ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Ее звали Палома Веласкес. Хотя, если точнее – Палома Анна Мария Мерседес Веласкес. О ней я знал, что она латиноамериканка и родом — не то из Мексики, не то Сальвадора, не то Эквадора. Наверное, она и сама толком не знала, где именно родилась. По ее словам, еще ребенком была удочерена некой мексиканской семьей. До 17 лет вместе с приемными родителями прожила в Гвадалахаре, а затем эмигрировала в США. Вот, пожалуй и все, что мне известно, если не считать, что как-то довелось слышать ее пение. Она с присущим латиноамериканцам темпераментом исполняла «Guantanamera» и на удивление проникновенно «Besame mucho».
Небольшой портовый городок Сан-Педро, что в Южной Калифорнии, славится своими изысканными рыбными ресторанами и отменным пивом. Впрочем, особенно их и не назовёшь ресторанами – скорее, небольшими тавернами, вереницей растянувшимися вдоль берега океана. Особенно хорошо здесь готовят фахиту (жаренные креветки с картошкой, овощами, обильно накрошенным луком и другими специями) и гуакомолле (острая приправа из авокадо и специй). Пока же вы со смаком уплетаете эту вкуснятину, и запиваете ее холодным пивом, ваш слух услаждается ненавязчивым шумом океанского прибоя и мелодиями мариачи (мексиканский фольклор), исполняемые красавцами-мексиканцами в широких цветастых сомбреро.
Мне нравилось бывать в этих тавернах, может даже чаще, чем в ресторанах строго-классического стиля, где тебя чинно встречает седовласый, видавший виды метрдотель, а вокруг стола вертятся вышколенные официанты с бабочкой на шее и застывшей улыбкой на губах. Пару раз я бывал в Сан-Педро с друзьями, но им там не понравилось, чему, впрочем, я не удивлялся, учитывая их снобствующие натуры.
Не могу припомнить точную дату, но помню, что была суббота, вернее – субботнее утро. В тот день я рано проснулся, посмотрел на ясное голубое небо с золотым светилом над горизонтом, и это еще раз утвердило меня в мысли, что жизнь прекрасна. Мог бы пройтись по променаду, позавтракать в «Тони Рамос», выпить кофе в «Кофи бине», встретиться с друзьями и обсудить с ними последние новости, сходить, в конце концов, в кинотеатр. Но всего этого я не сделал, поскольку за день до этого решил провести выходные в Сан-Педро.
Выбрав столик поближе к воде, я заказал пива и соленных чипсов с гуакамолле. Был синий океан, на глади которого застыл огромный танкер цвета ржавчины, розовые буйки, мирно покачивающиеся на небольших волнах, морские котики, греющиеся на серых волнорезах, крикливые чайки, выискивающие еду с высоты своего полета. Почему его величают Тихим, подумал я? Быть может потому, что он излучает удивительное спокойствие?
— Ваше пиво, — послышался ее голос. Передо мной стояла смуглая голубоглазая девушка в цветастой юбке. Выглядела она лет на 20-22. На ней была голубая сорочка, кремовый жилет и розовая газовая шаль вокруг шеи. Если не женские одеяния, ее запросто можно было бы спутать с мальчишкой, ибо ее голова была выбрита под ежик. И еще глаза: большие, раскосые, выразительные и томные. Я с вожделением смотрел в ее бездонные глаза и видел в них непокорность, своеволие…
— Еще что-нибудь? – спросила она, ставя поднос с пивом и чипсами на стол. Она чуть наклонилась, и сорочка обтянула груди, подчеркивая их упругость.
— Как вас зовут? – спросил я.
— Палома, — улыбнулась она.
— Голубка…
— Так оно звучит на английском, но все зовут меня Палома.
— И верно, так оно красивее. К тому же оно вам очень идет.
— Серьезно?
— А еще у вас безумно красивые глаза.
Она промолчала, но в ее глазах я заметил искорку страсти.
— Senor знает испанский? – вышла она из замешательства.
— Pochito (немножко – исп.), senora.
— Bueno (хорошо – исп.).
— Вам идет эта прическа.
— Вы так думаете, — сказала она, и совсем по-ребячески, закинув руку за спину, достала белую бейсболку. Затем надела на голову и встала в позу модели. – А вот так, нравится?
— Очень… – хотел еще что-то сказать, но ее позвал хозяин и она скрылась внутри ресторана.
Неделя выдалась достаточно напряженной. Я поглощенно работал и не заметил, как наступила следующая суббота. Решил вновь побывать на побережье, но неожиданно планы изменились: из Фрезно позвонила дочь и сообщила, что приезжает навестить меня. Прошла еще одна неделя, а за ней и другая… пролетел месяц, и каждый раз что-то мешало поездке. Казалось, та мимолетная встреча с Паломой остнется приятным воспоминанием. Однако, ее образ неотступно преследовал. И вот, спустя месяц, я вновь оказался в той таверне. И, как в прошлый раз, меня обслуживала Палома.
— Вы меня помните? – спросил я и широко улыбнулся.
— Помню, — неожиданно безучастно произнесла она и добавила, — будете пиво?
— Буду… Но не только пиво.
Она вопросительно посмотрела своими волшебными глазами.
— Хотелось бы отведать чуть чуть вашей улыбки.
Она едва улыбнулась и опасливо оглянулась.
— Вас что-то тревожит?
— Понимаете, — быстро заговорила она, — хозяин не любит, когда я разговариваю с клиентами.
— Он у вас такой строгий?
— Он не такой уж и плохой человек, но…
— Я вас понял, можете не продолжать. Что вы делаете после работы? – перешел я с места в карьер, — могу я вас пригласить куда-нибудь?
В ее глазах промелькнула знакомая мне искорка страсти. Однако, она ничего не сказала и ушла внутрь ресторана. Я посмотрел ей в след и задумался.
— В прошлый раз на вас была коричневая кожанная куртка, — сказала она и поставила передо мною бокал пива с чипсами.
— Вы наблюдательны, — улыбнулся я, — где же ваша бейсболка? Она вам очень идет.
Она ничего не сказала и неуловимым жестом указала на поднос, где вместе с выписанным чеком лежала записка с адресом. Я незаметно кивнул и вновь улыбнулся.
До вечера времени было достаточно, и я решил пройтись по городу. Ярко светило солнце, океан был спокоен, прохожие улыбались, да и вообще, подумал я, как здорово, что я здесь – вдалеке от городской суеты, приевшихся небоскребов, нескончаемого потока машин, шума, гама… И как хорошо, что я встретил Палому, и, может быть, сегодня вечером она будет моей. Мы пойдем с ней в ресторан, пройдемся по набережной, потом… потом произойдет то, что обычно в таких случаях происходит…
Вышел к набережной. Здесь был вернисаж. Практически вся зеленая полоса уставлена картинами, керамическими изделиями, гобеленами, маленькими скульптурными фигурками. Оглядев беглым взглядом выставленные работы, собрался было спуститься к воде, как внимание привлекает женский портрет. Подхожу ближе и внимательно присматриваюсь к нему. На холсте изображена женщина с очень знакомыми глазами или, скорее, с очень знакомым выражением нескончаемой тоски. Неужели Анна, думаю я. Но этого не может быть! Дабы окончательно рассеять сомнения, обращаюсь к художнику.
— Моя жена, — говорит он и, чуть поразмыслив, добавляет, — бывшая.
Еще раз присматриваюсь к портрету. Даже форма глаз та же, подмечаю я.
— Нравится? — слышу голос художника.
— Наверное, вы ее очень любили?
Он неопределенно пожимает плечами.
Не заметил, как дошел до конца вернисажа – дальше была пальмовая роща. Повернул обратно и, проходя мимо женского портрета, вновь остановился. Может показалось, но на этот раз глаза были иные – спокойные и без тоски.
В назначенный час подъехал к ее дому. Она уже ждала. На ней были голубые потертые джинсы, голубая сорочка с отворотом, знакомая мне розовая шаль на шее и белая бейсболка на голове. Она выжидающи смотрела на меня и загадочно улыбалась.
— Ты просто прелесть, — произнес я — выглядишь на все миллион долларов.
Она громко расхохоталась и взяла меня под руку.
— Куда пойдем?
— Выбирай сама, куда захочешь.
— Ты любишь танцы?
— Не особенно…
— Я научу тебя мексиканским танцам, согласен?
— Разумеется, да.
— Здорово! — воскликнула она и захлопала в ладоши.
Через каких-то 15 минут мы подъехали к Дансинг-клубу. Была длиннющая очередь, но Палома уверенно прошла вперед, поговорила с кем-то у дверей и нас пропустили. Внутри было шумно, душно, гремела музыка… Палома пыталась что-то сказать, но я ее не слышал. Наконец, мы добрались до бара и взяли по стакану виски.
— Тебе здесь нравится? — прокричала она мне в ухо.
— Очень, — соврал я.
Затем мы пошли танцевать. Она терпеливо учила меня переставлять ноги и водить туловищем и, надо сказать, у нее это хорошо получалось. Я достаточно быстро усвоил урок и уже через пять минут лихо выделывал латиноамериканские танцевальные па. Мы вновь подошли к бару и повторили виски. А потом Палома предложила покурить марихуану. Мне вовсе не хотелось этого делать, но при этом не хотелось и белой вороной выглядеть. Пришлось пойти на компромисс. И потом, подумал я, раз уж веселиться, то до упора. Не успели мы допить виски, как к Паломе подошел длиноволосый парень. Он, как мне показалось, о чем-то ее просил, но она упорно отказывалась. Однако, парень оказался настырным. В итоге, Палома сделала мне рукой знак, улыбнулась и куда-то с ним удалилась. А через пару минут я увидел ее на сцене с микрофоном в руках. Она спела пару мексиканских песен, и затем, подхваченная чернокожим парнем, закружилась в бешенных ритмах сальсы. Это было зрелище, и толпа ревела от восторга… И тут, у меня поплыло перед глазами, откуда-то из далека доносились музыка и неясный гул голосов… я провалился вниз, а, может, и вверх… не знаю… Однако, четко помню проплывающий перед глазами портрет женщины с застывшей печалью в глазах.
Нехотя открыл глаза, и тут же зажмурился от яркого солнечного света. При этом успел заметить, что нахожусь не у себя дома и, соответственно, не в своей постели. Осторожно приоткрываю веки и вижу перед собой голубые волшебные глаза. Они смотрят на меня с любопытством и смеются. Кто эта женщина…
— Ну как, — послышался знакомый голос, — оклемался?
— Ничего не помню…. Это ты, Палома…
— Как видишь.
— Что случилось?
— Да ничего особенного, если не считать, что мы с Пако вытащили тебя с того света.
— Кто такой Пако?
— Товарищ мой. А кто такая Анна?
— Постой, — удивился я, — где ты слышала это имя?
— Ты всю ночь звал ее, просил прощения. И еще говорил о каком-то женском портрете.
— Где я?
— В моем доме. Будешь кофе?
— Не отказался бы.
Напротив меня висит фотопортрет красивой девушки с голубыми глазами. У нее черные вьющиеся волосы с вплетенной красной розой.
Появилась Палома с подносом в руках. Она приготовила кофе, горячие тосты и апельсиновый сок. Надо же, подума я, что еще нужно человеку, уставшему от длительной холостяцкой жизни – однажды утром проснуться в доме незнакомки, подающей тебе завтрак в постель. Не слишком ли жирно, усомнился я в своих достоинствах?
— Вчера ты напугал меня, — сказала она, садясь рядом.
— Самому противно…
— Не бери в голову, — остановила она меня и рассмеялась,- и не такое бывает.
— В смысле?
— Никогда не курил марихуану?
— Никогда…
— А вообще, чем ты занимаешься?
— То есть…
— Ну, бизнес… наверное женат… имеешь кучу детей…
— Бизнеса и жены нету, а вот дочка есть. Будут еще вопросы? – я дружелюбно улыбнулся, — кстати, извини за вчерашнее – наверное, кучу хлопот доставил?
— Ерунда. Зато, с тобой было весело, — рассмеялась она.
— Слушай, — сменил я тему, — зачем ты постригла свои великолепные волосы? – я жестом указал на портрет.
Она пожала плечами и ничего не ответила.
— Хочешь, чтобы я ушел?
Палома вновь пожала плечами. Когда же я собрался уходить, она остановила меня.
— Ты живешь в Лос-Анджелесе?
— Да.
— Никогда там не была.
— Серьезно?
Она кивнула головой.
— Тогда собирайся, поедешь со мной в «город Ангелов».
Те выходные прошли как-то странно или, скорее, не стандартно (люди привыкли называть странной ситуацию, выходящую за рамки обыденного). Они внесли определенную сумятицу в мою размеренную жизнь. С одной стороны мне нравилась новизна ощущений, даже на миг забыл, что мне 50, рад был почувствовать себя молодым. Однако, с другой стороны, я боялся потерять обретенный покой. И пора бы уж стать солидным, важным… Во всяком случае, именно таким показывать себя на публике. Пытаюсь… Но мне становится смешно от своих потуг выглядеть серьезным мужчиной с угрюмым взглядом из под насупившихся бровей. По прежнему ощущаю себя 20 летним или, на худой конец, 30-и и, разумеется, частенько забываю, что для окружающих я выгляжу именно таким, какой я есть на самом деле. А посему мои действия не всегда выглядят адекватно возрасту.
Она готова была поехать со мной, но что-то помешало ей сделать это. Может, она внимательней приглянулась ко мне и заметила седую бородку, пару морщин, несколько усталый взгляд, неуклюжие движения в танце? Не знаю. В итоге, в Лос-Анджелес я вернулся один. Может, это даже к лучшему, подумал я и повернул ключ в замке своей квартиры. За окнами совсем стемнело, по телевизору передавали что-то скучное, на душе стало тоскливо. Невольно отстукиваю ритмы сальсы. Затем выхожу на середину комнаты, сдвигаю стол, убираю стулья и кружусь в танце. Кажется, так учила Палома: левую ногу чуть назад, правой поворот… пятка… носок резко вверх… руки над головой и, самое главное, слушать музыку. Пора что-то менять в жизни, вертится в голове, не спроста ведь встретил Палому? Это знак, убеждаю себя, отбивая ногами ритм. Что же дальше? А дальше я услышал пронзительный звонок в дверь и пошел открывать. На пороге стоял средних лет мужчина, может, чуть постарше меня, и вопросительно смотрел – сначала на меня, а затем перевел взгляд вглубь комнаты. Невольно я тоже обернулся, а потом тоже вопросительно уставился на него.
— Кто вы? – спросил я, — и что вам нужно?
— С вами все в порядке?
— Да… Разве что-то не так?
— Я ваш сосед.
— Очень приятно, — улыбнулся я.
Он продолжает молча смотреть.
— Я ваш нижний сосед, — чуть погодя произнес он, – услышал громкий стук и решил поинтересоваться, все ли у вас в порядке?
— Ах вы об этом, — смутился я, — извините за шум, не хотел вас беспокоить.
Сосед ушел, а я достал из холодильника бутылку пива и уселся у телевизора. Было скучно и тоскливо. Перед глазами маячил образ Паломы. Вынужден был признать, что она задела меня, и самое ужасное заключалось в том, что я просто не знал, как быть с этими невесть откуда появившимися ощущениями. Необходимо просто забыть это незначительное с а н п е д р о в с к о е приключение, убеждал я себя. В конце концов, какие у меня шансы? Ведь я ей в отцы гожусь! Да и она вряд ли согласится… Любовь? Да какая там к черту любовь!? В моем-то возрасте… Хватит с меня одной неудачной любви. Мысли вихрем неслись в мозгу… Огромные голубые глаза, коротко стриженная головка, задористый смех, танцы в клубе — все перемешалось. В следующую секунду я вскочил с места и пулей выскочил из квартиры, спустился в паркинг, дрожащими от волнения руками открыл дверцу машины, завел ее и помчался в сторону океана. Еще не было полуночи, прежде чем я добрался до Сан-Педро. Без труда нашел ее дом, позвонил в дверь и принялся ждать. Минуты две молчания. Они показались мне вечностью. Наконец она отворила дверь. Передо мной стояла обнаженная Палома. У нее были заспанные глаза, в которых, как я успел заметить, не было и тени удивления — словно, она ждала меня. Я обнял ее, сильно прижал к груди и впился долгим страстным поцелуем. Она обмякла, затем задрожала всем телом и безвольно повисла у меня на руках. Как сумасшедший я повторял слова любви, называл ее Голубкой, жемчужиной…
Наутро я проснулся совершенно разбитый. Казалось бы, проведенная с женщиной ночь должна была бы вселить чувство радости и счастья, но я чувствовал себя прескверно, бесконечно уставшим и опустошенным. Рядом со мной мирно спала Палома. Ее рука уверенно покоилась на моей груди. Кто она, почему я здесь, мысленно спрашивал я себя? Хотелось сию же минуту покинуть этот дом, забыть прошедшую ночь и вернуться к прежней, скучной и размеренной жизни. Меня обуял страх… Наверное, я испугался неожиданной бурной страсти, охватившей меня или того, что в состоянии выбить меня из привычной калеи? Меня пугала любовь. Я не хотел перемен или просто не был готов к ним. За долгие годы холостяцкой жизни у меня появился иммунитет против любви или, может, я сам, намеренно выработал его? Или, быть может, та женщина с отрешенным взглядом и глубокой печалью в глазах, с которой я прожил бесцельных пять лет в супружестве, убила во мне страсть? Только теперь, в этот самый миг, находясь рядом с Паломой, я понял как сожалею о тех потерянных годах. Годах, проведенных вне страсти и любви… Впрочем, может и была любовь, но холодная и серая. Подчас, мы боялись с ней остаться наедине, ибо нам нечего было сказать друг другу. И этот нескончаемо холодный и печальный ее взгляд.
Через три дня я вернулся в Лос-Анджелес. По прежнему не совсем были ясны дальнейшие действия. Несомненно, я был влюблен как мальчишка, и это меня пугало. В моей жизни происходило что-то очень важное, необходимо было определиться, принять решение. Неужели, рассуждал я, эти три дня, проведенные в Сан-Педро, могли так изменить мою давно устоявшуюся жизнь? Значит, могли, константировал я, ибо уже не представлял свою жизнь без Паломы. Я спешил разобраться с кое какими делами в Лос-Анджелесе и как можно скорее вернуться к ней. У нас с ней не было никаких определенных планов на будущее, мы не знали, что будет с нами, каков будет статус наших отношений — мы просто предавались любви и были счастливы. Была только сумасшедшая страсть и ничего более. Постепенно меня покидали прежние страхи, и больше не пугала любовь, я был открыт для нее. Я готов был переступить все грани дозволенного и недозволенного, лишь бы быть с ней.
Над дорогой нависли серые свинцовые тучи, шел моросящий дождь. Я проехал Карсон, Уилмингтон, минул Харбор-сити, после чего впереди замаячили высокие портовые краны Сан-Педро. На душе было неспокойно, тревожно, а тут еще неожиданно возникший затор. Наверное авария, подумал я и съехал с фривея. Однако городские улицы тоже были заторенны машинами, что в конец вывело меня из себя. Наконец, добравшись до места и припарковав машину, я быстрым шагом направился к ее дому. Она открыла дверь и пропустил меня внутрь. Первое, что я заметил, так это ее заплаканные глаза.
— Что-нибудь случилось? — спросил я тревожным голосом и обнял ее.
— Меня депортируют…
— Депортируют? — переспросил я.
— У меня проблемы с бумагами.
— Какими бумагами?
— Иммиграционными, — коротко ответил она.
— Значит, ты…
— Да, — прервала она меня, — все эти годы я жила здесь нелегально и…
— Постой, — остановил я ее, — очень многие нынче живут нелегально, но их ведь не депортируют? И потом, неужели ничего невозможно сделать?
Она долгим взглядом посмотрела на меня, затем опустила глаза, бросилась на кровать и заплакала как ребенок.
— Я не вернусь в Мексику, — говорила она сквозь слезы, — никогда… Я лучше убью себя.
— Подожди, подожди, — принялся я ее успокаивать, — есть же адвокаты, занимающиеся иммиграционными вопросами…
— Я уже советовалась с адвокатом.
— Ну, и… — произнес я.
Она вновь замолчала и зарылась лицом в подушку.
— Могу я чем-то помочь тебе? — осторожно спросил я.
Она повернула заплаканное лицо в мою сторону и пожала плечами.
— Не знаю. Адвокат сказал, что есть вариант…
— Какой?
— …брак с гражданином США.
Теперь уже я долгим взглядом посмотрел на нее. За минуту в голове пронеслась тысяча мыслей. Неужели, предположил я худшее, она затеяла знакомство со мной только ради этого… И спала со мной… Бог ты мой, не может быть! Стало тоскливо и гадко на душе. Захотелось тотчас оставить этот дом и бежать, бежать… Она все еще смотрела на меня, и у меня уж сил не было выдержать взгляд этих чудесных глаз.
— Палома, — начал я и почувствовал, что перехожу на сухой официальный тон, — значит ли все это, что ты только ради этого…
— Нет, нет, нет… — воскликнула она и бросилась мне на шею, — только не это… Прошу тебя, amore, не говори так, я люблю тебя…
Я по прежнему был холоден и никак не реагировал на ее ласки. А если честно, просто не знал, как вести себя дальше? Пройдет еще какое-то время, может год или больше, и я с ужасом буду вспоминать тот постыдный для меня день. Наверное, бывают такого рода воспоминания, от которых становится неловко, и от которых, казалось бы, необходимо скорее избавиться, но не так-то просто это сделать. Они цепко хватают вас за душу и не дают покоя, каждый раз напоминая о содеянном.
Откровенно говоря, человек я совсем непрактичный. Во всяком случае, об этом всегда твердили мне родители, говорили друзья, да я и сам знал об этом. Однако в тот злополучный день произошло что-то странное — в моем мозгу неожиданно включился центр (если можно его так назвать) практических действий или, если хотите, мыслей, чего я никогда не наблюдал за собой. Я тут же представил себе всю эту брачную волокиту с соответствующими ей последствиями. И потом, я никак не мог определить — брак будет фиктивным или реальным? И вообще, готов ли я к такому шагу? И еще множество вопросов вертелось в моей голове, на которые я не находил ответов. Я был в замешательстве… Тем временем, Палома продолжала говорить мне слова любви, но я не слушал ее. Хотелось оттолкнуть ее и броситься вон и забыть, забыть, забыть… Затем она отстранилась от меня, подошла к окну и тихо произнесла: «Уходи… И больше никогда не возвращайся, забудь меня, баста…»
Прошла неделя или месяц, точно не припомню. События того дня не давали покоя, они изнуряли мозг, я не мог забыть ее, я был на грани. Конечно же, твердил я себе ежеминутно, конечно же я должен был согласиться не задумываясь ни секунды. Я помнил ее заплаканные глаза, помнил как она прильнула ко мне, ища защиты, в ушах звенели ее слова : «Нет, нет, нет…» Что же я наделал? Но ведь можно же еще все исправить, успокаивал я себя? Я звонил ей целый день, но на другом конце провода включался автоответчик. Понимаю, вновь успокаивал я себя, она обижена, нужно время. И тогда, я решил поехать.
Дома ее не было. Не было и в кафе, ее нигде не было. Отчаявшись, я решил было возвращаться, как меня осенило посетить дансинг-клуб. Был полдень и, наверное, клуб закрыт, но кто-то же там будет, рассуждал я? Подъехав к месту, я принялся барабанить в дверь, но никто не открывал. Обойдя здание клуба, я заметил небольшую дверь со двора, она была открыта. Зайдя внутрь, я начал поочередно стучаться во все офисные двери. Одна из них поддалась и внутри комнаты я обнаружил Пако.
— Вы!? — удивился он.
— Я ищу Палому, — не здороваясь произнес я.
Он впал в некое замешательство, но быстро взял себя в руки.
— Как, разве вы не знаете? Ее депортировали.
— Когда!? — чуть не крича произнес я
— Наверное, месяц как…
Я устало плюхнулся в кресло и закурил.
— Вообще-то, у нас не курят, сэр…
— Извините, — сказал я и принялся взглядом искать место, где можно было бы потушить сигарету и не найдя ничего подходящего, потушил ее о сигаретную пачку, а окурок поместил внутрь. — Она ничего не передовала мне?
Он покачал головой. Воцарилось молчание.
— Да скажите же вы что-нибудь, — взорвался я, нарушаю паузу.
— Что вы хотите услышать от меня? Может быть то, что вы отказались помочь ей? Отказали человеку, который любил вас и хотел быть рядом?
— Но я не знал… — попытался я оправдаться.
— Извините, сэр, все вы хорошо знали. Вы думали, что ей нужны не вы, а ваше гражданство?
— Был такой грех, — слабо произнес я, — но я готов все исправить… Я действительно не предполагал… О, Господи, почему я все это говорю вам…
— Она доверяла вам. Вы хоть знали, что она росла практически без семьи?
— А приемные родители?
— Бул шит, — отмахнулся он, — лучше бы их не было. Вы для нее были не просто любимым человеком — в вас она нашала отца. Неужели вы не видели этого?
Я только развел руками и вновь достал сигарету, но вспомнив о предупреждении вернул пачку в карман.
