СОЦИУМ
— Так о чём ты плачешь? И чему улыбаешься?
Грант Матевосян. Сквозь прозрачный день.
Пять лет назад мои знания об этой стране уверенно вились около значения «0». Гора и коньяк Арарат. Шарль Азнавур. Лаваш. Хорошая обувь. Озеро Севан. Дилижан с водой, которая на втором месте в мире. Фрунзик Мкртчян с его «кудахтать как цыпленок…». Абрикос. Название города, трагедия которого до сих пор вызывает ужас – Спитак. Пожалуй что все.
Потом в мою жизнь как-то очень стремительно вошел человек, уверенный в том, что мы вместе уже миллионы лет, просто не знали об этом… Многое удивляло… помню, первый раз увидев его слезы, когда мы начали смотреть «Майрик» – я в душе недоуменно пожала плечами. Тогда, кстати, так и не досмотрели, мне было не интересно! МНЕ! БЫЛО! НЕ ИНТЕРЕСНО!
Прошло немного времени, и я стала «слушать»… Сначала о доме, о семье. Потом о земле, о народе, об истории, культуре…
Стали всплывать воспоминания, которые, оказывается, всегда жили во мне: мы с мамой в Пушкинском музее стоим возле каменной глыбы, испещренной каменной резьбой, я совсем школьница (ну немудрено, что успела воспоминание затолкать на дальнюю полку) замерла от удивления: вижу такую красоту и невероятную работу впервые, и меня это потрясает. Давняя передача на канале Культура, кажется «Антропология» с Дмитрием Дибровым, в гостях Дживан Гаспарян и его дудук. Уже собираюсь переключить, потому что «не рок»… и остаюсь с пультом в руке и открытым ртом – такой музыки я еще не слышала.
Совсем давнее: мамин день рождения, справляем на даче. В гостях множество коллег с ее работы и армянин Эдик. Точно уже не помню, директор то ли армянского Дома кино, то ли Бюро пропаганды армянского киноискусства. С огромной коробкой (ее в дом внесли два человека) с мясом, помидорами, баклажанами, зеленью, лавашем, коньяком – подарок из Армении. Три дня гости (и все окрестные собаки) не отходили от мангала – ели и спали, пили и пели… Завернутый в лаваш кусок сочного горячего мяса с запеченными на углях овощами — моя первая армянская еда…
Мама едет в командировку в Ереван накануне моего выпускного, звонит оттуда, говорит, что купила мне серебряные – писк моды! – босоножки на праздник. Самолет опаздывает и туфли я получаю уже утром знаменательного дня. Они невероятной красоты, все из ремешков, действительно серебряного цвета, но… ноги не успевают привыкнуть к новой обуви, и эти ремешки немилосердно впиваются в кожу и натирают. Но я не снимаю туфли, потому что они потрясающие, и, даже, главная модница нашего класса, не спускает с них завистливых глаз.
Таких маленьких, но, как оказалось, дорогих моментов гораздо больше, чем я могу вспомнить, и мне уже начинает казаться, что Армения всегда была со мной рядом.
Готовится к первой поездке в Армению я начала по привычной схеме: интернет, карты, путеводители. Читала рассказы побывавших там, отмечала галочками на карте места, которые заинтересовали, выписывала сведения. Я даже представить не могла, что вот эти мои сухие слова «заинтересовали», «сведения» не имеют ничего общего с тем, что я увидела, услышала, попробовала и почувствовала.
Началось все с самолета. Как опытная путешественница, я разузнала, с какой стороны надо сидеть, чтобы сразу увидеть Арарат. Но, оказалось, что к встрече с ним я не была готова совершенно. Он меня… ну не знаю, наверное, правильное слово – накрыл, хотя мы были где-то над в небе над ним. С первой минуты в Армении, куда бы мы ни шли, где бы ни были, я искала глазами ЕГО. И ОН был виден все 17 дней, пока я гостила в Ереване.
Ну да, пока еще гостила. Была гостьей, внимательной, восторженной, удивленной. В какой момент я почувствовала себя там как дома? Не знаю, знаю только, что осознала это не сразу, даже не в этот приезд. Из этой поездки я привезла в Москву тысячу фотографий, толстую тетрадку записанных от руки (сто лет не писала – пальцы сводило!) рецептов, массу впечатлений, навсегда оставшийся на губах вкус коньяка, абрикосов, туты и кололака. Привезла тепло от общения с прекрасными людьми, образы хачкаров и Арарата в памяти… Вернее, после этой поездки я уже уверенно называла его Масисом.
