КУЛЬТУРНЫЙ КОД

«Наша Среда online» — У Александра Сергеевича Пушкина есть незаконченная поэма «Тазит», о которой, путем выдергивания из контекста отдельных фраз,  периодически напоминают недоброжелатели армян, пытаясь представить великого русского поэта армянофобом. На самом деле Пушкин был дружен с армянами, и всегда очень тепло отзывался о них. Предлагаемая статья Эмануила Егаевича Долбакяна тому подтверждение.

 Уже заиде солнце земьля РусЫоя».

Летопись «Степенная книга», XVI в.

Ах, Александр Сергеевич! Как Вы могли! Вы же сами нам завещали: «Хвалу и клевету приемли равнодушно/ И не оспаривай глупца». Как же Вы так поступили! Себя не послушались…

Для многих представителей тогдашнего т.н. высшего света дуэль и гибель поэта были всего-навсего une affaire de regiment (вопрос чести полка)…

Для образованной же России это было потрясением, трагедией вселенского масштаба. Просвещенная Россия устами Владимира Одоевского в единственном газетном извещении о смерти поэта писала: «Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!..».

Символично, что эта фраза восходит к словам в эпиграфе, сказанным по поводу смерти другого Александра, Невского. На современном языке она звучит так: «Уже зашло (закатилось) солнце русское»…

ПУШКИН…

А там в полях необозримых,
Служа небесному царю,
Чугунный правнук Ибрагимов
Зажег зарю.

Марина Цветаева «Мой Пушкин»

У замечательного австрийского писателя Стефана Цвейга в знаменитом цикле исторических новелл «Звездные часы человечества» есть потрясающий рассказ. О человеке, который ни до одной конкретной ночи, и ни после    нее ничем никогда не блистал. «Руже — маленький, скромный человек он: никогда не мнил себя великим художником — стихи его никто не печатает, а оперы отвергают все театры…». И вот за эту единственную ночь он сочиняет великую песню (и слова, и музыку). Вечную! Ибо трудно представить, что когда-нибудь французы откажутся от нее. Это «Марсельеза». И написал ее … «Гений одной ночи». Так называется рассказ.

Один русский автор, имя которого знают теперь разве что пушкинисты, стал гением одной фразы. Фразу все знают, а автора далеко не все. Это был русский поэт, литературный и театральный критик  Аполлон Григорьев. В 1859 году он написал: «А Пушкин есть наше все…».

И это не есть преувеличение…

Оценивая выдающихся представителей литературы, искусства, науки мы обычно, не задумываясь,  употребляем как синонимы слова: гений и великий. И нам в голову не приходит, что они все же могут что-то разное означать.

А вот один именно великий человек – вы скоро согласитесь со мной —  попытался, как он заявил,  «развить одну, может быть, очень субъективную мысль.

Мне кажется, что,  как понятие “писатель” выше понятия “поэт”, так и понятие “великий” — выше “гения”.

Если договоримся,  что непростительно путать “великое” с “крупным”, и слово “естественное” поймем не в его обиходном, а в  научном смысле, тогда “великий” – это естественное развитие человеческого разума, многостороннее всеобъемлющее развитие всех умственных генов человека, то “гений” — сверхъестественное развитие этого разума, рост некоторых генов человека в определенном направлении, не во всестороннем проявлении.

“Гений” превосходен лишь в одном (или нескольких) направлениях, будь это глубина, или высота, все равно; тогда как “великий” своими многочисленными и различными направлениями, пусть в этом числе и глубиной или высотой где-то может и уступить гению, но превосходит его по ширине и длине, по объему и протяженности.

…С такой точки зрения Шекспира мало назвать гением. Он великий и великий из великих.

С этой точки  зрения Фирдоуси великий, а Хайям – гений, Леонардо – великий, а Рафаэль – гений. Бах – великий, а Моцарт – гений, Ломоносов – великий, а Менделеев – гений, Толстой – великий, а Достоевский – гений…

При таком взгляде на наше национальное прошлое, не должны отрицать и будем иметь честь провозглашать, что если Хоренаци великий среди всех наших историков, и Комитас великий среди всех наших  музыкантов, точно так же Нарекаци ‒  гений из гениев нашей поэзии, то Туманян  ‒ великий из великих нашей литературы…» (Пер. с армянского автора статьи).

