ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Человек помнит все свои влюблённости, даже когда не признаётся в этом. Нравился мне в раннем студенчестве один парень, филолог. Никому я не доверяла, можно сказать, свою первую тайну, но бабушка сразу заметила моё особое состояние и спросила:
– Откуда они родом?
Услышав, что родители из Дилижана, покачала головой:
– Дилижанские погулять любят, будь бдительна. Бабушка всегда знала, чего ждать от ленинаканца, дилижанца, кяварца, ахпара…
Но тут, по-виимому, произошло исключение из правил. Парня я совершенно необдуманно прошляпила, поверив, что он у меня «загуляет», сейчас про него жена рассказывает, что такого замечательного мужа ни у кого нет на свете. Но жена у него режиссёр, кто знает, какие секреты управления ей были ведомы…
Дилижан – курорт, если кто не знает. А курортные нравы, мягко говоря, романтичны. И который раз, понаблюдав и сделав какой-либо вывод, исходя из опыта, который заключается, как известно, в многократном повторении ошибок, я думала: как же прав был отец! Или: а ведь бабушка правду говорила! Поистине, они умирают, и только тогда мы начинаем их слушать…
Как-то судьба закинула меня в дилижанский сад. Сад был тенистый и гостеприимный, раскинулся террасками, хозяин понатыкал повсюду кованых лавочек и столиков собственного изготовления, камушками оформил ступени террас. Кованые лавочки, покрашенные в чёрный цвет, придавали саду какой-то античный флёр. Пожалуй, не хватало обнаженных статуй подходящих богинь, но и они случились…
Лето, как всегда было дождливым, может, потому и леса там густые. Сад у Нины, давнишней знакомой нашей семьи, несмотря на внешние украшения, был старый, неухоженный, замшелая кора у деревьев делала их какими-то древними, а все груши и яблоки опадали в траву, зачервивев ещё на дереве.
Но Нина была коренной жительницей Дилижана, а не хозяйкой дачи, и ухаживать за садом как-то не входило в её реестр необходимых работ. Она шила и тем зарабатывала на всю семью. Быстрая, ловкая, обматывала на себе и выносила с трикотажной фабрики кусочки разноцветных вязаных лоскутков, по ночам распускала и, отпарив, сматывала в клубки и продавала как новые нитки. Чему тут удивляться, когда по десять килограмм варёной колбасы в те годы привязывали к ногам и туловищу и преспокойно выносили с родного завода!
Муж Нины, кривоногий Гево, «хопанничал» на целине уже много лет. Там, на этой далёкой целине для удобства проживания у него, (подумаешь, кривоногого!) и семья завелась. Раз в год он приезжал на месяц домой, собирал – набирал сведения о жёнке, набирался, потом, вот так набравшись, с мутными глазами бегал по двору, спотыкаясь об падалицу и кричал на смешанном русско-армянско-итальянском языке:
– Убью, блядь, падла, сука, порно!
В дом он опасался заходить, даже сильно пьяный, хорошо понимал, что Нина отобьёт у него всё, что возможно.
А Нина действительно времени зря не теряла. Надо было кормить и поднимать троих, ведь Гево, если и привозил что-то, за месяц оно уходило бесследно, даже на дорогу обратно брал в долг.
Работодателем у Нины был молодой, сильный парень по имени Само, когда-то чемпион республики по вольной борьбе. Поездив по миру, Само набрался полезных капиталистических замашек, открыл тайный цех и занялся пошивом женских белых халатов. В цеху трудились большей частью его бывшие любовницы, о которых он любвеобильный Само трогательно заботился. Кроили на станках легального цеха по ночам, этим занималась Нина. Потом стали шить ситцевые пёстренькие халатики. Размах появился на рукавицах. Заказов из России было столько, что весь Дилижан, вернее, женская часть его, сидела на этих рукавицах, пошивая их то ли из льна, то ли из бязи.