Целый год после первой поездки я думала об Армении. Читала, смотрела – все, что можно. Сходила к тому, самому первому в моей жизни хачкару – в Пушкинский музей, убедилась, что он еще прекрасней, чем я его помнила. Еще бы, теперь он для меня был абсолютно живой крест-камень, с вложенными в его душу молитвами и теплом рук. И узнавала страну, влюблялась в нее.
В июне следующего года я полетела опять. Уже жена перед людьми и государством, я очень хотела стать ею перед Богом. И именно там, в Армении, в тихой старой церкви, под тихие песнопения на древнеармянском сказать свое первое официальное слово «hаназандем».
В этот приезд я чувствовала себя в нашем доме – дома. И даже принимала гостей – маму, тетю, которые приехали на венчание, родных и друзей за праздничным столом. Не хозяйкой чувствовала, конечно нет – уважение к дУхам бывших хозяек не позволяло мне об этом даже помыслить. Я даже, входя в гостиную и открывая, например, посудный шкаф, спрашивала у них мысленно разрешения и просила прощения, что своевольничаю, переставляя бокалы и чашки. Но дом постепенно принимал меня, становился все теплее и роднее. Я начала выглядывать в окно, выходящее во двор. Утром было прохладно, днем нещадно палило солнце высушивая помидоры – да, я вознамерилась сделать вяленные помидоры (прямо скажем, не очень получилось – но это пока…) Прямо перед глазами, вечерами полыхали закаты. А потом я случайно повернула голову влево… Там был Масис! Господи, оказывается, из нашего окна виден Масис! Почему я раньше его не замечала, мне в голову не приходило посмотреть по сторонам! Теперь каждое утро я сначала бежала к окну – выглянуть, задержать на секунду дыхание от восторга (или огорченно охнуть, если он спрятался в облаках), поздороваться… а потом уже выпить кофе, опять-таки, в компании с ним.
Армения входила в мою душу, в мое сердце все глубже. Я ловила себя на том, что в некоторых вопросах становлюсь больше армянкой, чем мой муж-армянин. Настойчиво защищала историю страны, культуру, людей. До слез обижалась непониманию со стороны… непосвященных.
Читала, смотрела, слушала, приезжала опять и опять… Приезжала домой. «В горах мое сердце», написал Уильям Сароян. Мое сердце тоже в этих горах. Где-то там, между Масисом и Арагацем, в Сюнике и в Тавуше… Среди людей, переживших Геноцид. Прошедших несколько – уже несколько! – войн. Среди прекрасного языка, на котором, по уверению Байрона, говорят ангелы, и звучание и начертание которого меня завораживает, как великое произведение искусства.
Я люблю джазовые ритмы Еревана и горное звучание дудука, зурны и дhола. Я люблю розовые дома малого центра и обветшалый, архаичный Конт, люблю картины армянских художников, городские памятники с их выразительными глазами и руками, люблю нехитрую керамику и другие поделки, которые продают на «Вернисаже». Но самое главное, я люблю людей. Мне нравится их искренность в проявлении эмоций – не важно, что это: радость, горе, смех, слезы… Мне нравится слушать, как совсем незнакомые люди называют друг друга братьями и сестрами, как они обращаются – «джан» к окружающим. Я люблю ездить в Ереванских маршрутках – даже в битком набитой обязательно подвинутся, чтобы уступить – пусть совсем небольшой кусочек сиденья или же, если уж двигаться совсем некуда, возьмут твою тяжелую сумку на колени. (Маленькое теплое воспоминание, как в автобусике все пассажиры ловили по полу мою отстегнувшуюся и укатившуюся черт знает куда сережку…). Я знаю, что это мелочи, но именно из них сложилась, слепилась, сплелась моя армянская история. В которую я теперь потихоньку вплетаю все больше знаний, фактов, мыслей, любовей…
Мне не надо ничего никому доказывать, я это знаю. Знаю, что Армения – это страна, где тепло и солнечно в любой, даже самый непогожий день, где живет любовь и доброта. Я уже получила часть этих сокровищ. И, кажется, научилась желанию делиться ими с другими.
Да, я посмотрела «Майрик», и еще много-много армянских фильмов, прочитала много армянских книг. Плакала и смеялась, еще больше погружаясь в любовь к моей Армении.
Слезы и смех, почему то, так естественны на этой Земле камней…
Фото автора