— Курите, — произнес он и достал из ящика стола пепельницу. Затем подошел к небольшому шкафчику и достал бутылку виски с двумя стаканами. Прошло еще пару минут, прежде чем он вновь заговорил. — Она была необычной девушкой. Как-то она прочитала в газете, что больные раком дети нуждаются в волосах. Вы понимаете, о чем речь? То есть, после химиотерапии у них выпадают волосы. Так вот, она постригла свои прекрасные волосы и пожертвовала их детям. Помимо этого, она часто навещала их в больнице, дарила им подарки, проводила с ними время.
Я допил виски, встал с места и направился к двери.
— Сэр, — остановил он меня.
Я вопросительно посмотрел на него.
— Сэр, — повторил он, — вы хоть понимаете, что упустили свой шанс?
Я утвердительно покачал головой.
— И не в первый раз, — сказал я и прикрыл за собой дверь.
Вернулся я в Лос-Анджелес вечером. Уже темнело, город зажигал огни, было прохладно. На душе, к моему удивлению было спокойно — ощущение, что проснулся после кошмарного сна. Надо бы, подумал я, заказать стейк в «Тони Ромасе», взять в магазине пива, завалиться домой, посмотреть футбол по телевизору, послушать новости. А на выходные неплохо было бы пойти в оперу с друзьями.
Дома меня ждал сюрприз.
— Ты!? — удивился я, — Что-нибудь случилось?
— Разве должно что-то случиться, чтобы дочь навестила отца?
— Нет… конечно, нет. И очень здорово, что приехала. Считай, что сделала мне приятный сюрприз.
Зная ее, я понимал, что ее неожиданный визит таит в себе определенную цель.
— Тебе действительно приятно? — с неуловимой иронией в голосе спросила она.
— Было бы неплохо предупредить заранее. Впрочем, это неважно, я действительно рад тебя видеть, и сейчас мы будем пить чай.
Я пошел заваривать чай, а она принялась за свое любимое дело – рассматривать фотоальбомы. Особенно она любила перебирать свои детские фотографии и, при этом, каждый раз задавать те же вопросы, типа: «А сколько мне здесь лет? где сделан снимок? кто это стоит рядом со мной?». Я было, приготовился к тому, что и на этот раз придется отвечать на знакомые уже вопросы, как, к моему удивлению, она огорошила меня совершенно другим вопросом:
— Папа, — обыденным голосом произнесла она, бесцельно переворачивая страницы альбома, — а почему ты нас бросил?
Я застыл с подносом в руках, не зная, что ей сказать. Она застала меня врасплох, я был в растерянности. Действительно, как ей объяснить причину нашего развода, если я сам толком не знаю ее. Медленно подошел к столу, поставил поднос, сел в кресло и закурил. Нужно было выиграть немного времени.
— Дочка, — начал я, — если бы ты спросила меня об этом в подростковом возрасте, я бы знал, что сказать. Теперь же, ты взрослый человек и ответ типа – не сошлись характерами, тебя явно не устроит. Скажи откровенно, зачем тебе это нужно знать?
— У тебя была женщина? – она словно не слушала меня.
— Нет…
— Может, у мамы был любовник?
— Не-е-т… не думаю…
— А, может, я вам мешала?
— Ну, что ты…
— Тогда, в чем же было дело?
— Ой, — вздохнул я, — не знаю, слишком сложный вопрос. Могу только сказать, что инициатором развода был я, а посему основная вина лежит на мне.
— Не бывает, чтобы кто-то один был виноват. Я знаю, временами она была невыносима…
— Не смей так говорить о маме, — резко прервал я ее, — ты не имеешь права судить ее.
— А ты имел право оставлять ее без мужа, а меня без отца?
— Послушай, — смягчил я тон, — ты хочешь поссориться? Если у тебя проблемы в семье или просто нету настроения, то ты скажи, я выслушаю, посоветую.
— Нет, папа, в семье как раз все в порядке. Просто, хотела напомнить, что на следующей недели день рождения матери. Не хотел бы навестить ее могилу? Могли бы пойти вместе. Впрочем, если ты занят, то…
— Нет, нет… конечно же… обязательно побываем. А теперь, давай пить чай, а то остынет.
— Тебя не было на выходные.
— Да, я был в Сан-Педро.
— В Сан-Педро? А что ты там делал? Наверное, рыбу удил, — сказала она и улыбнулась. – Пап, у тебя кто-то есть?
— С чего ты взяла?
— Да так, просто спрашиваю… Как-то странно выглядишь.