Но Нина умудрялась работать и на трикотажной фабрике. Там тоже был молодой начальник, Ашот, тоже очень доверял Нине, естественно, знал о её отношениях с Само. Дилижан– город курортный, маленький, поэтому Ашот терпеливо ждал, когда эти отношения закончатся, чтобы самому перейти к делу. Доверие доверием, но он небезосновательно считал, что привязать женщину к себе можно только постелью.
И вот когда Само уехал на два-три месяца в Россию, Нина меня пригласила в гости, «хоть немного отдохнёшь и чистым воздухом подышишь». Само по его словам, должен был привезти «заказ-маказ» и «капек», банковская система перечислений тогда не работала, да такие деньги, хоть он их называл «капек» и нельзя было засвечивать.
В старом саду деда Нина построила крепкий двухэтажный дом, с уютной кухней, просторной гостиной и кучей спален по периметру и в этом доме всегда было много гостей. Нина принимала нас всегда очень радушно, и вообще была очень щедрой хозяйкой. Когда появлялись гости, сын и обе дочки тут же бросались что-то покупать, рвать в огороде, жарить-парить на плите. Но ещё Нина была очень надёжным и преданным человеком. Как мама уверяла, позвони ей ночью, скажи – приезжай, твоя помощь нужна, из-под земли машину достанет и явится.
В честь моего приезда она накрыла стол и позвала соседок, с которыми дружила. Все её соседки и подруги, как выяснилось, были жёнами «хопанчи», отходников.
Одна из них, Офик, Офелия, красивая и грудастая женщина с огромными томными глазами, всё время смеялась и рассказывала про Гаго, своего мужа, который приехал неделю назад и никак не проснётся, спит с утра до вечера. Выпьет немного с друзьями и опять спит.
– Ты что, снотворное ему даёшь, чтобы к Валерику сбежать? Уезжать когда собирается?
– Ах, сама никак не дождусь, Валерика моего почти неделю не видела!
Никто никого не стеснялся, все наперебой делились своими амурами, поочередно охаивая то мужей, то любовников. Ни одна связь не проходила в городе незамеченной, никто не мог пройти в калитку или ворота без сопровождения соседского фейсконтроля, одновременно и передатчика. Густые леса вокруг города надёжно хранили тайны, но для кого это было тайной?
После кофе все дружно опрокинули чашки в стол, и началась моя Голгофа. Нина свято верила в мои кофейные гадания, не догадываясь, что их бурная и насыщенная жизнь может быть описана или спрогнозирована и при невыпитой чашке. Женщины с неподдельным восторгом и умоляющими глазми вперились в чревовещательницу, коей я в тот миг заделалась противу своей воли, и начался нудный, хотя временами и захватывающий диалог с женщинами, отупевшими от пресной, но тем не менее непредугадываемой действительности.
– Что это за старая карга, поперёк дома стоит, все твои намерения в ноль обращает? – я медленно крутила чашку, выискивая образы и фигуры и плела сочинение на вольную тему вокруг кофейной фигуры.
– Ах, говори, говори – тут же отзывалась «владелица» старой карги, –всю жизнь мне вымотала! Никак Бог не заберёт!
– Да она тебя переживёт! – дружно и вразброд откликались остальные.
Но все ждали, когда я дойду до центрального образа. Для этого я старалась краем глаза оценить внешность гадаемой и сообщала:
– Что это за худой, или нет, немного уже полноватый, только о тебе думает, но проблем много! – осторожно выводила я на чистую воду неизвестного мне бойфренда.
– Ах, денег не может достать, хочет будку открыть! Ну, а потом, потом? Достанет?
– Ну, потом немного достанет, или обещают, но вот не очень исполнят обещание, – уже более уверенно, зная особенности национального характера, подвожу я итоги.
– Он всё хочет сделать, чтоб тебе было приятно, подарки хочет делать, но не может, ну, не дают развернуться!
Гадаемая с сияющими глазами поддакивает, и мечтательно произносит:
– Ай, вот если бы коротышка Хуршуд ему долг вернул вовремя, всё пошло бы как надо… А Цатур тоже, только обещает…
– Девочки, мой тоже с этого Цатура никак не может что-нибудь содрать, ни «нет» не говорит, ни «да»!
Выясняется, что этот Цатур почти авторитет, деньги ссужает под небольшой процент, и играя на демпинг, сумел уничтожить всех менял-процентщиков Дилижана с окрестностями. Однако, имел при этом странную привычку: очень долго изучает жизнь и деятельность своего потенциального клиента. И выудив презабавные, тщательно скрываемые подробности, он тянет и тянет с кредитом, пока окончательно не установит, сможет ли клиент вернуть ему деньги.
Как рассказала Нина, в прошлом году его Само чуть не попалв его сети: на выдачу кредита тот согласился, но с условием: если не вернёт, жена узнает ВСЁ. Выходит, Нина была явно не ВСЕМ. Вернее, не совсем ВСЕМ. Меня удивила реакция Само, ведь все и так знали о его пристрастиях. Он через месяц перезанял и закрыл кредит, поклявшись, что больше к Цатуру не пойдёт.
А вот коротышка Хуршуд оказался не таким честным и боязливым. И жена выгнала его из дома, когда получила фотографии его безобразной жирной фигуры на фоне какой-то чужой своей спальни. Свои похождения этот дурак почему-то решил запечатлеть о-натюрель. Кто снимал – осталось загадкой. Но, думаю, бедная Вазгуш прогнала его не столько из-за оскорблённой чести, сколько из-за его глупости с фотографированием. Впрочем, многие считали дурой именно её.
Утро заглянуло в дилижанские окна просветлённым небом, кажется, начались солнечные дни. Тёплый полупрозрачный туман окутал дальние деревья, сизым кружевом украсив ближние сады. Улицы заполнились пешеходами, микроавтобусы– пассажирами. Все радовались перелому погоды, зная по опыту, что дней на десять потянет. Но не успели дилижанцы порадоваться хорошей погоде, как гром грянул буквально среди ясного неба.
Хопанчи Гаго, приехавший дней десять назад на побывку, отсыпался и отдыхал среди друзей и соседей. Жена его, жаркая брюнетка Офик, не выдержала столь долгой разлуки со своим Валериком, который, хоть и считался другом и соседом Гаго, но совесть подсказывала ему держаться подальше. И вот там, где подальше, нарисовалась другая возможность. Валерик без остатка окунулся в новую купель страсти и не отвечал даже на приветы от Офелии. Раздосадованная женщина, запоздрив неладное, ночью влезла через раскрытое окно в спальню к влюблённым, предусмотрительно захватив с собой деревянную скалку, которой обычно раскатывала свои многослойные «наполеоны».
Недолго думая, она зажгла свет и, обнаружив в постели новоиспеченных любовников, стала в бешенстве колошматить лежащих в обнимку полусонных предателей её четырёхлетней любви. Драма к тому же усугублялась тем, что визжала от боли её близкая родственница и подруга.
Валерик кое-как оделся, выхватил скалку, затолкал Офелию в туалет и выключив свет, запер дверь снаружи.
Бедная Офик орала и визжала так, что на целую неделю потеряла голос. И вот с таким хриплым голосом она прибыла к Нине домой и, обжигаяясь, снова стала пить кофе, чтобы узнать у меня, что от её ненаглядного ждать.
Результаты гадания были ошеломительны. На дне стакана явно просматривался мужчина, с палкой в руке и он выходил к её дому. Домом в гадании на гуще считается любая сторона, которая взбредёт в голову. Но на внутренней стороне чашки был нарисован и дом. Офик уверяла, что это ЕЁ дом, вон, смотри, крыша плоская. На что Нина упавшим голосом заметила:
– У Марго тоже такая крыша!
Но Офик хотела верить в свою звезду и стонала:
– Ай, Марго, Марго! А я ей свой пенуар давала, думала, для мужа хочет выглядеть! Ай, какая ты неблагодарная!
– Э, Офа, какой муж? Кто для мужа пенуар носит? Пенуар для любовников, и то в начале.
И миролюбиво добавила:
– Она просто не знала, что вместо тебя под Валерика идёт. Твой Валерик и ты так скрывали, что даже я долго не знала!
– Ах, Марго, ах, Валерик джан, вот уедет Гаго, вот вы у меня запоёте!
– Нина джан, у тебя Ашот свободный? – на всякий случай обратилась Офик к подруге.
– Ашота не трожь, он меня ждёт!
– Так у тебя ведь Само?
– Что Само! Само уехал к своей русской, там есть у него, не скоро приедет. И что прикажешь делать?
– А Оник из Головино? Этот слесарь, что сейчас в подвале? Ну, он приезжий, кто знает, как себя поведёт…
Оник был приезжим из Гюмри. Катался на старенькой копейке и чинил по домам сантехнику и даже в кошмарном сне не представлял, что ему уготовано. А Офелия решила отыграться самым садистским образом.
Оник спустился в подвал, что-то долго продувал, починил сливные бачки, вставил новый кран и, рассказывая очередную гюмрийскую байку, с блаженной улыбкой уселся за свою чашку кофе и стопочку яблочной водки. Было жарко, он сидел в майке, обнажив волосатый торс и поминутно утирал пот.
Нина протянула ему деньги и спросила:
– Оник даи, может, моей подруге тоже унитаз починишь, там засорение и ванна у неё протекает…
– Отчего же нет, только адрес дай. Правда, сегодня у меня дел много, поздно закончу, уставать стал.
– Ничего, она-то подождёт тебя, но не будет же засорение ждать! И полная самых добрых намерений, обратилась к Офик, желая как-то замирить рассорившихся подруг.
– Слушай, Офик, у нашей Марго унитаз засорён, она мне вчера звонила, мастера просила прислать с фабрики, но со смены дойдет домой поздно ночью. Возьми ключ, ты рядом живёшь, потом проводишь Оника.
Офик недовольно забрала ключ, но в её голове мгновенно созрел план.
Мастер долго возился в туалете, потный и провонявший от материала, решил в ванной смыть с себя грязь. Что ему сказала Офик, как уговорила прилечь в спальне, может, в стопочку хорошей водки и снотворное подсыпала, одному Богу известно. Даже оставаясь в полном рассудке, женщина способна на любое безрассудство. Как только Оник захрапел, она выскользнула оттуда и побежала звонить Валерику.
– Валер джан, ты уж извини меня, не понимала, что делала – хрипела она в трубку. Но ты только поезжай к своей красавице, посмотри, что она делает!
Валер задумчиво положил трубку, в полночь не хотелось высовывать нос из дома, но любопытство взяло верх, и он стал переодеваться.
Марго уже была дома, свет на кухне горел, через мокрые прогнувшиеся ветви деревьев он увидел, как она повернула выключатель и прошла в спальню. Валерик, вспрыгивая через ступеньки, поднялся на балкон и постучал.
Марго открыла не сразу, видно, уже переоделась. На ней был тот самый «пенуар» с оборочками. Валерик стал расхаживать по кухне, перечисляя последствия своих синяков, да и на Марго их немало осталось. В это время от шума из спальни вышел Оник, в трусах и майке.
Щурясь на свет, он стал извиняться, а ошеломлённый Валерик подошёл к заспанному гостю, унюхав пары водки, присвистнул, потом взял со стола грушу, с хрустом откусил и молча вышел.
Офик потом божилась, что не могла так всё рассчитать, само собой всё сошлось, Бог наверху есть, все в чашке видели, что не к своему дому идёт…
А Нина недоуменно отпиралась:
– Ахчи Марго, откуда я могла знать твоё расписание?