Эту «очень субъективную мысль» развивал не кто иной, как Паруйр Севак, без сомнения,  попадающий в «великие» по своей собственной классификации.

Развивая мысль Севака, можно утверждать, что Пушкин великий, а, например, Лермонтов – гений. Можно идти дальше и утверждать с полным правом, что Пушкин великий из великих русской литературы.

Роль Пушкина на самом деле исключительно велика. И пусть это звучит необидно для тех великанов, которых Россия родила в XIX веке. Да, Пушкин был первым и одновременно великим из великих среди них. Как писал наш знаменитый соотечественник Анри Труайа: «Разумеется, в России существовала литература до Пушкина,  но собственно русская литература родилась с Пушкиным.  Своими произведениями он дал начало всем литературным направлениям в России.

Его предшественники ограничивались в своих амбициях западными примерами для подражания, выражались по-русски и думали на французском. Он первый, кто думал и выражался по-русски. Причем  был он смешанного происхождения…

…Очень молодым он вызывал восхищение современников и открыл всем пути, куда устремились позже все наследники его мысли.

… “Все мы вышли из гоголевской Шинели, — говорил Достоевский. Но не восходит ли Шинель Гоголя  “К станционному смотрителю” Пушкина, и не Пушкин ли дал своему молодому собрату сюжеты “Мертвых душ” и “Ревизора”? Не начинал ли Лермонтов свой творческий путь с подражания Пушкину?  Не был ли вдохновлен Тургенев Татьяной из “Евгения Онегина” для описания идеальной молодой русской девушки в своих романах?  Не является ли “Война и мир” Толстого щедрой оркестровкой тем, указанных в “Капитанской дочке”?  И “галлюцинирующий реализм” Достоевского  не присутствует ли мощно “В пиковой даме”? Не абсурдно утверждать, что такой-то и такой французский писатель ничего не должен Расину, или Флоберу, или Стендалю, но все русские писатели более или менее подражают Пушкину» (пер. с фр. автора статьи).

Приведу еще интересное высказывание известного историка культуры Н.Н. Вильмонта: «Вторжение инородного начала (расового или культурно-сословного) обычно только и делает большого человека полновластным хозяином нацио­нальной культуры. Тому первый пример Пушкин, потомок “арапа Петра Вели­кого” и правнук Христины фон Шеберк (по-русски она говорила так: “Шорн шорт делат мне шорни репят и дает им шертовск  имя”);  к тому же его в лицее прозвали “французом”…  Но именно о нем скажет Гоголь: “Пушкин есть явле­ние чрезвычайное, и, может быть, единственное явление русского духа…”».

Не удержался и цитирую дальше Н.Н. Вильмонта: «Архирусский Суворов был с материнской стороны армяни­ном, и насмешливый ипохондрик князь Потемкин-Таврический находил, что “солдатские шутки Александра Васильевича явно отзывают кавказским бала­гурством”».

Иногда пишут, что в обыденной жизни многие великие и гении совершенно просты и неинтересны. Но это не касалось Пушкина. Все, что он делал, все, что он говорил, все, что он писал, с кем дружил, с кем не дружил, и, особенно, с кем переставал дружить, живо интересовало российский бомонд, доводило его до белого каления, заставляло злословить и люто ненавидеть поэта.

Те времена и те люди остались в далеком прошлом. Их — царей и князей, придворных кавалеров и дам, сановников разного калибра — всех мы знаем только из-за того, что они были людьми пушкинской эпохи. Об этом прекрасно сказано Анной Ахматовой в ее «Слове о Пушкине».

Но и сейчас, и впредь людей интересует и будет интересовать не только   его чарующая  поэзия, но и  то, как он воспринимал политические и культурные события, как он относился к людям, в том числе и представителям других народов России. Как он представлял их будущее.

