Проект «Карабахский фронт Москвы» продолжает публикацию материалов, посвящённых событиям в Нагорно-Карабахской Республике и российской интеллигенции, не побоявшейся, в трудные времена глухой информационной блокады вокруг событий в Нагорном Карабахе, поднять свой голос в защиту прав армянского населения древнего Арцаха.
Предлагаем вашему вниманию статью Николая Калинкина, опубликованную в журнале «Новое время» № 21, 1991 год.
Репортаж из района боевых действий
Все средства массовой информации, словно сговорившись, сдержанно относятся к сообщениям об ужасах, передаваемым из Еревана и Степанакерта по телефону. Чтобы иметь своих очевидцев, «Мемориал» направил туда группу наблюдателей Правозащитного центра, куда был включен и я.
За день до моего приезда в Ереван двое моих коллег (из «Мемориала») приземлились в аэропорту Степанакерта, где их сразу поразило обилие внутренних войск и вооруженных людей в черной форме азербайджанского ОМОНа.
Багаж моих коллег омоновцы обследовали вплоть до клочка бумаги, при личном обыске использовался металлоискатель. Затем проверка прописки. Этого экзамена они не выдержали: москвичей отправляют обратно без разговоров, возражения не принимаются. Обратно летели с неким армянином, прилетевшим в Степанакерт одним с группой «Мемориала» рейсом. Теперь он уже прикладывал платок к разбитым в кровь губам.
Начальник иджеванской милиции подполковник Амирханян:
— Уже более десяти дней практически ежедневно ведутся обстрелы приграничных с Азербайджаном сел. Используются танки Т-72, зенитные орудия, минометы. В селах Киранц, Цахкаван, Беркабер разрушены дома, имеются раненые.
В Иджеванском районе заблокированы два села. В соседнем Ноемберянском районе полностью блокировано село Воскепар. Была тропа, но сегодня там уже стоят два танка. Стреляют без предупреждения. Обстреливают даже милицейские машины. 1 мая обстреляли и сожгли машину. Водитель молодой был, успел выскочить.
Раньше там стояло подразделение внутренних войск МВД СССР, — продолжает Амирханян, — но неожиданно его сняли. Тем временем все приграничные села обстреливались силами Азербайджана и 4-й армии Закавказского военного округа. Когда люди увидели, что внутренние войска уходят и оставляют их без защиты, окружили и разоружили их, когда они проходили через Дилижан. Солдаты абсолютно добровольно отдали автоматы и 4 БМП, понимая, что творится, кто прав и кто виноват…
Республиканское руководство в Ереване категорически запрещает нам отвечать на огонь. Но что делать, если они ворвутся в наши села, как я смогу не стрелять? Я должен защитить жизнь и достоинство жителей нашего района.
Воскепар
Добирались до Воскепара козьей тропой, проложенной в лесах, среди гор.
Попав наконец в Воскепар, мы были ошеломлены парадом военных вертолетов, почти непрерывно кружащих над селом. Отчетливо можно было различить их вооружение: пулемет и две ракетные установки на каждом.
Основная часть села расположена на живописном склоне, Другая его часть, захваченная войсками и азербайджанским ОМОНом, занимает низину и начало противоположного склона. На той стороне старинная церковь, школа, где разместились омоновцы, брошенные огороды, ферма с недоенной и некормленной-скотиной, несколько десятков домов. Когда мы прибыли в Воскепар, один из этих домов горел, другой догорал. Рядом с нами стоял плачущий хозяин дома, своими руками строивший его более десяти лет. Вместе с домом сгорела надежда прожить остаток жизни на собственной наконец земле свободным человеком. За полтора часа наблюдения на наших глазах загорелись еще пять домов. Среди них спокойно прогуливались военные и омоновцы, особо выделяющиеся черной формой на фоне белых стен. Погасить огонь никто не пытался. Дома сжигаются с целью «разоружения незаконных вооруженных формирований»?
В бинокль хорошо видны два вкопанных в землю танка и что-то под маскировочной сеткой. Местные жители говорят — орудие. В результате артобстрелов разрушены семь домов. Из пролома в стене одного из таких домов удалось сфотографировать момент посадки военного вертолета в месте скопления людей в черной форме. Из вертолета вышел еще один омоновец.
