который мы не сумеем предотвратить или преодолеть.

ВИКТОР ШЕЙНИС,
доктор экономических наук

«Век XX и Мир»
1988, №10.

PS

ПРИМЕЧАНИЕ К СТАТЬЕ В. ШЕЙНИСА

В.Л.Шейнисом была любезно предоставлена заключительная часть статьи, по техническим причинам не вошедшая в журнальный текст. Приводим заключительную часть статьи:

«Но если высшие государственные инстанции вынуждены были решать вопрос, который при данной его постановке удовлетворительного решения не имеет, то общественное мнение обязано было сказать свое слово, положить на весы свой моральный авторитет. Слова укоризны, с которыми обратился к нашей интеллигенции С.Золян, справедливы, и горькую обиду армянского народа, отстаивающего правоту своего дела почти в одиночестве, не так-то легко будет стереть. Скажу резче: в массе своей наша интеллигенция проявила нравственную политическую глухоту, позволила недобросовестным журналистам, комментаторам и «экспертам» позорившим высокое звание ученого, создавать у людей искаженный образ событий, разжигать страсти против «экстремистов», а на деле — против народа, натолкнувшегося на глухую стену непонимания и безразличия. Наша интеллигенция не смогла понять, что колокол звонит не по далеким жертвам Сумгаита, а по каждому из нас, кто и перестройку принимает как отмеренные и поднесенные сверху блага.

На мой взгляд, право нации на самоопределение выше, в принципе значимее государственного суверенитета, и это должно найти отражение в обновленной Конституции. Это соответствует и тем идеям, которые отстаивал Ленин в начале века, и общедемократическому правосознанию, утверждающемуся в мире на исходе столетия. Не эмоции, не волевая перекройка границ а обращение к разуму, говорят нам, требуются сегодня. Но разум не может не считаться с эмоциями, а в карабахском споре оскорбленное и встревоженное национальное чувство народа с нелегкой исторической судьбой столкнулось с территориальными амбициями и ложно понятыми соображениями престижа. Я глубоко верю, что азербайджанский народ может осознать сколь неравновесны эти ценности, и что лучше иметь друга возле своего дома, чем насильственно удерживать в нем другой народ. Но именно это российская интеллигенция обязана сказать во весь голос. Это надо было сказать вчера, не прибегая к дипломатическим уверткам и «уравновешивающим» формулам. Но лучше сказать поздно, чем никогда».

Все материалы проекта «Карабахский фронт Москвы»

Будем признательны за материальную помощь нашему проекту, которую можно сделать через:

— систему денежных переводов PayPal

— или форму «Яндекс Деньги»: