КАРАБАХСКИЙ ФРОНТ МОСКВЫ

«Наша Среда online» — Предлагаем вашему вниманию статью из сборника «Борьба за свободу», написанную  Олегом Орловым и Дмитрием Леоновым и опубликованную в газете «Новое время», 1990, № 38

Из всего узла проблем, затянувшегося вокруг
Нагорного Карабаха, мы представляем сегодня одну —
чрезвычайное положение и права человека.
О ситуации в Степанакерте рассказывают члены
общества «Мемориал»

 «Июньским вечерам мы, соседи, сидели в беседке у себя во дворе. Время было 21.55, оставалось еще 5 минут до комендантского часа. Нас вдруг окружили автоматчики. Подталкивая автоматами, повели к машине… Привезли нас на площадь под памятник Шаумяну… Там уже было человек 35-40. В это время пошел сильный дождь. Всех заставили сидеть на корточках с руками, заложенными на затылок. А мне солдат приказал лечь на землю. Я думал, он шутит. Говорю, мол, паспорт и другие документы намокнут. Но солдат подтолкнул меня автоматом. Мне, пожилому человеку, пришлось из страха за свою жизнь лечь прямо в лужу. В таком состоянии меня и еще дво­их держали полчаса…»

Рассказывает житель Степанакерта Б. Р. Балаян. Его однофами­лец А. А. Балаян, бывший там же на площади, добавляет такую де­таль: молодой парень, отшучиваясь от унижения и намекая на дождь, сказал: «Сауна». Его потащили за БТР, избили дубинками, приволокли назад и заставили лечь в лужу лицом вниз (там уже ле­жали двое).

Получив возможность реально влиять на дела в своих регионах, мы постепенно перестаем реагировать даже на трагедии в соседнем доме. Это относится и к Нагорному Карабаху. Между тем НКАО, где насилие стало фоном жизни, где действует новый закон о чрезвычайном положении, должна интересовать нас не только из со­чувствия. Мы можем увидеть здесь, что такое порядок, установлен­ный силой.

Этим летом мы, наблюдатели от общества «Мемориал», отправи­лись в Нагорно-Карабахскую автономную область. Из «дорожных впечатлений» главное то, что из Армении в Нагорный Карабах про­ехать нельзя: шоссе Горис-Лачин заблокировано внутренними вой­сками. Аэропорт Еревана, забитый невольными многосуточными его обитателями, за день отправляет в Степанакерт не более семи пас­сажирских самолетов. Таково распоряжение коменданта района чрезвычайного положения генерал-майора В. Н. Сафонова. Со сторо­ны Азербайджана путь в Нагорный Карабах свободен.

Первые впечатления в самом Степанакерте: солдаты с автомата­ми проверяют багаж, вооруженные патрули на улицах. БТР с расчехленными пулеметами разъезжают по городу; здание распущен­ного обкома превращено в военную комендатуру; тихий, удивительно уютный южный городок, запах цветов, разлитый в воздухе, неторопливость и приветливость жителей; абсолютная пустота в продовольственных магазинах. Жители как будто не замечают военных, но вот подвыпивший гражданин начинает кричать что-то патрулю, и вскоре его увозит военная машина. «Получит скорее всего 30 су­ток», — объясняют нам.

За внешним спокойствием — страшная напряженность, нервы на пределе и у гражданских, и у военных. Уже больше полугода все живут в условиях чрезвычайного положения, а это значит: комен­дантский час, запрещение массовых мероприятий (театр, кино, фут­бол, не говоря уже о митингах или демонстрациях), запрет нахо­диться вне дома без удостоверения личности, проверка паспортного режима на квартирах, контроль над средствами массовой информа­ции, ограничение въезда и выезда, досмотр транспортных средств и многое другое. Как ведут себя в этих условиях военные? Соблюда­ются ли при чрезвычайном положении гражданские права?

СУД ВЕРШАТ ПОЛКОВНИКИ

Военные — внутренние войска, курсанты высших школ милиции, оперативно-следственная группа, приданные им воинские части — оказались едва ли не главной властью в регионе, где существуют два органа, претендующие на роль законной гражданской власти: Совет народных депутатов НКАО и Республиканский оргкомитет по НКАО. Они возникли после принятия 2S ноября 1989 года ВС СССР постановления, упраздняющего Комитет особого управления, которое гласило: «Создать на паритетных началах с НКАО республиканский оргкомитет и восстановить деятельность Совета народных депутатов НКАО 20-го созыва и его исполнительного комитета…» Президиум ВС Азербайджана выполнил первую часть постановления (правда, от НКАО в оргкомитет никто не вошел), а вторую выпол­нить отказался. Сессия Совета народных депутатов НКАО выполни­ла как раз вторую часть постановления. Но ни облсовет, ни стран­ный оргкомитет, сочетающий функции партийной и государствен­ной власти (он руководствуется в своей деятельности Уставом КПСС!), не осуществляют реально властных функций. 15 января в НКАО было объявлено чрезвычайное положение. Закон в этом слу­чае предоставляет чрезвычайные полномочия органам государствен­ной власти и управления, но не указывает, каким именно.

В день нашего приезда в Степанакерт стало известно, что в рай­оне чрезвычайного положения, включающего кроме НКАО прилега­ющие к области районы Азербайджанской ССР) новый комендант — генерал-майор Г. А. Малюшкин (с 1 августа этот пост вновь занял В. Н. Сафонов). Мы попросили его о встрече и спросили прежде все­го о том, какой орган на данный момент является органом государ­ственной власти в НКАО. Вот его ответ:

«Государственной властью является правительство Азербайджана. Организационный комитет по НКАО представляет правительство Азербайджана, деятельность которого направлена на стабилизацию обстановки в НКАО. Ведется конкретная работа по обеспечению нормальной жизнедеятельности населения, а комендатура обеспечивает общественный порядок… Облисполком расформирован… Глав­ная задача — не допустить кровопролития, обеспечить жизнь и безопасность людей… Мы сторонники концепции — максимум законности и минимум насилия…»

Многочисленные встречи и знакомство с документами показали: нам, что это, к сожалению, только слова.

Начнем с самого заурядного в НКАО — с административных на­казаний. Решением генерал-майора В. Н. Сафонова людей штрафо­вали на 500- 1000 рублей только за то, что они отправили телеграм­мы в Верховные Советы СССР и Армянской ССР о творящихся беззакониях. Ежедневно задерживаются десятки людей, арест за малей­шее нарушение, как правило, не менее 15 суток, штрафы гигантские, тысячные. Единственное дело об административном аресте, к кото­рому был допущен адвокат, обнаружило картину вопиющего безраз­личия к закону.

25 мая Юрий Бахшиевич Нерсесян, генеральный директор Нагорно-Карабахского редакционно-производственного объединения, был освобожден от занимаемой должности приказом начальника штаба комендатуры особого района НКАО полковника Овчинникова. Сам такой приказ противоправен, так как подобное увольнение — прерогатива органа государственного управления. Нерсесяна вызвали в комендатуру для ознакомления с приказом. Он отказался поставить на приказе свою подпись и был тут же арестован. 30 суток. Из рапор­тов, на основании которых Нерсесян был задержан, следует, что ви­новен он только в несогласии с приказом. В деле отсутствует пись­менное объяснение Нерсесяна и — что всего удивительнее — поста­новление об административном аресте. Основания ареста остались загадкой для адвоката, которому кстати сказать, не дали, вопреки закону ознакомиться со всеми материалами дела.

Юрий Бахшиевич серьезно болен. После двух дней содержания под стражей он был госпитализирован в областную больницу, где пробыл целый месяц. Диагноз: ишемическая болезнь сердца, пост­инфарктный кардиосклероз, стенокардия. Врачебная комиссия нап­равила его для продолжения лечения в НИИ кардиологии Армянс­кой ССР. Но стоило Нерсесяну обратиться в комендатуру за паспор­том для выезда на лечение, как он был снова арестован и помещен в следственный изолятор. Четверо суток изолятора, приступ и снова больница. Выехать за пределы района чрезвычайного положения он сможет только после отбытия 30 суток, причем время, проведенное в больнице, не идет в счет…

«ПОДЧИНИТЬ РЕДКОЛЛЕГИЮ КОМЕНДАНТУ»

Записывая показания многих других арестованных, мы пришли к выводу, что следует говорить не просто о систематическом грубом нарушении закона военными властями, но и о творимом ими беззаконии. Не соблюдаются даже упрощенные формальности, предусмотренные законом о правовом режиме чрезвычайного положения. Так, в нарушение статьи 9 известные нам дела не рассматривались ни в суде, ни руководством местного органа внутренних дел, ни комендантом, постановления об административном аресте не предъявлялись. Комендатура сплошь и рядом превышает свои полномочия. Так, жители Степанакерта подвергаются домашнему аресту по предписанию коменданта, хотя подобные меры в компетенции органов государственной власти и управления. А приказ В. Н. Сафонова отключить у некоторых жителей Степанакерта домашние и да­же служебные телефоны с передачей номеров «для нужд МВД»?! (Верховный суд СССР дал разъяснение о незаконности подобных распоряжений). Иногда доходит до гоголевского абсурда. 20 января, задержав Аветиса Саркисовича Григоряна, вооруженные люди в штатском доставляют его в аэропорт, а затем в тюрьму Новочеркас­ска. На третьи сутки Аветису Саркисовичу показали протокол задержания, из которого следовало, что задержан был Григорян Аветик Арменакович за отказ предъявить документы сотрудникам милиции. Аветис Саркисович пытался объяснить, что его приняли за другого, и получил ответ: «Под каким именем вас привезли, под таким и будете сидеть». 30 суток…

18 января заместителя редактора «Советского Карабаха» Гукасяна А. А. арестовали за статью, напечатанную в тот день в газете, и от­правили в тбилисскую тюрьму. Здесь обнаружилось, что в деле Гу­касяна нет ни протокола задержания, ни постановления об аресте — вообще ничего, кроме газеты с его статьей. Даже много повидавшие офицеры МВД не могли скрыть изумления. Гукасян отсидел 17 су­ток…

Взаимоотношения комендатуры со средствами массовой информа­ции в НКАО достойны отдельного обсуждения. Достаточно сказать, что областное телевидение, по сути дела, запрещено, а передачи из Еревана вопреки постановлению Совмина СССР фактически не тран­слируются. 31 января В. Н. Сафонов издал приказ № 19, первый пункт которого гласил: «Редактора газеты «Советский Карабах» и редколлегию… подчинить коменданту района чрезвычайного положе­ния и начальнику политотдела комендатуры…» В газету был назна­чен военный комендант, без визы которого не может быть напечатан ни один материал.

Областное отделение Союза журналистов обратилось в Верховный Совет СССР. Отвечая на обращение, генерал-майор Нечаев «зам. на­чальника политуправления внутренних войск МВД СССР) признал неправомерность приказа. Но на деле все осталось по-прежнему.

«ПРАВДА, НО БЫЛО ЕЩЕ ХУЖЕ…»

28 июня ереванская газета «Комсомолец» напечатала статью Левона Мирзояна «Акция на рассвете». В ней рассказывалось, как осуществлялась операция по проверке паспортного режима и изъя­тию оружия в горных селах, проведенная внутренними войсками и оперативно-следственной группой МВД СССР 21 июня.

Мы попросили генерал-майора А. Г. Малюшкина прокомментиро­вать эту статью. Он сказал:

«Поскольку боевики продолжают проникать в НКАО, мы вынуж­дены проверять паспортный режим и изымать незаконно храняще­еся оружие, боеприпасы и взрывчатку. При этом войска, так же как и милиция, действуют в рамках закона. То, что написано в статье, — фальсификация и искажение фактов. Никакой грубости по отно­шению к населению не допускается, к бандитам проявляется твер­дость и решительность».

1 июля мы узнали, что в тех же селах утром еще раз была про­ведена подобная акция, и срочно отправились туда. Село Сарнахпюр и Даграз Аскеракского района Нагорного Карабаха — дальние гор­ные села близ границы НКАО и Агдамского района Азербайджанской ССР; большая часть жителей — люди пожилого возраста.

Стелла Габриелян, зоотехник, зав. фермой в Сарнахпюре, подтвер­дила все, что с ее слов было написано в статье «Акция на рассвете»:

«21 июня я проснулась рано утром от шума. Все село было ок­ружено военными грузовиками и боевыми машинами. В наши воро­та стали громко стучать чем-то тяжелым, грохот стоял страшный. Во двор вошли человек 10 военных, документы свои не предъявили. Они стали обыскивать дом, сорвали ковер со стены, выбросили из шкафа всю одежду, ходили по ней, перевернули и сломали диван. Нам сказали: «Всех вас отправим в Сибирь».

Мой сын Севак, 12 лет, с утра ушел за скотиной. Когда он вер­нулся, солдаты схватили его и затащили в машину. Я не знала об этом. Когда солдаты ушли из дома, я вышла на улицу. По всей деревне стоял шум и крик. В центре села стояла машина, в которой сидели задержанные сельчане. Среди них я увидела своего сына. Он был напуган и округлившимися глазами смотрел на меня. Я очень испугалась за своего ребенка и тут же на улице упала в об­морок. Мне потом рассказали, что соседей, которые бросились мне на помощь, солдаты отогнали. Мужа тоже не подпустили. Плакала и рвалась к Севаку моя мать. Она держала на руках мою двухлетнюю дочку. Солдат направил на нее автомат. Мать стала кричать; «Стре­ляй, фашист!»

Мать Стеллы Габриелян, находившаяся с нами, заплакала и ушла в другую комнату, а рассказчица продолжала:

«Сегодня утром снова приехали военные. Их было столько же, как и в прошлый раз. Обращались вежливо, культурно, представи­лись и показали свои документы. Капитан расспрашивал нас, что тут случилось 21 июня. Они сказали: «Мы пришли к вам обсудить статью и выяснить, насколько верно там все описано. И еще мы хо­тим показать, вам, как должна проводиться настоящая проверка». В этот раз тоже были обыски у наших соседей, но все делали куль­турно — что взяли, положили на место. А в тот день был ужас. С тех пор ребенок боится всех говорящих по-русски людей.

В Сарнахпюре, в правлении колхоза, мы встретились с председа­телем колхоза Славой Мирзояном и с домохозяйкой, матерью четы­рех детей Зиной Аванесян. Председатель колхоза сказал:

«Между тем, как сегодня вели себя военные и как в прошлый раз, есть разница. Сегодня они обращались вежливо. С ними был военный корреспондент. Нам показали статью и спросили, правда ли там написана. Я ответил: правда, но было еще хуже. Кстати, в прошлый раз они забрали без всякого объяснения колхозную ма­шину, и назад мы ее не получили».

Зина Аванесян рассказала, что после сокрушительного и безрезультатного обыска мужа почему-то увели, а когда она, заперев дом, пошла следом, солдаты выбили окно и взяли хранившиеся до­ма 2300 рублей и золотые вещи. Второй «обыск», без хозяев, видели соседи. В военной прокуратуре Зине Аванесян сказали: «А где у вас доказательства, что вещи взяли военные?» Ее мужа продержали несколько дней в КПЗ, и у него плохо стало с сердцем. «Сейчас он в больнице. Мне не объяснили, за что его арестовали», — закончила женщина.

Так было и в селе Даграз. Грубость, угрозы, порча имущества. В церкви, в клубе, вместо того чтобы попросить ключи, взломали зам­ки. Часто обыски проводились без гражданских понятых.

Не обсуждая целесообразность подобных акций, не можем не ска­зать, что при таких методах и «манерах» результаты — а, по утвер­ждению комендатуры, 21 июня было обнаружено огнестрельное ору­жие, бикфордов шнур и тому подобное — будут вызывать естествен­ное сомнение. И главное: ставка на запугивание, на коллективную ответственность деревни за действия отдельных ее жителей ведет к, формированию у сельского населения образ карателя, оккупанта.

МЕСТЬ

Но самое страшное из того, что мы узнали, произошло 24 мая в Степанакерте. В этом городе войска не раз применяли оружие. Так было 10 октября прошлого года, 2 и 9 января, 26 апреля — нынеш­него. Но до 24 мая гибли только гражданские лица.

Чтобы собрать информацию о трагическом инциденте 24 мая, мы говорили с комендантом района чрезвычайного положения, с председателем горисполкома, с депутатами облсовета, с журналистами областной газеты, с начальником политотдела комендатуры, опрашивали свидетелей и пострадавших, собрали документы и сфотографировали еще сохранившиеся следы от пуль.

В тот день в Степанакерте был убит один военнослужащий и несколько получили ранения. Кто стрелял в военный патруль, как погиб при этом солдат, неясно. Ни один из нападавших не был ни задержан, ни убит. Показания свидетелей, опрошенных нами, и официальная версия довольно сильно отличаются. Следствие еще не закончено. Безусловно, организаторы и исполнители этого преступления должны понести наказание. Однако то, что произошло после убийства солдата, тоже преступление. Военные вышли на улицы го­рода, и началась настоящая карательная акция против мирного на­селения, обстрел жилых домов.

Давыденко Ирина Владимировна, врач «скорой помощи», расска­зала нам, что она выехала на вызов в район автовокзала около 23 часов. Там в окружении солдат и офицеров лежал убитый солдат, рядом — раненый. Их доставили в больницу. Когда бригада возвра­щалась в пункт «скорой помощи», в городе уже шла стрельба. Сол­даты хватали прохожих и избивали дубинками. В течение часа с лишним военные не давали машинам «скорой помощи» выезжать на многочисленные вызовы местных жителей. На жалобу врачей за­меститель коменданта города, ответил, что жалеть жителей Степа­накерта нечего. Выехав, наконец, в город, бригада обнаружила на улице адмирала Исакова УАЗ с водителем, у которого рука практи­чески была оторвана пулями. По мнению врача, он пролежал в ма­шине более часа. В этот момент проезжающий БТР открыл огонь из пулемета по окнам жилого дома, едва не задев врачей. В больнице водитель УАЗа скончался. Другие бригады «скорой помощи» также доставляли в больницу избитых, с пулевыми ранениями, с перело­мами, с сотрясением мозга жителей Степанакерта. Ирина Владими­ровна говорит, что офицеры на улицах кричали: «Всех поубиваем, всех стрелять надо!» Потом старшие офицеры уже пытались остано­вить солдат, но не могли.

Апресян Борис Шагенович был дома вместе с женой и двумя детьми, когда на улице началась стрельба. Примерно в 23.45 в дверь квартиры начали стучать. Вошли 9 военных с автоматами в руках. Спросили хозяев, есть ли у них балкон, выходящий на улицу, — оттуда в солдат бросили бутылку. В квартире Апресянов балкон вы­ходит во двор. Тем не менее, хозяина решили забрать, а на его по­пытки объясниться ответили дубинками и прикладами. Апресяну рассекли лоб (остался шрам) и сломали три ребра. На жену, пытав­шуюся заступиться, направили автомат. Самого Апресяна, босого, в крови, вывели на улицу и погрузили в машину, предварительно пу­стив в лицо струю слезоточивого газа. Несчастный человек сумел как-то объясниться со случайно попавшимся на пути майором. Май­ор приказал его отпустить, но по дороге к дому солдаты продолжали его избивать, напоследок во дворе — сапогами. Борис Шагенович про­был в больнице 29 дней.

Бывший фронтовик Гурген Аршавирович Агасарян видел из своей квартиры, как обстреляли случайно подвернувшийся УАЗ, как стре­ляли по домам, избивали прохожих. Он позвонил в областное уп­равление милиции, и дежурный сказал, что такое творится по все­му городу.

Через день после этих событий группа следователей Прокуратуры СССР приступила к сбору показаний свидетелей. Но настраивает на пессимистический лад оценка событий 24 мая генерал-майором А. Г. Малюшкиным:

«Бронетранспортеры не стреляли на улицах города. Стрельбу из автоматов вели только военнослужащие, находившиеся в составе наряда, подвергшегося нападению. Стреляли только по боевикам, отражая нападение».

Ни один нападающий не пострадал — но ранили людей, находив­шихся далеко от места происшествия.

Чрезвычайное положение не должно означать право войск на насилие и беззаконие. В соблюдении законности надо видеть не пре­пятствие для скорейшего наведения порядка, а защиту самой жиз­ни — и солдат, и гражданского населения. Если не будут наказаны истинные виновники как гибели солдата, так и «карательной акции», внутренние войска превратятся во внешние для населения, на пер­вый план выступит их роль притеснителей, а не защитников. А ведь население НКАО, по-видимому, не может обойтись без войск, разде­ляющих армянские и азербайджанские населенные пункты.

Между тем внутренние войска постепенно превратились в еще одну сторону конфликта. И теперь нужны уже посредники между войсками и населением. Эту функцию для азербайджанского населе­ния выполняет Республиканский оргкомитет, для армянского населе­ния симметричную роль играют местная милиция и отдельные энтузиасты-политработники. Но этого недостаточно. Армянская сторона и военные взаимно блокируют обмен информацией через газету и радио и в каждом действии другой стороны усматривают, прежде всего, провокацию.

Одна из необходимых мер: вместо крайнего ограничения допуска журналистов создать наиболее благоприятные условия для их деятельности, для отражения в прессе позиций всех сторон конфлик­та, различных точек зрения. И, разумеется, необходимо систематическое независимое наблюдение за соблюдением прав человека. Та­кие наблюдатели могли бы стать посредниками между всеми сторо­нами конфликта.

Олег ОРЛОВ
— сопредседатель московского «Мемориала»,

Дмитрий ЛЕОНОВ
— председатель правозащитной комиссии Всесоюзного общества «Мемориал».

«Новое время», 1990, № 38

Все материалы проекта «Карабахский фронт Москвы»