В советское время образ поэта выглядел слегка однобоким. И это мягко сказано. Некоторые пушкиноведы предлагали нам образ чуть ли настоящего марксиста-ленинца, боровшегося и погибшего из-за этих идей. Не будем судить их строго. Их как-то оправдывает та эпоха, в которой они жили, и ее идеология.  На самом деле Пушкин был сыном своего народа, патриотом горячо любимой отчизны. Кто сомневается, пусть прочтет хотя бы стихотворение «Клеветникам России».  Образно говоря, его «бунт» все-таки был в пределах тончайшего слоя образованных людей тогдашней России и не выходил по большому счету за пределы его. Ведь в принципе таким бунтом внутри этого слоя  было и выступление декабристов… И они не виноваты, что не могли (и никто не мог) в то время видеть выход за этот слой. Вышли на площадь, постояли, и на этом все кончилось.

Чем больше знаем о Пушкине, тем дальше хотим его знать. Его творческое наследие еще очень долгое время будет предметом изучения и осмысления.

…И АРМЯНЕ

На темы: Пушкин и армяне, Пушкин и Армения существует богатая литература. Сделаем ее беглый обзор.

Итак, что мог знать Пушкин про армян, про Армению и кого из армян знал лично.

Начнем, как говаривали и писали римляне, ab ovo, т.е. с самого начала.

Армяне – народ Книги, т.е.  Библии, и все образованные (и не только) люди не могли и не могут не знать: потоп, Ной, Арарат, Араратское царство – Армения.  Более  эрудированные  вспомнят, что библейский рай, скорее всего, находился в Армении.

В трудах русских историков Татищева и, особенно, старшего товарища и друга Пушкина   Николая Карамзина «История государства российского» были собраны и до сих пор представляют научный интерес  сведения об армянах и Армении, начиная с самых ранних русских летописей. Когда увидели свет первые 8 из 12 томов «Истории», Пушкин писал, что, будучи больным, читал «в постели, с жадностью и вниманием».

В 1789-1790 гг. Николай Карамзин совершил свое известное путешествие по Европе и написал об этом свою замечательную книгу «Письма русского путешественника».

Вот что он писал из Парижа: «В церкви целестинов… много картин и памятников; между прочими – монумент Леона, царя армянского, который, будучи выгнан из земли своей турками, умер в Париже в 1393 году. Фруасар, современный историк, говорит об нем следующее: “Лишенный трона, сохранил он царские добродетели и еще прибавил к ним новую: великодушное терпение; с благодетелем своим Карлом VI обходился как с другом, не забывая собственного царского сана, а смерть Леонова была достойна жизни его”».

Там же он отмечает, между прочим: «…в 1699 г. … Некто Паскаль, армянин, вздумал завести кофейный дом; новость полюбилась, и Паскаль собрал довольно денег».

В лицейские годы Пушкина в Царском селе стоял лейб-гвардии гусарский полк, в котором служили князь Давыд Абамелек, герой войны 1812 г., чей портрет до сих пор висит в Военной галерее Зимнего дворца, и его сыновья. С тех пор Пушкин поддерживал с ними дружеские отношения. Был своим человеком в их доме.  Он посвятил прелестные, всем известные стихи дочери Абамелека красавице Анне Давыдовне, которую он знал с самих ее маленьких лет.

<В алъбом кнж. А. Д. Абамелек>

Когда-то (помню с умиленьем)
Я смел вас нянчить с восхищеньем,
Вы были дивное дитя.
Вы расцвели ‒ с благоговеньем
Вам ныне поклоняюсь я.
За вами сердцем и глазами
С невольным трепетом ношусь
И вашей славою и вами,
Как нянька старая, горжусь.

Во время своей южной ссылки в Кишиневе Пушкин подружился с местным чиновником Артемом Худобашевым. По свидетельству генерал-майора, историка И.П. Липранди, близко знавшего поэта, наш соотечественник входил в число трех наиболее близких Пушкину людей.

Упомянем также о знакомстве Пушкина и Айвазовского.

Пушкин побывал в театре военных действий, на русско-турецкой войне, даже принял символическое в ней участие, детально описал свое путешествие: Кавказ, Грузия, Армения. Очень дружелюбно описывает армян. Иногда мелочи бывают очень красноречивы. В своем повествовании о поездке «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 г.» он пишет не «Эрзерум», на турецкий лад, а «Арзрум», как говорили армяне и греки.

А теперь перейдем к феномену, воистину диалектическому единству противоположностей: к мало известному, но как бы цитируемому  чрезвычайно часто произведению Пушкина. Только немногие из цитирующих знают, откуда то, что они цитируют не прочитавши.

Речь идет о незаконченной поэме Пушкина под редакторским названием «Тазит». Пушкин писал его после возвращения из своего знаменитого путешествия в действующую армию, в Арзрум, в 1829–1830 гг. Он дважды брался за эту поэму, но так и ее не дописал и не дал ей названия.

После смерти Пушкина друзья, разбирая его архив, нашли эту безымянную и незавершенную поэму. Прочтя имя одного из двух главных героев поэмы – старого горца, его именем назвали поэму «Галуб». Лишь в тридцатые годы теперь уже прошлого века замечательный пушкиновед Сергей Михайлович Бонди показал, что друзья  неправильно прочли рукопись Пушкина. У него написано «Гасуб», а не «Галуб. Далее, имея в виду, что главным героем Пушкина является молодой горец, поэму окончательно назвали «Тазит» по его имени.

В черновике Пушкин писал не только «Гасуб», но иногда и «Гассуб». И это хорошо видно в этом фрагменте.

Сюжет поэмы таков. У старого горца в доме горе. Убит его старший сын. На похороны приезжает из другого аула его друг, которому он в свое время отдал своего младшего сына Тазита на воспитание. Эта традиция воспитания сына у друга называется «аталык» (отцовство по-турецки).  У старого горца Гасуба возникает и растет неприятие поведения Тазита. Тот ведет себя не совсем так, как рассчитывал отец, живущий по старым, жестоким правилам адата.

Тазит некоторое время отсутствует дома, он бродит по окрестным горам. По возвращению домой у них с отцом происходит следующий диалог:

Отец

Где был ты, сын?

Сын

В ущелье скал,
Где прорван каменистый берег,
И путь открыт на Дариял.

Отец

А не видал ли ты грузин
Иль русских?

Сын

Видел я, с товаром
Тифлисский ехал армянин.

Отец

Он был со стражей?

Сын

Нет, один.

Отец

Зачем нечаянным ударом
Не вздумал ты сразить его
И не прыгнул к нему с утеса? ‒
Потупил очи сын черкеса,
Не отвечая ничего.

А вот следующий диалог, после второй отлучки сына:

Отец

Где был?

Сын

За белою горой.

Отец

Кого ты встретил?

Сын

На кургане
От нас бежавшего раба

Отец

О милосердая судьба!
Где ж он? Ужели на аркане
Ты беглеца не притащил? ‒

Тазит опять главу склонил.
Гасуб нахмурился в молчанье,
Но скрыл свое негодованье…

И вот финальный диалог:

Приходит он домой.

Отец,

Его увидя, вопрошает:

«Где был ты?»

Сын

Около станиц
Кубани, близ лесных границ

Отец

Кого ты видел?

Сын

Супостата.

Отец

Кого? кого?

Сын

Убийцу брата.

Отец

Убийцу сына моего!..
Приди!.. где голова его?
Тазит!.. Мне череп этот нужен.
Дай нагляжусь!

Сын

Убийца был
Один, изранен, безоружен…

Отец

Ты долга крови не забыл!..
Врага ты навзничь опрокинул,
Не правда ли? ты шашку вынул,
Ты в горло сталь ему воткнул
И трижды тихо повернул,
Упился ты его стенаньем,
Его змеиным издыханьем…
Где ж голова?.. подай… нет сил…
Но сын молчит, потупя очи.
И стал Гасуб чернее
ночи
И сыну грозно возопил:
«Поди ты прочь ‒ ты мне не сын,
Ты не чеченец ‒ ты старуха,
Ты трус, ты раб, ты армянин!

Изгнанный отцом Тазит влюбляется в девушку и идет свататься. Отец девушки ему отказывает. На этом кончается основной текст поэмы.

На самом деле поэма должна была иметь продолжение и финал согласно черновому плану Пушкина. В черновиках Пушкина сохранились два плана этой поэмы. Приведем второй, по которому фактически и написана поэма. Вот он: 1. Похороны. 2. Черкес-христианин (это, конечно, Тазит. – Э.Д.). 3. Купец. 4. Раб. 5. Убийца. 6. Изгнание. 7. Любовь. 8. Сватовство. 9. Отказ. 10. Миссионер. 11. Война. 12. Сражение. 13. Смерть. 14. Эпилог.

Таким образом, поэма прерывается на пункте 8.

Конечно, читатели догадываются, что мы не можем пройти мимо проклятия отца сыну. Подберемся к нему постепенно.

Бонди пишет: «Естественно, возникает вопрос: выдумал ли Пушкин сам имя “Гасуб” или оно существует на Кавказе, а также существует ли имя “Галуб”? Дело в том, что и у Лермонтова встречается это имя в сти­хотворении “Валерик” (“Галуб прервал мое молчание”), что может быть и передачей подлинного кавказского имени, и просто “лите­ратурным влиянием ‒ влиянием “пушкинского” Галуба.

…Оказывается, насколько мне известно, ни осетины, ни ингу­ши (действие поэмы о Тазите происходит в Осетии) не знают име­ни “Галуб” или близкого к нему по звучанию».

Другой исследователь поэмы,  Е.А. Тодес, также останавливается на этимологии имен героев: согласно ему «Гасуб» значит «хищник, разбойник, грабитель», «Тазит» ‒ образовано от слова со значением «новый, свежий, молодой».

Но оба исследователя, в отличие от большинства моих соотечественников, не имеют никаких представлений о турецком языке. По-турецки «Гасуб», «Хасуп», «Хасиб», добавим «Касаб» (Касап) означают «мясник». У армян от профессии есть фамилия «Касабян» («Мясников» по-русски).

Но и этого мало: в турецко-русском словаре «Гасуб» (по-турецки kasap) имеет еще одно малоприятное значение – «палач».

Насколько идеологически была подкована поэма, видно из имен двух главных героев.

Имя  «Гасуб» = мясник и палач выбрано Пушкиным не случайно, а уж имя «Тазит» (от турецкого слова taze – новый, свежий) полностью «выдает» Пушкина. Это выдумка поэта, это придуманное имя, отвечающее первоначальной идеологической установке автора. Меня удивляют знания Пушкина. Не думаю, что в те времена в России были турецко-русские словари, как сейчас. Он должен был все это выяснить, узнавать у знатоков турецкого языка  или у кавказских горцев.

Таким образом, становится очевидным, что поэма «Тазит» не просто художественное произведение. Оно должно было служить иллюстрацией идеологическим, мировоззренческим установкам Пушкина.

В своем «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года»  Пушкин писал: «Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены. Они час от часу далее углубляются в горы и оттуда направляют свои набеги … Они редко нападают в равном числе на казаков, никогда на пехоту и бегут, завидя пушку. Зато никогда не пропустят случая напасть на слабый отряд или на беззащитного. Здешняя сторона полна молвой о их злодействах. Почти нет никакого способа их усмирить, пока их не обезоружат, как обезоружили крымских татар, что чрезвычайно трудно исполнить, по причине господствующих между ими наследственных распрей и мщения крови. Кинжал и шашка суть члены их тела, и младенец начинает владеть ими прежде, нежели лепетать. У них убийство ‒ простое телодвижение. Пленников они сохраняют в надежде на выкуп, но обходятся с ними с ужасным бесчеловечием, заставляют работать сверх сил, кормят сырым тестом, бьют, когда вздумается, и приставляют к ним для стражи своих мальчишек, которые за одно слово вправе их изрубить своими детскими шашками. Недавно поймали мирного черкеса, выстрелившего в солдата. Он оправдывался тем, что ружье его слишком долго было заряжено. Что делать с таковым народом? …Есть средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века: проповедание Евангелия… Кавказ ожидает христианских миссионеров».

К этому надо добавить, что в то время уже начались первые акции христианских миссионеров на Кавказе.

Полемизируя с современниками,  Пушкин утверждал: «История древняя кончилась богочеловеком, го­ворит г-н Полевой. Справедливо. Величайший духовный и по­литический переворот нашей планеты есть христианство. В сей-то священной стихии исчез и обновился мир. История древняя есть история Египта, Персии, Греции, Рима. История новейшая есть история христианства. Горе стране, находя­щейся вне европейской системы!».

В идеологической концепции поэмы жестоким традициям адата, старому разбойнику  противопоставлены: во-первых, сын Гасуба Тазит, фактический представитель христианских добродетелей, и купец-армянин, представитель древнего христианского народа, для которого милосердие одно из главных христианских ценностей.

Пушкин в черновом плане пишет про одиноко путешествующего купца как о грузине, а в беловике герой – армянин. И это соответствует тому, что Пушкин знал о Тифлисе и писал в своих заметках о путешествии в Арзрум: «В Тифлисе главную часть народонаселения составляют армяне: в 1825 году было их здесь до 2500 семейств. Во время нынешних войн число их еще умножилось. Грузинских семейств считается до 1500».

И еще. В армянском интернете бытует непонятно откуда взятое утверждение, что, мол, у Пушкина в оригинале было написано «христианин», а друзья Пушкина при подготовке рукописи поменяли его на «армянина».

Ни в одной из доступных мне научных публикаций на тему поэмы ничего подобного я не нашел.

Повествование в поэме, как и в  подавляющем большинстве произведений  мировой литературы, построено на контрасте добра и зла, положительных и отрицательных героев.

И все читатели, нормальные, грамотные, культурные  понимают, что отрицательный герой имеет право высказать свои отрицательные мысли. Автор и читатель ему это разрешают.

Ну, иногда авторы могут полностью обходиться без отрицательных персонажей. Блестящий пример – Вильям Сароян. У него невозможно найти явного отрицательного персонажа.

А что мы сейчас имеем? Интернет буквально забит высказываниями  задыхающихся от ненависти и омерзительной радости существ, которым, по их скудоумию и непорядочности кажется, что Пушкин – из их нечистоплотной братии и  им подсунул лакомый кусочек.

Незнание не грех, но упорствовать в незнании – это невежество, а невежество и непорядочность – братья.

И, конечно, дело вовсе не в том, что подавляющее большинство изрыгающих ненависть к армянам существ вовсе и не читали поэму «Тазит». Я убежден, что и многие прочитавшие на берегу Каспия, правильно понимая поэму, все равно будут с радостью «злоупотреблять» вырванной из прекрасного контекста фразой.

Таков удел людей в стране бескультурья.

А бескультурье – один из признаков нацизма, фашизма. Фашизм и культура не совместимы.

Мы знаем, как культура была изгнана из нацистской  Германии в образном и буквальном смысле. И там оставалась кровоточащая культя культуры.

То же самое можно сказать о султанате Алиевых. Культура покинула страну в Восточном Закавказье вместе с армянами, русскими, евреями и другими креативными народами.

Сегодня в интернете нет службы ассенизации, с тем, чтобы современные золотари систематически и регулярно очищали его  от грязи, безнравственности, ненависти, расизма, нацизма и т.д. Посему врать, сквернословить там никому не возбраняется.

А теперь с темы глупости,  незнания, невежества, ненависти опять вернемся к Пушкину.

Подавляющее большинство моих дорогих соотечественников обстоятельно обсуждало и обсуждает  в интернете, на страницах печатных СМИ  поэму «Тазит», прежде всего,  из соображений дать отпор грязной антиармянской пропаганде.  А на самом деле «Тазит» ставит  более глубокий и важный вопрос, так  и не решенный  Россией за время, прошедшее после Пушкина.

Он формулируется так: не решена проблема интеграции тех же горцев в российское общество. Глядя на обострившиеся  межнациональные отношения в России,  можно констатировать, что после нескольких десятилетий  усмиряющей «дружбы народов» выяснилось, что такой дружбы нет, и надо начинать чуть ли  не сначала.

И как сейчас нет конкретного решения  выхода из межнациональной распри, так и не было его тогда. Ни тогдашние  христианские миссионеры, ни нынешняя попытка «гармонизации межнациональных отношений» успеха пока не принесли.