Передвижение по селу небезопасно. В этом мы убедились с началом сумерек: после десятка выстрелов мы перестали их считать. Солдаты и омоновцы чувствовали себя явно в безопасности, обстрелов с армянской стороны не ожидали. Я уже писал, как хорошо видно черную форму на белом фоне. Они собираются большими группами, беззаботно, не опасаясь выстрелов, передвигаются: прекрасные мишени. Мои коллеги разглядели там даже детей, видимо из прилегающего к Воскепару азербайджанского села Нижняя Аскипара. Подобную же картину мы наблюдали в селе Беркабер: все время, пока мы там были, омоновец на берегу реки преспокойно удил рыбу.
На главной площади свободной пока части Воскепара — месте постоянных тусовок, одни мужчины. При приближении вертолета стремились встать ближе к дереву, опасливо поглядывая в небо. Бывает, говорили, постреливают, а береженого бог бережет. В глазах растерянность, недоумение, любопытство, тревога — все что угодно, но не страх и не злоба. Не пришла еще ее пора. Сами они почти все прошли «школу жизни» в армии, у многих сейчас сыновья проходят службу, отдают долг, так сказать. Откуда же ей, злобе, взяться?
«Вы обязательно расскажите в Москве, что они здесь делают!» — вот тогда, дескать, справедливость восторжествует… Если бы так!
Боевики села Воскепар
— Кого вы называете боевиками?
— В принципе все те спецподразделения, которые созданы МВД Армении.
— Но они имеют официальный статус и подконтрольны правительству…
— Для нас, вооруженных сил, они являются… (думает) неформальными.
— Не по той ли причине, что они не подчиняются Центру?
— Для нас они неформальные…
(Из беседы с высоким военачальником.)
Так кто же они, боевики села Воскепар?
Это прежде всего отличающиеся «робой» и наличием автоматов работники милиции. Они с готовностью показывали нам свои удостоверения — не поддельные, с фотографиями и печатями, с защитной типографской сеткой, затертые от многократных предъявлений в течение месяцев и лет. Каски почти у всех. Бронежилетов явно не хватает. Мой более компетентный в оружейной науке коллега провел выборочную проверку оружия. Он Обследовал 7 или 8 стволов автоматов и не обнаружил ни следов пороховой гари, ни смазки.
Местные жители приметны «домашней» одеждой и вооружением: берданки и двустволки, некоторые, очевидно, доставшиеся в наследство от дедов и прадедов.
Они называют себя боевиками. Один из них, 50-летний отец двух сыновей, проходящих службу в армии, горько сетовал, что, выходит, его дети ведут против него войну, выходит, его сыновья стреляют из вертолетов , целясь в него!
Ближе к вечеру в село приехали десять омоновцев из Еревана. Каски, бронежилеты, автоматы Калашникова, гранаты — штатный комплект. Отличаются от своих московских коллег воспитанностью и правильной русской речью.
Еще один или два боевика — «руководители». То ли из райцентра, то ли из Еревана. У одного из них ручной пулемет Дегтярева, видавший виды за десятилетия существования, с налетом ржавчины в стволе.
Не покинули село десятка полтора людей преклонного возраста. Не нам судить, правы они или нет. Остались — значит, им так надо. Среди них одна очень старая женщина, у нее угнали 30 овец. Проходя мимо и узнав о цели нашего визита, обратилась с короткой, но страстной речью. Хочется привести ее полностью:
«Какой Горбачев, э? Где Горбачев? Горбачев нету! Нету Горбачев! Армения — герой! Азербайджанский — герой! Русский — герой! Все люди — герой! Что такой, а? Какой закон? Я уже умирать. Хлеб — нету. Сахар — нету. Ничего нету. Вот, посмотри моя! Три раза уже Азербайджанский: та-та-та-та-та… А? Что такой? Что такой?» И пошла куда-то по своим делам, исчезнув вскоре за верхушкой горы. Азербайджанцы в нее не стреляют…
Любезнейший Михаил Михайлович
Не прошло и двадцати минут ожидания на КПП штаба 7-й армии Закавказского военного округа в Ереване, как за нами пришел солдат и провел в кабинет начальника политотдела полковника Сорокина.