Пушкин, по-видимому, очень быстро понял необоснованность своих радужных представлений и поэтому не дописал поэму.

И, следовательно, «Тазит» ‒  это не точка, а многоточие…

Эмануил Долбакян

Литература:

1. Troyat Henri Célébrations nationals. Alexandre Sergueievitch Pouchkine/http://www.culture. gouv.fr/culture/actualités/célébrations/pouchkine.htm
2. Амирханян М.Д. Пушкин и Армения // Лит. Армения. Ереван, 1980. № 1. С. 85–90.
3. Анна Ахматова Слово о Пушкине/http://www.ahmatova.ru/book/764/
4. Бонди .С. М.       Комментарий к поэме А.С. Пушкина «Тазит»//РВБ: А.С. Пушкин. Собр. соч. в 10 томах. Версия 2.2 от 30 января 2002 г. С. 512‒514./http://rvb.ru/pushkin/ 02comm/0792htm
5. Бонди С.М. Черновики Пушкина. Статьи 1930‒1970 гг. Второе издание. Москва, Просвещение, 1978. 231 с. Гасуб, а не Галуб. С.54‒62.
6. Воложин С.И. О сколько нам открытий чудных…О художественном смысле «Тазита» А.С. Пушкина и других его произведений того же времени написания//Библиотека РГИУ. 2003./http://sbiblio/archive/volojin_o/04.aspx
7. Григорьев А.А. Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина. Статья первая: Пушкин-Грибоедов- Гоголь-Лермонтов./http://az.lib.ru/g/grigorxew_a_a/text_0510.shtml
8. Долбакян Э.Е. Россия и Армения. Тысячелетнее содружество в лицах. Александр Васильевич Суворов//Материалы Первых Лазаревских чтений по истории армян России. М., 2003. С. 131‒143./http://ru.hayazg.info
9. Карамзин Н. М.       Письма русского путешественника.       Избранные сочинения в       двух томах, М.‒Л., 1964. royallib.ru/book/karamzin/pisma_russkogo_puteshes-tvennika.html
10. Комарович В.Л. Вторая кавказская поэма Пушкина. 1941 (Текст)// Фундаментальная электронная библиотека/http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial
11. Липранди И. П. Из дневника и воспоминаний // Пушкин в воспоминаниях современников. 3-е изд., доп. СПб.: Академический проект, 1998. Т. 1‒2. Т. 1. 1998.       С. 285‒343. /http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/vs1/vs1-285-.htm
12. Марина Цветаева Мой Пушкин/http://www.litmir.net
13. Пушкин А. С. О втором томе «Истории русского народа» Полевого // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 16 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937‒1959. Т. 11. Критика и публицистика, 1819‒1834.       1949. С. 125 127./http://feb-web.ru/feb/pushkin/texts/push17/ vol11/y11-125-.htm
14. Севак П.Р. Вместе с Туманяном./Собр.соч. в 6 т., т.5. Ереван, 1974. С. 349‒379. Арм.
15. Сейранян Н.П. Еще раз об армянском мотиве в поэме А.С. Пушкина «Тазит»//Вопросы филологии. Вып.1. Научные труды Ереванского государственного лингвистического универститета им. В.Я. Брюсова. Ереван, 2005. С. 216‒224. /http://old/brusov.am/docs/Sbornik-EGLU-05-Filologia
16. Солнце Русской поэзии//Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. Буква С./ Автор-составитель Серов В./http://biblioteka.ru/encSlov/17/147/htm
17. Тоддес Е.А. О незаконченной поэме Пущкина «Тазит»// Ученые записки. Пушкинский сборник. Г. Псков, 1973. С. 59‒76/ http://www.pushkinskijdom.ru/LinkClick
18. Хачатрян Р.Г. Материалы по истории армянского народа в трудах Н.М. Карамзина/http://lraber.asj-oa.am/5472/1/24.pdf
19. Шмелев О. Странная поэма. Попытка нового прочтения («Тазита»)//Огонек, 1970, № 26/http://books.google.ru
20. Фаньян Дж.С. А.С. Пушкин и А.М. Худобашев/http://hpj.asj,-oa.am/3069/1/1978-3(194)pdf