Выйдя из-за стола и радостно поприветствовав каждого из нас отдельно за руку, заботливо усадил и начал свой рассказ о нелегкой ратной службе:
«Примерно с 1 мая заметно изменилась атмосфера. До этого любой военнослужащий пользовался уважением со стороны местного населения, руководство Армении с пониманием относилось к нашим проблемам. Мы даже совместно готовились провести празднование 9 мая, организовать призывную кампанию. Но сейчас обстановка изменилась. Вы видите, штаб нашей армии стал неприступной крепостью: на каждом этаже часовые, амбразуры, огневые точки. Мы готовимся. Думаю, что обострение на границе вызовет, конечно, обострение и здесь. Все наши части приведены в полнейшую боевую готовность».
Чисто по-человечески нельзя не понять Михаила Михайловича: нелегко жить без всеобщего уважения, пуще того — в накаляющейся атмосфере, во взаимном недоверии, почти неуклонно перерастающем во вражду. Михаил Михайлович продолжает:
«1 мая в 13.00 в Дилижане задержана рота внутренних войск МВД СССР. Захвачены 4 БМП и разоружены 66 солдат. На выручку приехал командир полка Калмогоров, но был также обезоружен. Он выдернул чеку из гранаты, пытался бежать, но его задержали. Выручать начальника приехал майор Разумовский, с ним был танк Т-72 и БТР с автоматчиками. Их окружили, обезоружили, танк и БТР захватили. 4 мая в 19.30 в Дилижане был захвачен командир дивизии полковник Петров. Через сутки, после переговоров в Верховном Совете республики, Петрова привезли обратно». И так далее.
На мой вопрос, как обходились с задержанными офицерами, полковник Сорокин сообщил, что Калмогоров был избит. Я попросил уточнить, в какой степени был избит, какие нанесены повреждения. И выяснилось, что избит он все же не был, но обращались с ним грубо, по-хамски. Памятуя о выдернутой чеке, я не стал спрашивать о причинах такого обхождения. Далее речь пошла о полковнике Петрове: «Его хотели отвезти в приграничное село, чтобы он посмотрел, как стреляет противоположная сторона (кто именно, Сорокин уточнять не стал. — Н.К.). То есть хотели выставить в качестве мишени».
Интересный вывод. Во-первых, потому, что уважаемый начальник политотдела штаба армии, базирующейся в Армении, почти за час душещипательного рассказа ни разу не подтвердил факта обстрела армянских сел. А еще интереснее другое — он считает недопустимым подвергать риску жизнь полковника Советской Армии, и это правильно. Неправильно другое: жители приграничных сел подвергаются риску ежечасно, но полковника это не волнует.
«Ситуация складывается так, что мы должны прежде всего подумать о себе, своей чести и достоинстве». Честно говоря, я предполагал, что армия должна прежде всего думать о народе, чьи честь и достоинство она призвана охранять. Я не стал раскрывать своего невежества и потому переменил тему:
— Скажите, пожалуйста, может ли армия передать внутренним войскам технику, скажем танки Т-72?
— Да, может. Вместе с механиками-водителями.
— А если эта техника используется в противозаконных целях, как армия на это реагирует?
— Это провокационный вопрос, — проницательно замечает уважаемый Михаил Михайлович. И продолжает: «Но я на него отвечу».
И начинает отвечать многословно и путано. Наконец, найдя достойный аргумент, расставляет точки над «i».
— Это решаем не мы. Нам дадут приказ — мы выполняем.
Очень душевно распрощавшись, милейший Михаил Михайлович проводил нас до самой приемной. Долго, жал нам руки, просил непременно заходить. Сейчас меня очень занимает вопрос: мог ли не знать в тот момент начальник политотдела штаба армии о происходящем уже шесть часов побоище в Воскепаре?
Мы узнали о нем лишь спустя час…
Итог
Прошу рассматривать этот рассказ как своего рода путевые заметки. Происходящее сейчас в Азербайджане и Армении уже не есть межнациональный конфликт. Действующая на стороне одной из враждующих сил армия находится в подчинении у Центра, и действия ее носят карательный характер.
Уничтожение под прикрытием армии, и зачастую при ее участии, домов и имущества мирных жителей, обстрелы из армейских орудий и автоматов, сотни раненых и убитых, тысячи беженцев… Перечень преступлений может стать бесконечным, если немедленно, решительно и честно не прекратить беспредел, творимый войсками или под прикрытием войск. Увиденное в приграничных селах Армении не укладывается в рамки цивилизованного сознания.
Николай Калинкин
Источник: «Новое время» № 21, 1991 год